Как приручить Хоука

Я брел по пролеску, по промерзлой черной земле, покрытой тонким слоем снега. Со свистом вдыхая холодный воздух, я огляделся, не останавливаясь. Я снова оказался здесь, и что подготовила для меня чужая Тень на этот раз, я не знал. Мне было страшно. Голые деревья, словно расступаясь передо мной, указывали путь, а на их верхушках сидели вороны, неотрывно следя за мной. Я пробирался все дальше, лихорадочно соображая, что же это за место такое, до боли знакомое и совершенно неузнаваемое. Тень искажала мои воспоминания, мое восприятие, и тем не менее она казалась мне реальнее внешнего мира. Я озирался по сторонам, в любую минуту готовый бежать, снег хрустел под ногами, в воздухе зависли мелкие снежинки, и тишина вновь давила на сознание. Я дошел до поляны, где в прошлый раз лежал труп оленя, который обглодали вороны. Я замер, не смея двигаться дальше, внутренне содрогаясь от холода и волнения, и, собрав остатки мужества в кулак, я взглянул на большое голое дерево, охраняющее границу между жизнью и смертью, под которым и лежала туша. Я посмотрел туда и задохнулся, в ужасе увидев огромных размеров черного волка, поедающего какого-то несчастного зверька. На волчьем хребте торчала жесткая шерсть, плавая в такт его движениям, его голова была наклонена к земле, уши прижаты к затылку, а хвост подметал землю. Он был невероятных размеров, и любой другой, увидев этого демона, бежал со всех ног, но я сделал шаг ему на встречу. Весь страх исчез, и я что было сил закричал: - Гаррет! Зверь, дернувшись, медленно поднял на меня голову, капая кровью на свежий снег. Сомнений не было — это был мой демон. - Гаррет, - мой голос не выдержал повторного произношения, предательски дернувшись на первой же букве. Я тратил остатки сил, чтобы просто смотреть на волка, мучительно ожидая, когда он обратится в человека, поскольку, если он это сделает, я навсегда останусь в чужой Тени. Он смотрел на меня не мигая, пуская вибрацию по мертвой земле, а затем развернулся и рысью убежал в лес. Я рванул следом, взбивая недавно выпавший снег, ломая ветки на своем пути, оказываясь в лесной гуще. Он был настолько густым, что сквозь него ничего не было видно – ни поляны, ни птиц, я видел только свои ноги и слышал частое дыхание. - Гаррет! Ко мне вернулся голос, и теперь я надрывал его, пытаясь докричаться до волка. Мелькнув передо мной хвостом всего один раз, он скрылся и больше не попадался мне на глаза, но я бежал в слабой надежде, что догоню его. Лес становился все темнее и злее, я давно не разбирал дороги и давно не находил его следов, лишь черная земля, но я не останавливался, пытаясь не терять скорости, перепрыгивая валяющиеся деревья и небольшие ручьи. Отчаяние душило меня вместе с нехваткой воздуха, и я замедлился. Все было потеряно. Страх вновь закрался в мой разум. Я резко открыл глаза, садясь на кровати. Чувство безысходности рвало меня на части, и было лишь ясно одно – Гаррет пытается связаться со мной крайне странным способом, он что-то хочет от меня, только я все никак не мог этого понять. Какая-то часть послания ускользала от меня, заводя мысли в тупик. У меня все еще бешено колотилось сердце, будто я действительно бежал через лес, и уши горели от холода. Я не мог больше спать. Я не знал, что делать, как ответить, чтобы он услышал меня, в какую часть Тени нужно отправиться, чтобы встретиться с ним. Я посмотрел за окно, пытаясь определить время суток, прислушался к звукам особняка, успокаивая дыхание и поднимающуюся внутри меня панику. Я был на грани. Мне было страшно. День прошел как обычно, никто не заметил моего состояния, словно я упал с обрыва, а может они просто не хотели лезть не в свое дело. К концу работы я решил, что лечь спать – значит обрести себя на очередное испытание, к которому я не был готов, и вместо спальни я отправился на кухню. Было уже за полночь, и я отпустил служанку спать, уверяя, что сам справлюсь. Обставив себя настойками выносливости и положив на стол книгу, я остался в совершенном одиночестве коротать ночь, окруженный кухонным инвентарем и жаром печей. В помещении было уютно и тепло и совершенно тихо. Я читал не помню какую книгу, совсем не разбирая сюжета, сдерживая каждый зевок и выпивая склянку за склянкой. В кухне не было окон, и я не понимал, сколько я так уже сидел, в оцепенении перелистывая страницы. Послышались шаги и в дверном проеме появился Кларенс. Увидев меня, он замешкался на секунду, затем улыбнулся, приветствуя: - О, ты уже встал. Обычно ты приходишь только к концу завтрака. Я тоже не ожидал его увидеть раньше кухарок, но тут же вспомнил, что Кик просыпается задолго до рассвета. Окинув меня изучающим взглядом и приметив несколько пустых склянок, он заключил: - Так ты тут с вечера сидишь. Я кивнул, протирая опухшие глаза и подавляя очередной зевок. - Нельзя пить столько выносливости за сутки, - его тон особо ничего не выражал, словно он назначал рекомендации очередному пациенту. Я хранил молчание, наблюдая, как он, гремя посудой, готовил себе завтрак. - Будешь кашу? - Давай, - прохрипел я, откашливаясь от безмолвной ночи. Я сделал глоток воды. Я знал, что Кларенс не будет ни о чем расспрашивать, пока я сам не заговорю. Я медлил с пояснениями, поэтому мы продолжили пребывать в тишине. Я следил за его движениями, узнавая в нем привычного мне Кларенса, моего травника, бесшумного словно тень, спокойного словно звезды, сохраняющего безмятежность на лице в любой ситуации. - Всю ночь шел снег, - вдруг сказал он. – Жутко похолодало. Я невольно вспомнил кровь, капающую с черной морды на снег. Я взял с рук Кларенса тарелку, приборы, он сел напротив, и мы приступили к раннему завтраку. Он придвинул к себе чашку с травяным чаем собственного изобретения, затем, достав из кармана маленькую склянку, капнул какую-то жидкость себе в чай. Я удивленно на него посмотрел, замирая с полным каши ртом. - Что это? Кинув на меня потемневший взгляд, он наклонился ко мне, словно мы были не одни в помещении, и, понизив голос, пояснил: - Это средство для… легкого доступа, так скажем, - протянул он, наклоняясь еще ниже. Я недоуменно проморгался, инстинктивно прижимаясь к столу вслед за ним. - В смысле? Выдохнув, Кларенс продолжил разъяснения: - Тебе наверняка знакома ситуация, когда вы наедине, и все происходит быстро, а ты не готов, и приходится тормозить процесс, чтобы не порваться. Я округлил в изумлении глаза, не ожидая подобного откровения. - Так вот это средство, - Кларенс протянул мне пузырек с сине-зеленой жидкостью. – Делает мышцы податливыми и растянутыми, при этом сохраняя тонус, чтобы любовник мог насладиться тобой, и убирает ненужное содержимое из кишок. Дарю. Одной капли достаточно, чтобы эффект радовал вас почти неделю. Вытащив пробку, я принюхался. Пахло мятой, немного сыростью и еще какими-то травами. - Мята для вкуса. Я пучил глаза на Кика, а тот с хищной улыбкой отпил свой чай, во взгляде зажигая огонь. Я никогда прежде не видел его таким счастливым, таким влюбленным. Таким живым. - Выходит, у вас все хорошо? Травник, скрыв горящие глаза черными ресницами, выставил правую ладонь на обозрение, и в тусклом отблеске свечей сверкнуло кольцо из неестественно белого металла, в котором я сразу признал сильверит. Я не сдержал восторженного вздоха, угадывая его следующие слова. - Мы обручились. - Поздравляю! – Я радостно пожал его руку, с восхищением рассматривая изящное кольцо на тонком пальце. Кларенс в смущении отнял кисть, но его лицо сияло, как и драгоценный металл на фаланге. - Кстати, спасибо, что вняли моей просьбе о… о сдержанности, - протянул я, подбирая верное слово. Эльф неопределенно повел плечами. - Стараюсь быть голосом разума, но, признаться, это очень непросто. Я совсем потерял с ним голову. Подобное со мной впервые, и я боюсь, что однажды, проснувшись, все закончится, что Кайл покинет меня, вернется обратно в родовое гнездо. Хоть он и слышать не желает об этом, уверяя, что скорее умрет, чем возвратится в Ферелден, эта мысль не дает мне покоя, - Кларенс замолчал, переводя взгляд на дрожащее пламя свечей. Я ждал, что он скажет дальше. - Кайл слишком молод, и я боюсь, что в один день он пожалеет, что поспешил связать судьбу с городским эльфом, толком не поняв, чего хочет от жизни. Я никогда не смогу ничего дать, кроме самого себя. Вдруг ему этого станет недостаточно? Вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа. Я не ожидал от Кларенса подобного откровения и совершенно растерялся, не зная, что надо говорить. Я был уверен, что любые слова, вроде: «раз он сделал предложение, значит, настроен серьезно», Кларенс неоднократно пытался внушить себе и, раз страх по-прежнему терзал его, значит, подобные заявления были бесполезными. Я также не стал его спрашивать, когда они собираются играть свадьбу, ведь последовал бы очевидный ответ: «как только я перестану бояться». Поэтому я просто молчал, настроившись на его мысль, вкладывая в безмолвие всю поддержку и понимание, на какое был способен. Кик, совладав со своими переживаниями, выглядел теперь совершенно безмятежно и привычно. - Мне снятся кошмары, - выпалил я, тоже решившись на исповедь. - Вернее, у меня возникает ощущение, что кто-то проник в мою Тень или же я попал в чужую, поскольку нахождение в ней в последнее время стало для меня настоящим испытанием. - Что произошло? Я сомневался, стоило ли рассказывать, не может ли это как-то навредить Гаррету, поэтому я не ответил, задав встречный вопрос: - Он действительно не сказал тебе, что заставило его исчезнуть? Поразмыслив мгновенье, о чем это я, Кларенс решительно мотнул головой. - Нет, поскольку знал, что я не смогу молча смотреть, как ты страдаешь, и однажды открою рот. Меня передернуло от осознания, что Хоук намеренно вверг меня в пытку, оставляя в неведении и без единого шанса облегчить существование. Кларенс, видя, как меня перекосило, лишь хмыкнул, - он всегда вываливал правду в самой уродливой форме, какой она была, не утруждая себя скрасить ее жгучее месиво каплей обтекаемых слов. Я слабо улыбнулся, доедая остатки каши. Мы просидели еще какое-то время, а затем Кларенс ушел. Мне не особо хотелось столкнуться с кем-то еще и ловить на себе недоуменно-сочувствующие взгляды, поэтому я поспешил удалиться из кухни, в которой постепенно просыпалась жизнь. Я бродил по особняку, не зная, чем себя занять до первого пациента. У меня был прилив бодрости, который обычно случается после бессонной ночи, и я чувствовал себя немного лучше. Рабочий день ничуть не отличался от предыдущих, плавно перетекая в чаепитие о всеми, кого мог вместить мой холл. Кайл тоже присутствовал, как всегда скучающе провожая время в компании девушек и юношей. Я заметил, что и у него появились фавориты, мысленно спрашивая себя, как ко всему этому относится Кларенс. Не думаю, что его сильно радует общение возлюбленного со знатной молодежью, особенно вспоминая наш недавний разговор. Посиделки закончились поздно ночью, и я мысленно благодарил гостей, что они избавили меня от страданий, отвлекая всевозможными разговорами и танцами. Кайл уж давно исчез в глубинах особняка, заключая в объятья своего ненаглядного, кое-кто отправился гулять по Верхнему Городу в надежде продлить спонтанный праздник, остальные же разошлись по домам, оставив меня в расколотой тишине. Я запасся новой партией выносливости и отправился коротать остаток ночи в библиотеку, поскольку на этот раз я не горел желанием снова столкнуться с Кларенсом через пару часов на кухне и придумывать очередное оправдание своему поведению. Наплевав на его слова, что столько настойки нельзя пить за сутки, я, опрокинув содержимое склянки в желудок, взял первую попавшуюся книгу с полки и устроился на диване. Чтобы ненароком не заснуть, я время от времени прохаживался по помещению, витая в мыслях. Мне не хотелось думать о снах-посланиях, не хотелось искать на них ответы. Я был измотан событиями последних дней, мой разум просил передышки. В глаза словно насыпали песок, и я их непрестанно тер, проклиная все на свете, бездумно перелистывал страницы, не вникая в их содержание, разглядывал картинки, подолгу глядя в одну точку, и ловил себя на том, что вновь начинаю вспоминать чужую Тень. Та ночь длилась бесконечно долго, и я, не дожидаясь ее окончания, выбрался из библиотеки, побрел по особняку в поисках занятия. Я зашел в тайную комнату, где покоились богатства Амеллов, вышел оттуда, так и не притронувшись к сундуку, заглянул в погреб сам не знаю зачем, поскольку пить мне совершенно не хотелось, и поднялся, наконец, в холл. От усталости у меня отекли ноги, словно наполнившись свинцом, под глазами залегли темные круги, в пальцы проник тремор. Все мое тело вопило, что мне надо поспать, но я отказывался его слушать, опрокидывая внутрь очередную склянку. Я сходил с ума - вторая бессонная ночь давалась мне с тяжким трудом. Я еле стоял на ногах. Я не хотел ничего, и в моем сознании не было ничего, кроме звенящей пустоты. Первую половину рабочего дня я проносился, словно сумасшедший: один из пациентов надумал умирать, поэтому я действовал быстро и последовательно, пытаясь вытащить его с того света. Я послал за Кайлом, чтобы он подежурил возле несчастного, а я отправился дальше работать, заглянув на несколько минут в комнату за журналом и нечаянно присев на кровать. Я брел по мертвому лесу, покрытому прозрачным слоем снега, оглядываясь по сторонам. Мои крылатые спутники смирно сидели на черных ветках, провожая меня немигающим взглядом. Я медленно пробирался сквозь деревья, не видя перед собой ничего, кроме лесной гущи, а затем я услышал крик. Вороны тут же взмыли в небо, озаренное кровавым закатом, сотрясая ледяной воздух тревожным карканьем, и я, подгоняемый страхом и тревогой, побежал на голос. Ветки хлестали меня по лицу, цепляясь за одежду и оголенные руки, царапая кожу, но я не останавливался, продираясь сквозь мертвый лес. Я бежал, преследуемый хищными птицами, легкие горели в груди, лицо пылало от холода и царапин, в ушах пульсировала кровь, нагоняя тошноту. Ветки вырывали клочья волос и одежды, втыкались в ладони, словно ножи, но я ничего не ощущал, кроме страха, наступающего на горло, и надежды, услышанной в чужом голосе. Преодолев черную стену из деревьев, я вдруг оказался у выступа, что выходил в каньон. Увидев его, я в изумлении замер. Вот почему мне казалось это место знакомым, вот почему я бежал, сломя голову, сам не понимая куда, но при этом чувствуя, что двигаюсь в верном направлении. Я был здесь, и осознание, что кто-то вывел меня на каньон, который слишком много для меня значил, повергло меня в шок. Я растерянно огляделся, до мельчайших деталей узнавая это место. Земля и камни были припорошены снегом, голые деревья жалостливо скрипели на ветру, качая кривыми ветвями, а вода, некогда слепящая отблеском солнца, теперь тускнела под тонким слоем серого льда. Я перевел пьяный взгляд на уступ, с которого однажды прыгнул без особого размышления, и чуть не вскрикнул, сердце, подпрыгнув к горлу, бешено заколотилось, и перед глазами поплыли круги. На краю каменной платформы спиной ко мне стоял Гаррет, раздетый по пояс. - Гаррет! Я словно оказался под водой: мой голос глухо отразился от сознания и стих, а движения стали медленными и растянутыми. Но он обернулся, и хоть я не видел его лица, сомнений не оставалось — это был он, вполне реальный, если такое понятие входило в существование Тени. Все было реальным: звуки, разом обрушившиеся на меня, ледяной воздух, царапающий мелкими льдинками лицо, я даже слышал запах леса - его запах, ни с чем несравнимый. Все мое существо рвалось к нему, но я оставался неподвижным, и Хоук, будто ждав, когда я к нему подойду, но так и не дождавшись, отвернулся и шагнул в пропасть. Словно какая-то сила удерживала меня, не давая сделать несколько несчастных шагов, не давая дотронуться до Гаррета, разрывая на куски мою истерзанную душу. Я видел, как он, занеся ногу над бездной, подался вперед и сиганул в каньон. - Гаррет! Я кричал, надрывая глотку, заходясь в удушливом приступе кашля, так и не преодолев невидимый барьер, который держал меня и позволил Хоуку прыгнуть. Я упал на колени, продолжая сотрясать воздух и распугивать любопытных птиц, я бил кулаками землю, пока костяшки не исчезли под кровью, я припал головой к камням не в силах сделать полноценный вдох. Меня душили слезы, я в беспомощности открывал рот, издавая звуки, напоминающие скулеж. Руки тряслись, едва удерживая меня над землей, а затем, дрогнув, я повалился на бок, пачкаясь в мертвой земле, заходясь в безмолвном плаче. Я подскочил на постели, обливаясь холодным потом. Я не знал, сколько я провел в Тени, яростно проклиная свой организм за слабость. Меня трясло, словно я действительно побывал в зимнем лесу, словно действительно видел Гаррета на краю пропасти. Я накрыл лицо дрожащими ладонями, стараясь восстановить дыхание и успокоиться. Это было слишком. Я просидел, скрючившись, мучительные несколько минут, затем встал с кровати, с удивлением разглядывая руки: они были по локоть исцарапаны, некоторые ранки еще кровоточили. Я подошел к зеркалу, обнаруживая, что и лицо тоже было испещрено множеством царапин, в растрепанных волосах торчали ветки, а во взгляде застыл запредельный ужас. Я был там, я бежал по промерзлой земле, я падал на холодный камень и срывал голос в беспомощном крике. Паника захлестнула меня. Срочно бежать на каньон, искать, пока не сотру руки в кровь, пока не найду хоть одну подсказку, ведь не просто так я попал на каньон. Он хотел, чтобы я там появился в реальности, он показал, что хочет от меня и где его можно найти. Я задохнулся от волнения: теперь сомнений не было, каким будет мой следующий шаг. Я вылетел в общий холл, так и не залечив раны и не одевшись, напрочь позабыв, что на Киркволл преждевременно опустилась зима. Кайл сидел внизу, заполняя журнал и, завидев меня, крикнул: - Ты куда? Я даже не повернул головы в его сторону, перепрыгивая через ступень, боясь, что он сможет прочесть мои мысли в диком взгляде и не пустить меня или же увязаться следом. - Андерс, постой! Но я уже растворился за дверью. Я бежал по Берегу, во мгле пытаясь отыскать узкую тропу, что ведет на каньон. Мелкие острые льдинки летели в лицо, ветер гулял под хлопковой рубашкой, заставляя меня трястись от пронзающего холода. Я задействовал магию, подсвечивая себе путь по заметенной снегом дорожке. Я то переходил на бег, то замедлялся, останавливаясь на перепутьях, я непрестанно оглядывался, словно за мной началась погоня, я не один раз падал в черную грязь, развезенную мокрым снегом. Казалось, я совсем сбился с пути, вырывая из задворок сознания поблекшие воспоминания о жарком солнечном дне, стараясь вспомнить дорогу. Я давно перестал ощущать холод, чувствуя лишь нараставшую решительность и гнев, я добежал до лесной стены, за которой находился каньон. Вырвавшись из когтистых лап мертвых деревьев, я упал на белый камень, тут же поднимаясь и со страхом озираясь вокруг. На пустыре ветер злобно рвал на мне одежду, завывая, точно стая волков. Крутой выступ и скалы вокруг контрастно выделялись на фоне черного неба и черной воды. Я погасил огонь, медленно переводя полный ужаса взгляд на край уступа, замирая с упавшим сердцем. Мир вокруг перестал существовать для меня, сузившись до одного человека, стоящего спиной ко мне на краю выступа. Я со всех сил выкрикнул его имя, но из глотки донеслись лишь хрипы, мгновенно обрываемые порывом ветра. Меня сносило к лесу, но я не замечал этого, шаг за шагом двигаясь к нему. Гаррет стоял спиной ко мне, раздетый по пояс, и ждал. Ветер, словно морские волны, разбивался об него, пытаясь сбить с ног, но он, словно вырезанный из этого места, стоял совершенно неподвижно. Я непомерным усилием сократил между нами дистанцию до нескольких жалких шагов, но этого было мало, чтобы дотянуться до него и оттолкнуть от края. Я обливался слезами от ветра, я тянул к Хоуку руки, я кричал, но он не слышал меня, неподвижно ожидая. Меня захлестнуло отчаяние и сдавливающий горло страх, я дрожал всем телом, борясь с порывами ветра, но затем… Гаррет, повернув голову, бросил через плечо: - Прыгай. Его голос прозвучал угрожающе спокойно, точно он не находился на краю обрыва. Я в оцепенении замер, молясь всем богам, чтобы не произошло непоправимого. Но они не услышали меня, и Гаррет шагнул в пропасть. - Гаррет! Я прыгнул вперед в надежде, что смогу схватить его, но он, скользнув по моей руке, исчез за краем. Меня обожгла его ледяная кожа, словно проклятье, заползая во внутренности. Я не верил своим глазам. Ветер мгновенно стих, открывая обзор на каньон, затянутый черным льдом. Отпрянув от обрыва, я схватился за голову, лихорадочно соображая, как быть. Он прыгнул в ледяную воду, и он непременно утонет в ней, если я не прыгну следом и не вытащу его. Я вскочил на ноги, беря короткий разгон. В тот миг я не гадал, зачем он это сделал, я думал лишь о том, что увидел Хоука живым, и что если не прыгну следом, то снова его потеряю. Подо мной просвистела полусотня ярдов, а затем с резким треском я, проломив черный лед, вошел в воды. Сковывающий холод обжег меня, забираясь в каждый дюйм моего промерзшего тела, лишая возможности дышать и двигаться, и я пошел камнем на дно. Мертвая вода захлестнула меня, хороня в себе, и какое-то время я думал, что это действительно конец. Но вот болезненная судорога прошла, и мне удалось вынырнуть на поверхность, теряя остатки сил на этот рывок. Воздух заполнил мои легкие, и я, откашлявшись, завертел головой в поисках моего возлюбленного. Его нигде не было ни на поверхности, ни в толще воды, но я продолжал звать его, срывая голос. Волны захлестывали меня, пытаясь утопить, и я непрестанно уходил с головой под воду, тут же выныривая обратно. Странно, но я не ощущал холода ни от сковывающей ледяной воды, ни от пронзающего ветра, только страх, осевший в глубинах души. Я барахтался, не переставая кричать, никак не желая понимать, что его здесь нет и быть не может, ведь я видел его собственными глазами и даже коснулся его бледной, мерцающей в темноте спины. Я рушил вокруг себя тонкий слой серого льда, покрасневшими пальцами хватаясь за него, как за спасительный плот, медленно гребя в сторону берега. Я не смолкал ни на мгновенье, напрочь забыв о том, что прыгнул в ледяную воду за призраком. Я сошел с ума, спятил, обезумел, раз сделал это, но я без сомнения вновь погрузился на черное дно, если бы это смогло его вернуть. Я вылез на сушу, и одежда сковала меня панцирем, не давая возможности пошевелиться. Я с трудом поднял руки, призывая магию на кончики пальцев. Ко мне на помощь пришел огонь, медленно расползаясь по промерзшим костям. Я побрел домой, не оглядываясь назад. Мой разум сыграл смертельную шутку, толкнув меня на прыжок в пропасть, и теперь настало время платить. Зайдя в прогретый особняк, я замер на несколько секунд, медленно выдыхая. Только в тепле на меня напала такая дрожь, что я не мог попасть ладонью на ручку двери. Я быстро, на сколько позволяла ледяная корка из одежды и волос, поднялся к себе, минуя уборную с широкой ванной, отогнав от себя мысль погреться в горячей воде. Я не хотел никого разбудить, гремя ведрами, ведь дом давно погрузился в спокойный сон, не подозревая, какая буря бушевала в душе его гостеприимного хозяина. Закрывшись в спальне, я срезал с себя рубашку и штаны, откидывая их в сторону, и забрался под одеяло, укутываясь в него с головой. Меня бил озноб, я никак не мог согреться, я не чувствовал пальцев ног и кончиков ушей, но, признаться, меня это мало волновало. Я словно существовал в прострации, будто кто-то завладел моим разумом, затуманивая его и повелевая мной. Я продолжал верить, что видел именно Гаррета, а не призрака или демона, наплевав на то, что он был раздет по пояс и его кожа была холоднее, чем у трупа. Меня пронзила мысль, что, может, это действительно был мертвец, тогда это могло объяснить то, что все мои попытки найти его в воде оказались тщетными, и Гаррет просто ушел ко дну. Я зажмурился, закрывая обледеневшее лицо руками, стараясь отбросить жуткую догадку, не желая верить в этот абсурд. Хоук не может быть мертвым, скорее, он растерзает всех в Тедасе, чем позволит себя убить. Признаться, это было жалким оправданием, и тревога, сжавшая мои внутренности в колючий кулак, ударила по мне с новой силой. Меня замутило. Волосы оттаяли, и теперь по ним за шиворот стекали холодные струйки. Я обхватил ноги, утыкаясь лбом в колени, и принялся медленно раскачиваться, стараясь унять дрожь. Мерзлые бедра касались живота, заставляя внутренне содрогаться, но я не менял позы, накрывшись с головой одеялом. Внезапно я услышал скрип двери, резко поднимая голову на звук. В проеме стоял Гаррет, такой же спокойный и молчаливый, и его оголенный торс бледным пятном размыли слезы на глазах. Я выпрямил спину, подаваясь навстречу, разворачивая свой кокон и отбрасывая одеяло. Дрожь унялась, или же я просто перестал ее замечать. - Ты пришел, - мой голос дернулся и сорвался на полуслове. Гаррет неслышно подошел ко мне, садясь на край постели. Он смотрел на меня, не мигая, протягивая посиневшие от холода руки, и я нырнул в его объятия, опуская голову на колени. Мне совсем не хотелось плакать, и я почти не вздрагивал от его мертвых касаний, обхватив пальцами его бедро. Мы находились в полной тишине, я даже не слышал, как он дышал, а затем я захрипел. Словно пузыри лопались в моих легких, булькая в груди, но я был расслаблен и спокоен, ощущая его присутствие кожей. Я слышал чьи-то голоса и видел силуэты так расплывчато, словно по-прежнему находился под водой. - … Клади его на край… осторожно голову… - … А он легче, чем кажется… потому что не жрет ничего… Я попытался пошевелить конечностями, но у меня их словно не было, я попробовал сказать что-нибудь, но кто-то отнял язык. Я вглядывался в лица, но они были размазанными, чьи-то руки хватали меня, удерживая, теплые и живые, оставляя отпечатки на коже. -… Держи здесь… принеси мне… Отрывки фраз не имели для меня никакого смысла. - …Потерпи немного… боль скоро стихнет… Кто-то зашелся в приступе кашля, точно хотел выплюнуть легкие. -… Его сейчас вырвет… Я провалился в забытье. Открыв глаза, я болезненно зажмурился от резкого света. Голова была тяжелой, язык от сухости прилип к зубам, но, к удивлению, ничего не болело. Я пошевелил конечностями, убеждаясь, что они все еще при мне, затем покрутил шеей, немного разминаясь, и хрипло откашлялся. Легкие, бурно отреагировав, выделили огромную порцию мокроты, заполнив рот. Я поморщился, ища место, куда можно сплюнуть. - У кровати стоит лоток. Сплюнь туда. Голос был спокойным, и в нем я тут же признал моего травника. Освободив рот и прополоскав его водой из кувшина, стоящего на тумбочке, я сел на кровати, прислоняясь на ворох подушек у стены. Кларенс молчал, давая мне время прийти в себя и первым заговорить. Откинувшись к стене, я попытался собрать утекающие мысли воедино, припоминая события последних часов. Или дней? Сколько я был без сознания? Я осмотрел свои руки, с удивлением обнаруживая их перемотанными бинтами, начиная от локтей и заканчивая кончиками пальцев. Каждая фаланга была бережно обернута тонкими кусочками ткани. Я опустился ниже, исследуя свое тело. Приподняв одеяло, я обнажил торс, замотанный бинтами с желтой пропиткой, и далее ноги, также скрытые под слоями материи. - Ты отморозил все пальцы, - произнес Кларенс в ответ на мой немой вопрос. - Твои руки покрылись пузырями, отслаивая кожу. У тебя было воспаление легких из-за твоих купаний в ледяной воде. К счастью, Кайл обнаружил тебя прежде, чем ты зашелся в агонии и умер. Ты здорово напугал нас своей беспечностью. Травник сидел за туалетным столиком, в полуоборот повернувшись ко мне. Я снова закашлялся, отхаркивая новые сгустки. - Я видел Гаррета, - придя в себя, прохрипел я. – Так же явно, как вижу тебя. - Знаю, - выдохнул Кик. – Ты повторял это снова и снова перед тем, как потерять сознание. Но это всего лишь были галлюцинации, вызванные непомерным количеством настойки выносливости. Я в непонимании нахмурился. - Я говорил тебе, что нельзя ее столько пить. Голос Кларенса приобрел металлический оттенок. - Почему ты не сказал мне о том, что они вызывают бред? Он равнодушно передернул плечами. - Я привык, что всегда достаточно моих слов. Никто никогда прежде не ставил под сомнения мои советы. Я задумчиво почесал отросшую щетину. Меня не злил и не возмущал его тон и блеск глаз, я устал сопротивляться. Кларенс поднял глаза на зеркало и, обнаружив старый набросок, снял его с рамки, перемещая на свет. Я напрягся. На пергаменте я по-прежнему целовал Гаррета, а он по-прежнему излучал улыбкой свет. - У него несомненный талант, - заключил Кик после внимательного рассмотрения моего сокровища. Я молчал. - Я скажу всего один раз, - вновь заговорил Кларенс, вырывая меня из оцепенения. Я перевел на него отрешенный взгляд. - Ты должен это прекратить. Прекратить измываться над собой и своим телом, лишая его отдыха и еды. Прекратить ночные завывания и приступы гнева, прекратить видеть послания там, где их нет. Я понимаю, тебе очень больно, но своим поведением ты делаешь только хуже. Подумай, что бы сказал Гаррет, если бы узнал, что ты перестал есть и спать? Ты сильно похудел, Андерс, и мне надоело делать вид, что я не замечаю этого. У меня горело лицо, словно меня отхлестали по щекам. - Когда он вернется, у тебя уже не будет сил, чтобы обрадоваться. Ты истощен, ты варишься в эмоциях, раз за разом погребая себя заживо под ними. Перестань изводить себя домыслами «а что, если», перестань казнить себя за то, что сделал и не сделал много месяцев назад. Ты должен это прекратить. Кларенс замолчал, а я не смел посмотреть на него. Меня трясло от его слов, от несправедливости его суждений, ведь он понятия не имел, что мне приходится переживать каждый гребаный день. Мне все осточертело: эти люди, приходящие и шныряющие по особняку, как у себя дома, эти сочувственно-укоризненные взгляды, эти бесконечные праздники и пошлые флирты, десятки правил поведения со знатью, чтобы, упаси Создатель, они не подумали обо мне ничего предрассудительного. Плевать я хотел и на Авелин с ее храмовниками, которые шаркают своими грязными сапогами по начищенному паркету. - Сколько я здесь лежу? - Третьи сутки. И полежишь еще. Кларенс, наконец, встал с нагретого стула и подошел ко мне, садясь на край кровати. Я сдвинул ноги, освобождая место для травника. - Мне стоило огромных трудов сохранить твои пальцы и уши, не дать твоим легким расплавиться, а коже слезть с костей. Поэтому, будь добр, не вставай хотя бы до завтра. Я неуверенно кивнул, но тут меня, наконец, осенило: - А как же мое дело? Что скажут пациенты? - Кайл неплохо справляется за тебя, он им тоже нравится, - при этих словах Кларенс скривил губы, и я не смог сдержать смешка. - Так что у тебя теперь только одно дело: отдыхать и поправляться. Я тут же помрачнел – перед глазами всплыли мертвый лес и стая крикливых птиц. Я вспомнил, почему не спал двое суток и к чему это в итоге привело. - Ты нам все рассказал, пока был в бреду, - заговорил снова Кларенс, читая мои мысли. – Про лес, про каньон, про измененную Тень, которая не дает тебе покоя. Ты метался на постели и непрестанно стонал, отрывками фраз повторяя одно и то же. Ты считаешь, что таким образом Гаррет пытается связаться с тобой, я же считаю, что это плоды твоего воспаленного разума, заточенного одиночеством и обидой. Хоук никогда не стал бы мучить тебя подобным образом, насылая на тебя видения, которые заставляют бросаться в ледяную воду. Поэтому я временно прервал твою связь с Тенью, чтобы ты мог спокойно выспаться, не думая о волках и птицах. - Ты… ты усмирил меня? – От мгновенного страха мой голос задрожал. - Не совсем. В смысле, нет, - поспешил поправить себя Кларенс, видя, как от ужаса расширились мои глаза. – Я снизил твою восприимчивость к Тени, скажем, до уровня гномов, то есть чувства и эмоции не исчезли, но воспользоваться магией ты, увы, пока не можешь. Я с не верящим сердцем прислушался к себе, пытаясь пробудить силы, чувствуя, как магия еще теплится во мне, но ее слабого трепыхания не хватало для выплеска наружу. Я метнул на Кларенса почти ненавидящий взгляд, но серые глаза быстро потушили мой гнев. - Не бойся, это временно. Через пару дней это пройдет, и сила восстановится в полном объеме. Я просто дал тебе долгожданную передышку, о которой ты молил Создателя каждый день. Я все еще не понимал до конца, что происходит со мной. Мутность в голове немного прояснилась, но я по-прежнему с трудом соображал, и поэтому на моем лице застыла гримаса смятения. - Тебе надо отдохнуть, - в который раз повторил Кларенс. – Кайл справится с твоей работой, а я отправлюсь в Клоаку к Анке, а то она одна зашивается последние дни. - Ты все время сидел со мной? Кларенс вместо ответа скинул одеяло с моего торса, оглядывая забинтованную грудь. - Сегодня можно будет разбинтовать, - заключил он, трогая горячие влажные бинты. – Кашель сохранится несколько дней. Остальное заживет намного быстрее. Я откинулся на подушки, притягивая одеяло к подбородку. Кларенс встал с кровати, направляясь на облюбованное место. Вдруг скрипнула дверь, и в проеме показалась солнечная голова. - Я соскучился, - прохрипел Кайл, мгновенно оказавшись возле травника. Просунув тонкие руки под его рубашку и оторвав от пола, юный маг усадил возлюбленного на мой туалетный столик, тут же притягивая к себе. - Здравствуй, Кайл, - поспешил крикнуть я, дабы обозначить свое присутствие в страхе стать случайным свидетелем их любовных игрищ. Не сказал бы, что мой голос заставил Кайла отпрыгнуть от эльфа, как это было раньше, но он поспешно прибрал руки, поворачиваясь ко мне лицом. - Ты очнулся, - с нескрываемой радостью произнес он. – Как твое самочувствие? - Неплохо, - соврал я, изображая на лице подобие улыбки. – Как дела с пациентами? - Все идет хорошо, - ответил он, ловя Кларенса, который хотел было выскользнуть из комнаты. Они были похожи на двух лис: гибкие, ловкие, безмерно красивые и свободные, рыжий и черный лис, резвясь и играясь на зеленой лужайке, они шутливо кусали друг друга и уваливали на землю. В их движениях сквозила дикая грация и непринужденное превосходство, и я безумно завидовал им, что они были друг у друга. Они перестали стесняться меня, и Кайл, продержав какое-то время лениво вырывающегося Кларенса в объятьях, наконец, отпустил его, и тот исчез за дверью. - Все и правда идет хорошо, - повторил Кайл, сосредотачивая внимание на мне. – Я сказал им, что тебе пришлось отъехать на несколько дней, иначе они перестали бы приходить сюда. Я кивнул его словам – это было рационально. - А как в Клоаке? Я так понял, Кларенс все время был здесь, и Анка одна за всех отдувалась. Может, стоит подыскать еще помощников? - Если ты сможешь внушить это Кларенсу, я буду обязан тебе до конца жизни. Находиться здесь, в тепле и уюте, и думать каждое мгновенье, что он там, в вонючих катакомбах, возится с вшивыми бродягами… брр… Кайл изобразил дрожь, скривив лицо. - Он отказывается слушать меня на этот счет, говоря, что там его помощь нужна больше, чем здесь, и я в чем-то с ним согласен, но я волнуюсь за него каждую секунду своей жизни, когда он не рядом. Словно он может исчезнуть. Похожие слова я слышал от Кларенса несколько дней назад. Может, им стоит поговорить друг с другом, чтобы все выяснить и закрыть этот вопрос? Но высказывать это вслух я не стал. Сами разберутся. - Еще кое-что, - спохватился Кайл, оказавшись уже у дверей. – Неделю назад мне пришло письмо от отца, в котором среди прочего пишет, что Вогана Кенделлса нашли растерзанным в его собственной псарне его же мабари. Я в удивлении раскрыл рот, но Кайл, не скрывая усмешки, быстро прижал палец к своим губам, показывая, чтобы я молчал. - Я сдержал слово, - вдруг посерьезнев, заключил он. – Я прикончил этого ублюдка несмотря на то, что нас разделяет море. Впервые в его взгляде я увидел жесткость зрелого мужчины. Как прилежный пациент я отлежал до утра, не вставая с постели. Со мной непрестанно сидел Кларенс, Кайл же работал вместо меня, все же уличая минутку между больными, чтобы заглянуть ко мне. Травник отвлекал меня разговорами о книгах, недавно прочтенных, осторожно расспрашивал о людях, которым приглянулся солнечный мальчик, и я видел огонь ревности в его прекрасных глазах. Мы не обсуждали ни Тень, ни каньоны, ничего, что могло заставить мой голос дрогнуть на полуслове, и я постепенно втягивался в общий уклад. Мы обедали и ужинали на моей кровати, позабыв о возможных пятнах и бесчисленных крошках, которые непременно будут мешать мне ночью, Кайл поведал в общих чертах, что происходило в особняке, пока я был «в отъезде», я пару раз решался вздремнуть, в полусне слыша их шепот и сдавленные стоны. Я старался не думать, чем они могли заниматься, пока я валялся без сознания, но мои догадки сами лезли в мой изможденный разум, а скрип пола и частое прерывистое дыхание, долетавшие до моего уха, лишь закрепляли уверенность в определенных мыслях. Признаться, я не был зол на них за столь возмутительное поведение, я никогда не был ханжой или брюзгой, как смотрители в Круге, поэтому я ничего им не говорил. Я никогда не спал, как обычные люди. Никогда не проваливался в спокойную безмятежность, нерушимую шепотом Тени. Проснувшись с рассветом, я обнаружил на постели у ног свернувшегося в клубок Кларенса. Я впервые проснулся раньше него, и теперь с неким удивлением наблюдал за его сном. Красные лучи солнца превращали багровую комнату в зловеще-кровавую, отбрасывая черные тени на стены и мебель. Я придвинулся к Кику и хотел было его укрыть одеялом, как вдруг скрипнула дверь, и в спальню бесшумно скользнул Кайл с обезумевшими от бессонной ночи глазами. На мой немой вопрос удивления он пальцем показал мне молчать и прошептал: - На вчерашнем балу у господина Кавина кто-то отравил вино. Более тридцати человек всю ночь пытались умереть. Пришлось даже отозвать Кларенса из Клоаки, иначе я бы просто не справился. Пару часов назад опасность миновала, и я отправил его спать, но он уперся, уверяя, что вовсе не устал. Тогда я попросил его проведать тебя и, как видишь, природа сделала свое дело, - он с любовью провел пальцами по бледной щеке травника. – Когда спустишься, ты не узнаешь свой особняк. Но не волнуйся, сейчас за ними смотрят сиделки, а я, пожалуй, пойду спать. С ног валюсь. Взъерошив и без того спутанные волосы на голове, солнечный мальчик со всей нежностью, на какую был способен, подхватил на руки спящего Кларенса и, прижав к себе, вышел из комнаты. Все вопросы так и остались в голове, и я какое-то время неподвижно просидел во внезапно образовавшейся тишине. Если я не был лишен магии, им не пришлось бы возиться с толпищей блюющей знати, спасая их желудки и мозги от яда до самого утра, не пришлось бы выдергивать Кларенса из Лечебницы, оставляя простых людей без должного целительства. Я задумчиво провел ладонью по волосам, расчесывая их, проклиная себя за глупость и беспечность. Как можно было вести себя так, наплевав на людей, окружающих меня, волнующихся за меня. Кларенс безвылазно просидел у моей постели трое суток, вытаскивая меня с того света, заботясь, чтобы отмороженные пальцы снова порозовели, а пузыри не отслоили кожу, чтобы мои легкие не сгнили от воспаления. Они протирали мое безжизненное тело, кормили его, подпитывали магией, и Кларенс в отчаянии решился даже усмирить меня. Я щелкнул пальцами в надежде призвать завесное пламя, но оно лишь колыхнулось где-то на задворках моего омута и затухло. Значит, и сегодня я буду совершенно бесполезен, значит, они снова кинутся в схватку со смертью неровным строем, значит, и эта ночь для них станет бессонной. Я жутко злился на себя, спустив ноги на пол, и поэтому не сразу заметил, что бинты с моих конечностей исчезли, и вместо них пальцы покрывала новая розовая кожа. Мне жутко захотелось отблагодарить их за самоотверженность и преданность, но я не знал как. Моим лисам не нужны деньги или драгоценности, они есть друг у друга, и они счастливы. Мысли метнулись к демону, блуждающему где-то там в лесах Тедаса, и мое сердце сжалось, заставляя меня зажмуриться от боли. Никогда прежде мне не было так тоскливо, как в тот момент, никогда меня не тянуло к нему так, как в то утро, заставляя в бессилии скрипеть зубами. Без магии я чувствовал себя еще беспомощнее. Встав с кровати, я нетвердой поступью направился в уборную, избегая отражения в зеркале. Я примерно представлял, как выглядел после трехдневного пребывания в забытье и лихорадке, но приводить себя в порядок мне хотелось меньше всего. Справив нужду, я вышел в холл, и он предстал передо мной полем боя, на котором распластались стонущие тела, и эльфийки-сиделки лавировали между ними, подставляя ведра под их рты и задницы, протирая мокрыми полотенцами восковую кожу, выпаивая отварами несчастных отравленных. Оценив ситуацию как вполне себе стабильную, я нырнул в лабиринт темных коридоров, чтобы избежать объяснений и разбирательств, почему я не могу лечить. Время без магии тянулось мучительно медленно, я буквально ощущал волосками на коже его движение, не зная, чем занять эти бесконечные часы. Я читал, спал, каждый раз удивляясь, что просто проваливаюсь в темноту, много времени проводил на кухне, поедая запасы, наблюдал за работой Кайла, прячась на втором этаже, и непрестанно кашлял. Так прошло два дня. Два дня я словно призрак бродил по особняку, подслушивая чужие разговоры, особо не вдумываясь в их содержание, наблюдал за травником и юным магом, которые не отлипали друг от друга ни на мгновенье, обедая из одной тарелки и по-прежнему зажимаясь по темным углам имения. Теперь они не дергались при мне, стыдливо пряча горящие глаза, а лишь замирали, ожидая, пока я уйду прочь. И я уходил, почти никогда не оборачиваясь. Меня не смущало их поведение, в Башне я насмотрелся подобных зрелищ и даже сам участвовал во многих из них, заставляя храмовников багроветь от праведного гнева. Нередко Мы с Карлом предавались любви в учебной комнате прямо на партах, совершенно позабыв обо всем. Я помню удушливое чувство страха и похоти, подстегивающее нас на сумасшествие, помню запах старого дерева, мела и чернил, в который я был уткнут носом, пока Карл, раздвинув мои ноги пошире, нагибал меня и имел. Я лежал животом на столе, слушая его беспомощный скрип, вдыхая въевшийся запах, и стонал слишком громко. Специально, чтобы нас непременно услышали и пришли надрать задницы плетью, если мы вовремя не уберемся из учебной комнаты. В тот раз мы не успели, и храмовник, сбив Карла на землю, словно тот душил меня, а не трахал, намотал мои волосы на кулак и потащил в общий зал пороть. Штаны так и болтались у лодыжек, мешая идти, но мою наготу прикрывала роба. Я даже не пытался делать вид, что мне стыдно, когда, раздев до гола и заблокировав магию Карой, мне давали семь ударов плетью, символизируя семь смертных грехов. После, облив водой, заставляли поклясться, что этого больше не повторится, но это происходило каждый раз, когда я позволял им успеть нас поймать. Мне и сейчас становилось до странности весело от этих воспоминаний, видеть искаженные ненавистью и возмущением лица храмовников, слышать их брюзжание и визг, знать, что они бессильны, и нахально пользоваться этим, упиваться их слабостью, стоя голым на коленях посреди общей залы. Хлыст, щелкнув об воздух, исполосовал мою спину и ноги по меньшей мере сотню раз, и столько же я испытывал Святую Кару на своей шкуре, блюя себе на ладони после нее. Я проморгался, отгоняя наваждение. Как бы мне хотелось, чтобы Гаррет, прижав меня к стене, жадно целовал меня, не имея сил прекратить, заново исследуя мою кожу и изгибы тела. Я в исступлении закрыл глаза, борясь с чувством безмерного отчаяния и опустошения. У меня совсем не осталось энергии ни для злости, ни для страха, лишь сосущее чувство тоски.