Как приручить Хоука

- У меня остался всего один вопрос. Теперь мы сидели, облокотившись на подушки, касаясь друг друга плечами, и одеяло едва покрывало бедра. Гаррет повернул на меня голову, ожидая продолжения. Я откашлялся, и мой голос разрезал воздух: - Что было между тобой и Дорианом? Я имею ввиду, была ли между вами близость? Хоук оскалился подобием улыбки, прижимаясь затылком к стене. На его лице читалось облегчение, словно его радовало, что из всех возможных вопросов я задал именно этот. - Нет, Андерс. Ты первый и единственный мужчина в моей жизни. Разве я мог лечь с кем-то в постель, когда мои мысли заняты лишь одним человеком. Я чувствовал, как краснею, в смущении уткнувшись лбом в его плечо. Теплые пальцы опустились мне на голову, вплетаясь в волосы. Это было уже слишком. Слишком нереальным, невозможным, граничащим с безумством. Разве может судьба быть настолько благосклонной, подарив мне мужчину мечты и осознание, что почти всю свою жизнь он любил меня, думал обо мне, жил мною. Разве мог я когда-то надеяться, что где-то бродит эльфийское божество, прячется у меня под носом, грезя о знакомстве со мной. - Чем же я заслужил тебя? Слезы щипали в носу, но я устоял. - Я могу задать тот же вопрос, - услышал я у уха прежде, чем Гаррет взял мое лицо в ладонь и притянул к себе, медленно целуя. У меня засосало под ложечкой, и я застонал. Мне вновь хотелось его, но прежде, чем мой разум уступил место страсти, в голове колыхнулось воспоминание. Отстранившись, я, не слезая с кровати, потянулся к туалетному столику и из нижнего ящика достал пачку писем. Вернувшись к Хоуку, я размотал бечевку и разложил конверты перед Гарретом. Мы оба молчали, а затем он вопросительно на меня посмотрел. Не дождавшись пояснений, я открыл рот: - Что связывает тебя с Белым Шпилем? С Домом Воронов? С Вейсхауптом? Почему ты, не прочитав их, просишь сжечь? - Я оставил их не просто так. Я надеялся, что ты прочтешь их, когда попадешь в особняк, и эти письма дадут тебе ответы на некоторые вопросы. Я хмыкнул, сгребая письма в одну кучу. - Я не читаю чужую почту. - Я мог бы догадаться, - кивнул Гаррет, перехватив мою руку. – Давай по порядку. Я сжигал их потому, что больше не имею дел ни с одними из них, более того, я даже не хочу знать, о чем они пишут мне. Вороны помогали мне в первый год жизни в Вентусе, затем, когда я уже прочно обосновался, мы продолжали поддерживать связь. Белый Шпиль начал закидывать меня почтой с просьбами на добровольной основе отдаться им для изучения после того, как Тевинтер раскрыл меня, но меня это не интересует. Меня так долго не было, потому что я летал и в Антиву, и в Вал Руайо, дабы поставить точку в наших переписках. Что же касается этого письма, - Гаррет подхватил конверт, разворачивая к свету лицевую часть с кровавой печатью. – Это последнее, что я читал от Кусланда. То, что до сих пор побуждает меня убить его. Варрик передал мне его, как только я немного оправился после плена, и я хочу, чтобы ты прочитал это. Он отковырял печать и протянул мне пергамент. Раскрыв его, я узнал в быстром почерке руку Короля. «Мой дорогой друг! Сегодня кое-что произошло. Я влюбился. Влюбился так, как никогда прежде. Я даже не подозревал, что существует подобное чувство, и, признаться честно, мне страшно. Ведь я женат на Королеве, я связан узами долга и чести, и если кто-то узнает, то моя власть, мой статус пошатнется среди этих стервятников. Ты сам не понаслышке знаешь, что при ферелденских дворянах не стоит обнажать слабости. Но я не мог с кем-то не поделиться, поэтому я пишу тебе. Ты поймешь меня, как никто другой. Позволь рассказать немного о нем. Он высокий, светловолосый, невозможно красивый, его янтарные глаза и россыпь веснушек сводят меня с ума каждый раз, когда я вижу его. Он отступник, и по милостивой воли Создателя оказался в Башне Бдения как раз в тот момент, когда и я попал сюда. Быть может, это судьба? Он обожает котов и золото в ушах, и я не знаю, как вести себя, ведь кажется, что я ему тоже нравлюсь. О, небо, помоги мне его заполучить, я молю об этом Богов каждую ночь, я теряю дар речи всякий раз, когда он подходит ко мне. Боюсь, он думает, что я ярый ненавистник однополого союза, потому что я веду себя, как полный придурок. Но я научусь быть другим, я стану лучше для него, ведь он то сокровище, которое не достается простым смертным. Пожелай мне удачи. Я напишу, как только дело сдвинется с мертвой точки. Не прощаюсь! Твой верный друг, Кевин Кусланд.» Дочитав последнюю строчку, я поднял мрачный взгляд на Гаррета. - Мне кажется, ты думал, что он не любил тебя, поэтому измывался над тобой, но, Андерс, он делал это, потому что он считал, что ты делаешь его слабым. В этом и была ошибка Короля: он считает любовь слабостью, но именно она и делает человека неуязвимым. - Зачем ты дал это мне? - Чтобы ты узнал и поставил, наконец, точку. Перестал копаться в себе, потому что твоей вины нет в том, что он делал с тобой. Меня передернуло от осознания, что Гаррет знает обо всем, что происходило в стенах крепости, но затем я почувствовал опустошающее безразличие. - Я хранил это письмо лишь с одной целью: чтобы ты знал, чего стоишь ты и чего стоит Король. Он всегда оставался лишь маленьким мальчиком, неуверенный в себе, ищущий всеобщего одобрения, не стоящий и минуты твоего раскаяния. Я не знал, помог ли мне Хоук или же породил сотни новых вопросов, но о одном у меня не осталось сомнений. - Пусть катится к демонам. Это можно сжечь? Гаррет озарился улыбкой, делая пригласительный жест рукой. Я щелкнул пальцами, вызывая пламя на ладони. Пергамент вспыхнул, а уже через несколько мгновений пепел оседал на некогда белоснежные простыни. И все же я ощущал некое облегчение, словно, наконец, вытащили нагноившуюся занозу. Мы сидели друг напротив друга и молчали, а между нами лежало одиннадцать запечатанных писем. Белый Шпиль, Дом Воронов, Вейсхаупт. Тут я вспомнил, что Хоуков, оказывается, двое. Взяв конверт с грифоном на печати, я протянул его Гаррету. Скривив лицо, он оскалился, а мне же предстояло узнать еще одну тайну моего возлюбленного. - Да, на счет братца, - хмыкнул Хоук, запуская ладонь в свои кудри в попытке их хоть как-то пригладить. – Его зовут Карвер, недавно ему исполнилось двадцать пять, и он Серый Страж. Живет в Андерфелсе, и, надо сказать, наши отношения резко ухудшились из-за моей прошлогодней просьбы. Признаться, мы никогда не были с ним близки, и мне кажется, что он только мне назло пошел в Стражи. Я помог ему попасть в Вейсхаупт, а в обмен он отказался от наследства, которое всего пару месяцев назад я отдал коллегии магистров Тевинтера. Я ужасный сын и брат, но ему знать об этом пока вовсе необязательно. - Так что за просьба? - Странствуя по миру, я узнал, что ритуал со скверной обратим, и это, естественно, хранят в секрете в подземельях крепости, чтобы никто не прознал. Представь, что будет, если Серые вдруг осознают, что вовсе необязательно умирать на середине жизни где-то в Глубинных Тропах. Это подорвет основу Ордена. Но Орден меня мало волнует, меня волнуешь ты, и шанс, что ты можешь избавиться от скверны и прожить со мной не один десяток лет. Признаюсь, я заставлял Карвера на правах старшего брата разнюхать о ритуале как можно больше, и это ему совсем не нравилось, но дело сделано. Всего несколько дней назад я был у Первого Стража, и у нас с ним вышел очень неприятный разговор на эту тему, в конце которого он согласился провести ритуал, а я пообещал не обнародовать свою находку. Я год бился головой об стену и, наконец, сломал ее. Теперь дело за тобой. Ты хочешь отправиться в Андерфелс со мной и провести этот ритуал по изъятию скверны из твоих вен? С каждым услышанным словом мое лицо все больше вытягивалось в удивлении. Избавиться от скверны? Продлить жизнь на несколько десятков лет? Иметь возможность состариться вместе с Хоуком и, быть может, умереть стариком на его руках. Разве может здесь быть иной ответ? Я замешкался всего на мгновенье, и Гаррет поспешно добавил: - Думай, сколько потребуется. Любой ритуал – это всегда риск, и я пойму, если ты откажешься. Дай ответ, как сможешь. Я блуждал взглядом по его красивому лицу, черным кудрям, широким плечам и узким бедрам, и белая кожа обтягивала каждую мышцу его тела. Он был в моей постели совершенно голый и расслабленный, он лежал, облокотившись на предплечье, и смотрел на меня невозможными карими глазами, и мне на миг показалось, что он нереален. Гаррет был словно вырезанной картинкой, силуэтом, вклеенным в мою спальню, и я коснулся его груди, чтобы удостовериться, что он существует. Он перехватил мою руку, утягивая за собой. Хоук целовал мое лицо, прижимая к себе, вплетал пальцы в мои волосы, исследовал мое тело. Тут мой желудок издал звук, сравнимый с воем порождений тьмы. Мы замерли, и я накрыл ладонью живот, издав кривой смешок. - Кажется, пришло время прерваться и спуститься на обед, - заключил Гаррет, сползая с меня. Как только он произнес это, я ощутил пронзительное чувство голода. Желудок свело пустотой, и он снова заурчал. Сколько же мы были взаперти? Я посмотрел за окно, пытаясь по слабым пробивающимся лучам солнца определить время и, судя по косому оранжевому свету, дневное светило уже близилось к горизонту. Уткнувшись лицом в одеяло, я промычал нечто нечленораздельное, а затем застыл в ожидании чего-то, сам не знаю чего. Мне было невыносимо лениво покидать наше уютное гнездо, но Гаррет звал меня, и я неохотно подчинился. - Есть еще кое-что, о чем тебе следует подумать на досуге, - произнес Гаррет, облачаясь в домашние одежды. Я стоял в другом конце комнаты возле кровати и боролся с вырванным шнурком на моей рубашке. Услышав его голос, я поднял голову, сдаваясь в поединке с горловиной, и вопросительно уставился на Хоука. Тот, запахнув полы одеяния, подошел ко мне и взял меня за руки, что-то вложив в ладонь. Раскрыв ее, я обнаружил золотое кольцо. Гаррет опустился на колено. - Ты выйдешь за меня? Я смотрел на тонкие золотые грани, на свои дрожащие пальцы, сжатые белокожей кистью Гаррета, на его напряженный лоб и застывшую полуулыбку, и с разлитой любовью в душе осознал, что существует лишь один ответ. - Да, - выдавил я, задыхаясь. - Да? Я закивал головой, поскольку говорить уже не мог. Гаррет, поравнявшись со мной, засмеялся, увлекая в поцелуй. Я рассмеялся следом, сбрасывая волнение с души, но колени еще дрожали, а голос все никак не хотел возвращаться. Он целовал меня, не в силах оторваться, стискивая в судорожных объятьях мой скелет, а я сжимал кольцо в ладони и чувствовал, как безмерная радость разливается по моим венам, точно глоток горячего пряного вина по внутренностям холодным зимним вечером. Высунув нос из спальни, я отметил, что в холле сделалось заметно теплее. В камине трещали дрова, и трубы в стенах постепенно нагревали особняк. Мы выбрались наружу, спустились по лестнице и нырнули в темный коридор правого крыла. Бредя по лабиринту тупиков и развилок, я понял поведение Кларенса и Кайла, когда те зажимали друг друга на каждом шаге в узких переходах. Здесь все дышало похотью и возбуждением, каждая ниша в стене призывала спрятаться в ней, слиться с ее тенями, утопая в объятьях возлюбленного, каждый угол и поворот сулил несравнимые ощущения чего-то запретного и особенного, и, вцепившись в плечо Гаррета, я не мог не пропустить сквозь себя весь утонченный смрад разврата. Мы шли слишком долго до кухни, отмечая каждую стену и каждый тупик коридора, все же откуда-то находя силы не захлебнуться в ощущениях, забыв обо всех, кто может пройти мимо, Хоук зажимал меня, едва сдерживаясь, и я хватался за него, моля о милосердии. Сдавленные стоны заполняли собой пространство, шепот переходил в хрипы, я дрожал в его руках, порываясь оголить его грудь, но каким-то чудом мы не переступили за грань. Взъерошенные и раскрасневшиеся, мы добрались-таки до кухни, откуда веяло жаром и запахами жареной дичи. Я подавился слюнями, едва отворив входную дверь. В уютном полумраке священного места за столом уже сидели двое, явно увлеченные друг другом настолько, что скрип дубовой двери с железным подбивом не сразу смог оторвать их друг от друга. Они сидели на одной скамье, седлая ее, словно коня, и тихо шептались, и пламя свечей отбрасывало на стены их неподвижные тени. Первым нас заметил Кайл, сидящий напротив входа, и, издав неопределенный звук, он подскочил и в три прыжка оказался на шее Гаррета, что-то радостно выкрикивая. Кларенс подошел к нам и протянул Хоуку руку в приветствии, но тот, обхватив его свободной рукой, оторвал от пола и сдавил в объятьях. Я стоял рядом и непрестанно улыбался, слушая их беспечный треп и вопросы ни о чем, и наблюдал, как, успокоившись, они спустились на паркет, кто-то из них вцепился в мое плечо, и нас потащили к столу, тут же разворачивая на нем обед королевских масштабов. Они сыпали вопросами, не упустив из вида кольцо на моем пальце, на перебой рассказывали о жизни в особняке под моим началом, радостно известили о своей помолвке. В основном, конечно, говорил Кайл, набивая полный рот еды и глотая ее, почти не жуя, Кик же быстро вернулся в свою хитиновую оболочку спокойствия и лишь кивал на все, что бы ни говорил Солнечный мальчик, отрывая по маленькому кусочку от жареной ножки. Гаррет тут же влился в дискуссию с ними, смеясь и жестикулируя, периодически впиваясь зубами в мясо и отрывая от него шмотки вместе с кожей и костями, а я, так и не притронувшись к еде, далеким отблеском сознания вспоминал лето и душную Клоаку, когда мы собирались за тесным столом, пихая друг друга коленками, играли в карты и смеялись над очередной перепалкой Варрика и Фенриса. Спустя вечность, за столом из железного дерева вновь сидели те, кого я называл своей семьей, но какая-то неуловимая тоска закралась в мою душу. Ничто не будет, как прежде. Я не мог уже похвастаться бескорыстием и самопожертвованием, мне не хотелось распыляться на судьбы других, я отвык от грубого нательного белья и черствого куска вяленого мяса, мне нужна была мягкая постель, хлопковые носки и бритье по четвергам. Я становился старым, я чувствовал, что весь юношеский запал постепенно сходил на нет, и мне не нужна была больше душевная драма, пережевывание чувств и ощущение всепоглощающего горя. Я был слишком старым для подобной жизни. Моя любовь вернулась ко мне и вскоре мы поженимся, но я не знал, что будет дальше, я не хотел загадывать наперед и мучиться ожиданием. Я смотрел на Гаррета, светившегося счастьем и спокойствием, вновь измазавшегося мясным соком, я подал ему салфетку и помог почистить лицо, поправив упавшую на лоб прядь черных кудрей. Это был мой Хоук, мой мужчина, мой крылатый демон, герой моих грез. Я становился старым, я был не способен больше на подвиги и терпимость, и я гладил плечо моего хищника, поедающего свою жертву вместе с костями. Его звериные повадки не пугали и не оскорбляли меня, я следил за ним с играющей полуулыбкой на губах и думал лишь о том, что я никогда не перестану любить его. Гаррет бросал на меня полный светлячков взгляд, облизывал губы и пальцы, говорил, не смолкая, и иногда дергал головой, чтобы откинуть упавшие на лоб кудри. Как же он был красив в бликах полусгоревших свечей, непрестанно скаля зубы в улыбке и играя лопатками под тонкой тканью рубашки. Засмотревшись на него, я совсем забыл, что еще недавно умирал от голода, поэтому, ощутив очередную голодную судорогу внутренностей, я, придвинув к себе тарелку, отщипнул от жареной туши кусок мяса, подложил немного овощей и приступил к трапезе. Мне бы хотелось запомнить окончание дня именно этим обедом, ведь тогда за столом я чувствовал в груди умиротворение, которое так требовала моя беспокойная душа. Я проснулся от собственного вскрика. Стояла непроглядная тьма, и я не сразу понял, что нахожусь в постели. Перед глазами стояло его лицо, и я пару раз сильно зажмурился, чтобы его отогнать. - Опять? Со стороны послышалось шуршание простыней и сонный голос моего возлюбленного. Над нами засверкали магические светлячки. Я кивнул, пытаясь успокоиться. Холодный пот струился по спине, вызывая неприятную дрожь. - Иди ко мне. Я придвинулся к нему, падая в горячие объятия и утыкаясь лбом в его грудь. Его рука легла мне на затылок, вплетаясь в волосы и массируя кожу, а хриплый спросонья голос продолжал звучать: - Это всего лишь сон. Ночной кошмар. Он скоро отпустит тебя. Жар его касаний постепенно успокаивал мою тревогу, вибрация низкого тембра убаюкивала, и хоть мы были с Гарретом одного роста, рядом с ним я чувствовал себя таким маленьким и таким защищенным. - Тебе когда-нибудь снились кошмары? - Да, - хмыкнул он в ответ, наглаживая мою спину. - И как ты борешься с ними? - Прижимаюсь к тебе. - Расскажи мне о них, - попросил я, немного помедлив. - Обязательно расскажу, но не сейчас. Засыпай скорее. Он укачивал меня как ребенка, гася один за одним светлячки, и я в плену его объятий забылся спокойным сном. Это началось в первую же ночь, проведенную с ним в одной постели. Я бродил по особняку, не понимая, Тень ли это, пока не наткнулся на Гаррета посреди библиотеки. Помнится, за одно мгновенье похолодало, хотя в камине танцевал огонь. Он стоял, повернувшись к нему лицом, и не реагировал на мои оклики, а затем, взяв голыми руками поленья, раскидал их по полу. Я подбежал к нему и что-то закричал, но потом я увидел его лицо: из пустых глазниц текла черная кровь, а на губах застыл печальный оскал. С той ночи призрак из Тени преследовал меня. Я не знал, был ли он одиноким духом или же я сам сотворил его из ткани Завесы, но искаженное горечью лицо пугало меня сильнее всего того, что мне пришлось пережить, оно было страшнее купания подо льдом. С каждым разом я все позднее ложился спать, пока в один момент и вовсе перестал отправляться в Тень. Мне не хотелось рассказывать Гаррету о призраке, пока однажды он не усадил меня перед собой и не заставил говорить. Я нехотя выложил ему правду об окровавленном лице, а он, как-то странно усмехнувшись, ответил: - Ты же понимаешь, что это все нереально. Те видения – всего лишь плод твоей фантазии на те события, в которых ты пребывал несколько месяцев. Посмотри на меня, - он коснулся моего подбородка, заставляя заглянуть в его мерцающие глаза. – Возьми меня за руку. Чувствуешь? Его горячая кожа обожгла мне ладонь. Я сжал его пальцы, умирая от разрывающей душу тоски. - Ты всегда можешь положиться на свои ощущения, ведь порой они – единственное, что отделяет нас от той пропасти, которую приготовила Завеса. Если бы ты знал, сколько раз меня спасало звериное чутье, внутренний стержень, то, что не дает сойти с ума, когда, казалось бы, тебе прямая дорога в безумие. - Расскажи о своем кошмаре, - попросил я его, сокращая между нами расстояние в жалкие несколько дюймов. Облизнув губы, он оскалился в привычной манере и произнес: - Моим кошмаром наяву стала тишина. В Тени я всегда бреду по лабиринту подвала и натыкаюсь на запертую дверь, и все мои попытки открыть ее ничем хорошим не заканчиваются. Думается, отчего я никак не успокоюсь с этой дверью и просто не пройду мимо, но мне всегда кажется, что я должен оказаться именно в этой комнате. Поэтому я дергаю ручку изо всех сил, а затем за этой дверью я слышу твой пронзительный крик. Именно в той комнате они держали меня, когда поймали, и я на собственной шкуре знал, что в ней происходит. Твой голос настолько невозможно отчаянный, что я чувствую боль в голове, и я обрушиваю всю ярость на злосчастную дверь, на какую живое существо вообще способно. Но она не поддается, и я знаю, что и не поддастся. Тогда я начинаю кричать, обращаться и вырывать магию из Завесной ткани, но все это не имеет смысла. Дверь никогда не откроется, и как только вся какофония криков и ударов достигает своего предела, все разом исчезает, и я в абсолютной тишине продолжаю свои отчаянные попытки выломать дверь. Я сбиваю руки в кровь, рву вязки в плечах и вырываю с мясом ногти, но я совершенно бесполезен. Тишина рвет меня на части, ведь теперь я не знаю, что с тобой и жив ли ты вообще, а моим самым большим страхом был страх, что они узнают о тебе. И вот я бьюсь об эту дверь в совершенной тишине, не чувствуя уже ни боли, ни гнева, и всегда оставалось лишь чувство безмерного отчаяния и жгучего страха, от которого никуда не деться. Поэтому я приучил себя спать по три часа в сутки, поэтому я рассказал о тебе Варрику, чтобы он мог удерживать меня в реальности и говорить мне, что ты в безопасности, поэтому я зацветаю только с тобой. Мой кошмар никуда не делся, я продолжаю биться об дверь, но теперь, просыпаясь, я вижу тебя рядом с собой, ты моя реальность, и я заставляю себя поспать еще немного. Неожиданно Гаррет замолчал, и я понял, что это конец его истории. Выходит, он сам породил свой кошмар, сам загнал себя в ловушку, и я не знал, как можно было ему помочь. Хоук открывался мне с самых необычных сторон, я даже не подозревал, сколько страхов может хранить в себе человек, который одним ударом убивает храмовников в латных доспехах. Мы оба были в плену собственных мыслей, породивших ночных монстров, и нам ничего другого не оставалось, кроме как помогать друг другу не сломаться и не упасть в бездну Завесы. Гаррет, горько усмехнувшись, сильнее сжал мою руку, словно отгоняя от себя наваждения Тени. Мне же оставалось лишь надеяться, что со временем мои страхи исчезнут, и беспокойный призрак обретет пристанище и перестанет тревожить мою душу. Я проснулся, обнаруживая за окном утреннее зарево, ночные кошмары рассеялись, и печальное окровавленное лицо отступило во мрак до следующего выхода в Тень. Начался новый день, принесший нам зиму. Да, на календаре значилось первое число Харинга, последнего месяца этого необычного года. Прошел почти месяц со дня возвращения Гаррета, и мы быстро приспособились к присутствию друг друга в личном пространстве. По ночам Гаррет обычно уходил охотиться или куда-то еще, возвращаясь под утро, и, пробуждаясь, я обнаруживал его закопанным в подушки на постели. Ему хватало всего пары часов на сон, и он просыпался одновременно со мной, затем следовало «ничегонеделание» на кровати, после - умывание, завтрак, иногда я погружался в работу, теперь выступая в роли помощника или зрителя, иногда мы пробирались в библиотеку, но почти все время мы были в плену спальни, разговаривая, читая и наслаждаясь друг другом. Объявив о помолвке, мы обрушили на себя толпу желающих помочь и поучаствовать в организации праздника, Варрик назначил себя ответственным за выпивку и музыку, Кайл тут же отправился к Говарду со свадебным заказом, чем вызвал у Орлейца приступ необузданной радости, Кларенс, слава Создателю, оставался наблюдателем со стороны, иногда сочувственно вздыхая на мои возгласы. Хоук сообщил, что договорился с Церковью, лишив тем самым меня дара речи, а я совершенно потерялся среди всего хаоса и движения, не зная, за что взяться. В итоге все решалось без меня. Говард приходил с примеркой через день, Варрик, светящийся от радости, мелькал туда-сюда, давая на пробу всевозможные вина и ром, закуски и табак, Кайл и Кик заговорщицки смотрели на нас каждый раз, когда мы сталкивались в коридоре по пути на кухню. Гаррета только веселило всеобщее помешательство, а я не понимал, как мне следовало реагировать. Мне было чрезвычайно странно осознавать, что я был центром шумихи, что все эти маленькие букетики и ленты были украшением по поводу моего венчания. До того момента я и подумать не мог, что когда-либо обручусь с мужчиной моей мечты и буду счастлив стоять словно статуя, не чувствуя пальцев ног, на стойке в ожидании, пока Говард снимает мерки для свадебного камзола за неприлично большие деньги. Оторвав голову от подушки, я осмотрелся, как всегда обнаруживая Хоука по соседству. В какой-то миг мне до смерти захотелось запустить пальцы в его волосы, притянуть к себе, застать его сонный взгляд и рассмеяться от его секундного замешательства, а после провести остаток дня с ним в постели, жадно вдыхая запах леса. И я занес уже было руку над головой, но в последний момент передумал, припоминая, что с приближением свадьбы дел становилось еще больше. Пора было начинать новый день. Яростно потерев глаза, чтобы они, наконец, разлепились, я свесил ноги и уже хотел было выползти из уютного гнезда, как вдруг почувствовал вокруг груди жесткий хват, и небесные силы повалили меня обратно на подушки. - Я думал, ты еще спишь, - прошептал я, обвивая руками шею Гаррета. - Я бы и спал, если б ты не замешкался. Придавив меня своим телом, он медленно поцеловал меня, и я застонал от досады, упираясь руками ему в грудь. - Неужели мне отказывают в близости? Его голос дразнил своей хрипотой, и я снова застонал. - Ты сам виноват, - выдавил я из себя, все же подставляясь под горячий рот. – Договорился б с Церковью после Дня Первых, не пришлось бы сейчас торопиться с подготовкой. Зачем вообще шить новые камзолы и устраивать пышный праздник? Все равно никого почти не будет. Мое ворчание заставило Гаррета приподняться на локтях и прерваться от исследования моих ключиц. Я постепенно трезвел. Смерив меня взглядом, граничащим с похотью, он освободил меня от своего плена и откинулся на подушки. Поправив горловину рубашки, я все же выскользнул из-под одеяла и встал на холодный пол. - Эй, Андерс, - услышал я за спиной. Я обернулся на голос возлюбленного, встречая на себе его горящий взгляд. Не сводя с меня глаз, он медленным движением откинул одеяло, обнажив голый торс, и так же медленно провел по нему рукой в упор до шнуровки на штанах. Я сглотнул липкую слюну, разом позабыв обо всем на свете. Наткнувшись пальцами на член, Гаррет сжал его, оттягивая и приспуская таким образом одежду, открыв моему взору черные жесткие завитки. Я взглядом проскользил по напряженному животу, груди, играющим мышцами плечам, забыв, как дышать, засмотрелся на красные приоткрытые губы, и, наконец, добрался до карих глаз, где плескался яд глубин и ревело черное пламя. Я задрожал всем телом, почти сорвав с себя нательное белье и, выпрыгнув из штанов, уже стоял на коленях возле моего демона, вздрагивая от касаний горячих ладоней. Поравнявшись со мной, он завладел моим телом, прижимая к себе, цепляясь за кожу, вплетая пальцы в мои волосы, и неотрывно целовал заспанное лицо. Медленно, чувственно, до сладкой судороги где-то в области живота. Каждый раз был словно первым, легкое волнение и невозможная похоть, пульсирующая в промежности. Я хватал воздух ртом, не в силах сделать полноценный вдох, подставляясь под влажный рот, я смотрел ему в глаза, на мгновенье замерев, и видел в них свое отражение. И я был красив в них, его влюбленный взгляд повторял это снова и снова, точно молитву, и теперь я начал верить. В какой-то момент Гаррет метнулся к тумбочке, а я лег грудью на подушки, раздвигая пошире ноги. Длинная цепочка поцелуев вдоль позвоночника, хриплый стон куда-то в затылок, шепот успокаивающих слов и медленное проникновение на всю длину. Я не сдержал стона, сжимая простыни в кулак, чувствуя, как он всем телом навалился на меня, вдавливая в кровать, перекрывая кислород, и я дернул головой, пытаясь вынырнуть, обернуться на него. Не успев ничего предпринять, наслаждаясь распиранием и глубиной, я ощутил, как его рука пролезла подо мной и рывком привела в вертикальное положение. Охнув, я оказался на коленях, а позади в меня вжимался Гаррет, толкаясь внутрь. Я повис на его плече, напрочь позабыв о скором приходе Говарда, двигая бедрами навстречу, обхватив его ягодицы дрожащими руками и вывернув шею, чтобы непрестанно целовать его. Эта поза была моей любимой, она заставляла меня сгорать в его тисках, разрываться от возбуждения. Его гибкий стан скользил по моим позвонкам, размазывая пот наших тел, свободной рукой он обхватил мой член, двигая ею в такт своим движениям, тем самым подводя меня к краю бездны. От напряжения мне свело заднюю поверхность бедра, но я не замечал боли и неудобства, пока погибал в плену своих ощущений. Гаррет слизывал соленые капли с моей шеи и плеч, исследуя пальцами мое тело, все ближе подбираясь к горлу, обхватывая его и запрокидывая мою голову. Я бездумно подчинялся ему, я следовал его воли, уже не сдерживая хриплых подвываний, подгоняя Гаррета слабыми стараниями вцепившихся в него рук, кончая в его ладонь и теряя остатки сил. Уже краем сознания, пытаясь перевести дыхание, я слышал утробное рычание, перетекающее в протяжной рык, а после мы повалились на влажные простыни, особо не разбираясь, где чьи конечности. - Это было прекрасно, - прошептал я, расслабив мышцы промежности и позволив сперме Гаррета вытечь на простыни. – Это было прекрасно. Хмыкнув, Гаррет перевернулся с живота на спину, вытер со лба проступивший пот и лениво потянулся. Даже в его лени и расслабленности чувствовалась неугасаемая сила и грация дикого зверя, и я в который раз залюбовался его молодым, лоснящимся здоровьем телом. Мой личный демон. Его кудри от влаги склеились у висков, глаза блестели спокойствием и безмятежностью, а на губах застыл привычный оскал. Я любил его всеми фибрами своей души, и в тот момент я ясно это осознал. Я снова попал в эту ловушку, в магический барьер, который невидимыми сетями раскидался вокруг кровати, лишая всяких сил и желания покидать пристанище. Словно Гаррет задействовал свои флюиды на полную, порабощая мою волю, приковывая меня к себе. И у него это получалось с самой нашей первой встречи, еще там, в «Висельнике», где я, медленно напиваясь, уже был безнадежно в него влюблен. Я не сильно верил в судьбу, потому что почти всю мою жизнь она хлестала меня по щекам, но я не знал, как еще объяснить свои чувства к этому человеку. Было очевидно, что мы созданы друг для друга, и он открыл мне возможность продлить свою жизнь с ним, встретить старость и счастливо умереть на его руках. Создатель, да я готов отнести его на плечах в Андерфелс за это. Понежившись в постели несколько сладких минут, Гаррет довольно бодро встал с кровати, облачаясь в домашнюю одежду, и попытался пригладить взъерошенные кудри. Меня же, наоборот, размазало на простынях, прямо как засохшие белесые следы, покрывающие постельное белье, и я досадливо простонал: - Хочу еще. Гаррет молча подошел к моей стороне и с совершенной невозмутимостью стащил меня с нагретого ложа, ставя на ноги. Я и понять ничего не успел, а он уже напяливал на меня белье, периодически целуя меня за немое послушание. Я всегда поражался, как он мог так быстро менять свой настрой. Вот он лежит, словно обожравшийся кот и ничего не хочет делать, и уже через мгновенье преображается в хищного зверя, наткнувшегося на след своей добычи. Еще немного поворчав для приличия, мы в ускоренном темпе совершили утренний моцион, а это отмывание в уборной и поздний завтрак, и уже встречали Говарда в холле. Тот с хитрым прищуром проследовал за нами обратно в спальню, не замолкая ни на мгновенье. Я стоял на проклятой тумбе целую вечность и уже перестал чувствовать определенные части тела, моя голова раскалывалась от крикливого трепа орлейца, а разум затянуло ватным туманом. Я словно попал в трясину, не имея никакой возможности выбраться оттуда, и, если бы не Гаррет, стоявший напротив меня в идентичной позе, я бы уже умер от усталости. Как можно заставлять человека не двигаться так долго и в такой неудобной позе, я не знал, но Говард отлично с этим справлялся, бегая между нами, примеряя части будущего камзола и периодически протыкая булавками кожу. Гаррету же, казалось, не доставляло ровным счетом никакого неудобства вынужденное положение тела, и он даже умудрялся что-то отвечать портному, отчего тот говорил еще больше. У меня чесались некоторые места, но, упаси Создатель, я посмею нарушить композицию и пошевелить рукой, поэтому я, стиснув зубы, терпел, вновь обращая взгляд к моему Хоуку. Я не мог перестать восхищаться его гордой осанкой и широкими плечами, длинными пальцами и невозможно узкими бедрами, так соблазнительно обтянутыми домашним облачением. Я снова его захотел, и мне пришлось отлепить свой голодный взгляд от него, чтобы кровь не прихлынула к паху. Но я немного не успел, и теперь все мои мысли были в штанах, тогда я решил призвать на помощь холод, чтобы хоть как-то убрать конфуз. Говард все крутился вокруг меня, а затем резко замер, как-то странно посмотрел сначала на меня, затем на ничего не подозревающего Гаррета, а после во весь голос заявил: - Андерс, прошу, перестань замораживать магией свои гениталии. Это, знаешь ли, сильно мешает работать. То, как это прозвучало, заставило Гаррета на мгновенье замешкаться, а после растянуть рот в самой коварной ухмылке, на какую он был способен. Мне же хотелось провалиться под землю, и я сделался пунцовым прямо на глазах. Демоны в его взгляде сверкнули своим оскалом, и Хоук, склонив голову, выпустил их на охоту. - Какие же вы проказники, - не смолкал Говард, изображая напускное недовольство. – Прямо как близнецы Кавина. Помнится, на прошлой неделе они… Но мне было уже плевать, что же такого сделали близнецы, я был всецело прикован взглядом к Гаррету, а тот, соблазнительно закусив нижнюю губу, пожирал меня черными горящими глазами. Я чувствовал, как он раздевает меня взглядом, нагибает и имеет, и я не сумел сдержать судорожный вздох, чем окончательно развеселил Гаррета. Этот сукин сын как бы не специально облизал губы и небрежным жестом отбросил назад кудри, не сводя с меня пламени своих глаз. Ох, я бы вцепился в его волосы, притягивая к себе, и… Переждав мучительную судорогу похоти, я перевел дыхание и, казалось, возвратился в реальность, но стоило мне снова взглянуть на Хоука, я опять сгорал от желания. Что за проклятье! В конце примерки Говард вынес нам вердикт «виновны!» и пообещал, что следующая примерка пройдет раздельно, что, собственно, и произошло через пару дней. Поэтому я понятия не имел, как будет выглядеть Гаррет в Церкви, и эта неизвестность еще больше подхлестывала меня на различные безумства. Я с нетерпением ожидал. Я сидел в кресле напротив зеркала и наблюдал за неторопливыми движениями Эдди. В комнате пахло паром и свежим бельем, и я погрузился в легкую дремоту. Покончив с моими волосами, Эдди попрощался и вышел, а я продолжал неотрывно смотреть на свое отражение. Поджав ноги к груди, я покрутил головой, местами рассматривая то, над чем трудился цирюльник, но почему-то не мог сосредоточить внимание на себе. Мысли были далеко, и они были отнюдь не из счастливых. В другом углу спальне Кларенс орудовал специальными приборами вперемежку с водой и магией, отглаживая рубашки и платки, мурлыча под нос незнакомую мелодию. Отложив инструменты и встряхнув одежду, он подошел ко мне, протягивая белоснежную сорочку с закрытой горловиной. Переведя на него взгляд, я хотел было перенять ее, но руки отказывались слушаться. Тогда я все понял. - Я не могу, - прохрипел я, не утруждаясь откашляться. Кларенс округлил в изумлении глаза, а затем всучил треклятую вещь в мои вспотевшие ладони и холодно бросил: - Не придумывай. Надевай. - Ты не слышишь меня? Я не могу. Я не пойду в Церковь. Произнеся это вслух, я задрожал всем телом. Все верно. Так будет лучше. Нахмурив брови, Кларенс наклонился ко мне и прошипел прямо в лицо: - Сегодня ты выходишь за Гаррета. Надевай. Горький ком сжал мое горло, и на глазах проступили слезы. - Что, если он однажды поймет, что совершил самую большую ошибку в жизни, вот только будет уже поздно. И он будет смотреть на меня каждый день, просыпаться рядом и ненавидеть себя за это. Он выдумал себе идеального Андерса, но это не я, я не заслуживаю его, ведь всю свою жизнь он мечтал о человеке, с которым у меня нет ничего общего. Взгляд Кларенса в миг преобразился из снисходительно-надменного в убийственно-пронзительный, и он, больно сжав мое плечо, медленно проговорил: - Не смей в очередной раз разбить ему сердце. Он не выдержит и уйдет, а ты будешь проклинать себя остаток жизни. Он не заслужил такого отношения к себе, не заслужил того, чтобы его чувства постоянно подвергались сомнению и проверке на прочность. - Я лишь хочу уберечь его и себя от этого. Мы совершаем ошибку. Ты помнишь, что со мной было месяц назад? В какую бездну я провалился, а ведь тогда мы с ним даже не были вместе. Он растопчет меня, уничтожит, если решит, что я не тот человек. Я умру, я итак погибаю каждый день, хоть и стараюсь гнать эти мысли прочь. И, Кларенс, уж ты-то должен понимать меня, как никто другой. - О чем это ты? Спокойствие его голоса дало первую слабину. Я чувствовал, что двигаюсь в верном направлении. - Ты тоже не подпускал к себе Кайла долгое время, не хотел связываться с ним, потому что думал, что однажды он пожалеет и уйдет из твоей жизни, даже несмотря на то, что он каждый гребаный день твердит тебе об обратном. Ты полон сомнений и предрассудков, ты отказываешься верить, что его намерения серьезны. - Может так и было вначале, - прервал он меня, рассеянно глядя куда-то сквозь меня. – Но сейчас я уверен в нем, я хочу быть с ним, я… - Настолько сильно, что отказываешься выходить за него? Ты боишься того же, чего боюсь и я, так что не пытайся меня убедить в том, что наши ситуации не похожи. Они одинаковы. Увидев его лицо, я понял, что перегнул палку. Нет, оно не казалось расстроенным или злым, но его выражение было пропитано безмерной тоской и горечью, и Кларенс, опустившись на край кровати, закрыл его руками и судорожно вздохнул. - Ты тысячу раз прав. Я даже усмирения не так боюсь, как того, что однажды Кайл опомнится и исчезнет из моей жизни. Он красив, умен, богат, от его ласк я теряю сознание, и я до сих пор не могу поверить, что из всего изобилия аристократов и божеств он выбрал отступника-недоучку. Создатель, как же мне страшно. Я подсел к нему и, ссутулив плечи, горько усмехнулся. Просидев какое-то время в тишине, он, прочистив горло, подвел черту: - Мы с тобой два неудачника, нахлебавшиеся по самые гланды, и уж точно не мне тебя учить жизни, но прошу, подумай хорошенько прежде, чем опять сломаешь себе жизнь. Если бы ты видел, как он смотрит на тебя, ты бы тут же выкинул из головы эту чушь. - Могу сказать тебе то же самое, - хмыкнул я, вытирая проступившие слезы. – Ладно, давай покончим с этим. Я встал, утягивая за собой травника. - Мы с тобой просто два идиота, - заключил он, и я не мог не согласиться. Я подобрал выглаженную рубашку и расправил ее на себе, наглухо застегнув горловину. Кларенс перезаплел разлохматившуюся косу и вдруг резко на меня обернулся. - Давай тебе вплетем в волосы белые цветы. - Белые? – Фыркнул я, встречаясь с ним взглядом через зеркало. – Я ведь не девственник. Махнув в мою сторону рукой, Кларенс усадил меня в кресло и вышел из спальни, вернувшись через несколько коротких минут. Итак, он вплел цветы в косу, которую так старательно плел Эдди от виска до виска, и я стал похож на принцессу из какой-то сказки с венком из белых цветов на голове, но мне, к удивлению, понравилось то, что я увидел в отражении. Я сделал глубокий вдох и прошептал: - Кажется, я готов. - В таком случае, одевайся скорее, - буркнул Кик, кидая в мою сторону штаны. – Мы сильно опаздываем. Я запрыгнул в брюки, застегнул все крючки и пуговицы на них, Кик уже подал мне жилет и сапоги, попутно облачаясь в парадное, я как мог шевелил пальцами, проклиная сотни шнуровок, крепежей, застежек и крючков. Затем последовал новый камзол, над которым Говард работал, не покладая рук, и, надо признаться, он превзошел сам себя. Камзол был пошит из парчи молочного цвета с янтарными вставками из шелка и невозможной вышивкой золотыми нитями, и все это переплеталось в орнаменте, золотые пуговицы на груди и манжетах сочетались с рисунком, но тем не менее, наряд выглядел строго и утонченно. Я замер напротив отражения, не веря, что этим красивым мужчиной был я, а в Церкви меня уже заждалась любовь всей моей жизни, и эта мысль придала мне сил, и я заторопился, теперь подгоняя травника.