Как приручить Хоука

На подходе к Церкви меня забил мандраж, и я замедлился, сильнее кутаясь в Хоуковский черный плащ, подбитый мехом. Что, если это действительно было ошибкой? Мотнув головой, я быстрее зашагал, чтобы навязчивые мысли не путались в сознании, чтобы меня не хватил удар, и я не сбежал. Я знал, что это пройдет, вернее, я надеялся, что как только мы обменяемся клятвами, мой страх исчезнет, перестанет душить меня, и я больше не буду ждать удара в спину. Едва Церковь распахнула для нас свои двери, на меня тут же налетел Варрик с бутоньеркой в грудном кармашке, чуть не сбивая с ног своим ворчанием: - Какого Мора так поздно? - Это я задержал нас, - выступил Кларенс, отчищая меня от снега прежде, чем я успел было открыть рот. Брань Тетраса тут же обрушилась на травника, но тот с непроницаемым безразличием стерпел каждое слово. - Демон с тобой, - успокоился, наконец, бард, переводя дыхание. – Давай мне Красавчика и бегом в зал. Кайл тебя заждался уже. Кику не пришлось повторять дважды, и он, как-то по-особенному посмотрев на меня, нырнул за двери. - Ты готов? Хоть по пути в Церковь я и пытался внушить себе, что готов, услышав этот вопрос со стороны, я рассеянно огляделся и замер. Очевидно, я не был готов, но Варрика это мало волновало, поэтому, схватив меня за локоть, он потащил меня по коридорным лабиринтам. Зал Церкви был невероятных размеров, и кучка людей у статуи Андрасте смотрелась странно и даже нелепо. Варрик оставил меня одного, проследовав к друзьям, мне же предстоял путь в несколько десятков ярдов под пристальным наблюдением Создателя и в совершенной тишине. Я нервно сглотнул липкую слюну, пытаясь разглядеть среди прочих моего демона. Священник уже ожидал у алтаря, все были в сборе, не хватало только меня. Преодолев примерно половину расстояния я, наконец, увидел его и остолбенел: Гаррет был облачен в черный камзол строгого покроя с глухим воротником и длинными полами, и по всей его поверхности прослеживались очертания зверей, выполненных золотой нитью, однако пуговицы и прочая атрибутика была в тон камзолу, создавая ощущение, что наряд для Гаррета был второй кожей. Я перевел взгляд на его лицо и в изумлении открыл рот: вечно непослушные кудри были аккуратно уложены, его глаза тлели внутренним пламенем, а губы застыли в привычном оскале. Мужчины красивей я никогда не видел и вряд ли увижу, и я не сдержал нервного смешка, за которым проступили слезы. Это было нереально, немыслимо, невозможно, но вот он, стоит и ждет, когда я подойду и возьму его за руку, прошепчу севшим голосом клятву и свяжу священными узами наши жизни. Подойдя еще ближе, я увидел его реакцию на мое появление, и она мало отличалась от моей. Гаррет тоже плакал и смеялся, то и дело зажимая ладонью рот, он улыбался и хмурил лоб, силясь справиться с эмоциями, но это было невозможно. Я оглядел присутствующих и не обнаружил ни одного безразличного лица: Кайл и Кларенс, держась за руки, восторженно перешептывались, не скрывая слез, Варрик чуть ли не рыдал навзрыд, пряча лицо за платком и хлопая Гаррета по руке, Авелин и Каллен, стоя немного поодаль, одобряюще кивали и не переставали улыбаться, а молодой священник с проникновенными голубыми глазами терпеливо ждал, когда эта какофония чувств и эмоций сойдет на нет и можно будет начать церемонию. Я встал напротив Гаррета и протянул ему дрожащие руки, ощущая его теплое прикосновение пальцев. Я неотрывно смотрел в его глаза, совершенно не слыша священнослужителя, и видел в них горящее пламя и демонов, танцующих на его углях. Я никак не мог налюбоваться им, сжимая его ладони, его насмешка, играющая на губах, гибкий стан и широкие плечи, и я словно выпал из реальности, теряя остатки рассудка. В голове пульсировала кровь, и вновь появилось ощущение, что Гаррет использует магию, чтобы пленить меня, но на этот раз я сам нырял в его омут, совершенно не беспокоясь за себя. Связывая себя узами брака перед Создателем, я вверял свою жизнь этому человеку, держащему мои дрожащие руки, и впервые я понял, что поступаю правильно. Пусть он опутал меня своим колдовством и животным магнетизмом, пусть он наполовину зверь и дикие повадки просачиваются в каждом его вдохе, пусть он пустил по Тедасу кровавые реки, я был совершенно счастлив, стоя напротив него и сплетя с ним пальцы. Даже если я никогда не пойму, почему именно я, я больше не собирался подвергать сомнению его любовь ко мне. Дослушав молитву и тихо прошептав «клянусь», мы обменялись кольцами, и священник объявил нас супругами. Отныне и навсегда мы принадлежали друг другу, и даже Смерти теперь было неподвластно нас разлучить. Возвращаясь в имение, мы с Гарретом приотстали, решив немного прогуляться по заснеженному Верхнему Городу. Петляя по улочкам, мы непрестанно смеялись и целовались, совершенно позабыв о временных рамках. Мы вновь оказались вне его власти, и в свете вечерних огней меня вновь окутало ощущение нереального. Неужели Гаррет действительно был способен влиять на пространство и время, или же это я так воспринимал мир рядом с ним. Я так и не смог разобраться с этим чувством, но больше не боялся его. Как-то Гаррет сказал мне, что от меня пахнет страхом, когда он близко, но что же теперь? Я не знал. Я по-прежнему ничего не знал. Мы бродили до сумерек, пока не проголодались, после все же решив вернуться в особняк, понимая, что нас все ждали. Холл обдал нас теплом, запахом жареной дичи и веселым смехом гостей. Отряхнувшись от снега и сняв верхнюю одежду, мы зашли внутрь под свист и улюлюканье и прошли вглубь, держась за руки. Удивительно, как хорошо все организовал Варрик: музыканты, расположившиеся у лестницы, заставленный всевозможными вкусностями стол, множество лент и цветов, украшающие перила и стены, отполированный паркет, в котором я видел свое отражение, бочонки с вином и ромом, пирамиды из хрустальных бокалов, серебряные подносы в руках слуг, и гости, распаленные алкоголем и закусками. Голос барда перекрикивал все звуки, когда тот, завидев нас, изрекал распоряжения на счет недостаточного количества еды и прочего, прочего. Гаррету пришлось насилу его успокоить, повторяя, что он лучший организатор, но пришло время немного отдохнуть. Спустя несколько шумных минут, Варрик уже опустошал запасы провизии, призывая каждого послушать его тост за молодых. В итоге, расчувствовавшись, он не смог его окончить, пряча красное от слез и духоты лицо, но та часть слов, что он успел произнести, была полна эмоций и добра, и тогда до меня впервые дошло, что Гаррет значил для него. Старик бард, всхлипывая и вытирая рукавом лицо, поочередно нас обнял и отступил в угол, где располагались кресла. Добравшись все же до стола с едой, я набрал в тарелку всякой всячины, наполнил бокал вином, и принялся поглощать припасы, не отводя взгляда от Хоука. Тот пренебрег идеей воспользоваться посудой, схватив жареную ножку голыми руками, и уволок свою добычу к стене, впиваясь зубами и отрывая от нее куски. Я невольно вздрогнул, на мгновенье представив вместо дичи человеческое тело, вспоминая, что мой супруг полузверь. Такой красивый в обличии человека и такой жестокий в шкуре волка. Неужели я подсознательно все еще боялся его? Ведь я не видел его обращенным с Костяной Ямы, если не считать призрака из моей Тени, и я совсем отвык от мысли, что он не тот, кем кажется. Почему я раньше не задумывался об этом, я же каждый день наблюдал за тем, как он ест, вгрызаясь в каждую кость, как скалит рот, изображая улыбку, как двигается крадучись, прислушивается ко звукам извне и нередко вздрагивает, словно ожидает нападения. И все же, я люблю наблюдать за его сном, когда, просыпаясь от тревожности души, поворачиваюсь на бок и вижу цветущего Гаррета. Я не знаю, догадывался ли он, чувствовал ли он дыхание у своего виска, ведь я не говорил ему больше об этом. Я смотрел на его расслабленное лицо, озаренное собственной магией, ощущал безмерное спокойствие и осознавал в тот миг, что это и был настоящий Гаррет. Без личины зверя или человека, он являлся духом Леса, и в те минуты я не понимал, реален ли он, существует ли такой маг, или же он часть Природы, плод моей фантазии. Проморгавшись, я вернулся в шумную компанию, прослушав очередной тост за молодых. Отлепившись от стола, гости и хозяева, удерживая в пальцах наполненные бокалы, разговорились, смыкаясь в полукольцо перед камином. Плечом я ощущал жар Гаррета, едва соприкасавшегося с моей рубашкой, его профиль, подсвеченный рыжим пламенем, играл мимикой и смеялся, его голос вибрацией передавался на мои внутренности, успокаивая меня, словно мурлыканье кота, и в голове образовались тягучие, точно мед, мысли. Медленные, ленивые. Я поддался им, наслаждаясь его тембром и чувством близости, вдыхал его запах, и в какой-то момент моя рука робко обняла Гаррета за спину, точно это был незнакомец, тут же чувствуя его горячую ладонь на своих ребрах. Все верно. Это мой Хоук, мой мужчина, любовь всей моей жизни. Приобняв меня, Гаррет не прервал беседы, но мне было вполне достаточно его тепла и касания его пальцев – я был всецело счастлив. Кружок по интересам, тем временем, медленно лавировал по холлу, а затем и вовсе разбился на пары, начиная очередной виток вечера: танцы. Я наблюдал, как Кайл потащил Кларенса ближе к камину, заключая его в объятья, как Каллен поклонился Авелин, приглашая на танец, как Варрик, расслабившись на кресле, орлиным взором следил за всеми нами, не выпуская из рук бутылки, и как эльфийки, оставив подносы, столпились в кучку и, переговариваясь, задвигались в такт. - Потанцуем? Я увидел протянутую белую ладонь, переживая неприятное чувство уже увиденного, затем поднял взгляд на Гаррета, опустившего голову в поклоне, и промолчал каких-то пару мгновений, завороженно разглядывая иссиня-черные кудри. Я снова чувствовал волнение, как тогда, на крыше, вспоминая ту катастрофу, которая последовала за танцем, и я вновь испугался. Гаррет смиренно ждал, склонив голову, когда я сумею совладать с собой и принять приглашение, и, о чудо, яд прошлого отпустил меня, и я с улыбкой накрыл его ладонь своей. Выпрямившись, Гаррет окутал меня магией своего взгляда, при которой я забывал, как дышать, и вывел меня на паркет. Положив левую руку на его плечо, я сплел пальцы правой руки с его пальцами, ни на миг не сводя с него влюбленных глаз. Я окончательно пропал. Утонул. Провалился под лед. Но мне было плевать. Едва усилив хват, видимо в страхе, что я опять убегу, Гаррет повел нас под ритм музыки. На языке вертелась тысяча извинений, но я не произнес ни слова, ведь я знал, что он видел меня насквозь и прекрасно понимал, как сильно я сожалел о содеянном. Это был один из таких моментов, когда слова были излишни. Тот танец подвел черту, прощая нам все совершенные ошибки, и я с упоением наслаждался Хоуковским запахом и ощущениями, которые он мне дарил, напрягая мышцы под тонкой тканью рубашки, сжимая и перебирая мои пальцы, прижимая меня к своему корпусу и беспричинно смеясь. И я снова горел в его объятьях, чувствуя, как кровь предательски покидает голову и направляется к паху, где были сосредоточены все помыслы и желания. Я снова сгорел. Пережив захлестнувшее волнение, я полностью расслабился в его сильных руках, прильнув к груди и опустив голову на его плечо. Гаррет издавал едва ощутимую вибрацию, прижимая меня к себе, и медленно кружил нас на месте под тихие аккорды музыкантов. Вечер перешел в полудрему. Я блуждал взглядом по гостям, останавливаясь на своих лисах и невольно улыбаясь их полному всепоглощению друг друга. Они никого не замечали вокруг, пребывая в собственном коконе, два представителя совершенно разных миров, которые были созданы друг для друга, которые наплевали на предрассудки и стереотипы. Или все же?.. Я пригляделся к Кларенсу, к его мимике и жестам, пытаясь понять, сквозит ли в них тот же страх, что был в самом начале, или ему удалось-таки побороть себя и начать жизнь заново. Он пожирал взглядом Кайла, слегка задрав голову, улыбался ему и подставлялся под обрывочные поцелуи, которые позволял себе юный маг, но что же я пропустил? Или я просто бредил, стараясь отыскать демонов там, где их нет. Еще утром Кларенс был до смерти напуган, так же, как и я, но почему теперь я не видел этого в серых глазах? Неужели травник победил свой страх? И тут произошло то, что раз и навсегда закрепило мою догадку: Кларенс, поднявшись на носочки, что-то прошептал Кайлу, и тот мгновенно замер, а затем, вскрикнув нечто нечленораздельное, подхватил травника на руки и до хруста сдавил его в объятьях. Уже позже, когда они объявили дату, я сопоставил этот всплеск с новостью и с некой завистью понял, что Кларенсу удалось то, что все никак не получалось у меня. Однажды Гаррет сказал мне фразу: «Нестрашно, моей любви хватит на нас двоих». Он произнес это куда-то в потолок, словно и не обращался ко мне, и с того момента я не мог перестать думать о том, что ему все известно. Было бы глупо надеяться, что он не почует, но я хотел все исправить, хотел, чтобы он увидел, что я больше не боюсь его. Я разрывался на части, прижимаясь к нему всем телом, слишком явно ощущая, что любил его каждой клеточкой тела. Любил его до боли в ребрах, до оглушения, до судороги, но как донести ему это? Как? Отвернувшись от лисиц, я вжался лбом в его плечо, чувствуя горячее дыхание на своей щеке. Он все понимал и без слов, он улавливал мое душевное волнение лучше меня самого, и от этого становилось немного легче. - Я тебя люблю, - прошептал я, давясь слезами. - Я знаю, - послышался тихий ответ, принесший долгожданное облегчение. Он знал это. Он все знал. - Мы все преодолеем. Создатель, но зачем так больно. *** - Ты уверен, что ноги сгибаются в эту сторону? - Ох, тебе нужно всего лишь согнуть колено и выше поднять бедро. - Мне определенно не хватает растяжки. Создатель, какой же он огромный. - Просто суй сюда… вот так… давай помогу тебе… Раздвинь ноги пошире и садись на него сверху. Удобно? - Кажется, - прокряхтел я, притираясь задом к новым ощущениям: подобное у меня было впервые. – Не верится, что ты уговорил меня на это. - А мне не верится, что ты ни разу не ездил верхом. Держись крепче, я отпускаю. Потеряв контакт с его теплой рукой, я намертво вцепился в поводья, испуганно озираясь вокруг, словно пойманный зверь. Гаррета лишь развеселило мое выражения лица, мне же было не до смеха. Зверюга подо мной двигалась и фыркала, трясла гривой и дергала повод, чем окончательно ввела меня в оцепенение. В нос бил едкий запах конского пота и навоза, ржание и стук копыт перемешивались, создавая единую какофонию, и только чистый голос Хоука разрезал душный воздух конюшни своей прохладой. Я тянулся на него, как мотылек к огню, не сводя с моего демона пристальный взгляд. Убедившись, что я не выпаду из седла, он перенял жеребца у конюха и одним ловким движением вскочил на него, натягивая поводья и присмиряя животное. В седле он смотрелся, словно король: гордая осанка, надменное лицо, строгий черный камзол и плащ с меховым подбоем, золотые шпоры и резвый конь, нетерпеливо роющий копытом землю и пуская клубы пара из ноздрей. По-другому Гаррет и не мог выглядеть верхом, и я, слегка распустив нервы, хмыкнул: - Есть хоть что-то, чего ты не умеешь делать? Ответом мне была снисходительная усмешка и блеск черных глаз, а затем Гаррет подъехал ко мне вплотную и протянул кожаные печатки, и пока я их натягивал, он застегнул мой плащ до самого живота. Это был его способ сказать мне, что он любит меня, молча перебирая пальцами застежки и окутывая своим невозможным запахом. Когда он сообщил мне, что у него для меня есть сюрприз, я перебрал в голове множество вариантов, но прогулка верхом никак не входила в этот список. Я даже не знал, что в Киркволле есть конюшня. Итак, закончив меня закутывать, Гаррет спешился, взял коней под узду и куда-то повел. Зверь подо мной качнулся и зашагал, и я в страхе вцепился в седло, глядя на его белую шею. Хоть мне и нравились лошади, но я смутно представлял себя в роли наездника, и пиком моего знакомства с ними было поездкой в телеге несколько долгих часов за горсть медяков. Я вспомнил укачивающее чувство и размеренный стук копыт, но это нельзя было сравнивать с тем, что я испытывал, сидя верхом. Гаррет отвел нас в загон, седлал коня и, развернувшись ко мне, объявил, что сейчас даст мне несколько основных уроков езды верхом. Я весь обратился в слух, стараясь запомнить каждое движение и каждый комментарий к нему, завороженно наблюдая, как Хоук показывал управление лошадью поводьями, объяснял, как следует вести себя в седле при ходьбе или рыси, рассказал, что делать, если лошадь вздыбится или понесет, хотя конюх убеждал меня, что конь смирный и послушный. Я впитывал каждый момент, повторяя за его руками и спиной, освоил шаг, делая вывод, что это не так уж и страшно, как казалось с земли, научился тормозить и подгонять лошадь, и вскоре мы перешли к рыси и бегу. Гаррет гарцевал на вороном жеребце, и конь, казалось, улавливал его намерения на каком-то интуитивном уровне, и они стали будто одним целым, продолжением друг друга, и я вновь почувствовал, как разливается по венам тепло нежности к этому человеку. Повторив за Хоуком все, что мог, мы вышли из конюшни. Гаррет, убедившись, что я готов, издал протяжный свист, и кони, всполошившись, словно им дали хлыста, пустились в бег. Рассекая воздух лицом, я не ощущал ничего, кроме безграничного удовольствия. Не было ни страха, ни холода, и даже ледяные осколки, царапающие кожу, не имели значения. В этом мире был лишь я, мой конь, бескрайние снега Рваного Берега и Гаррет, кидающий на меня влюбленные взгляды. Через пару часов я чувствовал себя в седле так, словно провел в нем всю свою жизнь. Мы перешли на шаг, отпустив поводья. Стоял морозный солнечный день Зимохода, снег слепил глаза, заставляя щуриться, уши горели, ноги постепенно затекали в неподвижном положении, и я попросил о небольшом отдыхе. Спрыгнув с седла, словно он не находился в нем столько времени, Гаррет подошел ко мне, протягивая руки помощи. Вцепившись в них, я поочередно освободил ноги из стремян и стек с лошади в объятья Хоука. - Не замерз? – Поинтересовался он, поправляя на мне плащ. Я мотнул головой. Гаррет не сводил с меня глаз. - Почему? Челюсти после продолжительного молчания и обдувания холодными ветрами отказывались слушаться, и я смог выдавить из себя лишь одно слово. Сверкнув зубами, Гаррет пояснил: - Когда мы направимся в Андерфелс, лучшим средством передвижения станут именно лошади. Верхом будет быстрее и безопаснее, поэтому тебе надо немного потренироваться и привыкнуть к ощущениям в седле. Я кивнул, забыв удивиться тому, что Гаррет понял мой вопрос по одному хриплому слову. Странно удивляться каким-то вещам, когда твой супруг - забытый бог. Мы немного прошлись, разминая ноги, удерживая за узду лошадей. Те фыркали и вибрировали, и я чувствовал исходящий от них жар и запах, слышал хруст снега под ногами и копытами и размеренное дыхание моего компаньона. - В Тевинтере я участвовал в забегах, - вдруг сказал Гаррет. – Бывало даже, что выигрывал. Я хмыкнул, протягивая ему руку. Он сжал мою ладонь, и мы двинулись дальше, болтая ни о чем, ведя коней по разные стороны друг от друга. - Тебя подсадить? Я кряхтел и краснел, пытаясь забраться на коня, поэтому сильные руки, удерживающие меня от падения, пришлись как нельзя кстати. Устроившись в седле и поправив стремена и поводья, я обернулся на Гаррета. Тот оставался на земле, делая несколько шагов от меня. - Хотелось бы немного размяться. Гаррет звонко и коротко свистнул, и его конь, заржав и вздыбившись, рванул от нас со всех ног. - Не бойся, - произнес он, видя мое растерянное выражение лица. – Я отправил его домой. Я понял. - Хочешь наперегонки? – Предложил я, вложив в свой голос всю игривость, на какую был способен. Хоук оскалился, облизывая зубы. - До большой развилки Берега, - добавил я и, не дожидаясь реакции, дал коню шпор, привставая в седле. Зверь нес меня по заснеженному Берегу, взбивая в воздух белые хлопья, ветер свистел в ушах, и хоть я и не видел, что происходило за спиной, чувство погони подхлестывало меня. Вскоре к свисту и стуку копыт о промерзлую землю прибавилось утробное рычание. Он был близко, и краем взгляда я мог уже различать чернеющее пятно, которое двигалось с невозможной скоростью. Впереди виднелась первая развилка, и я вильнул влево, сходя чуть ниже, а дальше время замедлилось. Я слышал ржание и храп моего коня, чувствовал мелкие лезвия снега на своих щеках, и на белом фоне я видел черного волка, остававшегося на верхней тропе, взбивающего лапами снег. Он бежал наперерез мне и в какой-то момент, вложив всю мощь в прыжок, оказался надо мной, обращаясь в воздухе в огромную птицу. Может, действительно тогда время остановилось, но после его обращения оно вернулось в свое русло, оставляя в душе ощущение беспомощности перед магией леса. Мне пришлось немного пригнуться, чтобы ворон не зацепил меня когтями, но тот, взмахнув крыльями пару раз, взмыл в ясное небо, издав протяжный драконоподобный вой. Я мчал коня до следующей развилки, пытаясь восстановить дыхание и успокоиться, но то, что я пережил сейчас, всколыхнуло во мне первобытные чувства. Я вновь вспомнил, кто таков Хоук на самом деле, ощутив вибрацию воздуха от его движений, я вспомнил, чего так боялся все это время, с удивлением обнаруживая, что страха нет. Он исчез, и осталось лишь желание созидать, и я с упоением наблюдал за черным демоном, парящим в небе надо мной. Нужная развилка была уже близко, и я натянул поводья, останавливая взмыленного коня. Я слез с него, отпуская отдохнуть, а сам направился к обрыву у развилки, открывающему потрясающий вид на Недремлющее море, черным пластом лежащее у подножья Киркволла. Крылатый демон, описав широкую дугу над пропастью, приземлился чуть поодаль, создавая вихрь вокруг себя и обращаясь в красавца Хоука. Я стоял на краю тропы, смотрел на скованный черным льдом Порт и думал. Гаррет подошел ко мне, коснувшись плечом моего плеча и последовал моему взгляду. Он глубоко дышал, его кудри, ставшие еще длиннее и невозможней, торчали во все стороны, спадая на лоб, его вечно белая кожа едва порозовела, а на губах играл привычный оскал. - Я хочу уехать, - вырвалось у меня. – Как можно скорее. - Как только сойдет снег, любовь моя. Вдали, на линии горизонта, виднелись черные точки кораблей, и резкое чувство тоски пронзило мне грудь. Я осознал, что пора двигаться дальше, ведь я ничего еще толком не видел, ничего не знал и жаждал неизведанного. Мы больше месяца планировали переезд в Андерфелс, чтобы исполнить заветный ритуал, но это было лишь началом. Жить в праздности мне наскучило, и я хотел перемен, хотел стать кочевником, пилигримом, да кем угодно, лишь бы быть подальше от Ферелдена, Вольной Марки и от всех воспоминаний, душивших меня. Я был уверен, что Гаррет понимал меня, ведь он-то точно слышал зов Природы, и я каждый раз видел в его взгляде огонь, когда мы гуляли по Берегу, и он изредка засматривался на море и птиц, круживших над ним. Свобода манила его, он все порывался взмыть в небо, но что-то всегда удерживало его, и это был я и тот факт, что у меня не имелось крыльев или мощных лап, я был заурядным отступником, не по своей воли пленившим забытого бога. Гаррет не произнес ни слова по поводу тоски и желания улететь, но я чувствовал его настроение, чувствовал, как тянуло его улететь, убежать от праздной сытости, и как он оставался на земле, потому что я был там. Но пришло время. Пора было уходить. Я взглянул на демона и улыбнулся ему. Распрямив напряженный лоб, он оскалился в ответ, рукой отбрасывая упавшую на лоб прядь. За спиной послышалось ржание моего коня, и я обернулся на него. Гаррет, подойдя к нему, взял его за морду и с нежностью провел пальцами по крутому изгибу шеи, успокаивая зверя. - Я думал, ты только с воронами умеешь разговаривать. Гаррет хмыкнул, не отрываясь от своего занятия. Конь расслабленно прикрыл глаза, со свистом вдыхая холодный воздух. - А я с ними и не разговариваю. Подойди. Я подчинился, вставая рядом с Хоуком. Сняв одну перчатку, он положил мою ладонь на плечо лошади, накрывая своими пальцами, и спросил: - Что ты чувствуешь? - Тепло… и влагу, - неуверенно добавил я, пытаясь понять, что он хочет услышать. Его улыбка всколыхнула во мне трепет. Хоть мы делили кров и еду уже много дней, любой его жест в мою сторону воспринимался так же остро, как и в первые дни знакомства. Я не понимал, как ему удавалось это, но испытывать подобные чувства каждый раз, когда он смотрит на меня или касается губами моей кожи, было схожим с электрическим разрядом, пущенным через все клетки моего тела. Я судорожно втянул ноздрями его запах, стараясь не отвлекаться на посторонние мысли, но это было практически невозможно, находясь с ним так близко. - Думаю, ты знаешь, что в каждом живом существе обитает магия, некоторые магистры даже полагают, что она зарождает саму жизнь, но в Кругах Тедаса не учат тому, что животные связаны с Тенью порой даже сильнее, чем маги. Может, тебе будет непросто, но попробуй ощутить пульсацию внутри зверя, почувствуй его настроение и характер, и ты удивишься тому, какой силы магия обитает в нем. Ты взращен Кругом, где вся учеба направлена на… я даже не знаю, на что, но ты не думай, что быть самоучкой лучше. То, что ты научился использовать магию без посоха, хорошо, но этого недостаточно. Чтобы в полной мере обрести связь с Тенью и подчинить ее своей воле, нужно еще многое понять. Я тебе помогу. Моя магия не ограничивается предметами и заклинаниями, и я сам ставил себе барьеры, пытаясь понять, что лучше для меня, но она намного опаснее, поскольку непредсказуема, поэтому подумай, хочешь ли ты отказаться от ограничений. Если да, то вот тебе первый урок: скажи мне, что ты чувствуешь? Только знай, что назад пути не будет. Я не ожидал подобных слов. Все мысли о близости улетучились, ведь передо мной стоял совершенно иной Хоук. Как-то я обмолвился, что практиковал магию без посоха, но тогда он никак не отреагировал на это, а сейчас я слышу, что он хочет меня обучать, если я действительно готов. Оторвав от него липкий взгляд, я сосредоточился на лошади, направляя магическую волну в свои пальцы. Пройдя сквозь белую шкуру, она исчезла, не давая мне никакого отклика, и я направил еще одну, мощнее, черпая силы из Завесной ткани. Зверь дернул головой в мою сторону, фокусируя на мне прямоугольный бордовый зрачок в голубой радужке и раздувая ноздри, но я не отпрянул, лишь слегка изменил настроение своей магии. И я почувствовал отклик его души, ощутил замерзшими пальцами чужую магию, другую, дикую, прежде невиданную. Я прислушался к ней, пытаясь уловить ее оттенки, и, помедлив, неуверенно произнес: - Я чувствую… нетерпение. И жажду, - добавил я, выискивая во взгляде Хоука одобрение моих слов. – Да, это жажда, - повторил я, замечая одобрительную ухмылку на губах Гаррета. С двенадцати лет меня обучали контролю магии с помощью заклинаний и зачарованных предметов, вдалбливая в голову, что без этого я непременно попаду в лапы демонам, и теперь словесный барьер мешал ей вырваться на волю и чувствовать мир таким, каков он есть. Через призму запретов он ощущался неполным, неестественным, тусклым, и я не осознавал всей прелести и возможностей магического дара, о котором мне твердили, как о проклятье. Но затем в моей жизни появился крылатый демон, вдребезги разбив мое представление о жизни, открывая двери в неизвестность, движением крыльев приглашая меня следовать за ним по невидимым тропам и забыть все то, что оставалось позади. Он мог показать мне новый мир, ему было это под силу: оборвать прошлое, обучить тому, чего я не знал. Я обещал себе быть прилежным учеником, внимая каждому его слову, но, признаться, это было не так просто: сосредоточиться было крайне сложно, слушая его хрипловатый голос, повторять его движения, касаясь горячей кожи, вдыхать его запах и ловить на себе горящий взгляд черных глаз. Мне кажется, что я мог бы написать балладу, восхваляющую Гаррета, и я бы даже это сделал, но у меня ужасное чувство ритма и совершенно отсутствует слух. В тот день, на краю пропасти, началось мое обучение. Ухмылка Гаррета говорила, что я верно понял магию своей лошади, и после мы отпустили ее есть снег, а сами подошли к обрыву. Он держал меня за руку и говорил о магии, заставляя меня сосредоточить внимание на ощущениях, внутреннем пламени и кончиках пальцев. Это было намного сложнее, чем мне представлялось, я напрягал каждый мускул своего тела, лихорадочно соображая, что же хочет от меня черноволосый красавец. Первому, чему он хотел меня научить в тот день, было умение ощущать чужую магию. У животных она проще, чем у людей, поэтому с лошадью у меня получилось почти сразу, но прочувствовать магию Гаррета, пропустить ее через себя, связать ее со своей и даже суметь повлиять на нее так же, как он влиял на мою Тень, казалось мне практически недостижимым. Я стискивал челюсти, сжимал кулаки, краснел и даже злился, я ощущал лишь напряжение и разочарование в себе, и под конец я совсем выбился из сил. - Мы будем тренироваться, пока не получится. Изо дня в день. Не думай, что это бесполезно, - произнес Гаррет, беря в ладони мое печальное лицо. – Каждая твоя попытка принесет свои плоды. Переучиваться магии сложнее, чем учить древнеэльфийский, уж поверь мне. И он поцеловал меня, вытесняя из сознания всю грусть. Я знал, что он прав, что ничего не получается с первого раза, и что для желанного результата необходимо усердно работать над собой, но порой я ловил себя на том, что завидую его способностям и владению магией, но моя зависть не горела черным огнем в душе, она скорее была чем-то вроде неуклюжего отражения меня, не умеющего ровным счетом ничего. Отстранившись, Хоук протянул мне перчатку. Уже смеркалось, и пора было возвращаться домой. Свистнув, он подозвал к себе коня, хватая его под узду и придерживая для меня стремя. Я втащил свой зад на седло, чувствуя, как уже отвыкшие мышцы начинают ныть, и перенял поводья. Убедившись, что я крепко держусь, он запрыгнул на круп лошади, двигаясь ко мне в седло. Я прижался как мог к его переднему краю, недоуменно оборачиваясь на Гаррета. Тот лишь хмыкнул, усаживаясь поудобнее и перенимая из моих пальцев поводья. Я чувствовал спиной его грудь, его дыхание на своей щеке, и все притворное возмущение мгновенно улетучилось из моей головы. Он обвил руки вокруг меня, даря свое бескрайнее тепло, и тронул коня. Мы вернули лошадь в конюшню уже затемно и побрели до Верхнего Города, на пути встречая редких прохожих. *** Я сидел за столом, разбирая оставшиеся бумаги. Шея затекла и отказывалась разгибаться, поэтому мне пришлось отложить перо и немного ее размять. Нащупав пальцами спазмы, я промял мышцы, морщась от боли, и вновь вернулся к работе. Из открытого окна доносился запах свежести и талого снега, и я невольно засмотрелся на улицу, местами еще покрытую зимней серостью. Календарь указывал на начало Драккониса, а бумаги, разбросанные по всему столу – на неоконченную работу. Я вновь вернулся к ним, заставляя себя сконцентрировать остатки внимания. За окном послышались взмахи крыльев, а через несколько мгновений серповидные когти уже впивались в балконные перила, издавая мерзкий скрежет. Я вздрогнул, тут же отбрасывая перо и встречая прибывшего. Гаррет зашел в спальню, не особо утруждая себя полностью обратиться в человека, оставляя на голове и плечах черные перья. Завидев меня, он оскалился, тут же тряхнув головой и возвращая голове привычный волосяной покров. В середине зимы он до смерти перепугал меня, когда остриг кудри под мой протестующий вопль, и теперь его волосы, ставшие вновь прямыми, беспорядочно торчали во все стороны. Почему он так поступил, я не знал, с болью в сердце вспоминая его искаженное гневом лицо и блеск ножниц в руках прежде, чем первая прядь упала на пол. В тот день я впервые видел его таким отчаянным и подавленным, он что-то кричал на Тевинтерском, в его глазах блестели слезы, и я бросился отнимать проклятый инструмент, отшвыривая его куда-то в сторону, разбивая зеркало туалетного столика, а затем Гаррет рухнул к моим ногам на колени, заходясь в рыдании. Я опустился успокаивать его, обнимая и плача вместе с ним, не пытаясь выяснить, что побудило его так поступить, я сел на пол и уложил его на колени, укачивая его и вытирая слезы, целуя его лицо и прижимая к себе, не на шутку испугавшись. До сих пор в памяти всплывает момент, когда Гаррет вдруг хватает ножницы, глаза сверкают безумством, и я мгновенно покрываюсь холодным потом от страха, что он причинит себе вред. После того, как он пришел в себя, он посмотрел на меня совершенно разбитым взглядом, и тогда я поклялся себе никогда не вспоминать это ему, пока он сам не захочет говорить. На следующий день я пригласил Эдди, и он привел его волосы в порядок, отстригая почти под корень. Прошло почти два месяца, и каждый день я видел жесткие черные волосы, торчащие в разные стороны, и душа разрывалась от боли за Хоука, но я продолжал хранить молчание. Мельком взглянув на его волосы, я встал ему навстречу, ныряя в объятия. - Хорошие новости, - произнес он. – Дороги наконец освободились из-под снега, аж до Молчаливых Степей. Время пришло, любовь моя, - немного помолчав, добавил он. Я медленно кивнул. - Почти все готово. Осталось подписать дарственную, - мой голос дрогнул на последнем слове, и я смолк. К глазам неожиданно подступили слезы. Я знал, что этот день очень скоро наступит, и жаждал его прихода, но прощание оказалось тяжелее, чем я ожидал. Переждав приступ меланхолии, я улыбнулся Гаррету. Он горел изнутри. Гонимый страхом, что мы опоздаем с ритуалом и я услышу Призыв, Хоук с приходом оттепели через день летал на разведку дороги, отправлял своих воронов до самого Вейсхаупта, ожидая в немом напряжении вестей от них. И вот, наконец… Пережидая зиму, мы почти безвылазно сидели в имении, пару раз в неделю уходя на конные прогулки, но в основном пребывали в объятиях друг друга. Гаррет обучал меня магии, я давал ему уроки любви, чередуя занятия, иногда смешивая их, перескакивая с одного на другое. Нередко бывало, что мы начинали, сидя в креслах у камина, а чуть позже я обнаруживал себя сверху на его члене с пальцами во рту. В конце Зимохода отгремела еще одна свадьба, и хоть Кларенс умолял меня не устраивать грандиозность, этот день вошел в хроники Верхнего Города. Я оплатил ее до последнего медяка, начиная от сильверитовых запонок на эльфийском камзоле и заканчивая вишней на свадебном торте. Там было все: музыканты, хрусталь, орлесианские шелка и антиванская кожа, золото, алмазы и изумруды, цветы и зажаристые нажьи ножки, ленты, клятвы, бардовские слезы, ослепительно красивый Гаррет в новом камзоле, бочки с вином и танцы до утра. Церемония была строгой и элегантной, а вот веселье после больше походило на попойку в «Висельнике»: смех, веселье, одна пьяная Авелин чего только стоила, слезы Варрика, повисшего между мной и Гарретом, разговоры о любви, томные взгляды молодоженов, не обращающих внимания на хмельные возгласы гостей. Хоук помог мне организовать для них свадебное путешествие на залив Риалто, и после долгих уговоров они решили отправиться, когда сойдет снег. Все ожидали прихода весны. И вот этот день настал. Поэтому я всхлипывал, не выпуская Гаррета из объятий, поэтому я внезапно погрустнел. Перемены всегда выбивают на эмоции, какими бы долгожданными они не были. Перемены означают прощание. Гаррет молча гладил меня по спине, успокаивая, и я постепенно приходил в себя. - Осталось подписать дарственную, - повторил я, указывая на ворох бумаг за спиной. Хоук, проследив за моим жестом, подхватил меня на руки и усадил на стол, сдвигая документы к стене. Я обвил ногами его бедра, облокачиваясь руками на деревянную поверхность. Тот день подводил черту жизни в Киркволе, и мне кажется, я впервые был готов к приходу чего-то совершенно нового. Нас уже ожидали в Андерфелсе. Дарственная была оформлена на Варрика. Узнав, что мы уезжаем, он неделю ходил, словно в воду опущенный, растеряв свой азарт и юмор. Но так было нужно: Кларенс и Кайл не захотели оставаться, решив перебраться куда-нибудь, где не воняет тухлой рыбой и расизмом, Авелин метила на место мэра Киркволла, и поэтому ей было чревато иметь в собственности недвижимость с такой сомнительной репутацией. Решение подарить барду особняк пришло мне однажды за завтраком, и Гаррет полностью его поддержал. Это была некая благодарность за все, что он сделал для меня и Хоука, за его заботу о нем в трудный период жизни, за то, что присмотрел за мной и за многое другое, что я не успел перечислить, поскольку он разрыдался, закрыв ладонями лицо. - Надо успеть сделать заказ на кухню прежде, чем они уйдут на рынок. Устроим прощальный обед. Я молча кивнул, окидывая взглядом спальню, в которой мы разбросали вещи, пока собирались в дорогу. За полгода, что я жил здесь, я всей душой прикипел к этой огромной кровати с кровавым балдахином, к пульсирующим стенам и небольшому балкончику, открывающему вид на весь Верхний Город. - Когда лисы отправятся? – Однажды при Гаррете я сравнил Кларенса и Кайла с лисицами, и с тех пор он называл их только так. - Порт вот-вот должен открыться: лед совсем потемнел. Думаю, у них осталась в запасе неделя, не более. Мы обсуждали будничные вопросы, словно нам и не предстояло пересечь две страны верхом на лошадях, совершенно забыв про комфорт и отдых. Я не был до конца уверен, что поступаю правильно, но я делал это для Гаррета и для нашего будущего. Признаться, мне не было дела, что течет в моих венах, но Хоук хотел освободить меня и продлить мою жизнь. Может, ритуал обернется успехом, а может это - непростительная ошибка, и она станет фатальной для меня, и эта весна окажется последней в моей жизни, но я проведу ее с Гарретом, а значит, она будет лучшей. Я провел рукой по его щеке. Хоук по-прежнему был для меня загадкой, и скорее всего, навсегда таким и останется, но я любил его, мы отлично ладили в быту, он стал мне не только любовником, но наставником и лучшим другом. С каждым его уроком я все крепче осваивал дикую магию, постепенно забывая об учениях в стенах Башни, я чувствовал магию Гаррета на уровне собственного дара, и мы все реже прибегали к словам, изъясняясь о простых вещах на языке Тени. Карие глаза светились тысячью солнц, я ощущал биение его сердца и нетерпение, вибрирующее в его груди. - Я люблю тебя, Гаррет Хоук. Мой крылатый демон, забытое древнее божество. Взгляд стал пронзительным, а затем исчез под черными ресницами, вибрация становилась ощутимее, и лицо приобрело хищные черты. Мне нравилось наблюдать за его преображениями, когда он в мгновение ока из простодушного человека обращался в жестокого зверя, опасного для каждого в Тедасе, кроме меня, и я это понял только когда отбирал у него ножницы, вцепившись в раскрытые лезвия. Там, в полумраке спальни, я в ужасе следил за тем, как он дрожащими пальцами орудует инструментом, выкрикивая непонятные мне слова, и до меня, наконец, дошло, что Хоук скорее перебьет себе артерии на шее, чем поранит меня. Я не знал, за что он так с собой, отчего он вскрикивает по ночам и вслушивается в тишину, но зато я знал, что буду рядом во что бы то ни стало, что бы ни происходило в его голове. На языке вертелись сотни прекрасных слов, но я произнес то, что говорил ему каждый день, и каждый день он, закрыв глаза, целовал меня в ответ. - Пора спускаться, - прошептал он, не отрываясь от моих губ, и я промычал что-то нечленораздельное, удерживая его ногами. Как ни хотелось запереться с ним в спальне и махнуть рукой на дела, мы все же направились к выходу. Спустившись в холл, я по привычке мельком взглянул на письменный столик, стоящий у стены возле камина, и с удивлением обнаружил запечатанное письмо. Взяв его в руки, я развернул к себе печать, уставившись в непонимании на подпись адресата. Печать кровила гербом Ферелдена, а в углу конверта мелким почерком было набросано: «Андерсу от К. Кусланда» и далее мой адрес. Нахмурившись, я замер, не замечая внезапно образовавшуюся тишину, и несколько долгих секунд лицезрел наспех поставленную печать. В голове не оказалось никаких мыслей, лишь легкое недоумение, что призрак далекого прошлого вновь решил о себе напомнить. Я повертел в пальцах письмо, оценивая его вес и толщину, пытаясь разобрать свое отношение к этому. Четвертое послание от Кусланда, что оно могло нести в себе? Объявление войны? Новые проклятия? Запоздалое раскаяние, признание в любви? В любом случае, я не хотел иметь к этому никакого отношения, я даже не сразу смог вспомнить его имя. Хмыкнув, я подошел к камину, выбрасывая запечатанный конверт в его пасть, и хотел уже было поторопить замешкавшегося наверху Гаррета, повернувшись к лестнице и набрав побольше воздуха для крика, но неожиданно обнаружил его на последних ступенях. Судя по встревоженному взгляду и скрюченным пальцам, впивающимся в резные перила, Хоук стоял все это время здесь и следил за моей реакцией на письмо. Неужели он до сих пор боялся, что я уйду, поджимая губы и хмуря лоб, замерев в выжидающей позе и глазами ища спасения? Внезапно запищал воск в камине, спугивая его настороженность, и я не сдержал улыбки, протягивая ему руку. Пора было отправиться на кухню. Огонь в камине, облизывая сухие поленья, медленно поглощал плотную бумагу, скручивая и обращая в пепел подпись Короля Ферелдена. Fin. Post Scriptum