Крадущийся альфа, затаившийся омега

На первое время Марти задвинул это обещание куда подальше. Отец, хоть и подбирался к седьмому десятку, чувствовал себя бодро, брат почти не хитрил и не утаивал ничего, и всё шло хорошо. Марти чувствовал, что Генри обижается на него. Он даже полюбил приезжать к нему в один из производственных филиалов в промзону под вечер и старался взять на себя часть его забот, как мог. Брат и раздражался, и был рад тому, что Марти брал на себя его заботы и мог, к примеру, развезти по другим местам часть документов, в которые не сунул бы свой нос и не разболтал бы их секреты конкурентам. После очередного вечернего совещания Генри вручил ему очередную папку. — Вот. Отвезешь в "Конкорд", это на северо-западе. — Мэтт отвезет. Брат похлопал его по плечу и отпустил. Марти по давным-давно известному ему маршруту дошел до лифта, спустился вниз, услышал дежурное "До свидания, мистер Бланк" от охранника у входа, сам кивнул и сказал слова прощания в ответ и вышел. Его уже встречал шофер. Путь был неблизкий и не слишком знакомый. — Открой окно, — попросил он шофера. — На совещании было душно. — Не стоило бы, господин. Район плохой. — Какой? — Плохой, господин. — Нет же! Что за район? — Северо-запад, район за промзоной, господин. Помните, вы говорили, у вас был там самый первый магазин? Омерзительно пахло городским смогом, пылью, перегоревшим маслом. Вдобавок с улиц то и дело доносились крики, в основном пьяные, одни злые, другие — разнузданно-веселые. — Ах да. Похоже, живут так же бедно? — Одни алкаши, что взять. Марти тоже брезгливо скривился. Он не мог видеть ни покосившихся и состарившихся домишек, ни чахлой зелени, ни городской бедноты — а всё же видел их как наяву. Как ни крути, именно благодаря этим нищим людям их бизнес — магазины самого низкого класса — сумел взлететь и расцвести. Ему было не отделаться от мерзкого чувства, что все эти годы они просто обкрадывали их. Говорят же что-то о социальной ответственности бизнеса? Или это всё просто пустой звук? — Не против поехать побыстрее? — шофер точно следовал его мыслям. — Нет. Не надо. Марти сполна хотелось погрузиться в атмосферу этих улиц. Когда-то он ведь и сам жил здесь. — Где едем, Мэтт? — По Кленовой. О, эти места он знал. Кленовая упирается в восточное шоссе. За ней переходит в загородную трассу. А если до неё свернуть на вторую северную — как раз упрешься в промзону, неприглядные окрестности которой они и пересекали. Пьяные голоса — и те смолкли; насколько Марти помнил, сейчас слева располагался маленький, вечно грязный районный парк. Или нет? Тишину вдруг прорезал громкий вопль: "А чтоб тебя черти взяли!" — полный такой отчаянной злобы, что Марти вздрогнул. Он казался обвиняющим самого Марти в его равнодушии к нищете этих мест. Чуткий, как все слепые, он заозирался, пытаясь понять, откуда звук. — Что это? Это нам? Шофер попробовал успокоить его, как мог. — Нет, нет, что вы. Пьяные ссорятся. Только и всего. Сразу же вслед за этим раздался грохот и звон стекла: видно, домишко, где всё это творилось, стоял совсем рядом с дорогой, раз все было так прекрасно слышно. Кажется, только руку протяни. — Останови. — Не стоит, вы что? Куда вы? — Что там происходит? Вдруг они сейчас кого-то убьют? — Вам-то зачем туда лезть? Шофер чуть не повис на его руке, удерживая, но Марти был альфа крупный и крепкий, и почти все свободное от дел время проводил в спортзале. Куда там тщедушному бете-шоферу! Тот смирился и повел хозяина под руку к маленькому неухоженному коттеджу. Прямо во дворике перед входом разворачивался скандал: там были альфа испитого и недоброго вида, крикливый омега, видимо, и встревоживший Марти своим воплем, и еще один омежка — совсем юный, рванувшийся при виде новой компании куда-то прочь. Пьяный альфа, видимо, отец, все-таки успел перехватить его за шкирку и начал охаживать по спине. Двор огласился новыми криками, куда более тихими и жалкими. На подошедшего вплотную Марти и Мэтта нищее семейство опасливо покосилось, но ничего не прекратило. — Видите? Ничего. Просто пьяная ссора. — Не вижу, — со злым сарказмом ответил ему Марти. — Просто нетрезвый отец, очевидно, учит сына уму-разуму. Слышите, мальчишка воет? Омега-старший не унимался. — Чтоб тебя черти взяли! Спустил все деньги на паршивые шмотки! Что мы с твоим отцом и братьями будем есть? А? Мне на панель пойти? Марти потребовалось не больше пяти секунд, чтобы вдохнуть поглубже и собраться с силами. Он не без помощи Мэтта нащупал простенький засов, отодвинул его и вошел в калитку. — Черти уже здесь, уважаемые. Собственный голос показался ему злобным и хриплым: ни дать-ни взять, Крампус из детских сказок. Он усмехнулся и добавил чуть тише, воображая, как оторопело семейство. — Что молчим? Я за плохими детишками. Он в своем потрепанном черном пальто, вечной черной повязке и исполосованном шрамами лицом наверняка казался им каким-то безумным гангстером. — Что случилось, спрашиваю!? — рявкнул он погромче. В ответ раздался сварливый голос старшего омеги, пояснявший им в ярких красках и просторечных выражениях, что этот кретин и недоносок получил две сотни на еду и новые кроссовки, но вместо того, не найдя вещей подешевле, спустил все на дорогие, фирменные. И вообще, от отпрыска им одни расходы. Кроме него, в семье еще двое мал-мала меньше, а этот учится он с тройки на двойку — нет бы бросить уже эту школу и отправиться на стройку, помогать отцу зарабатывать. Так нет же, ходит на учебу, будто... — Ясно, — оборвал Марти его. — Одни расходы от сынка, ага? — Ага, — сипло подтвердил альфа-папаша, с трех шагов обдав Марти перегаром. — Можете отдать мне его на воспитание. Я даже приплачу немного. Мэтт! С собой бумажник? Отсчитай им десять тысяч. На пропитание, так сказать. Что? Не отдадите мальчишку? Марти отчего-то решил, что у него выйдет припугнуть пьяное семейство. Через минуту, трясясь в машине, он понял, что недооценивал степень, до которой эти люди отчаялись — или оскотинились. Потому что на заднем сиденье его машины сидел, сжавшись, юный омега. — Да не трясись ты! Господин Бланк тебя не съест. Марти криво улыбнулся. — Что, он боится? — спросил он шофера. — Вон, побелел весь. — Не бойтесь, молодой человек. Я вас просто отвезу в центр реабилитации для трудных подростков. Омежка всхлипнул. — Только не туда, — послышался его умоляющий шепот. — Только не туда! — А что? Поможет не связаться с дурной компанией, и, как я слышал, там дают рабочую специальность, а ты, как я понял, успехами не блещешь? — Я начну учиться! Не надо. Пожалуйста. Там... Очень плохо. Мартин хотел его успокоить — напрасно, омега ревел в ужасе, и ни на что не реагировал. — Доучишься. Как тебя зовут-то? — Асти. — Ясно. Сколько тебе лет? — Шестнадцать. Семнадцать скоро. — Ого. Голос его казался куда младше: Марти воображал себе мальчика лет двенадцати, да и рука его, за которую он тащил его в машину, была совсем худенькая — а теперь выходило, что перед ним почти взрослый молодой человек. Точнее, юноша. Дело казалось серьезнее. Они вернулись домой в темноте: Марти этого не видел, естественно, но понял, когда мальчишка снова начал всхлипывать. — Куда вы меня везете? Ночью, в лес... — Это парк, — устало сказал шофер. — Приехали, плакса. Они остановились. Мэтт вышел, помог выбраться Марти, довел обоих до дома и, не стесняясь, попросил Марти быть поосторожнее: мало ли что этот хорёк вытворит. А потом ушел. Оба встали на пороге, и Марти торопливо шагнул внутрь, потянув Асти за собой. Тот неожиданно уперся. — Сэр, простите. Просто тут так темно. Света совсем нет? — Нет, а что? — Вы и без него видите? — поразился мальчишка. — Я и без него не вижу, и с ним, — зло пояснил Марти. — Я слепой. Ясно тебе? — Простите. Вышло грубо, но Марти попытался загладить неловкость: — Можешь пошарить и поискать выключатель. Должен свет работать. Просто мне он не нужен. Я им не пользовался ни разу. Раздался щелчок и обрадованное "Ого, горит". Надо думать, Мэтт его иногда проверял, конечно. Он нашарил запястье мальчишки, крепко ухватил. — У меня дома не дурить. Ясно, котеночек? Я не твой алкоголик-папа, разберусь по-другому. Слышно было, как Асти сглотнул. Притянув к себе, Марти ощутил, насколько тот худее его. И ниже был на голову — как и положено омеге, в общем. Это угадывалось по дыханию. Пахло от него потом и старой поношенной одежкой. И совсем малость — каким-то чуть острым, чуть сладковатым цветочным запахом, как оно, наверное, и положено всем омегам. Снова послышались всхлипы, тщательно утаиваемые, и горячие обещания: — Я буду учиться, господин, обязательно буду. Меня дома отвлекают — то отец велит идти собирать лом, то братцы тетрадь порвут. Да и невнимательный я, знаю. Только не в приют, пожалуйста. Марти молчал. — А если не можете, то отпустите, пожалуйста. Я к ним не вернусь и про вас не расскажу. Проживу как-нибудь на теплотрассе. Лучше там, чем с ними, — он зябко поежился, — и бьют всё время. Асти хотел было показать свои синяки, даже с плеча стянул рубаху, но вспомнил, что альфа слеп. Ему стало стыдно, что он жалуется этому человеку на боль — как будто какие-то жалкие царапины могли сравниться с его увечьями! Да и ходил этот альфа с тростью, хотя, по всему видно, был силён, много сильней отца. Не вырвешься. Тогда протянул его ладонь к спине, давая ощупать ссадины поперек ребер. Прикосновение далось нелегко. Альфа замер. Обоих будто током дернуло. Касание было грубым, неловким, а все же совсем не таким, как дотрагивался до Асти кто угодно до сих пор. Будто этот альфа осознавал всю власть над ним, но был бережен. — Что это? — Это он меня ремнем отходил. А на ремне пряжка... тяжелая. Я с ним не захотел лезть в промзону, катушки срезать со старых трансформаторов. Марти вздохнул. Он не собирался верить первому слову и этому нежному омежьему голоску: может, он просто выпрашивал его жалости? Но шанс дать хотел. — Ладно, давай в душ и спать.