Крадущийся альфа, затаившийся омега

В конце концов на крики и рёв Асти сработала система умного дома. Первым примчался Мэтт. К тому времени с Марти уже схлынула волна бешеного желания, и он спал, уткнувшись в подушки на диване. А Асти заперся у себя в спальне, забившись в самый угол, и слышны были его судорожные всхлипывания. Беспорядок явно указывал приехавшему шоферу на то, что тут стряслось неладное, и догадываясь, кто мог стать тому причиной, бросился к мальчику. Дверь не открывалась; нет, засова или замка не было, но он снова забаррикадировал ее. — Эй, что случилось? Открой! — Н-нет, — прохныкал Асти. — Это я, Мэтт. И мне нужно знать, что у вас произошло. Открой. — Больно, — пожаловался мальчик, — не могу встать. Кое-как отодвинули стол, и шофер боком протиснулся в его спальню. Кровь красноречиво поведала ему обо всем. Он отправил Асти в ванную, сам отправился за лекарствами, ругая себя за неосмотрительность. В самом деле, за слепотой и годами спокойной жизни Марти все они как-то забыли, что он альфа и что инстинкты возьмут свое. — Ты иди в ванную, вымойся, а я принесу обезболивающего и подавители течки. — Н-нет, я боюсь его, — мальчишка шмыгнул носом. — Я уже дал ему блокиратор. Он спит. Не бойся. Кое-как его удалось успокоить и уложить в кровать. Для Марти пробуждение стало самым ужасным за прошедшие десять лет. Хуже. чем от похмелья после самой безумной вечеринки. Он приподнялся. — Мэтт? Ты здесь? — Ты меня по шагам узнал? Что у вас с мальчишкой случилось? Ответом был стон раскаяния. — Ладно, ты хоть не реви. Это моя вина тоже: не уследил за вами. — Но я-то! — Просто течка пришла чуть раньше и спровоцировала тебя. И так стоило догадаться, что она придет со дня на день. У остальных в его возрасте уже начинается, — вот что, идем-ка мы в твою спальню и решим, что делать. — Сильно я ему навредил? — Поражаюсь, как он от тебя не сбежал, ты же слепой... Впрочем, им тоже двигал инстинкт. — Нет, он плакал. И вырывался, — виновато повесил голову Марти. — Что теперь? Он меня ненавидит. — Не думаю. Просто сильно напуган. И ещё... Ты ведь его почти пометил. Что теперь? — Предлагаешь жениться? — криво ухмыльнулся Марти. — Думаю, от такой пары, как я, мальчишка не будет в восторге. Да и рано ему ещё. Сейчас не те времена, чтобы срочно требовалось прикрывать чужой позор срочным браком. Мэтт... Ты ему дай потихоньку таблетку от этого... Ну... Чтобы он не понёс от меня. Понимаешь? Ему еще долго учиться. — Дал уже. — Мне и правда чудовищно стыдно за себя. — Да уж могу представить. Веди себя потише. Не знаю, вызвать ли врача: медик наверняка поймет, в чем дело, и сам вызовет полицию, а дела об изнасиловании хотелось бы избежать, сам понимаешь. — А что, сильно я его... повредил? — Не знаю пока. Думаю, что не больше обычного, учитывая, что он девственник. Марти со стоном рухнул на постель — он ненавидел себя и не представлял, как будет теперь вести себя с Асти. До этого между ними установилось хоть что-то, отдаленно напоминающее благожелательное отношение, но теперь-то мальчик считает его садистом и насильником. Никем больше. А главное — Марти, представитель могущественного клана Бланков, совсем, совсем не привык оправдываться. Мэтт, конечно, полечил его как мог. — Эй, парень, как ты тут? — осторожно заглянул он ему в душ. Асти скривился: — Всё болит... ну, там. — Бедный. Зря ты ему попался. Да он и сам жалеет. Ты не думай, хозяин не такой. У него сто лет никого не было, а тут ты. Он не из тех, кто заманивает к себе юных омежек и ищет разврата. Но выражение лица мальчика оставалось скептичным. Увы, идти ему было некуда, а он теперь и из спальни нос высунуть боялся; Мэтту пришлось пожить с ними пару дней и посидеть с ним, чуть не силой заставляя заниматься, вспомнить о школе, а Марти отправить к родителям. Асти не рыдал днями напролет и не устраивал истерик, хотя спал тревожно, и, похоже, переживал все внутри себя. Вспоминались ему тяжелое прижавшее его к постели тело и страшное изуродованное лицо со шрамами. И то, как альфа втягивал воздух, и то, как прикусывал его кожу, грубо, неловко, но не жестоко, и это наполняло его тенью нежности. Он ведь и в самом деле серьезно жалел хозяина и догадывался, как тот несчастен. Асти даже подумалось мельком, что если бы не это страшное уродство, его господин был бы красивым, имел бы успех, давным-давно был бы женат на омеге из другой богатой семьи, или проводил бы дни, как все наследники богатых семей: на яхте в обнимку с дюжиной юных красивых омег, а не с таким жалким существом, как он. У него ведь были красивые мужественные черты лица, и если бы не глаза... "Это гормоны так на меня влияют, — оборвал себя он, — сам хочу лечь под кого угодно". Что касается Марти, он не знал, как попросить прощения и попросту его избегал, стараясь встать в пять утра, позавтракать и отправиться по делам в офис, записать там голосовые сообщения, протестировать новые открывшиеся точки на соответствие стандартам фирмы, в общем, отвлечь себя как угодно. Потом Мэтт уехал, и они с Асти снова стали жить вдвоем. — Ты... не бойся, — он крадучись вошел на кухню, расслышав, что омега там что-то ест. — Я принял лекарства. Асти собирался мышкой прошмыгнуть мимо него, но Марти успел удержать его за локоть. — Подожди, я просто хочу с тобой поговорить! — Нет! Асти чуть не разрыдался. Прошлый ужас нахлынул снова. Марти тут же отпустил его, снова виновато вздохнув. Конечно, омеги такими и должны быть: глупыми, пугливыми, истеричными... Так ему рассказывали. У самого Марти и тени отношений не было к его тридцати годам: всё, что он мог — это вдыхать чужой манящий запах издалека, вспоминать, как они могли выглядеть, и воображать себе близость. Он оценивал себя трезво и понимал, что по доброй воле ни один омега не свяжет со слепым никчемным альфой жизнь, а уговаривать быть при себе из милости не хотел. Тех, кто проявлял к нему интерес, думая, что он наследник всех миллионов своего отца, Марти тем более отвергал. Одиночество — вот что ему оставалось. С ним он смирился. Утешал себя: разве у всех альф обязательно должны быть дети? Да и что толку: он-то их не увидит! А теперь появился этот мальчишка и снова взбудоражил старые раны. Да и сам он разве не виноват в том, что стряслось? Загладить свою вину подарком? Глупо. Омежку это уязвит, если только у него есть гордость. А если нет — тем более нечего его приучать к богатым подаркам. Марти не был жадным: он не видел в роскоши смысла и не хотел, чтобы им пользовались, поскольку понимал, что с ним, слепым, сделать это проще всего... А извиниться так и не выходило. Может, все же запихнуть гордость куда подальше? Так, стиснув зубы, Марти направился к спальне. Тихо постучал. — Можешь не открывать... Я понимаю, теперь ты меня боишься. Мало того, что я и так собой урод, так теперь для тебя и вовсе какой-то монстр... — Нет, не боюсь, — строптиво, как все подростки, заметил Асти и неожиданно открыл дверь. Взял Марти за руку, потянул к себе. — Проходите. Касание было мимолетным, но внутри Марти все перевернулось. Он едва сдержался, чтобы не наброситься снова на это хрупкое тельце и покрывать эту мордочку поцелуями. — Пойду, выпью ещё дозу блокиратора. Что-то он плохо действует. — Да уж не травите себя лишний раз, — усмехнулся неожиданно Асти. — Говорят, они вредные. Просто в первую течку запах всегда особенно сильный. "И меня он особенно сильно сводит с ума", — подумалось Марти. — Надо, чтобы это не повторялось. Ты, если что, заставляй меня выпить лекарства. Да, они вредные, но свое здоровье важней. Тебе надо закончить школу, найти колледж. "Ну, снова одно и то же". — Я понимаю. — Как, я сильно тебя порвал? Асти фыркнул и ничего не ответил. Типичный омега. Марти хотелось погладить его; он и правда не понимал, откуда в нем вдруг взялось столько нежности к этому, в общем, совсем не знакомому мальчишке, и именно сейчас, когда он должен бы вести себя строго и держаться подальше. Беда в том, что каждый раз теперь, когда он пытался вести себя строго, выходило грубо, и нотации его казались унылыми, а сам он понял, что привязан к этому омеге до неприличия сильно. Он поминутно гадал: какой тот, как он выглядит, на кого похож? Хотелось прикоснуться к его лицу, пальцами очерчивая скулы, дотронуться до губ, еще раз поставить метку... Словом, наваждение. Альфа не знал, как от него избавиться. — Я с ума схожу, — пожаловался он Мэтту, найдя в себе силы признаться. — Ну, так подождите год и женитесь на нем. Хотя все равно не выйдет. Отец будет против. Вместо выбранного им породистого производителя вы отыскали нищего оборванца. Марти задумался. Может, и впрямь, стоило сравнить? Может, его реакция на Асти — просто от одиночества и скуки? И от другого омеги крышу сорвет не меньше? Но он едва-едва научился себя при нём контролировать и не хотел повторения того случая...