***
1943, Лондон, штаб СНР Стив не знал точно, что он ожидал увидеть. Мрачные казематы из средневековых романов? Завешенные цепями стены, покрытые ржавчиной и засохшей кровью? Неопрятную допросную, как в полицейском участке, где всегда пахнет табаком и чужим потом? Он точно не ожидал чистой и аккуратной комнаты, удобных стульев и приятного цвета стен. Не ожидал цивилизованности этого места. Пегги стояла рядом с ним с блокнотом в руке и с цепким интересом следила за происходящим. Стив чувствовал, как вовлечена она в процесс, как слаженно работает с механизмом бесчеловечности, движущимся сейчас в ярком электрическом свете этой практически уютной комнаты. Не было угроз, не было театральных пауз и криков о благородстве. Стив как будто присутствовал при медицинской процедуре, казалось, что все здесь пытались убедить сами себя в нормальности происходящего. И, наверное, это и было нормальным. На войне, как на войне. Никуда от этого не деться. Но та капля крови на полу, капелька крови, еще совсем свежей, почти того же алого цвета что и помада Пегги, которую Стив увидел, как только зашел в допросную, увидел еще до начала допроса из-за того, что кто-то недостаточно тщательно вымыл пол после предыдущей беседы с одним из заключенных, не оставляла сомнений в том, что здесь не место было совести или брезгливости. — Он крепкий. Так просто его не сломаем, — заметил агент, проводящий допрос. — Планируете сделать ему инъекцию? — спросила Пегги. Она постукивала карандашом по странице блокнота. Что это было? Нервы или азарт? — Полагаю, мэм, это будет правильным решением. — Тогда приступайте. — Инъекцию? — тихо спросил у нее Стив. — Скополамин, так называемая сыворотка правды. Развязывает язык. Нужно просто уметь задавать правильные вопросы, и человек тебе расскажет все, что ты хочешь. Стив посмотрел на иглу в руках агента, хищно блестевшую на свету. — А ты умеешь задавать эти правильные вопросы? — спросил он. — Конечно. И ты научишься, — приободрила его Пегги. И в ее взгляде хищного было не меньше, чем в блеске иглы. У их пленного, Дитера Мейера, уже почти не осталось сил сопротивляться. Он попытался вывернуть руку, насколько позволяли приковывающие его к креслу ремни, но не смог. Агент ввел препарат, включил таймер. Теперь оставалось только ждать.***
2011, Бруклин Это определенно было не то, на что Стив рассчитывал. Когда хватало сил и смелости мечтать, они с Баки иногда говорили о том, что будут делать, когда война закончится. Стив помнил, как этот разговор случился первый раз после Аццано. Баки шутил что-то про жену Стива, что теперь-то он уж точно женится, Стив убеждал его, что еще неизвестно, кто из них первым окажется у алтаря. Оба отводили глаза, оба сжимали зубы покрепче, чтобы улыбнуться. Он помнил, как они обсуждали это много месяцев спустя, когда под слоем военной грязи уже неважно было, что они врут друг другу, что пытаются скрыть. Когда каждый день сводился к простому вопросу: “Мы выжили?” и удивленному “да” в ответ. Там больше не было места для лжи. Они говорили о том, как вместе объедут всю Америку. Нет, не всю. Только ту часть, где не слишком жарко и не слишком холодно. Кто-то из их товарищей собирался остаться в Европе, посмотреть на останки старинных городов, но не они. Они хотели домой. И первым делом, конечно же, в Бруклин. Шутили, что будут требовать квартиру побольше, а потом закроются в ней и первый месяц не будут делать ровным счетом ничего. Спать, есть и выбираться на закате покурить на пожарную лестницу. Кажется, они уже даже не пытались делать вид, что кровать хотят не общую. Что ж, квартиру в Бруклине он получил. Получил возможность не выходить из нее. Ему привозили еду, у него было бесконечное количество книг прямо в телефоне. В телефоне! Книги! Он мог смотреть фильмы в цвете прямо в собственной гостиной. И да, у него теперь была гостиная. Но почему-то ото всего этого хотелось залезть повыше на гребанную пожарную лестницу и спрыгнуть. Телефон зазвонил через три долгие недели. Стив даже не понял сначала, что это. А ведь первые дни он не выпускал его из рук, так боялся пропустить звонок. Он ответил. Задание казалось до смешного простым. Забрать какую-то коробку в одном месте и отвезти в другое. Ему отправили оба адреса в сообщении, отдельно напомнили никому не передавать содержание этого разговора и не заглядывать внутрь посылки. Стив оделся, чувствуя, насколько это чужая одежда, закрыл за собой чужую квартиру и отправился навстречу новой войне. А сомнений в том, что эта посылка рано или поздно приведет его к ней, у него не было.***
1943, Лондон, Чизик Утро было обманчиво тихим. Редкие прохожие сонно брели в сторону метро. Сонная улочка щурилась занавешенными окнами. Они приближались к складу, о котором им рассказал Дитер. Когда он сдавал им адрес, Стиву показалось, что тот плачет. Может, это был просто пот, может, от яркого света и боли у него просто слезились глаза, но в мученическом оскале Стив увидел преданность, он увидел мужество. И если бы этот человек воевал по другую сторону баррикад, он мог бы стать героем. Мог бы, но стал злодеем и предателем. Сейчас он со скованными руками под дулом пистолета вел их вперед. На нем была форма СНР: если это ловушка, если их будут ждать, если он завел их не туда, то его убьют первым. И Дитер вел их, и каждый шаг, казалось, был для него тяжелее предыдущего. — Вы же понимаете, герр Мейер, что в Гидре ничего не узнают о том, как мужественно Вы держались? Как смело боролись? Они будут знать только то, что Вас взяли в заложники, а потом мы получили адрес штаба. Мы не так хороши во всем этом, — Пегги небрежно обвела рукой допросную. — Они, Вы и сами знаете, справляются с подобным куда лучше. Вы прекрасно понимаете, что с Вами сделают, если Вы снова попадете в Гидру. А если Вы поможете нам, мы сможем защитить Вас. Я не обещаю Вам жизнь, полную комфорта и радости, для этого уже слишком поздно, но я хотя бы обещаю Вам жизнь. Дитер согласился. Выслушал стальную отповедь Пегги и согласился. Он казался больным и измученным, вражеского в нем не осталось ничего. Только острое человеческое, только сломанное и истерзанное. И несмотря на то, что Стив знал, что этот человек был на самом деле зверем, он не мог избавиться от чувства жалости. От желания дать ему руку, чтобы тому легче было идти. — Мы на месте, — сказал Дитер. В его речи все больше чувствовался немецкий акцент, как будто он отпускал себя, как будто у него не было больше сил держать оборону. Да их и не было. — Там все: карты, личные дела. Там живут некоторые наши агенты, как я и говорил. Я дал вам все, что вы хотели. Я дал вам все, что у меня было. Стив слышал, как он стучит зубами. Неровный стук между словами. — Вы знаете условия, Дитер. Вам идти первому. Все случилось очень быстро. Дитер сделал шаг к двери, оглянулся на агентов, а потом всем телом как-то дернулся, напрягся и рванул назад, прочь. — Стив! — услышал он крик Пегги. Он действительно ближе всех стоял к беглецу. Стив выхватил пистолет, направил его на Дитера. Тот уже даже не оглядывался, он и не надеялся, наверное, сбежать. Просто не смог сдаться до конца. У Стива не дрожали руки, выстрел был элементарным, он бы легко попал ему в голову, если бы хотел. Но пуля лишь слегка задела ногу Дитера. Тот запнулся и продолжил бежать. Стив не опустил пистолет, но не мог заставить себя снова взвести курок. Он вздрогнул, когда раздался второй выстрел. Дитер упал на землю и больше не шевелился. — Тебе стоит поработать над меткостью, Стивен, — услышал он холодный голос Пегги. Она опустила свой браунинг, не сводя с него внимательных глаз. — Ему нельзя было дать уйти, ты же понимаешь? Он кивнул. — Если там кто-то есть, то нас наверняка услышали и готовы к нападению. Всем на позиции! А ты, — она отозвала одного из агентов, — позаботься о герре Мейере. Стив, идем.***
2011, Бруклин Первое задание оказалось легким. Легким настолько, что Стив был уверен: его просто проверяли. Решили убедиться, что он не станет лезть в посылку, не свяжется ни с кем, ничего не растреплет. Что будет точно следовать инструкциям. А это он, к счастью, умел. На следующий же день ему пришло сообщение на телефон с информацией о пополнении счета. В почтовом ящике он нашел простой конверт без адресов и подписей с пластиковой картой внутри. Значит, с заданием он справился. И самым сложным в нем оказались последующие недели ожидания. Сколько бы он ни учился ждать, сколько бы ни коротал времени в окопах, в засадах, в бесконечных перебросках по Европе, нетерпение, желание действовать, этот зуд под кожей не оставляли его. Телефон зазвонил через три недели. На этот раз ему нужно было сопроводить куда-то человека. Когда Стив приехал, чтобы встретиться со своим объектом, суровый мужчина, видавший виды, судя по многочисленным шрамам на лице, передал ему бумажный пакет, в котором ожидаемо оказался пистолет. — Пользоваться умеешь? — спросил он у Стива. — Само собой, — кивнул тот. Смит и Вессон, незнакомой Стиву модели, лег в ладонь с привычной тяжестью. Какие-то вещи остаются неизменными. — Без крайней необходимости не советую его доставать. Наши боссы грязи не любят. Если все закончится удачно, можешь оставить его себе. — Спасибо, — кивнул Стив, убирая вессон во внутренний карман куртки. Видимо, стоило задуматься о кобуре. — Все, пошли. Сядешь к объекту в машину, на переднее сидение. Никаких разговоров и вопросов. Чем меньше будешь давать о себе знать, тем лучше. — Я буду один? — уточнил Стив. — А что, ссышь? Стив едва удержался от того, чтобы закатить глаза. — Нет, мне просто надо знать, будет ли кто-то путаться под ногами, если случиться какое-то дерьмо. — Нет, ты один, парень. Но вообще все должно пройти гладко. Ты всего лишь страховка. Богатый жизненный опыт подсказывал Стиву, что именно в таких ситуациях все обязательно идет не по плану, но в этот раз чутье его подвело. Они спокойно доехали до места встречи: он, серьезный водитель в идеально отглаженном костюме и сам объект, мужчина лет пятидесяти с недовольно сведенными бровями и напряженным взглядом. Он то и дело поглядывал на часы и нервно крутил телефон в руках. Судя по его щегольскому костюму, Стив думал, что встреча будет проходить в каком-нибудь дорогом ресторане или лобби роскошного отеля, но они приехали на пустую, заваленную строительным мусором парковку в трущобах. — Ты, — сказал Стиву мужчина, — жди здесь и не лезь вперед без нужды. Ясно? — Да, сэр, — ответил он, чувствуя, как легко и привычно он влезает в старую роль. Стив остался вместе с водителем ждать у машины. На другой стороне парковки стояло несколько людей непримечательной, но неприятной наружности. Когда к ним подошел объект Стива, мужчины обменялись рукопожатиями и стали о чем-то возбужденно говорить. Стив не слышал, о чем именно. Но судя по тому, насколько расслабленными все казались, как спокойно держались, переговоры проходили хорошо. Они еще раз пожали друг другу руки и разошлись. Что это, еще одна проверка? Или все его поручения будут настолько же легкими и бессмысленными? Стив не знал, но надеялся, что шанс попытать удачу в третий раз выпадет ему как можно скорее.***
1943 год, Польша, база Гидры …Стив выстрелил. Пуля попала парню в затылок, окрашивая соломенного цвета волосы кровью. Он упал на пол с глухим стуком. Это база сдалась тяжелее остальных, и Стив очень рассчитывал на приличный куш. Он оглядел небольшую комнатку, куда убитый им только что агент бежал с такими отчаянием. Вдоль стен здесь стояли металлические шкафы с множеством ящиков. Судя по всему, здесь хранились какие-то документы, которые тот надеялся вынести или уничтожить. Что ж, ему не повезло, зато СНР будет, чем поживиться. Стив наугад открыл один ящик, пробежался по аккуратно рассортированным файлам. Чертежи, какие-то записи, пестрящие формулами, фотографии механизмов непонятного назначения. Похоже, ученые, которых Гидре удавалось завербовать, времени даром не теряли.***
1943 год, Польша, лагерь СНР — Это наша самая большая удача за последние месяцы, — Филлипс рассматривал разложенные перед ним файлы, довольно потирая руки. — Мало того, что мы заполучили их разработки и наконец-то имеем хоть какое-то представление о том, над чем эти психи работают, мы знаем, где именно они держат своих ученых и техников. Отличная работа, Картер, Роджерс. Отличная работа. Стив давно не чувствовал такого удовлетворения. Наконец все эти бесконечные забеги по кругу от одного штаба до другого, бесконечные допросы и убийства привели их к чему-то стоящему. Пегги рассматривала карту, на которой были отмечены гидровские базы. В Швейцарии, в Польше, в Австрии, во Франции — сволочи расползлись по всей Европе. — Аццано… — задумчиво протянула Картер, — это не там пропали ребята из 107-го? — спросила она у полковника. — Да, почти четыреста человек. Там все кишит немцами, не подберешься. Теперь хотя бы ясно, что они там с таким рвением защищают. Стив впервые после эксперимента почувствовал, что задыхается, его сердце ухнуло куда-то под ноги. — Вы сказали из 107-го? 107-го пехотного полка? — он слышал себя как будто со стороны, хоть и все еще надеялся, что он что-то неправильно понял, не расслышал. — Да, все верно. А что? У тебя там кто-то служил? — Мой друг, я говорил Вам… Вы видели списки? Не знаете, был ли там сержант Джеймс Барнс? Б-А-Р… — Я умею писать, Роджерс, спасибо. Это было недели назад. Знаешь, сколько таких списков я вижу каждый день? Прости, парень, я не помню, был ли там твой друг или нет. Но в любом случае, прими мои соболезнования. Это не могло происходить на самом деле. Стив готовил себя к тому, что нечто подобное может случиться, но это все равно казалось нереальным. Он вдруг подумал, что вот он – момент наибольшего абсурда. Вот самое нечеловечески дикое из происходившего с ним за последние полгода. Что это самое подходящее время, чтобы проснуться. — Но ведь планируется какая-то спасательная операция, правда? Их же не могут там бросить? — Роджерс, это вражеская территория. Их оттуда не вытащить. И если мы отправим туда своих людей, то потеряем и их тоже. Я повторю: мне жаль. Но это так. — Но, сэр… — Если ты хочешь помочь своему другу, Роджерс, то лучше задумайся над тем, как побыстрее выиграть эту войну. Это лучшее, что ты можешь для него сделать. А весь этот героический пафос оставь для Капитана Америка. Потому что только герои вроде него с таким справятся. Выдуманные герои, Стив. Стив не знал, о чем они говорили остаток совещания. Он не слышал ничего кроме бешеного стука крови в ушах. Сердце билось в груди болезненно сильно и глухо. Он знал, что решение уже принято. И оно тяжело опустилось на его плечи. Тяжело и неумолимо.***
— Стив! — окликнула его Пегги, когда они вышли из кабинета Филлипса. — Стив, мне очень жаль. Пожалуйста, прими мои соболезнования, я… — Пегги, — перебил ее Стив, — я не стал бы тебе говорить, потому что меньше всего я хочу, чтобы ты была причастна к этому всему, но ты должна знать, что какие бы планы ни строил Филлипс, не рассчитывай на меня. Я не собираюсь пролезать в очередной штаб, воровать чертежи для Старка. Я не могу. Прости. — Что? Что ты имеешь в виду? — спросила Пегги, но по ее взгляду Стив понял, что она обо всем уже догадалась. — Я не могу оставить его там. — Ты собираешься в Аццано? Стив, это безумие! — Безумие оставлять у Гидры четыреста солдат союзных войск, вот что такое безумие. — И как, прости, ты туда отправишься? Пешком? — Если потребуется, то пешком. Стив видел, как вспыхивает у нее на щеках румянец, видел гневный блеск в глазах. Что ж, если она попытается его остановить, он справится с ней. — Пешком… Безумец, ты безумец, Роджерс, — она покачала головой. — Сегодня к нам присоединится Старк, чтобы посмотреть на чертежи, которые мы получили… — Пегги, меня не интересуют эти чертежи, я же тебе уже сказал… — Сколько раз Филлипс учил тебя не перебивать? Молчи и слушай. Тебе может быть и плевать на чертежи, но, думаю, тебе не плевать на то, что у Старка есть самолет. И что он один из немногих пилотов, кто способен перебросить тебя на вражескую территорию и вернуть обратно. Если уж ты собираешься спасти своего друга, неплохо было бы самому не умереть по дороге, согласись? Стив готов был расцеловать Пегги. Он вдруг подумал, что мог бы влюбиться в нее. Если бы между ними не лежало столько общих трупов и общей смерти. Мог бы, если бы его сердце не было переполнено горечью жадной, гнилой и одинокой любви. Любовью застоявшейся, густой, как свернувшаяся кровь. Любовью, к которой он сам не решался прикоснуться, таким страшным было это чувство. Той самой, из-за которой он собирался сегодня сесть в самолет Говарда и стать дезертиром ради одной только призрачной надежды, что сердце, украденное у него так давно, все еще бьется сейчас где-то там, за линией фронта, в груди сержанта Барнса.