1943, Польша
Несколько дней в лагере было тихо. Картер уехала куда-то по приказу Филлипса, о котором Стиву ничего не рассказали. Они попрощались скомкано и как-то сухо. Стив понял, что ее не устраивает ситуация с Баки, не устраивает решение Филлипса, и много чего еще в жизни не устраивает.
Баки постепенно приходил в себя. Он все еще был не слишком разговорчив, иногда казался мрачным, но постепенно оттаивал.
А потом одним утром случилось то, чего Стив хотел меньше всего на свете.
— Слышали? Завтра к нам приедет Капитан Америка.
Баки, которому Стив уже успел рассказать про Ходжа, оживился.
— Ребята, это же отличные новости! Готовы к тому, чтобы вам подняли боевой дух?
— Я видел его костюм. Ну, не знаю даже, у кого там что поднимется, — сказал один из солдат и рассмеялся.
— Я вообще не понимаю, почему, если он весь из себя такой героический и сильный, он не воюет с нами, а ездит со сраным туром.
Вопрос действительно был хороший. И ответ на него был очень простой: до тех пор, пока Капитан приносил правительству деньги, воевать его никто не отправит. Но озвучивать эту мысль Стив не стал.
Ходжу организовали сцену, выделили отдельную палатку и встретили со всей важностью. Филлипс при этом, правда, не присутствовал. Видимо, он тоже не был фанатом Капитана.
Когда Ходж вышел на сцену и Стив увидел его костюм и крылышки на капюшоне, то не смог сдержать улыбки, а стоявший рядом Баки сложился пополам от хохота.
— Стив, — спросил он, отсмеявшись, — это мог быть ты? Это действительно мог быть ты? И меня лишили этого зрелища?
На них кто-то шикнул. Баки, извиняясь поднял руки, а потом снова затрясся в беззвучном приступе смеха. И Стив был готов ходить в этой форме день и ночь, если она заставляла бы Баки так смеяться. Толпа встречала Капитана не слишком тепло. Стив вообще не понимал, на что рассчитывали люди, отправляя этого чистенького, не видавшего передовой клоуна выступать перед ними. Когда в подтанцовке за его спиной появился “Гитлер”, возмущаться стали вслух. Это не казалось смешным и уж точно не казалось вдохновляющим.
— Вали со сцены, придурок. И позови нам девочек!
Ходж не растерялся, не казался смущенным. Он спокойно пожал плечами и ушел со сцены. Так, будто это происходило с ним постоянно. Как будто он к этому привык.
«Так что же ты ничего не предпринимаешь, придурок?» — подумал Стив.
— Не хочешь пойти поздороваться? — спросил у него Баки.
— Мечтаю, просто мечтаю, — Стив улыбнулся. — Или это ты хочешь познакомиться с легендой?
— Послушай, не пойми меня неправильно, но я бы лучше познакомился вон с тем Гитлером, в нем как-то больше драматизма и таланта. Ну или с обворожительными мисс Америка, собравшимися здесь.
— Это тебе вряд ли светит.
— В твоей компании мне теперь не светит ничего и никогда, Стив. Ты видел себя?
Баки говорил это не первый раз. И это Стиву почему-то нравилось. Не потому, что его радовали обещания Баки, что теперь красотки будут десятками падать к его ногам, а потому, что ему было неожиданно приятно осознавать, что Баки находит его привлекательным. Что само по себе, конечно, было клинически идиотским поводом для радости.
Ходж сам нашел его после своего выступления. Зашел в его палатку, как к себе домой, нагло осматриваясь, со своей вечной гаденькой улыбкой на лице и очень особым взглядом. Стив очень хорошо знал, что когда так на тебя смотрят, то рано или поздно захотят ударить. Может, и хорошо, что Ходжа держали вдали от сражений. Убийство развязало бы ему руки и превратило бы хулигана в чудовище.
— Роджерс-Роджерс. А я думал, что ты помер все-таки. Переживал даже, — он усмехнулся. — Не из-за тебя, конечно. Боялся, что тоже окочурюсь.
— Ну, как видишь, я жив, — Стив вежливо улыбнулся. — Смотрю, ты делаешь карьеру на сцене?
К его удивлению, ухмылка Гилмора не потускнела, а, напротив, стала еще шире.
— Можешь умничать сколько хочешь. Я, по крайней мере, не торчу по уши в грязи, выживая на одной тушенке. И планирую дожить до конца войны состоятельным и декорированным героем. Так что я могу и стерпеть немного шуток от солдатни.
Стив не ожидал от него такой откровенной гордости за собственную трусость.
— А ты чем занят? Смотрю, тоже взводами не командуешь?
— Простите, капитан, но, боюсь, это секретная информация, — он знал, что ничего глупее нельзя было придумать, чем опускаться до его уровня и хвастаться. Но смотря на его сытую, наглую улыбку, удержаться было чертовски сложно.
— Такая уж и секретная? Ты вообще знаешь, почему я на самом деле здесь? — Стиву казалось, что Ходж над ним смеётся.
— Разве не спеть нам песню о звездно-полосатом Капитане? — огрызнулся он в ответ.
— Я здесь, потому что кто-то из ваших ребят завтра отправляется на очень сложную и очень секретную миссию. И может, я пока что не знаю деталей, но знаю главное: ее припишут мне.
Стив сначала решил, что он неправильно его понял.
— Прости, что? — переспросил он.
— Ты не знал? Даже с твоим безумно высоким уровнем доступа? — Гилмор хищно прищурился. — А ты думал, откуда берутся мои фильмы? Стал бы сенатор рисковать американской иконой? Ведь если я умру, что станет с идеей о несокрушимости патриотического духа?
Стив не хотел, отказывался этому верить.
— И часто такое происходит?
— Достаточно. Я закурю, не возражаешь?
Стив хотел сказать, что возражает, черт побери, что очень возражает и выгнать его к чертям. Но вместо этого кивнул и спросил:
— Но почему никто не рассказывает об этом?
— Иногда людям платят, иногда угрожают. Некоторые делают это, потому что верят в идею национального героя. Кто-то просто слишком хороший профессионал, чтобы спорить с начальством. А иногда и рассказывать некому.
Ходж сидел тут перед ним в этой идиотской ярко-синей форме, на которую сверху он набросил грубую кожаную куртку, явно, кстати, недешевую. Сидел с сигаретой в зубах и циничными шуточками, позабыв о своем щите и избитых лозунгах, за которыми, оказывается, лежали безымянные герои, создавшие этот миф.
— Тебе самому не противно? — тихо спросил его Стив, даже не стараясь скрыть отвращение в голосе.
— Послушай, когда я шел в программу, я был готов рисковать жизнью. И я уже успел повоевать, чтобы ты знал. И ничего благородного я в войне не нашел. Мне предложили возможность помогать кому-то и не рисковать при этом ежедневно собственной шкурой, не жить в дерьме, остаться человеком. И нет, мне не противно. Я, блядь, горд, что у меня это получилось. Так что, Роджерс, — он затушил бычок о подошву сапога и бросил его под ноги, — можешь направить свое осуждение на кого-нибудь еще. Потому что я считаю, что ты мне просто завидуешь.
Филлипс вызвал его к себе тем же вечером.
— Вы перехватите поставку гидровского оружия, выдвигаетесь завтра утром. У нас есть четкий маршрут, по которому они будут следовать. Людей с ними будет немного, а ты, как меня уверяли, стоишь целой армии. Так что надеюсь, что проблем не возникнет.
— И скольких агентов вы отправляете? — спросил Стив, разглядывая план, который перед ним разложил полковник.— Вы ведь должны быть уверены, что никто из нас не захочет болтать об этом задании, в частности о том, что с нами не будет Капитана.
— Вижу, ты поболтал с Ходжем, — Филлипс постучал пальцами по столу, — что ж, я собирался объяснить тебе все сам, но по большому счету это и не важно. Я ведь уже говорил тебе, Роджерс, что тебе придется заплатить за эту выходку с Аццано. Я не шутил.
— Сколько людей Вы отправляете?
— Пятеро агентов, считая тебя. Все отличные парни, опытные, умелые. Двоих, кстати, привел ты. Ну, и можешь взять своего Барнса, если уверен, что он не станет трепать.
— Пятеро? Вы, кажется, говорили что-то про неуместные риски, разве нет? Это, по-вашему, не риск? — Стив знал, что повысил голос, что он не имел права так говорить со старшим по званию, но он не мог промолчать.
— Знаешь, о чем я тебе говорил? О том, что надо уметь следовать приказам. И я знаю, что есть решения, которые принимаю не я. Нравится мне это или нет. Научись и ты. А теперь иди к своим людям: ты командующий операцией, так веди себя соответственно.
Стив вслушивался в тяжелое дыхание спящих рядом солдат. Вслушивался с завистью и тяжелым сердцем. Сам он не спал так глубоко и спокойно с первого своего удачного выстрела. Может, в чем-то Баки и был прав: Стиву здесь было тяжело. Ну, а кому не было? Какой человек, зажатый между двумя бетонными плитами, состраданием и долгом, между первородными “убей” или “будь убит”, почувствует себя как дома?
Баки лежал рядом, на соседней койке. Можно было руку протянуть и при желании до него дотронуться. Если прислушаться, можно было почувствовать его запах, знакомый запах тепла, табака и дома. Стив повернулся к нему, всматриваясь в темноту, и наткнулся на внимательный взгляд. Он вздрогнул от неожиданности, Баки заметил и усмехнулся.
— Не спится? — спросил он тихо.
Стив покачал головой.
— Хочешь, пройдемся? — Баки сел, потягиваясь.
— Да, пойдем, — Стив скучал по нему, скучал сильно, хоть теперь они и были вместе. Но, окруженные другими людьми, они почти не оставались наедине, и Стиву не хватало их долгих разговоров один на один в тесной бруклинской квартирке, освещенной одной только тусклой лампой, оставшейся еще от мамы, и их сонными голосами.
Было холодное, раннее утро. Рассвет занимался где-то там, на горизонте, за стеной деревьев, здесь же небо было темным и неприветливым. Баки закурил — яркий огонек во тьме.
— Странно это все, да? — Баки смотрел куда-то себе под ноги. — Как будто и не с нами происходит?
Стив понимал, о чем он. Теперь, с появление Барнса, все изменилось. Его жизнь до и после “Перерождения” слилась в общий странный поток, который до того был разделен на две совершенно разные половины. Два разных человека, проживавших до этого разные судьбы, встретились и существовали теперь в одном теле.
— Немного. Я все еще удивляюсь каждый раз, когда вижу тебя рядом. Как будто мне снится бредовый сон, и я вот-вот проснусь.
— Кстати, о снах. Давно ты?
— Давно что?
— Перестал спать?
Стив не сомневался, что Баки заметит. Не мог не заметить, особенно, когда и сам каждую ночь бежал от каких-то собственных кошмаров.
— Я сплю, просто меньше. Да мне и хватает, на самом деле. Пара-тройка часов — и я уже в строю.
— Понятно, — Барнс с какой-то странной улыбкой покачал головой,— все никак не привыкну, что ты теперь сверхчеловек. Вот так говорю с тобой, и если не поворачиваться, то кажется, что ты все тот же Стив. Как будто ничего и не изменилось.
Стив бы хотел сказать, что так и есть, что он все тот же. Вот только это была бы не правда.
— Не представляю, как это — оказаться в поле вместе с тобой. Все думаю, что будет, и не могу себе представить.
Стив боялся этого ужасно. Боялся, что они не смогут не думать друг о друге. Что Баки начнет бросаться ради него под пули, что он сам не сможет с ясной головой оценивать ситуацию, зная, что тот рядом. Что захочет скрыть собственное равнодушие к чужой смерти, к смерти от его руки. Это с одной стороны. А с другой, он был почти уверен, что их неестественная единородность и здесь соединит их в один слаженный механизм.
— Там, в Кройцберге, все случилось так быстро, — сказал вдруг Баки. — Некоторые из нас даже не поняли, что все кончено. Да и я тоже. Пытался еще, знаешь, отстреливаться. А вокруг выросли эти их огромные танки, все взрывалось от их выстрелов. У них оружие такое странное... Я даже не поверил сначала, думал, мне показалось, что от одной пули урона, как от гранаты. И эти шлемы… Как будто ты не с людьми сражаешься. Так ведь куда легче убивать, когда не понимаешь, что перед тобой человек. Знаешь только: враг… А потом вдруг: бах — и никого уже не осталось, все мертвые лежат, — рыжий огонек его сигареты немного дрожал, отблеск отражался в остекленевших глаза, — я не думал, сдаваться, веришь? Думал, что лучше умру, прихватив с собой побольше этих тварей, но что-то произошло, взорвалось совсем рядом со мной, я отрубился, а в себя пришел уже в Аццано, в той клетке. И понял, что надо бороться, надо попытаться вытащить их, нас, оттуда… А теперь они все мертвы.
Стив положил ему руку на плечо — осунувшееся, жилистое. Сжал. А что тут еще скажешь? Нечего, остается только молчать. Про то, что происходило после, Баки не рассказывал, да и его товарищи тоже. Что-то с ними сделало это место, что-то вытащило из них, и оглядываться никто не собирался.
— А с тобой что случилось? — Баки все еще не поворачивался к нему, говорил как-то безжизненно, плоско. — Ты так странно смотришь все время на меня, как будто разрешения спрашиваешь заговорить. Как будто боишься, что я зол на тебя.
Вот он, момент, чтобы рассказать обо всем. О пытках, о мальчиках, совсем еще детях, падающих замертво от его руки, потому что не было времени думать, идейные они или нет. Обо всем этом.
— Разве? Не знаю, Баки. Я просто устал, наверное.
Тот кивнул в ответ. Затушил сигарету.
— Ясно.
***
2011, Нью-Йорк
Кабинет был просторным, светлым. Дубовая мебель, пушистые ковры — все как Стив себе и представлял. Арнольд Браун, представительный, холеный мужчина с сеткой морщин на лице и явно подкрашенными волосами сидел через стол от Стива, не сводя с него пристального, пронизывающе внимательного взгляда. Стиву он сесть не предложил.
— Вы же сами слышите на записи, что Лиам это подтвердил: на борту было два человека. Я понимаю, что Вам, может, тяжело в это поверить, но…
— Не стоит считать меня идиотом, — голос Брауна был сухим и жестким, как наждачная бумага. — Я могу поверить во многое, если меня в этом убедят.
— И что же в моей истории кажется Вам неубедительным?
— С чего бы товарищу Капитана Америка работать на Гидру?
Стив не сдержал раздраженного смешка:
— Если бы Вы хоть раз общались с Гилмором, у Вас этих вопросов бы не возникло.
— Почему СНР, получив второго суперсолдата, не использовало его для чего-то стоящего? Как так вышло, что мы о Вас ничего не слышали?
— Неужели Вы, из всех людей, не понимаете преимущества скрывать лучшие карты? К тому же очень многое из того, что сделал Гилмор, на самом деле сделал я. По крайней мере до того, как я стал работать с доктором Золой, если, конечно, Вы знаете, кто это.
— Вы работали на Золу? Интересно, очень интересно. Значит, переметнулись еще на войне?
— Просто в какой-то момент мне надоело, что все достается Ходжу, что я рискую своей жизнью, смотрю, как мои друзья умирают, но это он остается несокрушимым капитаном. Я не видел цели, я не понимал, куда меня ведут мои командующие. И выбрал тех, кто смотрел на мир куда реалистичнее и с людьми своими был честнее.
***
Польша, 1943
Некогда пустынные дороги были вспаханы, изрыты, истоптаны. Спокойствие леса, встревоженное присутствием врага, заставляло нервно осматриваться по сторонам и крепче прижимать к себе винтовку. Они затаились в тени деревьев, в стороне от колеи, готовые взорвать разложенную на пути взрывчатку.
— Вот уж в чем Дернир был мастером! — сказал Дум-Дум, утирая грязной рукой взмокший лоб, когда они закончили протягивать бикфордов шнур и заняли свои позиции. — Лучший подрывник, что я встречал.
Они ждали довольно долго, сидели на влажной земле, подернутой первым инеем, почти не переговаривались. Потому что, и Стив был в этом уверен, у всех в груди свербело навязчивое предчувствие беды. И, как оказалось, не зря.
Стив не знал, была ли это ошибка разведки или их намеренно отправили на смерть, но колонна из трех машин, которую ему обещал Филлипс, оказалась в два раза больше. Шесть машин и вдвое больше людей. Взрывом зацепило только первые две, они, полыхнув, перевернулись, из мгновенно вспыхнувших кабин не доносилось уже ни звука: мгновенная смерть. Стало теплее.
Они отстреливались из-за деревьев, пока гидровские солдаты в неизменных черных костюмах вылезали из грузовиков. Стив посматривал на Баки, на его напряженное лицо, на цепкий взгляд, на то, как методично он совершает один точный выстрел за другим. Они медленно отступали, пока это было возможно, но очень скоро численное преимущество на стороне врага начало сказываться. Стив увидел, как один из их солдат, задушено всхлипнув, падает в грязь и замирает. Шустрый, толковый парень, который попал на фронт прямиком из МТИ. Их осталось пятеро. Потом ещё один меткий выстрел, и темно зеленая форма уже напитывается кровью, бурое пятно расползается на животе — их осталось четверо. Тогда Стив двинулся обратно в наступление. Не мог ждать, пока их перестреляют одного за другим.
Справа послышался еле слышный свист. Стив повернул голову: Баки последовал за ним. Он подмигнул, выстрелил и разнес одному гидровцу плечо. Вдвоём они быстро сокращали преимущество, дело пошло живее, и скоро их было пятеро к четырём. Агенты гидры начинали нервничать, это чувствовалось в поспешных выстрелах, в долгих отсидках в укрытии. Они не могли просто вернуться в машины и уехать: дорогу перегородили взорванные машины. Не могли они и сдать назад, в тыл. Там их уже мог поджидать неприятель.
Стив жестами показал Баки, что он собирается двинуться вперёд, туда, где поджидал за деревьями один из противников. Баки кивнул, мол, прикрою, давай. Все случилось очень быстро: гидровец кинулся ему навстречу. То ли надеялся застать его врасплох, то ли у него просто сдали нервы, но между ними произошла короткая борьба, а потом Стив выстрелил ему в голову в упор. Пуля пробила шлем. И все еще оглушенный звуком выстрела, он увидел, как облепило визор гидровского шлема красной отвратительной кашей. И эта грязная смерть окончательно утвердила их победу.
Выжившие стояли на дороге, загнанные и усталые. Баки как-то слепо смотрел на затихшего гидровца, которого минуту назад отчаянно вбивал в грязь прикладом. Стив видел его лицо: никакой ярости, только упрямая сосредоточенность. Они вчетвером вернулись на дорогу и оперативно перегружали вооружение из взорванных грузовиков. Действовать они старались как можно быстрее, на случай если появится неожиданное подкрепление.
В затянувшейся тишине раздавшийся выстрел прозвучал до странного громко. Стив обернулся. Ему показалось, что его со всей силы ударили под дых, когда он увидел, что произошло: один из лежавших на земле гидровских агентов выстрелил в Дугана. За выстрелом последовало змеиное шипение, вечное “Хайль Гидра”. Дум-Дум добил выжившую змею одним ударом. Быстро, технично. А потом осел на землю, держась за правое бедро.
— Командир, — невесело сказал он, — похоже, не выберусь.
Стив смотрел на стремительно темнеющую ткань его брюк. И понимал: тот прав. Баки подбежал к товарищу, опустился рядом с Дуганом, в каком-то странном возбуждении сказал:
— Рано сдаваться, рано, Дум-Дум, ты чего? Куда мы без тебя, дружище?
Стив протянул ему бинт из своей санитарной сумки, помог наложить жгут.
— Надо быстрее вывезти его отсюда, в лагере ему помогут, — Баки отчаянно суетился, Дум-Дум смотрел на него со спокойной грустью, но не спорил. Как будто понимал, что сейчас только это Барнса и успокоит.
Они уже почти разобрались с погрузкой оружия, оставалось совсем немного. Но вопрос, есть ли это время у Дугана, оставался открытым. Как будто прочитав мысли Стива, он сказал.
— Командир, я сейчас не геройствую, я говорю, как есть: вам надо все доделать, а не думать про меня. Мы же оба с тобой видим, мне или повезет, или нет. И ничем ты мне не поможешь, если бросишь оружие, которое могло бы пригодиться нашим ребятам, вот тут, посреди дороги. Ясно?
Стив знал, что он прав. Он бросил короткий взгляд на Баки, и понял, что тот уверен: Стив сейчас бросит все и кинется спасать Дугана. Стив из Бруклина бы так, наверное, и поступил. И совершил бы ошибку. Он отвернулся, избегая этого режущего стального взгляда.
— Баки, помоги мне перенести Дугана в кабину. А потом загрузим остатки и быстрее уедем.
Тот промолчал. Он ни сказал ему больше ни слова, пока они не закончили с погрузкой. А потом только сухо спросил:
— Что тут с тобой случилось? — и сел от него в другую машину, с Дуганом. Стив же пустил за руль Пола, приставленного к ним Филлипсом агента. Пол был отличным стрелком и очень не любил ненужную болтовню.
Они гнали, как могли, но добрались до лагеря только к следующему утру. Когда они были уже совсем близко, Стив увидел, что на дороге их поджидает Ходж. Он стоял, облокотившись о дерево, спокойно курил, посматривая в их сторону. Пол затормозил, Стив открыл дверь и крикнул:
— Буди медиков, у нас раненый!
— Не, ребята, я к вам. Вы рано, кстати, молодцы. Подвинься, Роджерс. Ты забыл, что ли, мы вместе были на этой операции.
— Ты что, не слышал? У нас человек умирает!
— Чем быстрее я сяду, тем быстрее ему помогут, — безразлично отозвался Ходж.
Стив хотел набить ему морду. Избить в мясо, сломать его чертовы скулы, чтобы лицо перестало напоминать человеческое, чтобы видно было тварь, спрятавшуюся за правильными чертами. Он молча подвинулся. Ходж, не спеша, подошел, бросил бычок в грязь и забрался в кабину.
Их встретили радостными криками. Проснувшиеся солдаты будили товарищей, они облепили машины, радостно встречая Капитана Америка и его героев. Гилмору жали руки, что-то там говорили про его выступление, мол, им жаль, что его так плохо встретили. Гилмор снисходительно кивал, улыбался белозубо. Стив продрался сквозь толпу к Филлипсу, требуя медиков. Дум-Дума пронесли прямо через взбудораженную толпу, но на него лишний раз даже не смотрели. Он был бледным до мертвенной серости, но, и это казалось чудом, дышал. Боролся, даря им робкую надежду, что все обойдется. Вокруг грузовиков уже суетились операторы с камерой, он слышал, как один из них сказал:
— Хорошо, что вынесли труп. Он нам в кадре точно не нужен.
***
2011, Нью-Йорк
— Понимаете, Роджерс, мы здесь далеко не такие дураки, как Вы, может быть, думаете. И с чего мне знать, что Вы все еще не работаете на Фьюри? — Браун крутил в руках дорогую ручку, небрежно откинувшись в кресле. В глаза бросались его наигранные спокойствие и невозмутимость. Но взгляд оставался цепким.
— Хотите, чтобы я Вам это доказал? — спросил Стив небрежно. — Легко. У нас с ним на днях назначена встреча. Могу передать ему любую информацию, какую захотите. Не знаю, что еще Вам может быть нужно. В конце концов, я только что убил на ваших глазах двойного агента. Или Вы считаете, что это нормальная практика для агентов ЩИТа?
— Кто-то еще знает, что Вы ведете дела с Фьюри?
— Нет, он не захотел никого в это посвящать. Не доверяет никому. И, правильно, как я понимаю.
Браун улыбнулся.
— Тогда у меня есть другая идея, как раз и навсегда определиться с твоей преданностью.
