***
Солнце над столицей империи взошло, а вместе с рассветом начался новый, совершенно другой день. Много произошло за прошедшую ночь, и пока жители города не догадывались о том, что случилось. Только лишь живущие в центре горожане, увидевшие утром обгоревшие окна дворца, подозревали что-то неладное. Подозрения их подтвердились, когда в восемь часов утра прозвенел колокол, требующий собрания всех жителей столицы на главной площади. Потихоньку люди стали стекаться на площадь у дворца, где на трибуне для объявлений стоял Алмаз, успевший где-то раздобыть бело-лиловое королевское кимоно. Наконец, когда на площади собралось довольно много народу, новоиспеченный император поднял вверх правую руку, призывая людей к тишине. Тут же в толпе воцарилось молчание, и блондин начал свой монолог. — Дорогие граждане империи! Сегодняшней ночью случилась ужасная, непоправимая трагедия, которая повергнет всех вас в шок… Сегодня любимая всеми нами императорская семья погибла в огне. Кто-то поджег дворец и скрылся, и императрица Серенити, император Эндимион, их дочь и вся их ближайшая прислуга погибли. По толпе пронесся встревоженный, даже панический шепот, который был прерван призывом Алмаза к молчанию. — Понимаю, эта новость вас шокировала, — произнес он. — Однако волноваться вам не о чем. У нас с императором Эндимионом был заключен договор о том, что в случае смерти его и его приближенных императором становлюсь я. Отныне я — император этой страны, Алмаз! Мужчина раскинул в стороны руки, ожидая бурного приветствия, но вместо него получил лишь жидкие аплодисменты и перешептывания между людьми. — Наша первоочередная задача — отстроить дворец. Все жители столицы, начиная с сегодняшнего дня, должны присутствовать на стройке. На этом объявление окончено. Блондин развернулся, демонстративно махнув полами своего кимоно, и скрылся во дворце, оставив за своей спиной тревожно перешептывающуюся толпу. В этой толпе люди по-разному реагировали на объявление Алмаза. Относительное большинство встревоженно переговаривалось, как, например, две женщины, стоящие практически вплотную к трибуне: — Что же будет теперь? — спросила одна из них, беспокойно смотря в спину удаляющегося от нее правителя. — Боже, лишь бы он не был таким же, как Император Хино… — запричитала ее подруга. — Не думаю, что Их Величества могли так просто умереть, — сказал мужчина средних лет, стоящий в центре толпы, обращаясь к своему другу. — И я тоже так не думаю, — согласился тот с ним, — девушка, убившая императора-тирана своими руками, никак не могла погибнуть таким вот образом! — Я тоже считаю, что они не могли умереть так просто! — вмешался в их разговор молодой военный, стоявший вместе со своим знакомым прямо за этими двумя мужчинами. — Шинго, а ты как думаешь? — военный обернулся к своему знакомому, который, кажется, не хотел принимать участия в беседе. Он шокированным взглядом сверлил уже давно пустую трибуну, а его глаза застилала пелена слез, которые он с горем пополам сдерживал. — Шинго? — переспросил его напарник, удивленный такой заторможенной реакцией своего знакомого. — А… да… — проговорил он, пытаясь не расплакаться у всех на виду. — Извини, мне нужно идти… Молодой человек, резко развернувшись, устремился сквозь толпу к дому, где находилась его квартира, а слезы непроизвольно полились из его глаз. Он и сам не понимал: то ли это были слезы страха, то ли шока. Сестра… Могла ли она вот так умереть? Могла, но точно не в пожаре! Этот тип назвал себя Алмазом — сестра когда-то рассказывала про него. Шинго сильно сомневался, что у Мамору и Алмаза был какой-то договор — скорее всего, Алмаз захватил власть нелегально. А Усаги… она или убита, или смогла сбежать. Больше всего Шинго, конечно, надеялся на второй вариант. Что сейчас важно — так это бежать домой, в Деревню Счастья. Алмаз вряд ли захватил престол из хороших побуждений, а это значит, что вскоре начнется такая же эпоха, как и при Императоре Хино. Нужно защищать Деревню Счастья, нужно защищать маму! Однажды его старшая сестра считалась мертвой, но на самом деле она оказалась живой. В этот раз Шинго надеялся на то же. Усаги вряд ли могла умереть так просто, и он, ее младший брат, должен защитить хотя бы малую часть того, что она возвела, пройдя через ужасные страдания. Вскоре парень был в своей квартире. В быстром темпе складывая свои вещи, он разбудил своего друга и соседа по комнате, который успешно проспал даже городской колокол. — Шинго, что за балаган? — спросил он сонным голосом, не успев даже до конца проснуться. — Спать надо меньше! — воскликнул молодой человек, натягивая на себя крестьянскую одежду и дорожный плащ. — Сгорел дворец, объявлено о смерти императорской семьи, на престоле новый император! — Что?! — друг Шинго проснулся моментально, и посмотрел выпученными глазами на своего друга. — Не шутишь?! — Нет, я абсолютно серьезно! Но вот что я думаю. Послушай и запомни мои слова, и передай их другим людям. Новый император, Алмаз — самозванец! Он не заключал никакого договора о передаче престола с Его Величеством, а Их Величества, как и Императорский Отряд в целом, живы, я в этом уверен! — Хорошо-хорошо, я передам это всем нашим знакомым. А сам-то ты куда собрался? — поинтересовался друг, наблюдая за тем, как его сосед по комнате проверяет заточенность меча. — Домой, разумеется, — ответил Шинго. — В моей деревне с защитой все плохо, поэтому я должен вернуться туда. Боюсь, скоро настанет такое же время, как и при императоре Хино. После этих слов Шинго попрощался со своим другом, взял с него обещание за то, что он передаст эти слова другим людям, и удалился из комнаты. Вскоре он вышел из столицы и направился в сторону Деревни Счастья. Он обязательно защитит свою деревню, а также он понимал, что Усаги жива, а иначе и быть не могло!Возвращение к началу
20 марта 2021 г. в 23:40
Боль, которой Усаги не чувствовала на протяжении многих лет, буквально разъедала ее и снаружи, и изнутри. Помимо жгуче болящего плеча, перевязанного бинтами (Зойсайт и Ами, насколько это было известно, всегда таскали с собой сумки с лекарствами для первой помощи), ее пожирала изнутри моральная боль, которую она бы не пожелала испытать даже своему врагу. В этот раз ощущать ее было гораздо сложнее, чем тогда, когда ей было четырнадцать лет. В тот день она потеряла родителей и родной дом. Это было неимоверно тяжело, но тогда она знала, куда идти и к чему стремиться.
Сегодня же она потеряла все. Она потеряла дворец — дом, который она обрела благодаря своим нечеловеческим усилиям, тренировкам, сражениям и страшным переживаниям, ценой своих слез и крови: как своей, так и своих близких людей; потеряла империю, которую освобождала от рабства, коррупции и жестокости, в которых она погрязла при императоре Хино, которую отстраивала на протяжении многих лет.
Но боль от этих потерь и рядом не стояла рядом с самой главной и сильной болью. Усаги потеряла свою дочь — самого дорогого для нее и Мамору человечка. Бывшую императрицу раздирала страшная вина, не сравнимая ни с чем. Она, и только она была виновата в том, что произошло прошлой ночью. Если бы она была внимательнее к поведению и чувствам Маленькой Леди, ничего этого бы не случилось! Она, и только она виновата в ее смерти! Ну почему она не могла посмотреть за ней потщательнее, поговорить с ней, не допустить, в конце концов, чтобы она пошла к Алмазу?!
Хотя, смысла терзать себя уже не было. Ей хотелось просто умереть, не чувствовать больше, не существовать. Однако ужасно болящее плечо напоминало ей о том, что она все еще жива, а боль в сердце — о том, что она все еще могла чувствовать. Она не хотела открывать глаза, не хотела видеть окружающую ее действительность. И почему она не могла просто умереть, если ей больше незачем жить?
— Мамору, Зойсайт! — услышала девушка возглас Ами недалеко от себя. — Кажется, Усаги приходит в себя!
— Уса… — тихий голос ее мужа раздался совсем рядом, буквально над ее ухом. В ту же секунду она почувствовала, как его ослабшие пальцы смыкаются на ее ладони. Бывшей императрице показалось, словно вся боль, которую испытывал он, прошла через это касание, словно напоминая ей о том, что не одной ей неизмеримо больно. Мамору тоже потерял свой дом, империю. Он тоже потерял своего ребенка. Испытываемая им боль точно такая же, как и ее боль. Это словно напоминало ей о том, зачем она должна продолжать жить — она должна помочь Мамору перенести то, что произошло сегодняшней ночью. А он, в свою очередь, поможет ей. Они есть друг у друга, и только они могут понять боль друг друга.
Огромным усилием воли девушка открыла свои глаза, перед которыми появились зеленые кроны деревьев под сизым утренним небом. Похоже, она пролежала без сознания всю ночь. Медленно она повернула голову в ту сторону, откуда несколько секунд назад услышала голос Мамору, и сразу же увидела его бледное, словно у мертвеца, лицо. Лишь его опухшие и покрасневшие глаза выдавали в нем живого человека.
— Мамо-чан… — выдавила Усаги из себя, и тут же из ее глаз непроизвольно полились слезы, а ее муж, обычно сильный и постоянно успокаивавший ее, в этот раз не обнял ее, как обычно, и не пообещал, что все будет хорошо. Он заплакал вместе с ней. Девушка не видела в глазах любимого слез уже пятнадцать лет, но она ничуть им не удивилась — сейчас эти слезы были вполне естественными. Любой заплачет от потери собственного ребенка.
— Мамо-чан… — прошептала свергнутая императрица, — мы должны быть сильными…
— Зачем? Зачем нам быть сильными? Мы уже все потеряли… — выдавил он из себя. Усаги крепче сжала его руку. Слышать такое от него было практически невыносимо. Мамору никогда не сдавался и всегда шел только вперед. Неужели он больше не в силах жить дальше? Неужели он тоже хочет умереть?
— Ты ошибаешься. Мы все еще не потеряли друг друга, — тихо возразила она, попытавшись улыбнуться сквозь слезы. Как и предполагалось, эта улыбка вышла слишком уж траурной и натянутой. — Мы все еще можем вернуть все, Мамо-чан.
— Маленькую Леди уже ничто не вернет, — отрезал он. Усаги нечего было возразить. Мамору был прав. Их дочери больше не было, и это уже нельзя было исправить. Всхлипнув, она молча продолжила плакать, не вытирая с лица своих слез.
— Усаги… — сидящей рядом Ами нечего было сказать им в поддержку. Как поддержать людей, которые буквально несколько часов назад потеряли ребенка?
— Это все, конечно, замечательно, — послышался неподалеку слегка раздраженный голос Рей, — но мы так и собираемся тут сидеть и распускать сопли, пока нас не найдут и не убьют?!
— Рей! — с огромнейшим осуждением воскликнули одновременно Джедайт, Макото, Зойсайт, Минако, Ами и Нефрит.
— Они переживают страшное горе! Прояви хоть чуточку такта! — упрекнула ее Минако, которая, казалось, тоже вот-вот расплачется.
— А что они потеряли?! Власть? Ее можно вернуть даже при нынешнем нашем положении! — брюнетка скрестила руки на уровне груди, покосившись на лежавших на траве супругов, чьи заплаканные глаза с обидой, даже с ненавистью, смотрели в ее сторону.
— Рей, они потеряли ребенка! Нельзя же так! — прикрикнул на нее Джедайт, явно возмущенный поведением собственной жены. Уж от кого, но от нее таких слов он точно не ожидал!
— А где доказательства, что Маленькая Леди мертва? — раздраженным тоном спросила брюнетка, гордо вздернув свой аккуратный носик.
— Что ты сказала? — тихим, неуверенным, но уже не плачущим голосом переспросил Мамору, взглянув на некогда бывшую принцессой девушку.
— Я сказала, что вы не можете быть уверенными в том, что Маленькую Леди убили. Вы не видели ее тела, — объяснила Рей.
— А ведь ты права, черт возьми! — возбужденно воскликнула Минако, вскочив на ноги с травы, на которой сидела до реплики своей подруги. — Если они держат ее в заложниках?
— А зачем им держать ее у себя в заложниках? Не проще ли убить? — подняла в раздумиях бровь Макото.
— Ну, например, они так могут заманить Его и Ее Величество обратно во дворец, чтобы расправиться со всей семьей одним махом, — озвучил появившуюся в его голове мысль Нефрит. Члены Императорского отряда переглянулись между собой, а затем кивнули, выражая согласие с этим предположением.
Раздался резкий шорох, и все, резко обернувшись, увидели вставшую на ноги Усаги. Ее глаза горели яростным огнем, а ее рука уже тянулась к мечу, висевшему за пазухой лежащего без сознания Кунсайта.
— Ваше Величество! Не смейте! — Зойсайт схватил девушку за запястье, а затем слегка подтолкнул, молча прося ее вернуться в лежачее положение.
— Не мешай мне! — гневно воскликнула Усаги. — Дай мне спасти свою дочь!
— Вы сделаете так только хуже! Вы ранены и не можете сейчас сражаться! Лучше лягте, вы должны отдыхать! — Зойсайт сделал подсечку, сбив тем самым свергнутую императрицу с ног, а затем поймал ее на руку и аккуратно уложил обратно на траву. Девушка резко попыталась встать обратно, но тут же, как только почувствовала боль в еще свежей ране, вскрикнула и снова упала на траву.
Медленно к ней приходило осознание того, что сейчас ей ничем не помочь своей дочери. Если она сейчас в заложниках, то ей не хватит сил отбить ее у Алмаза и его приспешников, а если она мертва, то уж тем более она не сможет ее спасти. В ответ на эти мысли глаза снова застлала пелена слез, но Усаги, понимая, что слезы сейчас ей никак не помогут, уняла силой воли свой плач.
Девушка вспомнила, через что ей пришлось пройти до того, как она заняла престол. Она помнила бедную, разворованную империю, жители которой постоянно жили в голоде и страхе того, что представители власти придут за ними, спалят их дома, убьют их, а родных продадут в рабство. Она помнила о смерти своего отца, о смерти Нару, своей лучшей подруги, о полностью сожженной родной деревне… Нет, сейчас нельзя впадать в депрессию! Ко власти пришел Алмаз, а это значит, что вскоре страна снова начнет погружаться в дореволюционное состояние. Нужно спасать государство! Нужно спасать людей! Нужно спасать Маленькую Леди!
Медленно, не совершая резких движений, девушка села на траву, а затем оглядела девочек и генералов. Ее глаза уже не горели неадекватной яростью — они были спокойными и уверенными, какими они обычно и были в серьезных ситуациях.
— Нам нужно подумать о том, что делать дальше, — заявила она. — Нельзя распускать сопли, нужно действовать!
Произнеся последнюю фразу, она многозначительно посмотрела на Мамору, а тот, заметив ее взгляд, через силу улыбнулся, еле-еле кивнул и тоже принял сидячее положение.
— Думаю, нам нужно для начала где-то найти убежище и подлечить раны. Как думаете?
— Да, ты права, — улыбнулась ей Рей, видя, что ее подруга взяла себя в руки.
— Только вот куда нам идти? — спросила Минако, задумчиво оглянувшись на спящих под плащом Кунсайта детей. — Нас теперь много, а выходить из леса в деревни — это самоубийство.
Наступило долгое молчание — члены отряда обдумывали слова Минако. Она была полностью права: теперь их было не шестеро, как раньше, а целых тринадцать человек, включая детей. В принципе, почти все дети, кроме Мики — маленькой дочки Кунсайта и Минако, умели сражаться, но подвергать их опасности все равно не хотелось, поэтому из леса действительно выходить не стоило.
— А не хотите пойти в хижину Отряда Революционеров? — долгое молчание нарушил голос Мамору. Мужчина оглядел всех присутствующих, ожидая ответа на свой вопрос.
— Я думала об этом… — протянула Ами. — Но не слишком ли она далеко отсюда? Плюс, она довольно мала, и все пятнадцать лет за ней никто не ухаживал.
— Ты права, — кивнула Усаги, — но я поддерживаю Мамо-чана. Какая-никакая, но это крыша над головой. Отремонтировать и немного расширить ее будет быстрее, чем строить что-то новое.
— Уса права, — кивнул бывший император. — Я знаю, как максимально сократить дорогу, так что дойдем дня за три. Нам нужно хоть какое-то убежище, чтобы разместить там раненых и детей. Никого с особо серьезными ранами у нас нет, идти сможем, поэтому предлагаю выдвигаться через час. Возражений нет?
— Нет! — хором ответили все члены отряда, полностью убежденные в словах Усаги и Мамору.
Примерно через час дети были разбужены, и Императорский Отряд в полном своем составе направился в сторону хижины, в которой когда-то Усаги и Мамору встали на путь революционеров.