Ослепленные тьмой

Судьба Сяо Синчэня всегда водила его извилистыми тропами. В далеком детстве она свела его с Баошань саньжэнь, позже, когда он захотел выбрать свой путь, привела к Сун Ланю, а теперь завела на Луаньцзан. Гору, про которую если и говорят, то опасливым шепотом, страшась, что Старейшина Илин их услышит, и непременно обратит в мертвецов, пополняя свою армию новыми бойцами. В жизни Сяо Синчэня было столько взлетов и падений, что он устал считать, принимая крутые виражи за данность, потому что так проще не скорбеть по прошлому, обратившемуся в прах. После расставания с Сун Ланем, заклинатель столкнулся с самым жутким и непримиримым врагом, от которого никуда не убежать и с которым не сразиться — одиночеством. Ему можно только сдаться, сгибаясь под все большей тяжестью, стараться смотреть только вперед и не оглядываться по сторонам, чтобы не вспоминать о том, что рядом больше никого нет. Вэй Усянь размолол в прах это опостылевшее ощущение в груди, скребущее под ребрами острыми когтями. Его всегда много, Вэй Ин заполняет собой все свободное пространство, не давая даже задуматься о чем-то плохом. Пускай будущее и подернуто пеленой тьмы, но в ней больше нет холода, промораживающего до костей, только отзвуки теплого смеха и надежда на то, что судьба будет милосердна, позволив идти рядом, пока дороги не разойдутся на перепутье. Уходить с Луаньцзан не хотелось, и если бы Сяо Синчэнь задумался, то понял бы, что он просто боится вновь ощутить это удушающее одиночество. Раствориться в нем и однажды потерять волю идти дальше. Без Вэй Ина на горе стало очень тихо, словно он забрал с собой всю суету. Заклинатель молча сидел возле кострища, перебирая в руках тонкие соломенные прутики, чтобы отобрать те что покрепче и сплести из них корзину. Работал он очень аккуратно, стараясь не допускать ошибок, которые будет не в силах заметить и вовремя исправить. Хотелось сделать все правильно и хоть этим помочь тем, кто в поте лица трудится, вспахивая жесткую землю. От самого Сяо Синчэня на огороде проблем было бы больше чем помощи, поэтому он присоединился к бабушке, старательно штопающей детскую рубашку костяной иглой. — А-Юань без конца говорит о вас, молодой господин, — женщина отложила шитье, морщинисто улыбаясь, — раньше только и болтал без умолку «Сянь-гэгэ» то, «Сянь-гэгэ» это, а теперь даже не знаю, про кого я слышу чаще. — С ним всегда приятно провести время, — случайно надломив прутик в руках, Сяо Синчэнь отложил его в сторону, к нескольким таким же, — удивительно послушный ребенок. — Это сейчас, — бабушка горько усмехнулась, вспоминая, каким шаловливым был Вэнь Юань до той поры, когда Вэнь Жохань решил возвестить миру о своем величии, покорив всех несогласных. Каторга, на которую сослали Вэней после поражения, не оглядываясь на то старики ли это были или дети, выбила из А-Юаня всю энергию, заставив бояться окружающего мира. Сейчас он уже подзабыл прошлый страх — детское сознание милосердно — благодаря вниманию Вэй Ина, но сама женщина тех дней уже никогда не забудет. Руки ловко вплетали прутики, закрепляя их вместе, чтобы не рассыпались. Сплетенная корзина порадовала крепким дном и толстой ручкой, за которую будет удобно держать. Отложив её в сторону, Сяо Синчэнь размял пальцы, сбрасывая напряжение. Прислушавшись к окружению, он с удивлением понял, что тишина больше не окутывает Луаньцзан. Люди суетились, о чем-то возбужденно переговариваясь и бегая с одного конца селения в другой, что-то таская и переставляя. — Что происходит? — невольно заинтересовавшись происходящим, заклинатель повернул голову в ту сторону, где слышалось больше всего голосов. — Четвертый дядюшка давно хотел сделать сюрприз господину Вэю, в благодарность за все, что он для нас сделал, да никак возможности не было, — сделав последний стежок, бабушка устало выдохнула, довольно разглядывая свою работу. Рубашка Вэнь Юаня выглядела так, словно и не была сплошь издырявленной совсем недавно. — А сегодня все так удачно сложилось. — Значит, это будет что-то вроде праздника? — уловив отдельные фразы в разговорах, Сяо Синчэнь задумался. Это ведь и правда прекрасная возможность сказать «спасибо» и ему самому. За спасение. За помощь. За беспокойство. — Что вы хотите сделать? — Вино, — женщина покачала головой, не одобряя пристрастие Вэй Усяня к алкоголю, но радуясь возможности его порадовать, — Четвертый дядюшка очень старался. А как он прятал заготовки от господина Вэя, это отдельная история, — хрипло рассмеявшись, она перевела взгляд в ту же сторону, что и Сяо Синчэнь. Вино. Какая-то мысль промелькнула в сознании, тут же растворившись неясной дымкой. Резко мотнув головой, заклинатель нахмурился, пытаясь уловить её. Было что-то, что точно должно было бы понравиться Вэй Усяню. Мягко улыбнувшись, Сяо Синчэнь тихо выдохнул — он вспомнил. Много лет назад, когда он только спустился с горы, был один человек, которого заклинатель знал — этот человек души не чаял в вине, извращаясь над ним, как мог. То подогреет на открытом огне, то добавит пару травок, что алкогольный дурман разносится по всей округе. Он был местным чудаком, но люди все равно всегда с интересом следили за тем, как тот готовит что-то новое, ожидая своей очереди, чтобы попробовать. Сяо Синчэнь никогда не имел пристрастия к вину, и вежливо отказывался от предложений выпить, находя для себя много других занятий. Тогда все, о чем он думал, это то, что даже одно доброе дело способно изменить мир и негоже предаваться отдыху, если ты можешь кому-то помочь. Пускай наивно, но своих убеждений Сяо Синчэнь не изменил, оставаясь им верным даже после всех тех ужасных вещей, которые обрушились на него за время пути. Человек тот всегда очень громко и каркающее смеялся, отбивая кулаком по столу. Он находил заклинателя всякий раз, когда тому доводилось проходить через их деревню и неизменно делился новыми идеями, сетуя на то, что простые крестьяне не оценят «тонкости и изящества горячего вина», принимая его за очередную придурь, которую интересно попробовать разок, а дальше лучше вернуться к старому доброму, продающемуся в единственной у них винной лавке. В те времена заклинатель не особо запоминал все эти рецепты и особенности варки, но сейчас, словно сознание только этого и ждало, он ясно вспомнил про «лучшее в мире, такого нигде не найдешь» вино. Готовить его было до смешного просто. Для него не нужно было ничего особенного, кроме котла, нескольких травок и пряностей, да самого вина, как основы. Сяо Синчэнь никогда бы не подумал, что подобные знания могут ему пригодиться, но вот же он сейчас — вспоминает каждое слово, стараясь ничего не упустить. — Простите, — очнувшись от своих мыслей, заклинатель обратился к бабушке, — если возможно, могу я одолжить немного вина и попросить вас о помощи? — не совсем честно, но в одиночку он не справится. — Что-то придумали, да? — она, тепло улыбнувшись, поднялась со своего места, обхватывая ладонью разболевшуюся поясницу, — это вам надо у Четвертого дядюшки спросить, но не думаю, что он откажет. Пойдемте, схожу с вами, заодно и расскажете, что у вас там за идея такая, — пройдя мимо Сяо Синчэня, она направилась к ветхой лачуге неподалеку от входа, где они хранили скудные припасы. Благодарно поклонившись, заклинатель поспешил за ней, чтобы не упустить звук шаркающих шагов по рыхлой земле. * * * Четвертый дядюшка с радостью согласился на просьбу, тут же вручая запечатанный кувшин с вином и напутствуя сделать что-нибудь потрясающее, что непременно запомнится господину Вэю. Сяо Синчэнь пообещал, что постарается. Узнав у бабушки про то, какие специи он может использовать и есть ли свободный котелок под вино, заклинатель вскоре оказался возле костра с женщиной в роли помощника, помешивающим фруктовое вино, подогревающееся на костре. — А не слишком ли остро получится? — с недоверием поглядев на то, как Сяо Синчэнь осторожно добавляет специи, принюхиваясь к ним, чтобы не ошибиться, женщина подошла поближе, передавая обратно длинную палку, которой было очень удобно мешать горячее. — Боюсь, для Вэй Усяня оно скорее всего окажется недостаточно острым, — с добродушной улыбкой в последний раз размешав травы, присутствующие в рецепте исключительно ради запаха, он отступил в сторону. Теперь осталось только подождать, пока вино впитает в себя специи, приобретая свой необычный аромат, — но больше добавлять нельзя, иначе вкус затеряется. Напиток должен получиться, как минимум необычным, в меру острым и сладким, согревающим изнутри. По крайней мере именно так его описывали Сяо Синчэню, бесконечно повторяя, что он просто обязан однажды попробовать что-то подобное, иначе жизнь прожита зря. Костер догорал и уже совсем скоро остались только тлеющие угли, тихо шипящие от редких капель, стекающих по бортикам котелка. Как раз то, что нужно, чтобы вино не остыло до прихода Вэй Ина. Время шло и разговоры вокруг становились все более оживленными и предвкушающими. Люди говорили о том, что господин Вэй непременно обрадуется, он ведь так скучал по вину. Вэни желали хоть чем-то отплатить человеку, спасшему их, подарить немного радости и смеха. Вэй Ин слишком много сделал для них, чтобы можно было принять это, как должное. Они так долго готовились к этому небольшому празднику, что теперь, когда до него осталось совсем немного, сгорали от нетерпения. Вэй Усянь удивительный человек. Он никогда не поступает так, как ты ждешь, идет по собственному пути, плюя на общепринятые дороги, выбирая те, на которые указывает не разум, а сердце. Бабушка рассказала Сяо Синчэню, от чего именно спас их Вэй Ин, выполняя просьбу Вэнь Цин. Та каторга была приговором безвинным людям, тем, кто просто хотел тихо жить своей жизнью, воспитывая детей и внуков, не помышляя даже о тех ужасах, которые творил орден Цишань Вэнь. Они пали жертвой всеобщей ненависти, которая отправила их на медленную казнь. Долго бы продержались старики, работая непосильно много? Сколько бы еще дней они прожили, если бы Вэй Усянь не пришел? А А-Юань? Он бы выжил? Ведь надзирателям было все равно, кто перед ними, все, что они видели — это псов Вэнь. Женщина говорила тогда тихо, и голос её едва заметно подрагивал от пережитых вновь воспоминаний. Она не боялась за себя — чего уж там, они старики и свое уже отжили. Но Вэнь Юань, он такого не заслужил. Ребенок должен был расти в тепле и уюте с любящими родителями, а не дрожать в слабых объятиях, пугаясь брани, раздающейся из-за стен хлипкой, с прохудившейся крышей, лачуги, которая служила им укрытием на ночь. Голоса вокруг стали громче, но теперь что-то было не так. Вместо радостного предвкушения в них был ужас, перемешанный с отчаяньем и какой-то невысказанной горечью. Кто-то вскрикнул, и Сяо Синчэнь поднялся с места, подхватывая меч, до этого лежавший рядом. Шуанхуа мелко дрожал, реагируя на угрозу, повисшую в воздухе. Что-то треснуло, и темная энергия разом стала гуще, разносясь по Луаньцзан колющим ветром. Талисманы загорелись, противясь натиску, но волна была слишком сильна и долго они не продержались, моментально прогорая. Крепче стиснув ножны, заклинатель поспешил туда, откуда все старались уйти подальше. Вдали послышалось хрипящее рычание, полное слепой ярости и безудержного желания уничтожать все на своем пути. — Что случилось? — остановив пробегавшего мимо старика, Сяо Синчэнь был максимально серьезен и собран, пытаясь точнее определить направление источника, взбудоражившего округу. На горе, стараниями Вэй Ина, было не так много угроз. Он постарался оградить людей, живущих здесь, и единственное, что могло пойти не так, не только пугая до дрожи всех, но и доводя до отчаянья — это лютый мертвец, скованный талисманами в пещере Вэй Усяня. — Вэнь Нин, — судорожно схватив руку заклинателя, старик подтвердил его подозрения, сорвавшимся на дрожь голосом, — он вырвался.