Виски? Коньяк? Минет за барной стойкой?

— Налей мне ещё. Лей, лей, до конца.       Сквозь рёв музыки раздался звук стучащего о барную стойку стакана. Только что полная посудина опустела в мгновение ока, а пьяный клиент продолжал требовать и требовать. К тому же с таким усердием, словно хотел получить золотую медаль за самое большое количество выпитого алкоголя. Хэнк знал, чем заканчиваются такие страйки и даже был готов к тому, что сейчас паренька вырвет, но тот на удивление держался молодцом. Отсутствующим взглядом пялился куда-то в сторону пепельницы, сжимая в руке стакан и осушая его всякий раз, как жидкость доходила до краёв. «Только бы не блеванул на барную стойку», — молился Хэнк, приготовившись в любую секунду схватить тряпку и близстоящее ведро из подо льда. Вытирать не до конца переваренные остатки суши и фрикасе — или чем там ещё питаются богатые программисты — не было никакого желания. Да и сил тоже.       Несмотря на всё происходящее, в ситуации были и свои плюсы. Это был первый день за прошедшую неделю, когда Коннор ни проронил ни одного дурного слова в сторону сонного Хэнка. Никаких «Бобов» и «пидрил». И, что не менее важно, никаких блядских «медведей». Паренёк словно отсутствовал, Хэнк даже удивился таким внезапным переменам. Не то, чтобы ему было особо интересно, что там у Коннора случилось, просто после кучи говна, которую он без устали вываливал на Хэнка изо дня в день, такие преображения поражают. Неужели карета превратилась в тыкву? Опираясь на опыт, Хэнк даже попытался проанализировать такое состояние клиента, что тот не оставил без внимания. Бросил усталый взгляд и только цыкнул, тряхнув головой.  — Что-то хотел? — спросил он севшим голосом. Хэнк покрутил головой и Коннор опять уткнулся взглядом в прежнее место, подталкивая к Хэнку вновь опустевший стакан, какой ещё минуту назад был заполнен до краёв. За полчаса он выпил уже семь. По всем правилам сосуды принято наполнять наполовину, но Коннор сразу сказал, что не собирается так мелочиться и готов доплачивать сколько надо, лишь бы Хэнк не жалел пойла и лил до тех пор, пока выпивка не начнёт стекать по краям стакана. Хлебал виски, как обычную воду, тем самым заставляя Хэнка хватать в руки то самое ведро всякий раз, когда начинал икать или кашлять. «Смех Питера» был дорогим заведением и обычные алкаши сюда не совались, но не было гарантии, что и у каждого богача желудок крепкий. Коннор не походил на человека, который бухает без остановки, а значит, что очень скоро его организм просто не выдержит такой проспиртовки. Всему есть свой предел.       Сегодня в баре было немноголюдно. Неудивительно, ведь вторник — это почти самое начало недели. В такие дни если и заходят люди, то либо те, кому завтра не надо на работу, либо те, кто очень быстро трезвеет и не страдает от болезненного похмелья. Но это не отменяло того факта, что если кого-то начнёт тошнить, то подобный инцидент останется незамеченным. Видимо, даже Коннор это понял. Он не стал особо торопиться, а только кинул взгляд на телефон — проверить время — и, зажав в зубах сигарету, спрыгнул с барного стула вниз. Вытащил из пиджака кошелёк и порылся там, выискивая деньги. Досконально просчитал каждый доллар, а после шлёпнул их о барную стойку и напоследок, не сказав ни слова, кивнул Хэнку и вышел из бара.       На этом его и след простыл. Хэнк только пожал плечами, не будучи уверенным в том, точно ли ему был адресован последний кивок. Никто и не говорил, что Коннор обязательно должен постоянно быть говнюком, но должно же было случиться что-то такое, что так сильно подкосило его моральное состояние. Впрочем, это не дело Хэнка. Несмотря на то, сколько всего ему было сказано, он не испытывал к парню какой-то ненависти. Невзлюбил? Точно. Хотел врезать? В какой-то мере да. Ненавидел также, как и паскуду-Дэвида? Ни в коем случае. Хотя, вполне могло оказаться, что Хэнк просто сильно устал. Для него один такой день без выплеснутого в лицо виски — это уже подарок судьбы и сон на полчаса дольше.       За оставшуюся ночь больше не произошло ничего интересного. Пришла парочка каких-то мадам, которые громко смеялись и чуть ли не на брудершафт пили вино, а ещё какой-то предприниматель, который сперва тщательно вычитывал меню, а потом, заказав просто водки, принялся громко ругаться по телефону, перекрикивая совсем не тихую музыку. Когда наконец смена подошла к концу, Хэнк стащил с волос резинку и устало зевнул. На часах только четыре утра — то есть у него было примерно два с половиной часа на то, чтобы поспать. В полицейском департаменте надо было быть уже к половине восьмого, поэтому тратить своё время на всякие ненужные вещи не хотелось. Хэнк даже перестал гладить одежду, а просто сваливал всё в кучу, заранее утешая себя тем, что пригладит её руками по пути на работу. Он просто заваливался спать без задних ног, а утром почти не было никакого желания принимать душ. Не было, но приходилось, хотя Хэнк готов был поспорить, что такими темпами он просто потихоньку развалится на части, как трухлявый пень, если периодически не будет смачивать себя водичкой. Или станет таким же, как те игрушки, которые спрятаны в специальных яйцах. Дети покупают такие в магазинах игрушек и бросают в воду, а потом наблюдают за тем, как искусственная скорлупа трескается и из-под неё начинает появляться динозаврик, дракончик или ещё какая-нибудь знакомая зверюга из любимого мультика. И если в воде этот самый зверятник ещё выглядит более-менее приемлемо, то стоит их на какое-то время оставить на суше, как те сразу теряют в габаритах. Становятся скукоженными и мерзкими. Такими, как сухофрукты. А сухофрукты Хэнк не любил и очень не хотел стать похожим на один из них.       Когда рабочая смена подошла к концу, пришёл второй бармен. Он похлопал Хэнка по плечу, увидев, каким уставшим тот был. Но чужое соболезнование Хэнку не требовалось и, когда он наконец залез в машину, то сразу потряс головой, чтобы не отрубиться прямо на дороге. В баре ему помогала держать организм в тонусе громкая музыка, которая постоянно била по ушам и не давала задремать, а сейчас приходилось прикладывать усилия, чтобы глаза не слиплись. Каждая секунда дрёма за рулём могла закончиться аварией. А потому пришлось даже подрубать громкое радио и слушать его всю дорогу, порой вздрагивая от каждого внезапного рёва диктора. Хэнк так и ехал, предвкушая уже мягкую постель, пока внезапно краем глаза не заметил на дороге знакомую рубаху, проявившуюся в свете фар и мерцающих вывесок закрытых продуктовых.       Первая мысль — это обычные галлюцинации из-за недосыпа. Вторая мысль — простое совпадение, ведь не бывает уникального фасона рубах. Третья мысль — у суки по имени "Случайность" есть чувство юмора, и она почему-то решила продемонстрировать его Хэнку, которому сейчас вот никак веселиться и смеяться не хотелось. Пошатываясь, как тоненькое дерево под потоком сильного ветра, Коннор держал в одной руке пустую бутылку (судя по всему пустую), а вторую засунул в карман брюк. И стоял он далеко не один, а в окружении ещё трёх каких-то людей. «Проезжай, Хэнк» — шепнул внутренний голос. — «Он сам справится. Может наконец поплатиться за свой противный характер». «И проеду», — согласился Хэнк, медленно кивнув. Он же не дурак какой, чтобы лезть туда, куда не надо. Он умный мужчина. Умный, сильный и очень сонный. А если он сказал, что проедет, значит он проедет.       Хэнк остановил машину за поворотом. И не потому что он лишний раз хотел поиграть в героя и поднять свою самооценку, путём спасения всяких уродов. Просто на это у него были свои причины. Как бы сильно Коннор не бесил, Хэнк был, есть и будет полицейским, который не хочет потом осознать, что из-за его личных отношений пострадал человек. С говнистым характером, но всё же человек… Наверное. Хэнк до конца не был уверен, но считал, что что-то человеческое в Конноре да должно было остаться.  — Слушай, мы не хотим проблем, — сказал кто-то из тех трёх человек, что окружили собой непутёвого программиста. — Ты сейчас не в том положении, чтобы выпендриваться. Просто отдай кошелек и мы спокойно разойдёмся.  — Отсоси-и-и, — протянул пьяный в ебеня голос Коннора. Уже куда более веселый, нежели чем был этим вечером. И куда более невнятный. — Могу плюнуть в твою харю, если хочешь.  — Он хочет по-плохому, Гэри, — сказал второй парень, закатывая рукава и, судя по всему, приготовившись отнимать заветный кошелёк силой.  — Я считаю до трёх, сосунки, — процедил Коннор, засовывая руку в карман. — Если я не увижу как вы удири… удират… удри… короче, как вы убегаете, то прострелю вам колени. Поехали. Один… Два…  — Чёрт, шухер! — крикнула девушка, заметив Хэнка, притаившегося в конце улицы возле стены. Обернувшись и увидев свидетеля своего преступления, шайка тут же ринулась в противоположную сторону, оставив недопонимающего Коннора стоять на месте, что так и не вытащил руку из своего кармана.  — Вот и валите! — крикнул им вслед пьяный голос, а после парень оглянулся и, с усердием сощурив глаза, также заметил Хэнка. Правда не узнал его, пока тот не подошёл чуть ли впритык. — О, Боб! А чё ты тут делаешь?       Коннор, по-другому и не скажешь, неоднозначно просиял. Он неуклюже развернулся на сто восемьдесят градусов, пытаясь случайно не потерять равновесие и не поцеловаться с полом. Это ему удалось с огромным трудом, но цель таки была достигнута. И вот перед Хэнком вновь оказалась эта бесячая рожа с этой бесячей улыбкой. Но улыбка не скрывала под собой того самого презрения или насмешки. Наоборот, она была скорее располагающей, как если бы Коннор улыбался искренне и от чистого сердца.  — Подержи, пожалуйста, — промямлил он, протягивая Хэнку бутылку, а после, когда полицейский всё же взял её в руки, чуть ли не грохнулся на него. — Ты ви-и-идел как я прогнал тех дебилов?  — Чёрт, где ты так надрался? — спросил Хэнк, пытаясь одновременно поставить Коннора на ноги и помочь не упасть. Абсолютно бесполезно. Хитрый программист уже понял, что на этой улице появилось кое-что, на что можно прилечь безо всяких последствий. И это кое-что — тело Хэнка.  — Я решил пойти поехать домой, — процедил Коннор, никак не собираясь вставать на ноги. — Вызвал такси, но потом решил, что домой мне ещё рано. Поэтому решил съездить в магазин и купил там тридцать пакетов собачьего корма. Потом попытался снять проститутку. Но как оказалось чуть позднее, это была обычная уборщица в магазине антиквариата.  — Что ты забыл в том магазине? — Хэнк не оставлял попыток поставить собеседника на ноги, но это было чем-то нереальным. Коннор — противный хитрожопый засранец — словно догадался, что его уже никто на этой самой улице не оставит, потому сам не прикладывал никаких усилий, чтобы вновь самому оказаться на своих двух.  — Ты тупой? Ты меня вообще слушаешь? Я хотел снять проститутку и мне нужны были презервативы, — недовольно сказал Коннор, зарываясь носом в чужую куртку.  — Всё равно что-то не складывается, — ответил Хэнк, более не собираясь искать логику в словах в драбадан пьяного программиста. — Я отвезу тебя домой.  — Не, не надо, — помотал головой Коннор и уже сам попытался отпихнуть от себя Хэнка, да вот только чуть было не грохнулся на спину, так что пришлось его подхватить. — Я ещё не настолько пьян, чтобы к тебе ехать. И ты не в моём вкусе.  — К тебе домой, а не ко мне. Ты меня слышишь? — пытался объяснить Хэнк, но всё без толку. Всё равно, что со стенкой разговаривать. Хотя, казалось, даже стенка в такой ситуации смогла бы поддержать беседу, не потеряв сути разговора.  — А, ко мне, значит? Ко мне тоже нельзя, у меня мама дома болеет, — голос Коннора становился куда более умиротворённым. Он засыпал на ходу. — Я шучу, нету у меня никого. Но если ты так хочешь, то давай сперва заедем в магазин антиквариата, а то я не хочу заразиться венерическими заболеваниями.  — Что ты несешь? — Хэнк уже окончательно растерялся.       Коннор так напился, что вообще не понимал, что происходит и о чём идёт речь. Он и на ногах не мог сам-то стоять и опирался на Хэнка, чуть ли не засыпая на его плече. Тогда Хэнку пришла ещё одна идея — отыскать у парня в кармане хоть какие-то документы и самому узнать место жительства. Ну или, на крайний случай, найти телефон и позвонить кому-то из родни или знакомых. Хотя, у Коннора вряд ли было так много друзей или знакомых, которые могли пустить его переночевать к себе, но и оставить на улице его было нельзя. Не по-людски это. А Хэнк, в отличие от Коннора, человеком оставался. Пока оставался.       Полицейский принялся рыться в чужих карманах с целью найти что-то, что подскажет ему адрес Коннора. И первое, казалось бы, очевидное место для таких вещей — карман штанов. Один оказался абсолютно пуст, а вот во втором рука Хэнка внезапно нащупала кое-что, что точно не должен носить при себе программист. Это был пистолет.  — Зачем он тебе? — настороженно поинтересовался Хэнк, приподнимая находку к уровню глаз Коннора. Тот лишь лениво пробежался по ней глазами.  — Я не знаю, — пожал он плечами. — Наверное, чтобы стрелять. Ты что, первый раз видишь пистолеты?       Хэнк только вскинул брови и запихнул пистолет в свой карман. На самом деле, в Америке можно было купить любое оружие, получив на то особое разрешение. В некоторых штатах люди ходили с ним прямо в магазин. Но ради Бога! Коннор же живёт в Мичигане, а не в Техасе! Да и работает он обычным компьютерным червём. Ничего в его профессии не предполагает ношение оружия. Тем более во время обычных походов в бар. Даже Хэнк, будучи полицейским, не брал с собой пистолет, когда шёл на ночную смену в «Смех Питера». Так зачем это делает молодой богатенький придурок, который, судя по его же словам, только и разгуливает, что по барам, супермаркетам и магазинам антиквариата?       Впрочем, сейчас не было никакого смысла пытаться вытрясти из этого пьяного тела нужную информацию. Тогда Хэнк, поставив у себя в голове лишнюю галочку, продолжил копаться в чужих карманах, придерживая парня свободной рукой чуть выше живота, чтобы того не начало тошнить. Но когда руки полицейского перешли уже на задние карманы, Коннор сразу оживился. Видимо, опять не так всё понял.  — Подожди-и-и, — протянул он, слабо цепляясь за руку Хэнка. — Не надо меня раздевать на улице. Давай хотя бы зайдём за угол.  — Да помолчи ты, — рявкнул Хэнк, не в силах больше слушать этот пьяный бубнёж. — Где твой бумажник?  — Я тебе ещё и платить должен? — хмыкнул Коннор, гордо поджав губы. Этот его гордый вид не продержался и пары секунд, а рот расплылся в очередной улыбке. — Ну ла-а-адно, так и быть. Но мы сделаем это так, как я захочу. И без поцелуев.  — Коннор, возьми себя в руки! — Хэнк, в попытках как-то оклемать собеседника, несильно тряхнул его.  — Ну хорошо-хорошо. Как скажешь. Оставим поцелуи. Но большего от меня не жди.  — И после этого ты меня называл гомиком, — саркастично подметил Хэнк, но смысл его слов, казалось, до Коннора так и не дошёл. Тогда он, не теряя надежды, попытался последний раз достучаться до пьяной туши и таки узнать её место жительства. — Эй, куда тебя отвезти?  — Я хочу в суши-бар. Поехали в суши-бар, Боб, — конечная. После этих слов голос Коннора стал тише, а слова вообще перестали произноситься внятно. — Только запомни… я не ем васаби…  — Эй, Коннор! — Хэнк вновь потряс его, но тот никак не отреагировал. Лишь полностью опёрся на Хэнка и начал сопеть.       Перед Хэнком встала дилемма — куда отвезти этого парня? Никаких документов у того при себе не было, а сам Коннор явно не собирался называть свой адрес. Стоило ли его оставить или его просто бросить отоспаться на ближайшей скамейке? Всё же Хэнк уже лицезрел не самую приятную картину и сразу откинул этот вариант. Можно было отвезти его и скинуть в какой-то отель, но в такое время в центре города навряд ли удастся найти дешёвый номер. Тратить свои деньги Хэнк не собирался, ведь у него и так был почти каждый цент на счету, а у самого Коннора в кошельке остались лишь пара долларов и карточка, пин-код от которой тот точно не скажет.       Постояв с дремлющим парнем ещё полминуты и обдумав всё, Хэнк — по другому не скажешь — понёс пьяное тело к себе в машину. Закинул на заднее сиденье как пакет с мусором, после чего поехал домой. Он был не настолько бодрым, чтобы переться на другой конец в города в поисках дешёвого мотеля и очень хотел спать, поэтому не придумал ничего лучше, кроме как везти Коннора к себе. Если учесть, что парень пил каждый день и явно выходил на работу, то и трезвел он довольно быстро. В таком случае можно было понадеяться, что за два часа он хоть немного придёт в порядок и сам отправится домой.       Хэнк очень на это надеялся, однако он ошибся с выводами. Пришло то, чего он опасался ещё в баре. Коннора начало тошнить. Видимо, организм всё же и правда выдал запоздалую реакцию на огромное количество смешанной выпивки и принялся выводить из себя всё съеденное и выпитое ранее. Повезло, что первыми признаками надвигающейся к горлу рвотной массы были лишь те самые характерные звуки и судороги горла, а потому Хэнк успел вовремя вытащить Коннора за шкирку из машины. Пришлось держать его над какой-то клумбой возле дома, пока паренёк, закашливаясь и отплёвываясь, извергал из себя потоки всего лишнего. Когда эти потоки наконец закончились, то Хэнк всё же смог дотащить парня до дома и даже вымыть ему лицо в холодной воде. К трезвости это не привело, но от Коннора хоть больше не несло как от бухающего бомжа. А Хэнк слишком хорошо знал, как от этих самых бухающих бомжей воняло, потому что ему ни раз приходилось их скручивать на своей основной работе. Коннор же, в отличие от них, и выглядел лучше, и имел какое-никакое жильё. Правда, в этот раз пришлось кинуть его отсыпаться на измятый диван.       Надежды на то, что паренёк оклемается за эти два часа не оправдались. Оно и не удивительно — этого времени слишком мало на то, чтобы дать алкоголю выветриться из проспиртованного мозга. И убедился Хэнк в этом тогда, когда на его попытку разбудить Коннора медленными шлепками по щеке, тот лишь невнятно что-то простонал и попросил перезвонить ему через неделю. В подъезд его не выкинешь, каким бы соблазнительным этот вариант не казался. Тогда Хэнк поступил так, как поступил бы, наверное, в этой ситуации любой другой хороший человек. Он снял с Коннора рубашку и кинул её в стирку, после чего оставил на столике возле дивана записку и запасной ключ от входной двери, а затем направился на работу. Коннор не бедный человек, так что вряд ли захочет вынести что-то из чужого дома, где главной ценностью был только Сумо, проводивший хозяина сонными глазами.

***

      Какое самое неприятное ощущение может испытать человек, проснувшийся утром с диким похмельем? Это ощущение чего-то влажного, что не прерываясь скользит по твоей щеке. Мерзкий шершавый собачий язык. Но Коннор не удивлялся и не жаловался, потому что успел привыкнуть. Поцелуйчик — его собака, которая просто обожала вылизывать хозяина поутру. Многие люди удивлялись, почему Коннор вообще назвал собаку породы гончая «Поцелуйчиком». Это же совсем не в его стиле. Коннор нагло врал, что сделал это по приколу, или что это имя приносит удачу. На деле же изначально Поцелуйчик была подарена на день рождения его младшей сестре Алисе, которая давно клянчила у родителей собаку. Правда, как выяснилось спустя уже две недели их совместной жизни, у Алисы оказалась аллергия на всё тех же собак. Но отдавать Поцелуйчик в другую семью девочка не хотела, потому что успела привязаться к своему питомцу. Не даром говорят люди — «Не давай имя животному, иначе потом будет тяжело с ним расставаться». Таким нехитрым образом щенка передали Коннору. Коннор собак любил и был не против делить свою большую квартиру с кем-то, кто готов вилять хвостом при каждом его появлении. Так он чувствовал себя хоть кому-то нужным.       Тем не менее, утренние «поцелуи» от Поцелуйчик не всегда были приятны. Особенно после бурных пьянок. Собаке не объяснить, в какие моменты хозяин ждёт её приставаний, а когда хочет отлежаться один. И в такие вот моменты Коннор обычно морщился, не желая открывать глаза, но от влажного языка это его не спасало. Как не спасло и сейчас, а слюнявый язык перебрался с щеки на нос.  — Поцелуйчик, пошла вон отсюда. Меня сегодня не вызывали, — прохрипел Коннор, отмахиваясь от собаки. Это не помогло. Тогда парень распахнул глаза и повысил голос. — Ты меня слышала? Иди спа-       Он резко заткнулся. На него, сверху вниз, смотрела совсем не та морда, которая обычно смотрела по утрам. Она была куда толще и слюнявее, да и расцветка другая. Порода другая! Коннор от испуга даже дёрнулся и тут же свалился на пол, чуть было не заорав. Собака, стоящая перед ним была точно не гончей, а сенбернаром, который не переставал ластиться к Коннору, выпрашивая, чтобы его погладили. Несмотря на грозный вид, очень доброе создание, а потому пришлось выполнять. Положив руки на большую голову, Коннор оглянулся и только сейчас понял, что он даже не в своей квартире. Ещё бы — эту помойку и квартирой назвать было нельзя.       Он ещё никогда так не напивался. Бывало, конечно, всякое, но чтобы ни с того, ни с сего попасть в настолько убогую квартиру — это надо постараться. Не отель явно, потому что в отелях, пусть даже в самых хуёвых, но иногда убираются. А это жилище, заставленное кучей коробок, скорее напоминало собой сарай или свалку. Мусорные хоромы какие-то. А Коннор не привык просыпаться в мусорных хоромах. Он уже было хотел начать звать во весь голос хозяина этого убогого убежища, как внезапно заприметил на столе записку, в которой значились следующие слова:       «Если ты проснулся, то будь так любезен и просто поезжай домой. Ключи я оставил на столе возле двери. Наверняка, после вчерашнего, у тебя будет болеть горло, но таблеток предложить не могу. И, если до тебя так и не дошло, — я Хэнк, а не Боб.»  — А что вчера было? — внезапно по телу Коннора пробежали мурашки. Горло у него и правда болело до жути, что даже голос охрип. Он оглянулся ещё раз — убогая квартира, отсутствие рубашки и больное горло. Он сглотнул. — Боже, блядь, только не это!       Коннор вообще нихуя не помнил. Последнее воспоминание, которое выдавал ему затуманенный мозг — это момент, когда Стерн настойчиво уламывал уборщицу антикварного магазина на секс. Предлагал ей большие деньги, тянул в ближайший мотель и мурлыкал комплименты. После очередного услышанного отказа, благополучно послал девушку нахуй и сделал ещё несколько глотков из полупустой бутылки виски, смешанного с колой. На этом всё. Все остальные события провалились в пустоту. Коннор не помнит, где и как он встретил Хэнка. Они не могли просто случайно столкнуться на улице, а значит, что Коннор сам его как-то выследил. Неизвестно, что именно он ему сказал, но это уже было не важно. Важно то, что утром Коннор проснулся у него дома. Без рубашки. С больным горлом.       Вывод логичен и прост, но от этого Коннору становилось не легче. Он отсосал блядскому копу. Его горло никогда так не ныло. Даже тогда, когда он переболел тяжёлой формой ангины. И нет, сейчас это явно была не та самая ангина, потому что ощущения совсем иные. Не такие, как при болезни. Горло болело так, как если бы в какой-то момент в него резко запихнули что-то большое. Насильно.       «Не насильно, а с твоего полного согласия», — насмешливо подметило сознание, на что Коннор послал его нахуй. Ему и без того было хуёво до чёртиков. Какая разница, кто первый инициировал интим? Сейчас это уже не важно. Важно то, что Коннор чувствовал себя испорченным и грязным. И хуёво ему было не просто по той причине, что он отсосал. Проблема крылась в том, что он отсосал блядскому копу. Полицейской свинье. Той суке, которая его бесила и какую он хотел лично заставить страдать. Коннор считал себя выше всех земных притязаний, но по какой-то причине с каждой секундой он хотел психовать всё больше и больше. Сердце колотилось как сумасшедшее, а в голове взрывались сотни фейерверков, празднующих его великий позор.       Далее резкий прыжок и бег в ванную. Там из зеркала на Коннора воззрился его двойник, у которого на лице читался откровенный ахуй. Волосы растрёпаны, глаза по пять центов, полное отсутствие верхней одежды и одна маленькая деталь. Та самая деталь, которая и натолкнула Коннора на мысль об отсосе, отбросив любые другие варианты. А именно чёрная чёрточка на уровне кадыка, сделанная, по тупости Коннора, несмываемым маркером. Просто когда злоебучий Хэнк ткнул туда пальцем и сказал, что его член без проблем достанет до этой точки, Коннор решил шутки ради отметить это место и сделать некоторые замеры. Только. Шутки. Ради. Он же не дебил какой и не придурок. Ну стало человеку интересно. Его что, теперь надо за это судить?       Судя по всему, надо. Потому что глупая шутка привела к ужасающим последствиям, от которых волосы становились дыбом. Хотелось одновременно и плакать, и смеяться, и орать благим матом. Коннор бы начал орать, да вот только всё ещё болящее горло не позволяло ему. Уёбок-Хэнк постарался, не иначе. Дай ему волю, он бы, наверное, Коннора и раком поставить успел. За такое точно поплатился бы собственными пальцами, ушами и членом. Отрезать эти части тела — как два пальца обоссать. А что если?..       Коннор с ужасом прижал руки к своей заднице. Нет, с ней, родимой, всё хорошо. Не болит. А значит дальше минета ничего не было, что не могло не радовать. Значит частично Коннор достоинство сохранил. «Частично», — печально подметил он, набирая в ладони воду из-под крана и полоская горло, в надежде вымыть оттуда остатки вчерашней веселухи.       «Ну давай думать логически, Конни. Если горло болит, значит ты не останавливался. А если не останавливался, значит тебе понравилось», — сообщила логика. «А иди и ты нахуй», — ответил ей Коннор, показывая средний палец своему отражению в зеркале. Коннор не педик, чтобы ему нравилось сосать чужие члены. Тем более члены всяких уёбков из полиции. Да Коннор скорее сам бы запихнул Хэнку в рот пистолет и спустил туда всю обойму, чтобы неповадно было байтить на минеты всяких молодых пареньков.       Коннор снимал проституток. Снимал их, честно говоря, довольно часто. А что такого? У парня молодость во всю кипит. Он имеет право развлекаться так, как пожелает его прогнившая душонка. Но проститутки — это вообще другой вопрос, ведь снимая их, Коннор сам пользуется сервисом. А тут получается, что воспользовались им, да ещё тогда, когда он был в таком положении. Стоило ли идти в полицию и писать заявление за изнасилование?       «Чтобы твоё заявление там приняли, у тебя должен быть другой половой орган, Конни», — пожурил он сам себя и только цокнул зубами. Какое в пизду заявление? Он в мафии работает! Светить свою рожу лишний раз в подобных местах — это всё равно что при ограблении магазина снять со своей дурной головы чёрную маску и покрасоваться на камеру. Коннор привык быть незаметной мышкой, а его идея с заявлением только могла всё испортить. Да и потом, Коннор же не какая-то малолетка. Он должен отнестись к этой ситуации так, как отнёсся бы к ней взрослый адекватный человек. Во-первых, успокоиться. Успокоиться… Успокоиться, блядь!  — Дебил! Дебил! — принялся ругать себя Коннор, шлёпая руками по щекам. Он натворил неисправимое, что только сказалось на его самооценке.       А что, если этот ублюдок-медведь-Хэнк внезапно решит выпендриться и теперь будет припоминать Коннору его выходку всякий раз, как тот будет наведываться в любимый бар? А что, если всем об этом растреплет? Ну, ладно, второй вопрос можно было спокойно откинуть, ведь Хэнк не походил на того человека, который станет гордиться своими сексуальными подвигами. Но это не отменяло факта, что он сможет теперь легко парировать все Конноровские доёбы одним лишь упоминанием о случившемся происшествии. И как теперь на нём отрываться? Как теперь дразнить? «Ха, Боб, ты гей, потому что дал парню у себя отсосать!» Нет, Коннор не настолько тупой и ущербный человек, чтобы подобным образом пытаться кого-то подкалывать. Более того, это лишний камень в свой огород, потому что, если Хэнк при таком раскладе гей, то Коннор, получается, ещё более гейский гей. А Коннор не гей. Он… би-любознательный.       Коннор думал, что оказался в полной пизде. Он напился лишь по той причине, что Камски взвалил на него непосильную задачу, заставив заниматься чужой опасной работой, чего Коннор уж очень не любил делать. Он напился только для того, чтобы немного расслабиться и хотя бы на одну ночь забыться в своих мыслях. Как оказалось, тем самым сделал только хуже. Не ясно, как всё дошло до того, что парень, постоянно посылающий ненавистного ему бармена на три весёлые буквы, добровольно опустился на колени и вобрал в свой рот то, чего там точно никогда не должно было оказаться, но все доказательства были на лицо. Коннор только усугубил ситуацию и теперь ему оставалось лишь рвать на голове волосы, проклиная собственную тупость. Но, тем не менее, он не собирался так просто сдаваться. Собирался вновь взять ситуацию под контроль, как и было положено великому роду Стернов. Правда, вряд ли кто-то в этом самом роду мог похвастаться, что в пьяном угаре хоть раз делал минет своему врагу, но это ничего не меняло! Коннор решил, что лично обсудит произошедшее с Хэнком и попросит того забыть о случившемся. А если возгордившийся Хэнк не захочет делать этого добровольно, то Коннор заставит. Уж заставлять он умел.