Виски? Коньяк? Минет за барной стойкой?

«На кой хуй я на всё это подписался? Вот зачем? Дебил, ой, дебил».       Ругань матёрого недовольного пессимиста? Бормотание, наполненное злобой и негодованием. Ну, на самом деле, не совсем. Скорее первые мысли Хэнка, уже успевшего опомниться и пожалеть о том, что принял столь заманчивое предложение поразвлечься, потакая своим неправильным мыслишкам и мечтам об отдыхе — такое карается тремя шлепками ладони по щеке. Да и вообще, так вышло, что Хэнк сам и не понял, с какого перепугу осознание того, что переться с Коннором хер пойми куда — это не самая лучшая идея. Да и не просто с Коннором, а с пьяным Коннором, что, не без труда усевшись в такси, принялся хлопать по пустому месту рядышком, приглашая Хэнка присоединиться к нему. «Хлоп-хлоп-хлоп, составь мне компанию, мишка». И когда Хэнк с горем пополам ответил на приглашение, паренька словно шибануло разрядом тока, отчего он, удерживая в одной руке бутылку с ромом, а во второй маленькую полторашку с колой, стал энергично и очень поспешно трепаться о своей жизни. О детстве, о любимом виде спорта, об учёбе в университете — обо всём сразу, что только влетало в его голову и отчего, порой, смысла в спутанных предложениях не было. «В пять лет уже сам писал курсовые», — говорил Коннор, делал по глотку из каждой бутылки, несколько секунд обдумывал сказанное, после чего заливался хохотом, от которого передёргивало даже водителя такси.       И, так уж вышло, Хэнк быстро пожалел о том, что вообще решился дать волю своим желаниям и отправиться неизвестно куда посреди ночи. Повозившись с Коннором всего десять минут и вспомнив все радости прошлого подобного опыта, он быстро потерял всякое желание контактировать с этим ненормальным. Во-первых, потому что Коннор был слишком пьян. Ему, как и беременной и вредной девушке, хотелось всего и сразу. Вот он проголодался и принялся заказывать суши в доставке, а вот он увидел стоящую на полке в собственной квартире коллекцию фигурок из Египта и начал во всей красе рассказывать Хэнку о каждой из них. А вот он, уже через пять минут забыв, что вообще позвонил в доставку, начал хамить перезвонившему оператору и называть его грязным вымогателем. После попытался всучить трубку Хэнку, чтобы тот как «ответственный мистер полицейский» разобрался с этим «мерзким телефонным мошенником», но вскоре и на это забил и поспешил начать раздеваться, чтобы похвастаться своими кубиками пресса, какие появились благодаря гантелям и усердным юношеским тренировкам. Хэнк же, в силу своего приличного воспитания, отказался пялиться на подобное зрелище, но Коннор принял этот ответ по-своему и уже через минуту начал лезть под рубашку Хэнка, чтобы посмотреть на его кубики. «Раз ты такой умный пидор, то покажи свои!» — ругался Коннор, стараясь расстегнуть чужие пуговицы. Но в итоге эта странная и весёлая игра под названием «раздень Хэнка» закончилась как и все предыдущие спонтанности — полной потерей интереса. Коннор, очевидно решив, что больше в квартире им было делать нечего, таки соизволил вызвать такси, чтобы отвезти своего нового друга в «одно классное местечко».       «Не надо больше никаких местечек», — хотел было застонать Хэнк, да не решился. Но у него всё равно складывалось стойкое ощущение, что его, мягко говоря, где-то наебали. И едет он уже не в качестве приятеля, которому положено отдыхать и напиваться, а в качестве личного телохранителя, какого папочка приставил к непослушному сынку, дабы тот случайно не убился нахуй. А телохранителем Хэнк быть не хотел — он хотел расслабиться, а не нагружать себя очередной работой. К тому же, телохранители и полицейские — это вообще разные люди и нельзя было просто так взять, да сменить свою профессию. И да, пусть Коннор и пообещал оплатить Хэнку этот вечер и пропущенную смену в баре, но перспектива гоняться за ним заёбанной нянькой, как-то не вызывала должного воодушевления. Хэнк нянькой быть не хотел и точка! И это не обговаривалось! Оттого по пути, пока таксист вёз их в то самое «одно классное местечко» Коннора, у него появилось желание соскочить. Сказать, что всплыли срочные и неотложные дела и, может быть, как-нибудь в другой раз съездить да и получится. «Позвони мне годика через два, хорошо?»  — Слушай, Коннор. — Хэнк потупил взгляд и принялся лихорадочно придумывать простенькую отмазку. — Тут такое дело…  — И всё-таки Детройт — это очень красивый город, — внезапно сказал Коннор, уже немного подуспокоившись и принявшись пялиться в окно. — Но сколько бы я не пытался показать его другим, никому не было дела. Они не понимали, что им так повезло жить здесь. Даже папа когда-то переехал сюда из России просто потому что «тут можно заработать».       Вот каким, каким, а задумчивым Коннор быть умел. Когда он не улыбался и не корчил дебильные наглые рожи, вызывающие в собеседнике странное раздражение, его лицо приобретало очень выразительные черты, какие как раз и подчёркивали огни города, проносящиеся за окном яркими бесчисленными пятнами. Бледная кожа, пятнышки-родинки и слегка приоткрытые розоватые тонкие губы. На секунду Хэнк даже захотел было спросить, зачем Коннор вообще постоянно корчит лицо и скрывает за натяжными эмоциями всё это великолепие, да вовремя опомнился, быстро поняв, что такие вопросы будут казаться странными. Просто… Коннор же не дурак и не какой-то безмозглый клоун, который никогда не смотрелся в зеркало. У него было немного округлое лицо, но при этом островатые скулы. Если бы он перестал щурить глаза и хмурить брови, то мог мигом превратиться из надменного высокомерного ублюдка в простого милого паренька, который начинал цеплять лишь одной своей харизмой. И, почему-то, порой Хэнку начинало казаться, что Коннор смотрит на него с каким-то слишком доверчивым взглядом. С таким взглядом, словно, даже если Хэнк замахнётся и захочет ударить, Коннор не зажмурится и не отвернёт головы. «Это просто мои бредни», — думал Хэнк, быстро отмахиваясь от таких предположений и списывая их на усталость из-за переработки.       Как бы то ни было, подуставший Коннор не переставал к себе приковывать. Это было успокаивающе. Это было красиво. Настолько красиво, что Хэнк, позабыв, о чём было говорил ранее, принялся изучать раскинувшееся перед ним зрелище. И нет, в этом не было ничего странного или ненормального, ведь любой человек, желающий поладить со своим собеседником, будет пытаться его изучить и подметить интересные детали. Шерлок Холмс вообще занимался этим во время своей работы, но психом же он не являлся, не так ли? Ну, не до конца. А Хэнк, который полностью и беспрекословно доверял своей интуиции, имел полное право на то, чтобы сохранить в памяти важные мелочи и в будущем, возможно, использовать их во благо. Потому он смотрел то на Коннора, то на пейзаж позади него, любуясь удивительно идеальным сочетанием человека и фона. Хоть делай фотографию и рисуй по ней картину, какую потом на любом аукционе с руками и ногами оторвут. И, наверное, Хэнк бы так и забылся, если бы не его объект наблюдения, что внезапно развернулся и посмотрел уже в ответ своими пьяными, но непривычно серьёзными карими глазами.  — Ты что-то говорил? — Коннор наконец отлип от окна и придвинулся к Хэнку поближе, отчего второму стало несколько неуютно.  — Я? — И в этот момент Хэнк почувствовал большой стыд за своё желание найти отмазку и слинять поскорее домой. — Нет, ничего такого. Тоже… про город сказать хотел.  — Ты какой-то слишком напряжённый. Всё нормально? — Видимо, из-за смешенного с кровью алкоголя, Коннору требовалось оказаться куда ближе к предмету или человеку, на который был направлен его взгляд, чтобы сфокусировать зрение и детально его рассмотреть. Оттого он, отложив бутылки с ромом и колой в специальные ёмкости, установленные в задней двери автомобиля, сделал упор на руки и одним движением придвинулся к Хэнку ещё ближе. Можно сказать, что даже слишком близко. Настолько близко, что, соверши он ещё хоть одно движение, уткнулся бы носом Хэнку в грудь. «Боже, перестань на меня так смотреть», — хотел было попросить тот, да язык не повернулся, и пришлось лишь очередной раз отнекнуться.  — Всё отлично, правда. — Хэнк вновь подался назад, да быстро понял, что уже и так прижимается спиной к мягкой обивке кресла. Единственный выход — это только открывать дверь и выпрыгивать на улицу, дабы оказаться как можно дальше от Коннора. «Взять себе на заметку. Больше никогда не позволять этому недоумку разглядывать меня».  — О, я знаю! — Наконец перестав таки отнимать у Хэнка всё больше и больше личного пространства, Коннор похлопал того по плечу и, вновь попытавшись нормально усесться, потянулся к двум своим бутылкам. — Ты просто ещё трезвый. На трезвую голову и веселиться не получится. Будешь ром? С колой!       «Ага, только смешивать их нужно не у себя во рту», — подумал Хэнк, попутно с недоверием оглядывая предложенные ему напитки. Но, тем не менее, несмотря на своё скептичное отношение ко всем предложениям, поступающим от Коннора, сейчас в душе Хэнк с ним был полностью солидарен. Трезвому человеку и правда всегда тяжело втянуться в компанию тех, кто уже под градусом, не говоря уже о том, чтобы поддерживать одну тему разговора. У них просто разные границы и разный уровень дозволенности. Пьяный же человек способен на куда большие поступки и почти не задумывается о последствиях своих действий. Ему и море по колено, и лужа по уши. И, несмотря на то, что Хэнк никогда не был особым любителем рома, а сам напиток чаще встречал в фильмах про пиратов, нежели чем в реальной жизни, он вежливости ради таки согласился сделать лишь по одному глотку из каждой бутылки. Лишь по одному. Ради дружеской атмосферы. Из одной и из другой. По глотку. И таким образом, когда они всё же приехали к месту назначения, ни рома, ни колы уже не осталось.       Хэнк пытался прикинуть, в какое такое «интересное местечко» Коннор хотел его отвезти. То есть, это же был Коннор! Он ещё тогда рассказывал, как пытался склеить проститутку в магазине антиквариата, но та в итоге оказалась обычной уборщицей. Уровень его фантазии заходил за все рамки, а потому на ум приходило два не самых обнадёживающих варианта. Возможно, либо это окажется какой-нибудь тупой магазинчик, который Коннор посчитал «интересным» только из-за того, что был в зю-зю, либо нелегальный притон, который Хэнку придётся накрыть уже на следующий день. И вроде как Коннор ни разу не походил на человека, что балуется наркотиками и таскает по любимым барыгам своих друзей-полицейских, но ведь и Хэнк о нём порядком ничего и не знал. Они только начали налаживать контакт, а посему стоило быть настороже и готовиться к разного рода сюрпризам. Так думал Хэнк, однако, когда они всё же приехали к месту назначения, то он быстро осознал, что ошибся в сразу обоих своих вариантах. Правда, альтернатива его также совсем не радовала.  — Караоке? — простонал Хэнк, понимая, что его ожидания несколько не оправдались. А если не учитывать предположения о магазинчике или притоне, то он хотел съездить в какой-нибудь бар или, возможно, ресторан. В какое-нибудь спокойное место, где можно будет расслабиться и поговорить, а не слушать чужой ор в микрофон.  — Там подают отменные роллы, — спокойно и терпеливо пояснил Коннор, а после, по-другому и не скажешь, схватил своего спутника под руку и уверенно поволок его внутрь.       Хэнк караоке не любил. Никогда не любил и в жизнь не хотел больше его посещать. И нет, его нельзя было назвать привередливым унылым занудой, умеющим отрываться только на кресле перед телевизором. Просто так вышло, что на памяти Хэнка, скопившей в себе образы десятком посещённых мест, караоке всегда являлось очень маленьким заведением, где никогда не было возможности нормально с кем-то поболтать, а очередь к микрофону никогда не заканчивалась. Но если ты проявишь терпение и отстоишь около часа, будучи готовым поразить всех своими вокальными данными, то быстро уткнёшься носом в суровую реальность, потому что нужной песни в списке всё равно не найдёшь и будешь либо очередной раз горланить уже подзаебавший всем — в том числе и тебе — популярный хит, либо отправишься обратно за свой столик, потратив целый час своей жизни на то, чтобы в итоге так или иначе остаться разочарованным. В конечном итоге всё равно приходится слушать чужое фальшивое пение и при этом сдерживаться, чтобы не закрыть уши и не свалить как можно скорее. Хэнк сделал выводы. Хэнк набрался опыта. Хэнк решил, что больше он в караоке и ногой не ступит, только если там не будет скрываться наркопритон, который нужно в срочном порядке накрыть.       Однако заведение, в которое Коннор всё же чуть ли не силой притащил Хэнка, оказалось совершенно другого уровня. Абсолютно другого! Оно было далеко не таким, каким Хэнк представлял себе караоке-бар, и не имело с ними ничего общего. Настолько не таким, что назвать его «караоке-баром» — это было высшего рода кощунством, за которое людей должны, как минимум, казнить. В этом заведении не было никаких маленьких столиков, никакой наспех возведённой сцены и никакого старого телевизора в углу зала, возле которого и привыкли толпиться посетители. То было развлечение для бедняков, не имеющих и понятия о том, как правильно отдыхать. Не удивительно, что Коннор, который явно бедняком никогда и не был, нарёк это место своим любимым и хотел показать его Хэнку. Возможно, не только Хэнку, но если вспоминать, с какой грустью он рассказывал о людях, что не замечают красоту города, не мудрено, что больше кандидатов на эту роль у него не было. Кэсси, возможно, но как-то не складывалось ощущение, что Коннор приводил её сюда хоть раз.       Что отличало это место от дешёвых аналогов — здесь, вместо одного большого зала, тянулся широкий длинный холл, по бокам которого была целая куча небольших комнат. Судя по фотографиям на стене, в каждой из них находилось по одному или двум голубым диванчикам, плазменному телевизору и маленькому столику с лежащим на нём меню. И Хэнк до конца не понимал, в чём суть таких инноваций, пока не оказался в одной из таких комнат и не закрыл за собой дверь. Его ждала полнейшая шумоизоляция, не дающая услышать тот самый чужой мерзостный ор, доносящийся от других посетителей заведения. При этом не сказать, что сама комната выглядела скудно обставленной. Вся аппаратура явно стоила немалых денег, а на стенах висели сотни маленьких лампочек, мерцающих синим оттенком, отчего помещение напоминало собой глубь океана. Также стены украшали фотографии известных певцов и певиц, а единственное окно, из которого, должно быть, открывался прекрасный вид на Детройт, было занавешено чёрной тюлью.  — Эй, Хэнк. Что ты будешь пить? — Коннор, всё это время шепчущий официанту на ухо свой заказ, наконец обратился к своему спутнику. И вновь собственное имя как-то непривычно резануло слух. Хэнк, который всю свою жизнь был Хэнком, привык слышать от Коннора только злоебучего «Боба», отчего уже успел отвыкнуть от своего имени. Это самое «Хэнк», сказанное чужим голосом, звучало так фальшиво, как если бы его произнёс гугл-ассистент.  — Пиво? — ответил он, высказав первую пришедшую в голову идею, но быстро пожалел об этом, когда Коннор громко — и даже по-издевательски — усмехнулся.  — Пиво после рома? — Паренёк вскинул бровь и ткнул официанта в бок. — Слышал, что говорит этот медведь? Хэнк, брось, мы сейчас не в той дешёвой пивнушке, в какую ты обычно ходишь. Закажи что-то нормальное, я всё оплачу.       Замечание про пивнушку было несколько обидным, хотя само предложение звучало весьма заманчиво. Хэнк как-то и не привык к тому, что за него кто-то хочет заплатить. Обычно он отталкивался исключительно от своих финансов, не привыкнув полагаться в этом плане на других людей, а потому никогда не позволял большего, чем мог потянуть его кошелёк. А если и решал побаловать себя походом в какое-нибудь заведение, то заглядывал исключительно в бар «У Джимми» и тратил не больше десяти долларов, покупая себе либо пиво, либо недорогой коньяк. Но сейчас с ним был Коннор, который явно не ограничивал себя в выборе алкоголя и мог оплатить всё, чего бы не пожелал. Пить вместе с ним в «Смехе Питера» — идея не лучшая, потому что даже барменам запрещено находиться на работе пьяными. А потому, раз уж пошла такая песня, Хэнк решил также не мелочиться и позволить себе хотя бы разок попробовать дорогой алкоголь.  — Коньяк, — ответил он, и официант, закончив вносить заказы в список, кратко кивнул, после чего удалился.       «И всё-таки некрасиво развлекаться за чужой счёт», — подумал Хэнк, смущённо разглядывая ковёр на полу. Так уж вышло, что он, будучи человеком старой закалки, привык всегда скидываться, если и соглашался куда-нибудь выбраться с друзьями. Никто никогда не занимал ему денег и не угощал в долг. Ведь, как оно обычно бывало, если один кормит другого за свой счёт, то в итоге он обязательно потребует что-нибудь взамен. Этим часто пользовались парни, что приглашали девушек в дорогие рестораны, чтобы после потребовать с них продолжение вечера, но уже в отеле. И ведь не откажешь такому, когда за твои хотелки заплатили кругленькую сумму. Так и Хэнк не сможет отказать, если с него потребуют что-нибудь странное. Не продолжение вечера в отеле, конечно, — Боже упаси — но вариантов было немало. Хотя, Коннор не походил на человека, желающего воспользоваться положением своего недо-врага, а скорее позвал с ним выпить за компанию. Хэнк пожалел его. Хэнк поддался. И, возможно, из-за этого у Хэнка появятся неприятности, но он старался не нагружать себя мыслями такого рода.  — Хорошее место, а? — Коннор задал этот вопрос, потому что заметил, что его спутник задумался. Он поднял со стола пульт и попытался разобраться с телевизором. — Часто сюда ходишь? — ответил вопросом на вопрос Хэнк. Не то, чтобы ему было особо интересно, по каким это заведениям таскается Коннор, но раз тот пригласил его отдохнуть, то стоило хотя бы проявить вежливость. Правда, даже такой обычный и совсем не странный вопрос поставил парня в тупик.  — Нет, — ответил тот, делая вид, что разговаривает со стенкой, и перестав обращать на Хэнка внимание. — Бывал тут как-то один раз. Приглашал сюда девочек, но те не особо хотят тратить время на подобные заведения. Потому я больше не хотел приходить сюда один.       Неприятная ситуация. Хэнку стало даже как-то неловко, что после такой долгой паузы Коннор решил привести в это место именно его. А ведь ещё неделю назад они собачились как ненормальные. Грызли друг другу глотки и решали, кто и где прав. А теперь уже сидят вдвоём в одной маленькой комнатке и рассуждают об алкоголе и любимых заведениях. Как самые настоящие друзья. И пусть Хэнк не привык дружить с людьми, моложе него почти в два раза, присутствие Коннора его нисколько не смущало и не нагоняло скуку. Наоборот, хотелось как-то разговорить его. Поднять настроение и заставить перестать думать о грустном. Всё же, если он и правда работал программистом, то явно не часто контактировал с людьми.  — Давай лучше о тебе. — Поспешил сменить тему Коннор, пока что откладывая пульт в сторону. — А куда ты сам вообще выбираешься? Только честно. Я не буду смеяться.  — Честно? — Хэнк призадумался, стараясь вспомнить где он вообще был в последний раз. Если не учитывать день рождения коллеги, то, наверное, больше нигде. «У Джимми?» А давно ли он туда заглядывал? — Закусочная считается? — Чего? — Коннор явно был обескуражен таким ответом. — Ты издеваешься? Вообще никуда не выходишь? — Не-а, — честно сказал Хэнк. Удивительно, но с алкоголем в крови ему было куда проще общаться с наглым программистом на равных. — А если учесть, что недавно пидорасы из мафии подожгли мой дом, то из-за навалившейся работы я вообще никуда выбраться не могу.       И это была правда. Конечно, материться при Конноре не особо хотелось, дабы не подражать его манере сквернословить после каждого словосочетания, но одна только мысль о том, что все проблемы начались из-за ублюдков из синдиката, заставляла не на шутку сердиться. Не столько из-за сожжённых и навсегда утерянных вещей, сколько из-за опасности, какой подвергся бедный старый Сумо, что мог не выбраться из горящего дома и задохнуться от дыма. Правда, после сказанных слов, атмосфера в комнате неожиданно сменилась. Коннор, до этого всё время пребывающий в задорном и расслабленном состоянии, в один миг стал до жути серьёзным. Улыбка сошла с его лица, а в глазах, казалось, появились странные огоньки. Он весь напрягся, наклонил голову к левому плечу и с еле заметной усмешкой поинтересовался:  — Мафии? — Уточнив, парень тут же поспешил вновь включить дурачка. — Какие глупости. Мы же не в девяностых, Хэнк. Детройт же большой современный город. Здесь точно нету мафии.  — Есть. — Поспешил поправить Коннора Хэнк, пытаясь вспомнить своё последнее дело, связанное с задержанием Эдварда Кирта, с которого и началась облава на полицейских. — И тебе стоит быть осторожнее с ними. Эти гандоны очень любят втягивать к себе талантливых людей или предлагать им свои услуги. А если свяжешься с мафией, то в жизнь оттуда не выберешься. Поверь мне, я знаю, о чём говорю.       Коннор вновь усмехнулся, но уже как-то натяжно. Подобно девушке, услышавшей от своего парня тупой и скучный анекдот в компании их общих друзей, но не желающей его расстраивать и выставлять на посмешище. В такие моменты всегда приходится устраивать театр одного актёра и стараться выдать те эмоции, какие смогут обмануть твоего зрителя. Так и Коннор начал натянуто и нервно улыбаться, крутить головой из стороны в сторону и трясти коленом. Он тщательно придумывал, что бы ответить на чужое предостережение, пока наконец не понял, что ведёт себя слишком странно и не поспешил контратаковать вопросом. Очень неожиданным вопросом.  — Боишься их?       Бояться? Хэнк хмыкнул, опуская глаза к полу. Невежливо. Это было весьма невежливо. Настолько невежливо, как спросить у толстушки, сколько та весит. На такое обычно не отвечают и просто показывают на пальцах шиш, чтобы без слов донести своё отношение к подобному нахальству. Так уж вышло, что сам вопрос поставил под сомнение смелость и лидерские качества Хэнка, заработанные за все годы, проведённые в полиции. А это — о-го-го — был немаленький срок. Сколько надо ума, чтобы спросить у известного во всём Детройте стража порядка, боится ли тот каких-то придурков из синдиката, насколько бы те не были опасны. Возможно, Коннор и не хотел к этому доводить, но своими неаккуратными словами он, не желая того, немного Хэнка да и обидел. А потому Хэнк отреагировал под стать своему характеру. Своему пьяному характеру.  — Я? — Он покрутил головой, откидываясь спиной на спинку мягкого дивана. — Ни капли. Клянусь, они у меня ещё ответят за всё случившееся.  — Звучит опасно. Легко сказать, но все мы знаем, как полиция опирается на закон. И что ты сделаешь? — Коннор, всё это время сидевший с фальшивой улыбкой на лице, вновь стал очень серьёзным и, стараясь не делать резких движений, подсел рядом. — Что ты сделаешь, когда доберёшься до них?       Наверное, в тот самый момент в Хэнке и вскипела вся ярость, какую он успел накопить за всё время работы барменом. За весь недосып, за все доёбы от клиентов бара, за все прелести жизни в маленькой неудобной квартире, обставленной десятками коробок со всеми пожитками. За каждую ебучую мелочь. Хэнк всегда был спокойным и сдержанным человеком, умеющим контролировать свои эмоции, но сейчас, из-за алкоголя в крови и возможности наконец выплеснуть всю злобу, эти самые эмоции взяли верх. Он вложил в ответ каждый плач ребёнка из квартиры соседей, какой можно было услышать из-за тонких стен. Он вложил в ответ каждую неправильно заполненную на работе бумажку, ставшую такой из-за недостатка сна и мутной пеленой перед глазами. Он вложил в ответ весь тот пиздец, с каким столкнулась его жизнь после кардинальных перемен. И как бы Хэнк не не хотел напугать Коннора, в тот момент он не смог сдержаться и низким, чуть ли не рычащим голосом, тихо сказал:  — Придушу собственными руками и жёстко выебу.       После этих слов и выплеснутых на волю чувств, волна ненависти сошла также быстро, как и появилась. От неё не осталось ничего, кроме нахмуренных бровей и стиснутых зубов. Хэнк только выдохнул, пытаясь вновь успокоиться и не портить своим настроем вечер. Он внезапно понял, что его привели в бар не для подобных порывов агрессии и вести себя так, пусть и перед человеком, не чурающимся ещё больших потоков агрессии, — это как минимум неприлично. Подражать чужой манере, ругаться и вестись на провокационные вопросы. И Хэнк хотел было сменить тему разговора. Выдать типичное «а давай я расскажу тебе анекдот» или «погода сегодня такая… морозит». Сделать что-нибудь, что поможет сбавить градус напряжения. Для этого Хэнк повернулся к Коннору, уже успев раскрыть рот и придумать хорошую тему, да только заметил, что тот сидел сам не свой. В прямом смысле сам не свой.       Со стороны могло показаться, что на парня резко нашла ангина, отчего он прижал пальцы к своему горлу и словно ощупывал его на наличие опухолей. С лицом, на котором одновременно читались ужас и восхищение, замер на одном месте, смущённо закусив нижнюю губу, а его лицо густо покраснело, да так, что цвет можно было увидеть даже сквозь синеву ламп. Глаза, в которых ранее читалось любопытство, подозрительно заискрились. Вдох-выдох, вдох-выдох, вдох-выдох. Коннор принялся шумно дышать, совсем не прерываясь на то, чтобы объяснить свою реакцию.  — Задушишь, значит? — прошептал он, а кончики его пальцев ещё сильнее прижались к шее. — И выебешь?  — Прости, я тебя напугал? — Хэнк понял, чем была вызвана такая реакция и ему стало очень стыдно. Всё из-за резкой смены поведения и вспыхнувшей агрессии. Коннор же и знать не знал про мафию, а тут его собеседник внезапно сильно рассердился и начал говорить неприятные слуху вещи. Ругаться, угрожать и превращать атмосферу из дружелюбной в гнетущую. Наверное, пугающее и отталкивающее зрелище.       Услышав вопрос, Коннор, которого словно водой облили, дёрнулся и потряс головой, хотя краска с его лица никуда не делась. «Точно напугал», — подумал Хэнк и начал отчитывать себя за такой проступок. Он же и правда не хотел доходить до такого, да и делиться подробностями полицейских расследований с гражданскими — не есть хорошо. «Давай, расскажи ему, как вы с ребятами нашли труп женщины, у которой вместо головы была пришита собачья морда, а потом удивись, почему он испугается ещё больше», — начал отчитывать Хэнк сам себя. Он только сейчас осознал, что Коннор, несмотря на всю свою отстранённость, на самом деле никогда не сталкивался с преступлениями. И пистолет с собой он наверняка носил ради самообороны. Да и любой нормальный человек, который только-только узнал, что в его городе есть опасная мафия, испугался бы точно так же. Всё равно, что взять, да посреди жизненной байки ляпнуть, что в ближайшее время в торговом центре случится теракт, но не стоит придавать этому значения. «Ты главное не ходи туда и всё будет в порядке». А Коннор, наверное, так бы и сидел напряжённый, не постучись в дверь официант, принёсший заказанный ранее алкоголь, тем самым вытащив первого из своих мыслей.  — Дав… давай выпьем. — Смущённый парень сглотнул слюну и потянулся к бутылке с коньяком. — Выпьем. Расслабимся. Сменим тему.  — Коннор, прости, я не хотел, — поспешил извиниться Хэнк, наконец начиная понимать, что годы редких встреч сыграли свою роль на его темах для общения. Вот поэтому больше не стоило пытаться куда-либо выбраться и с кем-либо вести нейтральные беседы, дабы не похерить человеку психику. Начинаешь за здравие, пытаешься сойтись характерами, а в итоге нагоняешь на человека ужас и портишь всё к херам.  — Блядь, Хэнк, лучше ничего сейчас не говори, — поспешно остановил его Коннор, разливая алкоголь по стаканам. — Помолчи немного. Дай мне собраться с мыслями.       Дожили. Многих людей очень бесят, когда на их вопрос о том, как у кого-то проходят дела, эти самые «кто-то» отвечают: «нормально». Мол, ответ, сказанный ради ответа. Никаких лишних подробностей, чтобы обрубить тему и не оставить личные дела в тайне. Но что было бы, начни каждый изливать свою душу? Начался бы ужас. Хэнку ничего не стоило миновать острых тем. На глупый и заданный ради приличия вопрос, ответить: «когда я найду членов мафии, то посажу их в тюрьму, как сделал бы любой другой правильный полицейский». И это правильно. Коннор бы, наверное, просто согласился, и они продолжили болтать ни о чём. Пустяки. Но нет, надо было Хэнку повестись и начать сердиться! Хотя, какой с него спрос? Он уже подвыпивший. Подвыпившему человеку куда сложнее контролировать свои эмоции. И, раз уж некрасивая ситуация случилась, нужно было срочно её исправлять и навёрстывать упущенное.       Упущенное наверсталось очень быстро. С очередным стаканом виски, который Коннор заказал для себя, исчез весь тот страх и напряжение. Он очень быстро отходил от накатывающих эмоций и мог без проблем сменить тему. Так попытался напоить и Хэнка, заставляя того чуть ли не залпом опрокидывать полные стаканы, чтобы поскорее оказаться с ним на одной волне. Хэнку такая настойчивость не особо нравилась, всё же подобные «стрики» из коньяка могли закончиться кое-чем мерзким. И, каким бы дорогим не был алкоголь, алкоголем он быть не переставал. Организм легко даст сбой и превратит чёрной деревянный столик в… в столик, покрытый полотном из рвоты. И в какой-то момент Хэнк, чьё сознание потихоньку начало уходить на покой, понял одну простую вещь: ещё пара стаканов в таком же темпе, и быть беде. А потому пришлось сбавить чужие обороты и пресечь попытки напоить и без того пьяного полицейского. Коннор внимательно следил за этим зрелищем и как будто наслаждался своими действиями. Как если бы кормил на улице бездомного кота дорогущим кормом. «Кушай, мой хороший, ты же не можешь себе позволить что-то настолько дорогое, так давай я тебя накормлю сам». А котом Хэнк быть не хотел. Потому что котов люди гладят, чешут и целуют в задницу. И-и-и… не дай Боже Коннору придёт в голову нечто подобное.       Гладить и чесать Хэнка, благо, никто пока не собирался, за что он хотел передать отдельное спасибо. Возможно, Коннор просто посчитал его недостаточно пьяным, но всё же решил лишний раз не лезть со своими шутками и принялся искать другое развлечение для двух пьяных голов и нашёл довольно быстро. Действительно, а как можно было использовать караоке-бар, кроме как не по его прямому назначению? Да, вроде была речь о том, что здесь подают очень вкусные суши, но они вряд ли были настолько хороши, что приманивали сюда богатеньких посетителей. Коннор об этом не говорил, но явно не собирался упустить такую заманчивую возможность — заставить пьяного Хэнка петь. Он лишь ради вида притворился, что раздумывает о возможных развлечениях, но быстро переключил своё внимание на лежащий на столе пульт, после чего мигом взял его в руки, поизучал малость и как бы невзначай предложил:  — Как насчёт того, чтобы это… — Пьяный Коннор всегда быстро терял связь мыслей. И с каждым стаканом виски у него выходило это всё быстрее и быстрее. — Спеть. Петь умеешь?  — Я? — Хэнк откинул голову и посмотрел в потолок, после чего отрицательно ею покрутил. — Нет, не умею. Никогда особо и не любил.       Видимо, этими словами он нарушил чужие планы, отчего услышал в свою сторону недовольное «э-э-э». Коннор явно спланировал всё изначально. Ещё у себя дома, когда выбирал «классное местечко», в которое хотел привезти Хэнка. Но, стоило честно признать, никто и не надеялся, что он так просто откажется от своих планов и смирится с услышанным. Случись это, Хэнк бы решил, что Коннора подменили, и на его месте сидит злой брат-близнец. Но нет, передумывать никто тут не собирался, а потому попытки уломать пьяного полицейского на одну песню продолжились.  — Брось, мужик. — Коннор отодвинул свой стакан, в котором всё ещё покоился недопитый алкоголь, в сторону, после чего потянулся к микрофону. — Это караоке. Место, в котором каждый превращается в певца на шоу «Америка ищет таланты».       Хэнк только усмехнулся. Если говорить честно, то он никогда особо не учился петь. Почему? Да потому что ему это было попросту неинтересно. Он не собирался перед кем-то выпендриваться, а его бывшая жена была не фанаткой серенад. К тому же Хэнк считал, что нельзя научиться петь, если с рождения не обладаешь прекрасным голосом. Детей очень долго учат вокалу, чтобы те в итоге могли выступать перед зрителями, а если человек никогда подобным не занимался, то не стоит от него ожидать чего-то нормального. Откуда берутся те видео на ютубе? Во-о-от именно. И Хэнк не хотел позориться, ведь был абсолютно уверен, что уже после первых строк его голос тут же соскочит и превратиться в какой-то пиздец, от которого у Коннора из ушей потечёт кровь, и он закричит: «Всё, хватит, заткнись!» Да и вообще, Хэнк бы однозначно категорически отказался и закрыл эту тему, если бы его голова была трезвой.  — Не хочу, — повторил он, хотя уже пятой точкой чувствовал, что от него не отстанут. Иначе, какой был смысл Коннору тащить его в это место? Он что-то там говорил про роллы, но это явно не единственная причина, ведь, опять же, для роллов есть специально отведённые заведения. Или это была очень хитрая попытка собрать на Хэнка компромат, чтобы после выставить его везде, где только возможно? Возможно. Будут потом коллеги всем убойным отделом прокручивать видео на своих телефонах и ржать во весь голос, тыча в горе-солиста пальцами. Но, если оно так и было, то Хэнку придётся признать, что он повёлся. Как малолетка повёлся. Потому что быстро осознал, что никуда он отсюда уже не денется, пока не споёт. Правда, Хэнк сам для себя признал, что эта участь оказалась куда хуже дорогого ужина и продолжения в отеле, которые он изначально представлял. Потому что девушки во время подарочного секса испытывают стыд только один раз, а Хэнк будет вспоминать случившееся ещё долго, всякий раз при этом желая закопать себя с головой под землю и никому не показываться на глаза.  — Ну давай тогда так, — Коннор, явно решив пойти на компромисс, порылся в меню песен. — Мы вместе выберем песни друг другу. Идёт? Мне кажется, что вполне честно. Чтобы ты не думал, что я тут тебя опозорить пытаюсь. Расслабься, мужик, мы же с тобой отдыхаем. Если бы я хотел что-то выкинуть, то давно бы это сделал.       Хэнк усмехнулся. И задумался. Пусть Коннор и мыслил очень нестандартно, но, если у него был коварный план, то в чём он вообще заключался? В том, чтобы повеселиться, а после взять и подгадить человеку, которого сам пригласил расслабиться? Слишком глупо. Да и потом, всё это время Коннор вёл себя очень дружелюбно и не проявлял никакой былой агрессии. Не издевался, не язвил и не говорил грубые слова. А «медведя» Хэнк уже и за оскорбление не считал, настолько привык к этому слову, изначально не несущему в себе никакой злобы. Та же «свинья» или «козёл» обидели бы куда сильнее. К тому же, само предложение об обмене песнями звучало вполне заманчиво. Хэнку почему-то показалось очень смешным и забавным заставить Коннора исполнить какую-нибудь детскую песенку из мультика, что было ни разу не в его образе крутого мажора. После такого вся спесь и спадёт. Представив в голове эту глупую картину, Хэнк улыбнулся и, согласно кивнув, ответил:  — Ладно, идёт. Только ты поёшь первым.  — На слабо меня берёшь? — Коннор хихикнул и, гордо выпрямив плечи, кинул Хэнку меню с песнями. — На, выбирай. Всё равно удивить не сможешь.       И Хэнк выбрал. И смог.

***

      Коннор очень любил петь. Да, он фальшивил. Да, он не попадал в ноты и порой запинался в словах. Но ведь ничего не мешало ему стараться. Самое главное — это получать удовольствие от процесса, иначе какой толк заниматься хобби, которое тебе не нравится? А потому Коннор любил горланить излюбленные хиты. Представлять себя солистом какой-нибудь популярной музыкальной группы с крутым названием, билеты на концерт которой раскупают за месяцы до начала. Стоишь себе такой под ярким светом софитов, орёшь в микрофон что-нибудь драйвовое, а толпы возбуждённых фанаток рвут на себе одежду в клочья, лишь бы забраться на сцену и заняться с тобой сексом прямо там. А потом подбегают охранники, хватают девушек за плечи и уводят. И такие: «Простите, дамочки, этот парень для вас слишком хорош». А они: «Не-е-ет, пожалуйста, Коннор, распишись на моей груди». А охранники: «Так, всё, хватит, отходите, иначе отправитесь в полицию». А девушки визжат, брыкаются, не хотят уходить и орут цифры своих номеров телефона, лишь бы обратить на себя внимание самого популярного и самого крутого солиста Детройта. А то и всей Америки.       Коннору такой образ очень импонировал, но, увы, Боженька не наградил его ангельским голоском, благодаря которому можно покорять арены. В самом детстве он ещё не проявлял такого интереса к пению, а потому родители не додумались отдать сына на вокал, а в подростковом возрасте стало уже слишком поздно. Когда у Коннора начал ломаться голос. Он стал достаточно низким и, можно даже сказать, мужественным, но приобрёл один явный изъян, из-за которого о карьере солиста можно было смело забыть. Голос заметно першил и казался севшим. Уже в двенадцать лет он разговаривал так, как если бы был прожжённым курильщиком, хотя в том возрасте о сигаретах даже и не думал. К сожалению, исправить это было невозможно. И в итоге Коннору приходилось довольствоваться тем, что есть.       «Ты у меня такая умница», — говорила мама, поглаживая сына по голове после какого-нибудь спетого вслух куплета хотя по её лицу было видно, что певцом Коннору не быть. И что на школьных спектаклях лучше не брать те роли, где нужно петь. А на праздниках делать вид, что ты — такой милый мамин зайка и, возможно, будущий победитель шоу талантов — очень хочешь порадовать гостей песенкой, но просто простудил горло и тебе приходиться откидываться стишками. И ведь ситуации были не единичные. Коннору многие девушки в университете говорили, что у него очень сексуальная хрипотца, а когда он начинал шептать, то у них случался «отвал башки». Но когда Коннор спрашивал у девушек в ответ, стоит ли ему попробовать свои силы в музыкальной группе, те лишь нервно хихикали и резко меняли тему. «Нет, ну погодка-то и правда морозит». Неутешительная реакция, но Коннор всё равно не бросал свою любовь к пению и, когда никто не видел, занимался тем, что дома горланил любимые хиты в такт музыке. И была у него своя аудитория — Поцелуйчик, которой явно нравилось, как поёт хозяин, и она всякий раз виляла хвостом, когда тот начинал свой скудный концерт.  — Очень смешно, сукин ты сын. Оборжаться можно. — Коннор очень быстро пожалел, что предложил взаимный выбор песен. Он-то думал, что Хэнк, обладающий не самой богатой медвежьей фантазией, не придумает ничего интересного. Так, найдёт какую-нибудь популярную старую песню по типу «Чёрной пятницы» или «Тик-тока», что у бывалых работников караоке будут вызывать пену изо рта одним лишь своим упоминанием — настолько часто их пели люди. Коннор готов был на такой расклад. По большей части хотел просто подурачиться и выйти сухим из воды. Но Хэнк — глупый хитрый медведь — оказался умнее, чем ожидалось. В разы умнее. Чёрт, да как же он Коннора бесил! — Разве это было не твоё условие? — Хэнк вскинул брови. — Конечно, мы можем отменить его, раз ты так быстро сдаёшься. Хорошо, давай не будем валять дурака.  — Заткнись! — Коннор дёрнул меню с песнями на себя и, откопав там номер нужной, начал вбивать его на экране. — Я сделаю это. Но учти, что после подобного, ты так легко не отделаешься.       О, Коннор был в этом уверен. Вот после такого он обязан был отомстить Хэнку с лихвой, чтобы тот пожалел о своём выборе. Обязательно пожалел. Сгорел со стыда и весь оставшийся вечер просидел с таким лицом, словно навсегда опозорил честь своей семьи. Но то потом, а пока, чтобы воплотить свой план в реальность, пришлось выполнять условие договора. Пришлось петь. Коннор глубоко вздохнул и, бросив на Хэнка последний взгляд, взялся за микрофон. Он так не стеснялся даже тогда, когда… да никогда так не стеснялся! Никогда! Не было в жизни такой ситуации, чтобы он перед кем-то краснел и строил из себя недотрогу. Да ещё и этот Хэнк — чтоб ему пусто было — пялится на него как на клоуна в цирке.       Подтвердив выбор песни, Коннор откинул пульт и сильнее взялся за микрофон. Из колонок заиграла весёлая детская мелодия, а на экране пошёл обратный отсчёт. «Обратный отсчёт до пиздеца» — подумал Коннор, но шутка оказалась недостаточно смешной, чтобы одарить её хотя бы тенью улыбки. Три, два, один. Внизу простого красочного мультика, сделанного специально для песни, побежали знакомые с самого детства строки, и Коннор, набрав в горло побольше воздуха, старательно запел: — Эй, кто там кричит: «Иа-иа»? То Доминик — наш ослик. Кто там кричит: «Иа-иа»? Рождественский наш ослик.       Песня про ослика Доминика была до безумия смущающей. Её явно нельзя было исполнять взрослым людям, ибо появляющийся на экране текст и низкий хрипящий голос — это вещи, которые ни в коем случае нельзя было совмещать. В подтверждении тому, где-то позади послышался смех Хэнка. Такой смех, от которого смущенный Коннор ещё больше покраснел и готов был провалиться сквозь землю. Чем он вообще занимался? Он же серьёзный человек! Очень серьёзный! Он угрожал людям пистолетом и обещал убить их детей. Он без капли сожаления мог забрать у человека последние деньги, чтобы покрыть долг, который у того образовался перед мафией. Коннор — это почтенный член детройтского синдиката. Настолько известный, что многие знаменитости и политики, столкнувшиеся с шантажом с его стороны, до сих пор просыпались в холодном поту, вспоминая те ужасные дни, связавшие их с безликим опытным хакером. А что сейчас? А сейчас Коннор — да-да, тот самый страшный Коннор — стоит и поёт про ослика Доминика на потеху полицейской свинье. Стыд и срам! Да пусть будет трижды проклят этот Хэнк, неужели не мог придумать что-то нормальное?       Казалось, что песня тянулась целую вечность. Строки сменяли друг дружку, а смех Хэнка за спиной не прекращался, отчего Коннору хотелось развернуться, да как зарядить микрофоном тому по морде. Но он сдержался. Сжав руки в кулаки, и убрав с лица выражение, а-ля «злая девственница в первую брачную ночь», но всё же сдержался. И честно допел песню до конца. Поборол свою гордость, но допел! А когда допел, то рухнул на диван и, спрятав лицо в руках, громко простонал:  — Ненавижу тебя. — И это было ещё самое ласковое из того, что Коннор хотел сказать Хэнку, да смог себя перебороть.  — Слушай, а ты очень хорошо поёшь. — Похвалил Хэнк, одобрительно постучав Коннора по спине. — Мне очень понравилось. Ты занимался вокалом?       «Это ты так издеваешься?» — подумал Коннор, краснея от услышанных слов ещё сильнее. Всё же Хэнк был первым, кто сказал такие слова. И сказал явно без сарказма или иронии, а искренне и с приятной уху интонацией. Сделал очень приятный комплимент, который Коннору делала только мама, да и то, явно приукрашивала свои слова. И лишь потому Коннор ещё больше зарделся, но уже не из-за стыда, а из-за накатившего смущения, а его губы самовольно растянулись в улыбке, которую просто невозможно было стереть с лица, что аж пришлось натягивать на нос край рубашки. Хэнку и правда понравилось? Понравилось, как поёт Коннор? Если так, то Коннор готов был горланить до следующего утра все известные ему песни. Да чего уж там, ради своего нового зрителя, что пополнил собой фан-базу в лице одной Поцелуйчик, Коннор готов был устроить настоящее шоу. Вывернуться наизнанку, но проявить свои скромные «таланты» и покорить зрителя накопленными умениями.       Но тут-то Коннор понял, что к чему. Он быстро вспомнил ту русскую басню про ворону и сыр, которую ему читал папа, а также важные слова. «Вещуньина с похвал вскружилась голова, от радости в зобу дыханье сперло». Получается, что Коннор как та самая глупая ворона — сидит и слушает наигранную лесть, развесив уши. Зачем Хэнку льстить? Логично, чтобы заставить Коннора петь самому все остальные песни и более не участвовать в их уговоре. Не позориться и выйти сухим из воды. «Хрена с два у тебя это получится» — довольно подметил Коннор, выбрасывая слова Хэнка из головы и собираясь с мыслями. Пришёл его черёд мстить.  — Моя очередь!       После этих слов парень схватил со стола меню с песнями и с деловым видом раскрыл его. Положил на колени и принялся изучать, выискивая самую смущающую и самую тупую песню, что могла только существовать. Сперва он хотел отомстить Хэнку точно таким же путём. Заставить исполнять что-нибудь из мультика и тем самым краснеть и позориться, проявляя на свет не лучшие вокальные данные. Или, возможно, найти что-то на медвежьем языке и заставить страдать. Есть ли песни на медвежьем? Или на какой-то его пародии? Должны быть, наверное, но они вряд ли настолько популярны, что их можно найти в этом заведении. В любом случае, Коннор собирался наказать Хэнка и даже посмотрел на того со злобной ухмылочкой, словно хотел намекнуть, какой пиздец того ждёт впереди. Мол, держись, приятель, я тебе щас устрою. Но Хэнк явно нисколько не боялся и смотрел на Коннора в ответ с неким задором. В его синих глазах читались вызов и одновременно полное доверие.       «Задушу и выебу» — вновь прорычало низким голосом в голове у Коннора и его аж передёрнуло. Ох, зря Хэнк завёл тот разговор про мафию, ибо Коннор, какого бы паиньку-программиста он из себя не строил, на деле причислялся именно к синдикату. По сути, являлся главным врагом Хэнка, пусть тот и не догадывался об этом. «Интересно, насколько серьёзен он был в своих словах?» — подумал парень, потупив взгляд и стараясь представить, действительно ли Хэнк может разозлиться до такого состояния, что начнёт кого-то душить голыми руками? Нет, вряд ли. Хэнк ведь ни разу не походил на копа-психопата. У него был определённый устав и правила, которым он обязан был следовать. У полиции в Америке с законом всё строго и, если уж приходится применять оружие, то только в случае, когда жизни самого стража порядка грозит опасность, иначе очень быстро его самого посадят за решётку. Так что да, душить Хэнк точно никого бы не стал. Да и зачем ему это? Что может довести полицейского настолько, чтобы тот настолько рассердился?       «Мафия», — сам же ответил на свой вопрос Коннор, вспоминая, почему именно Хэнк стал пугающе злым. И действительно, у него были причины на то, чтобы желать ребятам из мафии смерти. Сожги кто-нибудь Коннору дом, в котором спала Поцелуйчик, он бы не успокоился, пока не нашёл этих уродов и не сломал им каждую кость в теле, после спустив по целой обойме в голову каждому. Хотя, даже потеряв дом, Коннор в любом случае не остался на улице. Снять точно такое же жильё для него — это раз плюнуть. А вот Хэнку пришлось пахать на двух работах и жить в той убогой пародии на квартиру. Логично, что это только подогреет и без того горящую ненависть, а желание задушить станет ещё сильнее и ещё заманчивее. У Хэнка был похуизм, который он умело демонстрировал на людях, но стоило алкоголю заполнить его черепушку, как настоящие эмоции начали выливаться на поверхность, создавая пугающую картину. А ведь Хэнк не знает. Не знает, что главная причина его гнева сидит сейчас рядом и, делая вид, что выбирает песню, вспоминает случившийся пожар.       «Хэнк бы не стал меня душить», — подумал было Коннор, но быстро отрёкся от этой мысли. Собственно, а с чего это он решил, что Хэнк не станет? Какие были гарантии и где их искать? Ничего же не мешало тому учинить свою расправу, узнай он, с каким монстром сейчас делит комнату. Коннор находился в зоне досягаемости — один рывок, и Хэнк сможет без труда схватить его за шею, даже будучи настолько пьяным. Более того, алкоголь наоборот поможет гневу распространиться по телу, а желание убивать возрастёт в разы. И пусть до этого Хэнк ни разу не походил на человека, что нарушит закон в угоду своих побуждений, он всё равно был не слабым мужчиной. Далеко не слабым. Он был сильнее и выше Коннора, да и в скорости передвижения точно не уступал, несмотря на свой немолодой возраст. Всё же Хэнк работал в убойном отделе полиции, где приходилось на ногах гоняться за отпетыми бандюгами. А когда в последний раз бегал Коннор? На уроках физкультуры в школе? Ему это было попросту незачем, да и не от кого.       В жизни всякое случается. Мелочи перетекают в случайности, случайности в события, а события в происшествия. Так и сейчас. Вот, к примеру, взять хотя бы ситуацию, в которой Хэнк узнал о правде. Никто ведь не говорит, что такое может случиться, но в теории. Что случится? В теории! Коннор думал, что, наверное, Хэнк перестанет сидеть с настолько спокойным и добрым лицом. О, он наверняка сильно-сильно разозлится. Можно даже сказать, что рассвирепеет. Его голубые глаза потемнеют, а лицо исказится от злобы, обнажая белые зубы. И в то же мгновение сильные накаченные руки схватят Коннора за шею и придавят к полу, словно беззащитную добычу. Цепкие пальцы сожмут горло, перекрывая доступ кислороду, и со всей силы начнут душить, заставляя Коннора дёргаться в агонии. Хрипеть, пускать изо рта пену, принимать жалкие попытки освободиться. Царапаться, пинаться, смотреть на разъярённое лицо. То есть, такого, конечно, никогда не случится, потому что Коннор не допустит того, чтобы его загнали в угол. Просто его воображение рисует картины быстрее, чем разум успевает омрачить их реальными фактами.       «Интересно, что будет, если я действительно прямо сейчас скажу ему, что его дом подожгли из-за меня?» — подумал Коннор. Хэнк же пьяный — он не до конца отдаёт отчёт своим действиям. В ином случае, наверное, он бы сразу арестовал Коннора и упёк его за решётку на всю жизнь. Никакого азарта и интереса. Однако, то было в ином случае, а сейчас Хэнк, подобно настоящему разозлившемуся медведю, оскалит клыки и зарычит. Превратится в чёртову машину для убийств, желающую возмездия. «Он убьёт меня», — пронеслось в голове у Коннора, отчего его коленки нервно дёрнулись. Хэнк точно его убьёт. Под рукой не было никакого оружия, чтобы защититься, а шансов выиграть в спарринге было ноль. Однако, что было более странно, мысль о том, что рядом сидит кто-то настолько опасный, не вызвала у Коннора никакого должного страха. Наоборот, внутри него зажёгся тот самый больной азарт. Адреналиновая зависимость начала щекотать изнутри лёгкие и грудную клетку, а сердце забилось чаще. «Интересно, сколько тебе понадобится, чтобы придушить человека? Ставлю на то, что ты управишься за тридцать секунд, если не сломаешь ему шею раньше», — прошептал внутренний голос Коннора, заставив того облизнуть верхнюю губу.       Коннор никогда не был беспомощным и не собирался им быть. Ну, разве что исключая его младенческие годы, когда он попросту не мог обходиться без заботы матери. В других случаях он всегда давал сдачи и следил, чтобы никто не увидел его в таком состоянии. В состоянии, когда он не может ответить на агрессию и покорно смотрит на всё происходящее, признавая своё поражение. Даже девушки из эскорта, что, порой, пытались проявлять в постели свою доминацию, быстро понимали, кто в тот момент был главным. Коннор не позволял им садиться сверху. Коннор не позволял им пытаться схватить его за запястья. Коннор не позволял им как-то унизить его словом. И даже Сэм, что единственной была удостоена чести связывать Стерна во время их сексуальных практик, прекрасно знала — нельзя переходить за выделенные рамки. Одно неверное слово или действие — и ей несдобровать.       Да, всё всегда было именно так. И это, вроде, логично, но почему-то сознание Коннора продолжало шептать ему: «Сознайся прямо сейчас. Испытай удачу. Заставь его повалить тебя на пол». Чёртова адреналиновая зависимость нашла сложившуюся ситуацию идеальной и начала ныть, призывая Коннора выложить все карты на стол. «А вдруг ты сможешь вывернуться? Вдруг сможешь убежать? Он не убьёт тебя в холле, где много персонала». Но никто этого не гарантировал. Да и потом, вариантов действительно было много. Видит Бог, Коннор не был настолько сумасшедшим, чтобы на полном серьёзе рисковать своей жизнью, но сейчас, в данный момент, соблазн оказаться подавленным кем-то настолько сильным, не на шутку будоражил.       А что там ещё обещал Хэнк? Было же что-то ещё, помимо удушения. Выебать, кажется? Коннор был уверен, что это было уж точно сказано ради придания окраски словам. Многие мужчины же, во время угроз, любят бросаться подобными словечками, но на деле они таким бы никогда заниматься не стали. Однако — опять же, в теории — что было бы, будь Хэнк человеком слова? Обещал выебать — обещание сдержит, невзирая на трудности ситуации. Ему же ничего не стоит порвать штаны, особенно из не самой прочной, но дорогой ткани. Она треснет, как треснет и чужое терпение, а маленькую комнатку — такую, как та, в которой они сейчас находились, — огласят крики боли, что сразу сменятся на хрипы. Коннор не хотел бы оказаться в такой ситуации. Очень не хотел. Но, чёрт возьми, его начало колотить от понимания того, насколько опасный хищник сидит рядом с ним. Над ним можно шутить и издеваться — он спокойно стерпит и глазом не поведёт. Однако, если затронуть запретную тему, то беды не миновать, и сильные руки точно прижмут к полу. Да и потом, удушение во время секса — это что-то за гранью реальности. Это ненормально. Это опасно. Это возбуждающе. Настолько возбуждающе, что у Коннора давно начали скапливаться слюни во рту.  — Хэнк, — прошептал он, откладывая меню с песнями и подаваясь вперёд — прямиком к опасности. — Я хочу открыть тебе один очень важный секретик.  — Насчёт чего? — Хэнк заинтересованно наклонил голову. Сейчас он не сердился. Пока что не сердился. Но всё может измениться за одну секунду.  — На самом деле… Это из-за меня. Из-за меня…       Из-за напряжения начало кружить голову. Давление повысилось, а сердце начало колотиться так, что казалось — вот-вот лопнет от усердной работы. Коннор чувствовал, как по телу бегают разряды. Как в грудной клетке неустанно щекочет, а дыхание учащается от одной только мысли о том, как будет выглядеть разгневанный Хэнк. Всё тело ломило, а колени не переставали дрожать. Коннор буквально сходил с ума от одного ожидания. Да, возможно, его могли назвать настоящим психом, но ему уже было наплевать. Он жаждал испытать удачу. Жаждал рискнуть и получить ту порцию эйфории, которую заслуживал. Более того, по какой-то причине, один лишь взгляд в голубые глаза Хэнка заставлял испытывать странное наслаждение. Как когда ты пробуешь очень вкусное блюдо, а потом, от одного только вида на какой-то из его ингредиентов, у тебя начинают наворачиваться слюни. Коннор видел спокойного Хэнка. Коннор видел весёлого Хэнка. Коннор видел сонного Хэнка. А как выглядит злой Хэнк? Не просто раздражённый, а именно злой. Он рычит? Он обязан рычать! «Ну, была не была».  — Хэнк, это из-за меня…       «Коннор, что ты делаешь?» — сработал где-то в голове предохранитель, не давая пьяному Коннору натворить делов. Действительно, а что он делает? Он собирается рассказать полицейскому о своих делах, чтобы тот начал его убивать? А что случится, если всё будет иначе? Что, если Хэнк, который всё же изрядно выпил с момента того порыва агрессии, не станет вести себя так, как Коннор успел представить? Не кинется душить, а просто… расстроится? Разочаруется в Конноре, как в человеке, после чего скрутит его и упечёт за решётку. «Что ты будешь делать в таком случае, а, гений?» — продолжал язвительно спрашивать внутренний голос, подавляя странные желания. И Коннор не смог ему ответить. Он позволил себе представить идеальную ситуацию, но не рассчитал её вероятность и чуть было собственноручно не уничтожил всё то, что смог выстроить с Хэнком. Да и потом, так или иначе, дальнейший расклад нисколько не обнадёживал, а желание следовать своим странным порывам и терять единственного друга как-то не особо радовало.  — Что из-за тебя? — поторопил встречным вопросом Хэнк, уже загоревшись интересом и заметив, как Коннор замялся.  — Из-за меня… — Коннор ущипнул себя за руку, чтобы хоть немного собраться с мыслями и найти верный выход. — Из-за меня нам долго несут заказы. Мне кажется, что официант меня побаивается.  — Да? — Хэнк пожал плечами. — Ну и ладно. Мы же никуда с тобой не торопимся.       На этом всё. Коннор был искренне благодарен тому позыву логики, не давшему ему выложить все карты на стол. Алкоголь и правда на него дурно влиял и стоило ограничивать его приём, будучи рядом с Хэнком, чтобы случайно не поддаться искушению. Более того, Хэнк пусть и выглядел внушительно, он и правда вряд ли начнёт кого-то душить до смерти. Да и душить вообще. Коннор вон, бывает, в порыве ненависти вообще может пообещать поджечь квартиру соседям. Да, он может. Но он не станет, даже если напьётся в стельку, потому что это было не в его стиле. Сам он не занимается подобными вещами. Ровно как и Хэнк, который может сказать одно, а сделать совершенно другое. Душить — и уж тем более насиловать кого-то — он точно не станет. Не в его стиле.       Нервы успокоены, собраны в пучок и перевязаны тугой резинкой. Успокоившись окончательно и взяв себя под контроль, Коннор постарался вернуться к выбору песни. Сконцентрировался на этом деле, стараясь отогнать подальше неправильные мысли. Но куда там? Невозможно остановить паровоз, что на полной скорости несётся по рельсам прямиком в бездну. Да и нет никакого желания пытаться. Единственное, что оставалось, — это подстроиться под ситуацию и сгладить углы. Идея выбрать что-то детское и несерьёзное сразу испарилась, не оставив после себя и следа, а на её место пришло нечто странное и необузданное.       Коннор очень хотел вывести Хэнка на незнакомые эмоции. На те эмоции, которые тот раньше никогда не проявлял перед ним. Зачем? Ну просто хотел. Любит он выводить из себя людей. Смотреть, как они ломаются и подстраиваются под ситуацию по его воле. Разозлить Хэнка точно не получится, да уже и не особо хотелось, однако, на ум Коннору пришла отличная альтернатива, которую он посчитал в конкретный момент идеальной. Лишь последний раз спросил себя, стоит ли оно того? Однозначно стоит.  — Вот эту. — Коннор протянул Хэнку меню и тыкнул пальцем на выбранную песню. Хэнк, взяв в руки толстенный сборник с тысячью вариантами, постарался сконцентрировать зрение и рассмотреть слова.  — Издеваешься? — хмыкнул он, вскидывая брови. — Я такое петь не буду.  — Будешь, куда ты денешься? — Коннор начал набирать номер песни на экране. — У нас был уговор. И если я начал позориться, то ты подавно будешь. Давай, не сливайся. Иначе вновь взломаю твою страницу и всем друзьям расскажу, что ты извращенец, который любит нюхать бельё в женском магазине.       Конечно же Коннор шутил. И Хэнк это понял, правда, юмора не оценил. С недоверием в глазах вновь посмотрел на название песни в меню, неуверенно поджал губы и со слабой надеждой в голосе промолвил:  — А может я тоже просто спою песню про ослика Доминика? Твоя песня… Она немного не по мне. Ну ты понял.  — Нет-нет. — Наотрез запротестовал Коннор, замахав руками. — Никаких поблажек. Давай, начинай.       Хэнк наконец понял, в какую задницу он попал. А потому с надеждой в глазах посмотрел на Коннора, пытаясь невербально его переубедить. Но Коннор оказался непреклонен и каждой клеточкой своего тела жаждал мщения. И он имел на это полное право. Поняв, что сбежать из ситуации уже не получится, гордый полицейский-медведь смирился со своей ситуацией, вновь уставившись в меню. После на экран. Вздохнул. И, стыдливо пряча глаза, протянул руки к микрофону. «Чёрт, я должен это заснять» — тут же подумал Коннор и вытащил из кармана телефон. Он вовсе не собирался использовать столь личные кадры в качестве компромата, а просто хотел сохранить эти воспоминания у себя в телефоне для дальнейшего анализа. Ведь когда ещё выпадет шанс вот так с кем-то повеселиться? У нормальных людей их полно, но на то они и нормальные. А Коннор пусть и любил гулять по разным заведениям, но делал это всегда один и не мог вдоволь с кем-то наговориться или над кем-то подшутить. Можно сказать, что сегодня был первый раз, когда с ним была какая-никакая компания. Хэнку навряд ли бы понравилась тайная съёмка, а потому пришлось спрятать устройство в тёмном углу, где его никто бы не заметил.       Что же за песню выбрал Коннор? Ну, сначала он и правда думал о чём-то смешном. О чём-то, что заставит Хэнка умереть от стыда. Вот потехи-то было бы, начни кто-то настолько большой и настолько серьёзный горланить «Детку Акулу» или «Лондонский мост». Коннор действительно хотел посмеяться и отомстить той же монетой, но, немного подумав, решил проверить кое-что интересное. Поддаться соблазну и подобрать куда более подходящую для голоса Хэнка песню. Караоке-клуб, в котором они находились, не зря считался весьма элитным заведением — всё же здесь было собрано много каких песен, среди коих были и не самые приличные.       На музыкальных каналах в разное время крутят разные блоки, ориентированные на разных зрителей. Есть специальные для детей, есть для рокеров, для фанатов попсы и прочие. А есть раздел, который начинается после десяти часов вечера, когда все малыши ложатся спать. Почему после десяти? Потому что в нём обычно крутится та самая музыка, в которой есть нецензурная лексика или во всех мельчайших подробностях раскрывается тема секса. Коннор же обычно никогда его не слушал, ибо привык ложиться рано, чтобы утром приняться за работу с новыми силами, но, порой, когда сна не было ни в одном глазу, мог поддаться соблазну включить телевизор и поставить шуметь на фоне, чтобы было не так скучно сидеть за ноутбуком. В итоге Коннор начал краем уха слышать одну песню, которую пел молодой парень — примерно его возраста. Песню до безумия пошлую, которую ни в коем случае нельзя было слышать одиноким мамочкам или старушкам, дабы тех одновременно не хватили инфаркты вместе с оргазмами. — Тебе нравится то, как я орудую своим языком, или нет? — затянул Хэнк, перестав обращать всякое внимание на Коннора, сидящего на диване, и принявшись вчитываться в субтитры. — Ты можешь покататься на моём лице, пока не кончишь.       В мире не существует людей, которые любят, когда их обманывают и вводят в заблуждение. Серьёзно. Нет ни одного человека, который будет радоваться, когда узнает, что ему всё это время осознанно ссали в уши. Коннор в особенности ненавидел подобное отношение к себе. Потому что, если кто-то старается тебя обмануть, значит этот кто-то не уважает тебя в достаточной степени и считает, что ты в этой самой достаточной степени тупой, раз тебя столь удобно водить за нос. А Коннор не тупой. Тупым он никогда не будет. И если кто-то его таковым представляет, то очень быстро за это платится и больше не смеет раскрыть рта, стараясь извергнуть из него очередную чушь. Да и никто, в принципе, не осмеливался. Никто. Кроме ебучего Хэнка. Вот кому надо было постучать по лицу сложенной втрое газеткой, чтобы проучить, как проучивают непослушных собак.       «Он что, серьёзно?» — Коннор на секунду потерял дар речи. А как обрёл его назад, то чуть было не закричал от всей неправильности ситуации. От того, как подло и как красиво его наебали, оставив в дураках. Почему Коннор так решил? На то было две причины. Во-первых, Хэнк точно знал эту песню. Непонятно откуда, но знал — Коннор мог дать голову на отсечение. Потому что Хэнк не просто попадал в ноты — он пел каждое слово с нужной интонацией. Не сбивался, не опускал стыдливо голову со смущённой улыбкой и не позорился, как того ожидал Коннор. Хэнк, мать его, пел. А для того, чтобы так петь, нужно было услышать песню не раз и не два.  — Я не из тех, кто перезвонит тебе завтра, но то, как ты крутишься вокруг меня, является проблемой.       «Хэнк, пиздабол ты ебучий», — рыкнул Коннор, понимая, что его жестоко наебали. Наебали как малолетку на вечеринке, когда пообещали той свадьбу после первого секса. Потому что, во-вторых, у Хэнка был очень красивый низкий голос. «Нет, не умею я петь». «Никогда особо не любил петь». Людей, которые не умеют петь, слышно за версту. Они до ужаса фальшивят и не могут попасть в темп песни. У них мерзкие и некрасивые голоса. К тому же, они очевидно позорятся. А Хэнк что? А Хэнк умеет! Хэнк, блядь, умеет петь, да ещё и получше Коннора. С его голосом можно спокойно ехать на всякие конкурсы и доводить до сквирта девчонок. Заниматься тем, о чём Коннору оставалось только мечтать. — Ты готова на всё ради этих сотен, девочка, или нет? Покажи мне, действительно ли ты хочешь получить эти деньги, девочка, или нет?       «Да чтобы я тебя ещё хоть раз привёл в это ссаное караоке, ублюдок», — Коннору казалось, что он сойдёт с ума. Что у него сейчас поедет крыша. Этому отлично способствовала маленькая комната и синий цвет огней, только добавляющий интимную атмосферу. Можно сказать, что Хэнк очередной раз просто взял, и парировал шутку, которая должна была найти его слабые стороны. Он должен был краснеть от стыда, сбиваться с мелодии и всем видом показывать, что он не умеет петь и не может. А кто теперь краснеет? Правильно, краснеет Коннор. Рядом с Хэнком он уже успел превратиться в козла отпущения, терпящего насмешки. И тот факт, что его покорили столь красивым пением, разил в самое сердце. Потрясал и ужасал одновременно.       Досидеть до конца представления было очень тяжело. Коннор не помнил как он смог это сделать, но гордился тем, что не закрыл уши и не свалил поскорее из комнаты. Просто потому что такое отношение было бы крайне невежливым, хотя, какая вежливость может быть с человеком, что тебе так нагло и так спокойно врёт? Да от одного только рычания в некоторых местах песни, Коннора чуть наизнанку не вывернуло. Про телефон, продолжавший снимать шоу, и вовсе забыл, чувствуя, как по лбу начали стекать капельки пота, а в горле пересохло, да настолько, что ни одна выпивка не помогала. Ни виски, ни коньяк, ни виски перемешанный с коньяком. А Хэнк что? Он ничего этого не замечал и продолжал расслабленно и без капли смущения петь пошлый текст, словно занимался этим каждый день во время водных процедур. А как допел, то выдал самую бесящую и самую ебанутую фразу, которую только мог выдать в своём случае.  — Ну я же говорил, — Хэнк смущённо почесал шею. — Я не умею петь. Потому не удивляйся, что вышло так плохо.  — Иди нахуй. — Послал его Коннор, склонившись вперёд и прижав руки к животу. — Просто иди нахуй. Петь он не умеет, пиздабол.       Петь этот медведь умел как никто другой. И у Коннора в лексиконе был целый набор всевозможных матов, которые он хотел обрушить на Хэнка, да только пересохшее горло, внутри которого образовался ком, не позволяло ему это сделать в должной мере. А так он мог тако-о-ой скандал учинить, что, несмотря на звуконепроницаемые стены, было бы слышно в других комнатах. Более того, он даже не смог взять Хэнка за плечи и как следует его тряхнуть, ибо внизу живота затянуло с такой силой, что пришлось обхватить его руками и покорно опустить голову, стараясь найти в своей умной голове выход из такой ситуации. Со стороны, наверное, казалось, что Коннора может вот-вот вырвать.  — Тебе плохо? — Обеспокоенный Хэнк, откинув микрофон на стол, присел рядом на корточки. — Тошнит?  — Да. От твоего вранья тошнит, — злостно прошипел Коннор, а от чужой обеспокоенности его лицо ещё больше впало в краску. «Мне не пять лет. Пожалуйста, перестань». Но Хэнк не перестал, так что пришлось как следует напрячься и посмотреть в ответ, встретившись взглядами. И в то же мгновение голубые глаза, которые даже в синем освещении выделялись своей выразительностью, поразили в самое сердце. И вновь те странные ощущения — страх, возбуждение и эйфория — накатили с головой. Коннор не понимал, почему это происходит. Видит Бог, он не мог найти объяснение происходящему и только тихо молился, дабы происходящее подошло к концу.  — Ваш заказ. — Молитвы Коннора были услышаны, и, приоткрыв входную дверь, внутрь комнаты заглянул официант, держащий в руках поднос с суши. Благодаря тому, что Хэнк отвлёкся и повернул голову в сторону источника шума, Коннор тут же дёрнулся назад, отползая подальше и обращая всё своё внимание на пришедшего рыжеватого парнишку, по лицу которого было понятно — увиденная картинка ещё долго будет мелькать у него перед глазами.       Находиться в караоке больше не было никаких сил — здесь слишком мало пространства для двух человек. Коннор хотел, чтобы им с Хэнком никто не мешал общаться, но сейчас готов был отдать всё, лишь бы вокруг них оказалось как можно больше народу. Желательно очутиться в какой-нибудь светлой заполненной комнате, чтобы не было соблазна вновь поддаться искушению предаться извращённым мыслям и начать разглядывать голубые глаза со странной дотошностью. Нет-нет, Коннор на такое был не готов. Он отпихнул в сторону толстенный сборник песен, не желая больше в него заглядывать, после чего поставил в центр стола тарелочку с шестью кусочками Филадельфии.  — На, — сказал Коннор, протягивая Хэнку палочки. — Ешь сколько сможешь, и мы поедем в другое место. Но сперва надо немного перекусить, чтобы потом больше выпить.  — Это… — Хэнк взял палочки в руки, но принялся их разглядывать так, словно видел первый раз в своей жизни. — А я не умею.       «Старпёр», — чуть было не выпалил Коннор и попытался сдержать смех. Вот сколько он прожил, а в своей жизни ни разу не видел человека, который не умел пользоваться палочками. Даже его мать — взрослая женщина, что была старше того же Хэнка, ловко ими орудовала и при должной тренировке, смогла бы жонглировать кусочками роллов. А тут серьёзный взрослый дядька, но не умеет пользоваться столь простым приспособлением. Хотя, что ещё следовало от него ожидать? Он в своей жизни суши-то, наверное, видел только на картинках и брошюрах.  — Бери тогда руками. — Пожал плечами Коннор, не собираясь медлить и торопливо закидывая в рот один кусочек. Он больше не желал торчать в этом блядском караоке и испытывать судьбу, а потому хотел немного перекусить, чтобы во время дальнейших походов его не стошнило. Увы, такова реальность. Хочешь много пить — успевай есть. Иначе будь готов к великому позору. Простая и ясная истина, но Хэнк явно решил её не разделять. — Я лучше пас. — Решив не марать руки, он отложил палочки в сторону и пихнул тарелку ближе к Коннору. — Ешь сам. Я потерплю. И не такое выдерживал.  — Да ради Бога! — рассердился Коннор, понимая, к чему всё идёт.       Сейчас Хэнк не захочет есть, а потом он станет пьяным настолько, что либо просто уснёт, либо застрянет в туалете. А, может быть, и вовсе откажется пить. И всё — конец веселью. Вечер можно будет считать испорченным. «Посмотрите на этого важного медведя, решившего ставить свои условия игры». А ведь у Коннора было столько планов, и он хотел развлекаться до рассвета. А какой рассвет, когда твой собутыльник вот-вот начнёт засыпать? И дабы миновать такую вероятность, пришлось делать очень смущающую вещь, которую Коннор никогда бы не сделал ни для кого другого — кормить самому. В караоке-баре никто к суши вилок не приносил, если только не просить об этом заранее. Но времени на подобные формальности уже попросту не осталось, а неумение Хэнка вскрылось только сейчас. И, Коннор, ловко подцепив кончиками палочек один из роллов, чуть ли не ткнул им Хэнку в лицо, отчётливо отдав приказ: — Рот открой.       Хэнк недовольно покосился. Ему явно не хотелось подражать маленькому ребёнку и играть в «самолётик», открывая рот перед другим человеком, но деваться было уже некуда. Либо жри, либо ты испортишь вечер и себе, и своему текущему другу по пьянке. А Хэнк был не тупым и сам быстро пришёл к такому же выводу. Поупрямившись для вида, обречённо вздохнул и открыл рот.       «Блядь», — пронеслось в голове у Коннора, когда в голове вспыхнула не самая приличная ассоциация. В этом же не было ничего такого, так? В том, чтобы по дружбе кормить кого-то роллами. Без всякого подтекста и странных мыслишек. Просто кормить роллами. Это нормально. Так постоянно делают девочки, когда вместе ходят в суши-бары. А если делают девочки, то и мальчикам можно заниматься подобным. Логично? Логично. Коннор вновь сделал блестящий вывод и даже поверил собственным соображениям. Но в ту же секунду, когда Хэнк начал жевать, их взгляды вновь пересеклись. Выразительные голубые глаза в очередной раз показались очень знакомыми. Как те открытки из магазинов, на которых изображены места, где ты никогда не был, но всё равно испытываешь странное чувство ностальгии.  — Скажи, Хэнк. — Коннор отложил палочки в сторону. — Ты давно работаешь в полиции?  — М? — Хэнк жевал так медленно и так тщательно, что Коннор начал невольно залипать на его скулы. — Ну да. Лет двадцать уже точно. А что такое?       «А какая тебе разница?» — думал ответить Коннор, но решил не портить чужое отношение к себе. Ведь сейчас был их первый разговор, в котором Хэнк начал открываться. Рассказывать о своей жизни и делать это открыто, а не язвить с недовольным ебалом, как поступал в баре. А потому не хотелось в очередной раз заставлять его убеждаться в том, что Коннору нельзя говорить ничего личного, ибо тот отнесётся к информации пренебрежительно. Чтобы не давать в себе усомниться, пришлось отвечать правдой на правду.  — Мне почему-то кажется, что я тебя уже видел. — Признался Коннор, наклонив голову и вглядываясь в чужие черты. — Не на обложках газет. Вживую видел. Но я не могу вспомнить где.       И это была чистая правда. Ещё тогда — в момент их первой встречи, когда Коннор пришёл в бар и наткнулся на Хэнка, он сразу поймал себя на мысли, что они точно виделись раньше. Встречались лично — лицом к лицу. Но где? На этот вопрос ответа не нашлось. А потому Коннор пришёл к выводу, что ностальгия появилась из-за связывающей их работы. Хэнк — это известный в городе полицейский. Коннор — хакер из мафиозного синдиката, по наводке которого несколькими неделями ранее сожгли чужой дом. Логично, что такого человека быстро не забудешь. Изучишь его личное дело и сможешь по одной фотографии найти среди целой толпы за считанные секунды.       Однако, спустя неделю общения, Коннору начало казаться, что он встречал Хэнка ещё до инцидента с пожаром. Нет, он был в этом уверен. Одни лишь голубые глаза вызывали внутри странные ощущения, от которых становилось очень приятно. Как когда тебя стошнило на американских горках, а потом один лишь их образ вызывает боль в животе — настолько яркое впечатление, запавшее в голову. Коннор не понимал, откуда это взялось и почему это происходит, ибо был уверен, что с Хэнком он ранее никогда не сталкивался. Да и времени на это не было. Но, раз выпала возможность поговорить по душам, то захотелось узнать, вдруг Хэнк ранее работал каким-нибудь дворником или официантом, с которым у Коннора случилась перепалка. Столкнулись, поссорились и разошлись. Правда, в итоге предположение оказалось неверным, но вопрос от этого не был закрыт.  — Может быть, — сказал Хэнк, пожав плечами и не придав чужой заинтересованности никакого значения. — С учётом того, как часто ты ищешь на жопу приключения, вполне могли пересечься в участке.  — Да как ты смеешь? — Такое предположение оскорбило Коннора до глубины души. — Я в жизнь в полиции не был. Я что, похож на идиота?  — Меня смущает, что ты сказал «идиота», а не «бандита», тем самым подразумевая, что творил дерьмовые поступки и не попадался на них, — хмыкнул Хэнк и оказался полностью прав в своём замечании, но зацикливаться на нём не стал. — Не обязательно походить на идиота, чтобы им быть. Многие приличные люди на деле оказываются психами.       Хэнк задумчиво поднял глаза и откинулся на спинку дивана. И Коннор сказал спасибо Богу за то, что ему больше не придётся кормить этого медведя с палочек. Не потому что это было затруднительно, а скорее по той причине, что это было… странно. Вызывало неправильные чувства. «Пусть лучше берёт руками, под стать своей нерасторопности», — подумал Коннор, вспоминая, как залипал на чужие скулы и медленное жевание. А он так никогда ни на что не залипает. Даже на спящую Поцелуйчик.  — Вот был один такой ненормальный на моей памяти, — начал рассказывать Хэнк, вспоминая историю на ходу. — Представляешь, с крыши хотел прыгнуть?  — Суицидник что ли? — Коннор также опёрся о спинку дивана и принялся слушать низкий томный голос Хэнка, наслаждаясь ласкающим уши тембром. Но это не значило, что у Хэнка был красивый голос, просто в данный момент он начинал умиротворять и помогал выбросить из головы посторонние мысли. Мысли об одиночестве.  — Да хрен его поймёт. Парень молодой был. На крыше сидел — вниз пялился. Ты бы видел, как плакала его мать внизу. А ему было вообще пофиг, представляешь? Я к нему со спины подкрался, так он спрыгнуть удумал. — Хэнк вытянул перед собой руку и быстро сжал пальцы в кулак, демонстрируя случившееся на своём примере. — Как сейчас помню. У меня тогда сердце в пятки ушло. Думал, что не успею и что он расшибётся. Но всё обошлось и в последнюю секунду я смог поймать его за ноги. А он, видимо, сам очень сильно испугался. Сидел, трясся от страха. Сам себя не помнил. Оно и неудивительно, ибо многие суицидники начинают жалеть о случившемся во время самого процесса. Вот, например, знаешь тех, кто начинает вешаться? Когда верёвка начинает сжимать им шею и перекрывать доступ кислорода, то появляется резкое желание жить. Они начинают пытаться выбраться.  — Погоди, что ты там рассказывал о том парне? — Коннор нервно сглотнул. История казалась ему очень знакомой, но делать поспешных выводов он не хотел. Потому что, так уж вышло, много людей в Детройте хотят спрыгнуть с крыши. Многих спасает полиция. В этом не было ничего удивительного. Совсем не было. — О парне? — Хэнк, казалось, потерял ход мысли, но быстро реабилитировался. — А, ну да. Короче, я этого пацана за плечо трясу. Ну, проверяю состояние, нормально ли всё. Он, правда, тогда нос разбил, но всё остальное было в порядке. Говорю же, боялся только очень. Я ещё спрашиваю, мол, ты в порядке? И знаешь, что он мне ответил? Никогда не поверишь. Он улыбнулся и сказал, что чувствует себя живее всех живых. «Живее всех в этом ебучем мире.»

***

      Вспоминая этот случай, Хэнк даже позволил себе усмехнуться. Нет, тема суицида его никогда не веселила и не давала повода насмехаться над людьми с психическими проблемами. Более того, Хэнку приходилось спасать и других самоубийц, просто после вмешательства, те либо истерили и пытались довести дело до конца, либо со слезами на глазах соглашались на медицинскую помощь. Просто тот мальчик был единственным, кто повёл себя нетипично для ситуации. Он боялся, но не было похоже, что он желает умирать. Особенно Хэнка удивила та странная улыбка, какая никогда не появлялась на лице у других людей после того, как те чуть было не лишились жизни. Наоборот, казалось, что ситуация была мальцу только в радость. Словно это было то, чего он и ждал.       Но что было, то прошло. Хэнк больше не хотел рассказывать о своей профессии и вновь портить их с Коннором отдых, как уже сделал это ранее. Он махнул рукой, предлагая обо всём забыть и, повернувшись к Коннору, собирался предложить другую тему для разговора. Про фильмы там, или любимые телешоу. Правда, в итоге всё равно не смог раскрыть и рта. Единственный слушатель сидел с откровенным ахуем на побелевшем лице, а его бледные губы приоткрылись от удивления. Он смотрел на Хэнка с таким взглядом, как если бы тот внезапно предложил выйти на улицу и убить парочку человек голыми руками. — Коннор? — Хэнк забеспокоился, было решив, что он вновь напугал собеседника странной темой. — Ты в порядке? Я что-то не то сказал?       Попытка дотронуться до Коннора тоже не увенчалась успехом. Тот неожиданно вздрогнул, когда Хэнк хотел протянуть руку. Отполз назад. Прижал собственную ладонь ко лбу, как если бы хотел проверить температуру. Просидел так десять секунд, стараясь убрать шок со своего лица, но всё равно провалился в этом деле, уставившись стеклянным глазами в пол. Вновь начал трясти коленом и тщательно над чем-то размышлять. Смотрел то на Хэнка, то на протянутую руку. А как мыслительный процесс закончился, то на всю комнату раздалось громкое:  — Ты издеваешься надо мной?       Хэнк не понял, с чего парень сделал такой вывод, но оглянуться не успел, как его повалили на диван спиной. Резко так и с особым упорством. Просто пихнули в грудь и опрокинули как мягкую игрушку. «Рассердился что ли?» — подумал Хэнк, не понимая, что за клоунада начала происходить. Он даже хотел подняться и попытался разобраться в ситуации, да только Коннор ему просто не позволил. Нет, он, отринув любое понятие о стыде и сомнении, буквально залез на Хэнка и уселся ему на бёдра, заняв доминантную позицию. Зачем? А для того, чтобы сделать то, чем занимался всё время, пока они находились в караоке-баре. Он начал пялиться. Заглядывать Хэнку в лицо и старательно там что-то разглядывать. — Ты чего это? — наверное, будь Хэнк немного трезвее, он бы не дал так просто себя повалить. Хотя, очень странное оправдание, а реальность оставалась реальностью — Коннор оказался сверху. «Видать, совсем из-за алкоголя шарики за ролики заехали».       Коннор не ответил. Даже никак не отреагировал на вопрос. Он лишь, не пророняя ни слова, продолжал вглядываться в чужое лицо и что-то там внимательно выискивать. Не переставал пожирать голубые глаза взглядом, всматриваясь в каждую крапинку. Его губы дрогнули, а веки малость опустились, но поиски на этом не закончилось. Нет, казалось, что Коннор просто не отстанет, пока не найдёт то, чего хотел. И он нашёл. А как нашёл, так уголки его губ приподнялись вверх, а на лице, что странно, отразилось необычное выражение. Коннор более не насмехался и не пытался начать издеваться. Он улыбался искренне, а в его глазах читалась настоящая благодарность. Такая благодарность, которую испытывает ребёнок, что получил на Рождество щенка, о котором давно мечтал.  — Так вот оно что, — Коннор сжал губы и шумно выдохнул, а его голос начал дрожать. — Нашёлся. Ты нашёлся.       Хэнк не понял о чём речь. Совсем. Такое ощущение появляется, когда ты посреди фильма уходишь в туалет, а после возвращаешься обратно в кинозал и не можешь допереть, о чём герои болтают. Но это было не столь страшно, ибо у Коннора постоянно проскакивали бзики, во время которых он начинал молоть всякую чушь, никак не связанную с диалогом ранее. И вообще, какого это хрена он думал? Решил прокатиться на Хэнке, как на лошади? Если так, то Хэнк был категорически не согласен. Настолько не согласен, что сию же минуту готов был спихнуть с себя наглого парня и сделать ему выговор. Вот прямо сейчас. Во-о-от почти.       Коннор слезать не собирался. Более того, он не собирался как-то оправдывать себя, как привык поступать обычно. Выражение благодарности с его лица сходить не собиралось, так что Хэнк начал беспокоиться — а правильно ли он его понял? Может Коннор хотел показать нечто другое? Вариант был абсолютно странный и нелогичный, ибо благодарить Хэнка, пока что, было не за что. Не он повёл Коннора пить и есть за свой счёт. Или то была дань уважения за спасённого когда-то ребёнка? «Ага, конечно», — подумал Хэнк, закатывая глаза. Плевать Коннор хотел на чужих детей и быт полицейских. Возможно, он просто опять придумал себе хрен пойми что и теперь мается фигнёй. Творит странные вещи и ведёт себя неприлично. И всё это нужно было срочно пресекать, однако, по какой-то причине, Хэнк не торопился это делать.       Алкоголь — это прекрасная вещь. Алкоголь — это чудесная вещь. Можно сказать, что волшебная. Почему? Потому что он делает людей пьяными и дарует им ощущение лёгкости? Это да, но был ещё один плюс, про который многие забывали. Это атмосфера. Так уж сложилось, что алкоголь сам по себе являлся и продолжает являться отличным оправданием для всех глупостей. Пьяным людям многие шалости сходят с рук и они могут творить всё, что взбредёт им в голову. Вот ты трезвый и серьёзный бизнесмен по имени Гарольд. Пять стаканов с виски — и ты уже весёленький глуповатый дядя Гэрри, дающий детям деньги на шоколадки и травящий тупые истории и анекдоты.       Этой хитростью часто пользовались люди, что не пьянеют вовсе, но всё равно желают влиться в коллектив или добиться чего-то другого. Хряпнут баночку пива, нарочито замедлят свою речь и начнут вести себя так, словно вот-вот полезут обнимать всё что движется и не движется. Как-то раз Хэнку даже удалось лично повстречаться с такой девушкой, когда он после работы возвращался домой. Та, в привычной пьяным людям манере, глуповато улыбалась, липла к своему парню и с периодическими заиканиями предлагала всякие непристойности прямо на улице. Повторяла, какая она пьяная и как ей жарко. Лезла целоваться, пыталась снять с себя футболку и дёргала своему кавалеру ширинку. Но кавалер, видимо, оказался человеком приличным. Он подвёл девушку к двери, судя по всему, её дома, галантно попрощался с ней и просто ушёл. И в тот же момент, когда пьяная особа осталась одна, из неё как будто выкачали весь алкоголь. Она перестала улыбаться. Она перестала наигранно пошатываться и убрала с лица глуповатое выражение. Поправила одежду, серьёзно нахмурилась и выдала самое чёткое и самое трезвое ругательство, какое Хэнк только слышал в своей жизни. «Вот же неуклонная мразота, ты всё равно когда-нибудь прогнёшься».       К чему это всё было? А к тому, что и Хэнк, напившийся до состояния блаженного беспамятства, пусть и не был настолько пьяным, чтобы позволять вытворять с собой всякое, но всё же поймал себя на мысли, что осознанно не пытается сопротивляться и просто следит за тем, что будет дальше. А что? Ему мягко. Он, сонный, отдыхает на удобном диване, пока кто-то с интересом разглядывает его и чего-то явно хочет. Когда пашешь на двух работах, то любая поверхность, на которую ляжешь спиной, уже будет казаться очень комфортной, а мягкий диван и вовсе стал подарком судьбы. В таких ситуациях не хочется подниматься и куда-то спешить, двигаясь наперегонки со временем. Хэнк расслабился. Хэнк постарался вникнуть в ситуацию и найти свои плюсы. Одним из них оказался вес Коннора. Удивительно правильный вес.       Многие хозяева, у которых есть коты или собаки, просто обожают, когда те на них лежат. Никакого дискомфорта они при этом не испытывают и как будто наслаждаются тем, как на них давит чужой вес. Мол, так становится спокойнее и ты чувствуешь, что питомец находится на своём месте. Коннор был тяжелее домашних любимцев, но почему-то Хэнку совсем не мешал. Наоборот, скорее помогал ещё больше расслабиться, буквально вдавливая его в мягких диванчик. И Хэнк был нисколечко не против. Если Коннор захочет — слезет сам, а если не захочет… ну, тут уж ничего не поделаешь. Коннор — он как кот. Делает, что ему надумается и никто не может приказать ему обратного. Оставалось лишь дожидаться момента, когда ему надоест, и он сам решит дислоцироваться. Однако, судя по всему, у самого Коннора были совсем другие планы.  — Как ты там говорил? — В его голосе просквозили ласковые нотки, и он, протянув левую руку, прикоснулся пальцами к щеке Хэнка. После зажал между подушечками одну из его светлых прядей и потянул её вниз. — Живой ли я?  — Что? — Не понял Хэнк. Как-то так вышло, что он вообще перестал разбираться в происходящем и потерял суть разговора, а потому ему начало казаться, что Коннор несёт несусветную ересь, никак не связанную с происходящими ранее вещами. — Ты это о чём? — Только благодаря тебе, мой герой, — промурлыкал Коннор, продолжая гнуть свою линию и наклоняясь ближе. Даже слишком близко, нарушая все границы чужого комфорта и вторгаясь в личное пространство.       В следующие двадцать секунд произошло несколько странных вещей. «Странных» в понимании не только самого Хэнка, но и всяких законов логики. Ты не понимаешь, почему они случаются и как на это реагировать, а потому впадаешь в некое подобие ступора, ожидая от мозга хоть какой-то реакции. Во-первых, Коннор, покачнувшись влево-вправо, в то же мгновение двинул бёдрами. Неприлично грубо, как двинула бы женщина, что хотела возбудить своего мужчину. Во-вторых, Коннор грубо схватил Хэнка за подбородок большим и указательным пальцами. Крепко сжал его, да так, что повернуть голову в сторону стало просто невозможным. Ещё раз внимательно посмотрел в чужие голубые глаза, пытаясь найти там что-то непонятное, что уже успел разглядеть не раз и не два. Замер на месте. Сглотнул слюну. А после, вновь обнаружив то самое нечто важное, что постоянно старался увидеть в чужом взгляде, удовлетворённо прикрыл свои веки, обжигая горячим дыханием Хэнку лицо. Наступил третий шаг, во время которого Коннор проделал то, что повергло в шок сильнее предыдущих его выкидонов — он полез целоваться.

«Я боюсь подобраться ближе, но ненавижу быть один, Я жду момента, когда совсем перестану чувствовать. Чем выше я взбираюсь, тем быстрее падаю вниз, Я не могу утопить своих демонов — они умеют плавать.» ©