Виски? Коньяк? Минет за барной стойкой?

У меня в голове много плохих мыслей Эта симуляция терпит крах по замыслу И мой разум опасен Не играй с вещами, которых ты не знаешь, знаешь, знаешь, знаешь. Я погружаюсь в мрачные мысли, с которыми сталкиваюсь Реальность давно ушла в прошлое, но это нормально И мой разум опасен Не играй с вещами, которых ты не знаешь, знаешь, знаешь, знаешь. I Prevail — Bad Things

      Жил-был в Германии один маленький мальчик, который любил сосать свои пальцы. Его мать говорила ему не делать этого, но он её не слушал. Она отрезала ему пальцы. Теперь у него нет пальцев. Конец.       В принципе, не сказать, что эта история настолько уж глупая. В ней, конечно, пусть и тяжело углядеть ту самую таинственную мораль или глубокий смысл, присущий для всех детских сказок, но это вовсе не значило, что сама по себе она была совсем-совсем уж безыдейной. Требовалось шевелить извилинами и обрабатывать прочитанное в своей сообразительной голове, чтобы провести правильные параллели между ним и реальной жизнью, в которой человек откисает изо дня в день. Маринуется — как огурец в банке с рассолом. Только вилкой потом и вытащишь.       Хэнк требования выполнял почти без особых усилий, ведь был взрослым и рациональным мужчиной, способным работать мозгами и давать правильную оценку всему услышанному и увиденному с высоты собственного жизненного опыта. И когда он впервые узнал от своего давнего знакомого эту самую сказку о немецком мальчике, любящем сосать свои пальцы, то безо всяких замедлений с уверенностью выдал: «Суть истории в том, что можно справиться с любой проблемой, если прибегнуть к совсем уж радикальным методам её решения». И ведь правильная мысль. Логическая цепочка прослеживалась и замыкалась в нужном месте, а причинно-следственная связь действовала во всей красе. Оттого и выходит, что чтобы избавить своё чадо от дурной привычки, мамаша пошла на крайние меры и заставила эту самую привычку исчезнуть из жизни любимого сына. Да, тот теперь ходил без пальцев, и над ним, наверное, все другие дети смеялись, но это уже совсем другая история, и к сути она отношения не имела.       Иной же вопрос — возможно ли было несколько смягчить последствия? Например, не отрезать пальцы полностью, а всего-навсего сломать их. Быстренько так, чтобы тот даже ничего и не заметил. Навряд ли мальчик взялся бы сосать то, что будет побаливать при одном лишь представлении о подобных желаниях. Правда, в таком случае не было вот вообще никакой гарантии, что вредное пристрастие не вернётся спустя определённое время, когда пальцы опять заживут, правильно? Следовательно единственным верным решением будет полностью избавиться от проблемного места, иначе появился бы риск повторно утонуть в море из трудностей. Риск — чёрт бы его побрал — не оправданный, да и не мешало бы подметить, что отрезать конечности куда проще, нежели чем правильно их ломать, ведь в таком случае не придётся напрягать голову и думать о последствиях, да и на процессе можно особо не зацикливаться. Хрясь-хрясь, и готово. Никакие хирурги не нужны. Так что да, делая выводы и анализируя всю ситуацию от начала и до конца, можно было выделить всего три решения: ножницы, пилу или лобзик. — Блин, какое же смешное слово… — пробубнил Хэнк, откидываясь на спинку кресла и прикрывая глаза рукой. — Лобзик… лобзик. Звучит как придуманная в детстве кличка для друга-еврея. Ему рукой можно помахать и сказать, типа: «Эй, Лобзик, пошли есть мороженое». Или как-нибудь: «Лобзик, побежали гонять в мяч».       Предвещая разного рода неприятные вопросы, стоит сразу поставить жирную точку в этом разговоре и отметить один важный пункт: нет, Хэнк кукухой не поехал. Не поехал и точка. И пусть его голову посещали не самые однозначные мысли, были они лишь следствием крайне затянувшегося недосыпа, от которого в черепушке витала пустота, а веки становились всё тяжелее и тяжелее, словно те наливались свинцом и превращались в маленькие жалюзи. Почти любые размышления о дальнейшей работе как-то неосознанно перерастали в параллели, а импровизированный в воображении синдикат детройтской мафии представлял из себя пальцы, от которых немецкий ребёнок — он же Детройт — испытывает вредящую ему зависимость. Умно. Очень умно. И ведь как оно получается-то… с одной стороны пальцы человеку нужны, ведь без них будет достаточно тяжело жить, а будни превратятся в сплошной кошмар. Тут ни ложку в руки взять, ни зубы почистить, ни канал с пульта переключить. Спрашивается, зачем тогда вообще волочить это жалкое существование? Ни еды, ни гигиены, ни досуга. Настоящая катастрофа!       Но что, если представить, что эти самые пальцы пропитаны каким-нибудь смертельным ядом, и любая их транспортировка из внешней среды прямиком в ротовую полость будет заставлять обладателя потихоньку загибаться? Отбрасывать коньки, если говорить простыми словами. Возможности излечить его от привычки не существует, ровно как не придумано ни одного лекарства, способного избавить от побочного эффекта так, что приходится идти на отчаянные меры. Это ведь действительно имело смысл, разве не так? А ежели так, то получается, что Хэнк вместе с остальными полицейскими как раз и выступал в роли той самой суровой, но заботливой матери, которой придётся провести срочное хирургическое вмешательство. Признать, что последующие перемены пусть изначально и окажут негативное влияние на жизнь города-сыночка, но по итогу обязательно приведут того к лучшему будущему, ради которого она готова сворачивать целые горы.       «Господи, мне стоит почаще отдыхать», — подумал Хэнк, прикрывая тыльной стороной ладони зевающий рот и пытаясь сфокусировать своё внимание на чём-нибудь более материальном, дабы ненароком окончательно не заснуть прямо в полицейском участке. Он действительно слишком устал. Недосып представлял из себя огромный медный таз, что постепенно накапливал текущую из треснувшей трубы воду. Потихоньку, помаленьку, но при этом долго и безостановочно, а его увеличивающейся вес продавливал собой тоненький деревянный мостик под названием «Здоровье», от которого на всю черепную коробку раздавался пугающий хруст, намекающий на приближающуюся поломку. Наступили те дни, которых Хэнк боялся больше всего — смены в «Смехе Питера» начали выжимать из него последние соки, и теперь уже нельзя было отделаться одним лишь покраснением в белках и тёмными пятнами под глазами, ибо новые симптомы, пришедшие вдобавок ко всем прочим, были куда болезненнее и неприятнее.       Истощённый организм словно кричал: «Хэнк, хватит», и новым звоночком на пути к тяжёлым заболеваниям стало утреннее подташнивание. Появились периодические головные боли, температура тела повысилась до постоянных тридцати семи и двух градусов, а голову посещали не самые радостные мысли, от которых постепенно развивалась депрессия. И если всё ранее перечисленное ещё можно было стойко перетерпеть, купив в аптеке пару упаковок дешёвых таблеток, то вот критическое замедление мыслительных процессов ударило по профессиональной пригодности. Хэнк работал в полиции и ему тяжело было для себя признавать, что теперь он не может трезво оценивать свои обязанности, и потому пытается почти не браться за тяжёлые задания, а в департаменте машинально выполняет чисто рутинные дела, к которым руки давно успели привыкнуть. Ему хотелось верить, что всё вернётся к норме, когда появится шанс уволиться со второй работы, взять наконец заслуженный выходной на две недели и всё время провести в кровати, но до этого момента ещё стоило дожить. Спать хотелось ужасно. Но спать было нельзя. А потому и приходилось вкидывать хоть какую-то жвачку для мозга и забивать свою голову всяким бредом, думая о тупых мальчиках, пальчиках и прочей поеботе.       Не улучшали настроение и раздумывания о наступившем дне рождения, который вроде как и нагрянул, а вроде как совсем и не чувствовался. «Вот то ли дело было в детстве», — хотел начать бухтеть про себя Хэнк, да язык соврать у него не повернулся. Потому что и в детстве он как-то сухо относился к этому празднику, считая его скорее печальным, нежели будоражащим. Каждый дополнительный год к твоей жизни — это список очередных обязательств, что превращаются в густые чернила и портят собой все прочие краски бытия. Где здесь, простите, найти повод для радости? И ладно ещё, исполнись Хэнку шестнадцать или восемнадцать лет, когда он мог позволить себе показать средние пальцы наступающим трудностям, но теперь, когда его с распростёртыми объятиями встретил аж сорок шестой год, думать о своём будущем не хотелось вообще. Не потому что Хэнк боялся старости или считал себя уже непригодным для счастья человеком, а потому что он понимал, что ничего не сможет изменить. Его лучшие дни, в какие он ещё мог найти себе жену и завести ребёнка, пошли коту под хвост, и теперь единственное, чем Хэнк мог похвастаться — это полным одиночеством и отсутствием должного понимания со стороны всех знакомых. Когда же наступит следующий сорок седьмой, а после и сорок восьмой с сорок девятым днём рождения… всё останется прежним.       Повод ли это бежать искать себе срочную подружку, которая настолько же отчаялась в жизни, что будет готова выйти замуж и родить от первого встречного? Нет. Не после того, что случилось в прошлый раз. Да и Хэнк не настолько горел желанием сближаться с человеком лишь из-за низменных потребностей своего организма, ведь как бы сильно он не мечтал о простом мужском счастье, в его случае стоило лишь признать, что куда безопаснее будет просто дистанцироваться от людей и не связывать себя близкими узами с теми, кто не заслуживает обрести новые проблемы. К Хэнку никто никогда не тянулся, и единственным исключением в этом правиле стал Коннор, которому хуй пойми что от того же Хэнка было надо. Нет, он вроде как-то пытался намекнуть, что у него также нет друзей и он хочет найти для себя верного приятеля, но… почему в лице Хэнка? Неужели среди людей его возрастной категории нет никого более подходящего на данную должность? Наверняка есть, и получается, что причина была совсем иная. Если так, то Хэнк не хотел забивать свою голову размышлениями на эту тему. У него и без того этим вечером должна была состояться очередная встреча с этим навязчивым засранцем… которой, в идеале, теперь уже хотелось бы избежать.       «А что, если…?» Хэнк вытер со лба пот и покосился на свой телефон, который всё это время спокойно лежал на столе. Он подумал, что раз уж сегодня и так отпросился со своей смены в баре, то почему бы ему хоть немного не позаботиться о своих потребностях и не отменить все другие запланированные дела? Отказаться от общения с Коннором и со спокойной душой поехать спать. День рождения — это на деле и не самый важный праздник, ведь ровно через год наступит точно такой же. (Наступит, если повезёт). Так зачем испытывать своё здоровье и устраивать в честь взросления какие-то непонятные сборища? Кому они вообще нужны? Хэнку вот не требовались, и если он всё внезапно отменит, то Коннор, наверное, даже и не расстроится. Посидит где-нибудь один, напьётся до состояния говорящей амёбы и найдёт, чем ему заняться, но зато у сонного именинника появится шанс дать себе наконец расслабиться. Сегодня ведь его праздник, да? Значит он имеет полное право отметить его так, как ему самому того будет угодно. И пусть изначально планы на вечер были совершенно иными, им всё равно было свойственно меняться, ведь Хэнк являлся живым человеком, а не бесчувственной машиной, что всегда следовала строгому графику и не умела ошибаться.       Чем больше Хэнк размышлял об этой идее, тем более заманчивой она ему казалась, так что не желая больше давать себе повода передумать, он взял в руки телефон и начал писать Коннору грустную смс-ку о том, что сегодня не очень хорошо себя чувствует и хочет отменить намечающуюся встречу. «Ой-ой, плак-плак, прости меня пожалуйста, давай как-нибудь в другой раз». Придумано было очень душевно, но, к сожалению, сообщение так и не отправилось к своему получателю, ибо не успел Хэнк добавить в конце последнее «надеюсь, ты не обидишься», как он вновь впал в странную сонную прострацию, во время которой поймал себя на мысли, что вообще-то держит в руках телефон, который изначально планировал продать. Да-да, точно, этот айфон больше не должен был принадлежать ему, так почему же объявление о продаже до сих пор не было выложено на Ибее? Хрен его знает. Нужно было хорошенько подумать, дабы найти правильный ответ, но стоило лишь на секунду опять откинуться на спинку кресла и попытаться прикрыть глаза, как возле самого уха раздалось чрезвычайно громкое: — С днём рождения, Хэнк! — А? — Хэнк тут же вздрогнул, уронив телефон из рук — благо, на колени. Он потряс головой, убирая с лица упавшие пряди волос, после чего поспешил принять горизонтальное положение и избавить себя от сонного вида. — Чёрт подери, Кэти, не подкрадывайся ко мне так! — Прости-прости, я просто хотела тебя немного удивить. — Она запустила руку в свой внутренний карман ветровки и, пошерудив в нём несколько секунд, выудила на свет небольшой конверт, украшенный тремя разноцветными ленточками. — Держи. Не умею красиво поздравлять людей, но желаю тебе всего наилучшего. Счастья, здоровья. О, и побольше отдыхать, потому что выглядишь ты неважно. — Спасибо… — Хэнк улыбнулся, принимая подарок. Он решил не заглядывать внутрь, посчитав доскональное изучение налички за дурной тон, так что просто отложил конверт в верхний ящик своего рабочего стоило и пожал коллеге руку — подниматься с кресла ради объятий не было ни сил, ни желания. — Ты меня здорово удивила. Я и не знал, что в нашем отделе кто-то помнит о такой ерунде. — Вообще-то помнят почти все, — шёпотом призналась ему Кэти, при этом наклоняясь ещё ближе и оглядываясь по сторонам, чтобы проверить, не слышит ли кто из коллег, как она тут делится секретной информацией. — Я не должна вот так трепать языком, но мне кажется, что лучше тебе узнать об этом заранее. В общем, ребята собираются устроить тебе сюрприз. — Сюрприз? Это ещё какой? — Вопрос прозвучал с лёгким удивлением на лице, однако на деле Хэнк почувствовал, как внутри него вспыхнуло пламя самой настоящей паники. Сюрпризы в его вечерние планы вот никак не входили, а если учесть, что разговор вёлся о подарках от коллег по убойному отделу, то вывод напрашивался сам собой. — Пожалуйста, только не говори, что они хотят потащить меня в… — … в бар, ага, — закончила за него Кэти, кивая в сторону общего зала. — Скажи спасибо Итану, это была целиком и полностью его идея. Ты практически никуда с ними не выбирался, а потому он даже создал общий чат в WhatsApp, где предложил после работы устроить тебе маленькую вечеринку и потащить проставляться. Готовься, ведь ребята точно не отпустят тебя трезвого. — Вау… звучит, конечно, весело, однако гулянку я планировать уж точно не собирался. — Хэнк тяжело вздохнул. Ох, не нравилась ему эта идея с сюрпризом.       Переться в бар в его неважном состоянии — это далеко не лучшая мысль, ровно как и заливать без того измученный недосыпом организм алкоголем. Уровень безумства сопоставим с решением прокатиться по обледенелой дороге на машине без зимней резины. Но как бы Хэнк не хотел избежать злой участи, в глубине души он всё равно понимал, что никуда уже деться не сможет. Ему попросту не оставят выхода. Одно дело — это отказывать коллегам посещать их праздники, а другое — не соглашаться на празднование своего. Разобидятся ведь, гады, потом будут весь оставшийся год встречать его с недовольными лицами. А как можно работать в такой недружелюбной обстановке? Хэнк ведь был не Гэвином Ридом, которого обходили стороной даже собаки из К-9, ему не простительно становиться изгоем общества. Серой мышкой — да, но никак не козлом отпущения. Так что оставалось лишь сокрушённо вздохнуть и, скрыв в голосе разочарованные нотки, скромно поинтересоваться: — Ты хотя бы знаешь, во сколько они планируют меня похитить? — Вроде как в половину седьмого, если я не ошибаюсь. — Кэти задумчиво прижала пальцы к подбородку и заодно покосилась на свои наручные часы. — Предупреждаю сразу, даже не думай свалить с работы пораньше. Парни всей компанией тебе деньгами скинулись, и если ты внезапно решишь уйти, то получится очень некрасиво. — Да, я уже понял. — Хэнк запрокинул голову назад и, посмотрев на одну из ярких департаментских ламп, устало протёр глаза. — Хорошо, спасибо, что предупредила заранее. И за поздравление тоже спасибо, я правда ценю твои слова.       Кэти задорно подмигнула и поспешила удалиться восвояси, так и не заметив, как Хэнк прижал ко рту тыльную сторону ладони, пытаясь не застонать от безысходности. Кто-то мог сказать, что мужик совсем уж ебанулся, раз ему тут решили устроить секретную вечеринку с кучей алкоголя, а он лишь носом воротит и возмущается, но что поделать, когда эта самая вечеринка омрачила столь сладкую идею отоспаться дома? Хэнк готов был дать руку на отсечение — напиваться в его состоянии было бы крайне беспечно. Алкоголь умеет без труда развозить уставшие тела, а стоит лишь немного переборщить с дозировкой, как можно смело прощаться со здравомыслием и говорить «привет» той тайной личности, что пробуждается лишь во время попоек. Она кричит обо всём, о чём только думает, умеет поставить себя в неловкое положение и никогда не сдерживает своих желаний. Ютуб в доказательства.       В принципе, оставалась ещё одна идея — свалить с работы до объявления войны. Тихо прошмыгнуть на выход, а на следующий день сказать всем, что из-за праздника появилась неотложная встреча и пришлось поскорее уехать. Никто не посмеет обвинить именинника, ведь он имеет полное право сам решать, куда и во сколько он хочет отправиться, и, получается, тут уж в неловком положении окажутся коллеги, которые из-за самой идеи с сюрпризом не успели поставить Хэнка в известность и дали ему сбежать. Звучало как надёжный план, который стоило начать реализовывать в тот же миг, дабы не стало слишком поздно. Это на первый взгляд, однако, если говорить честно, самого Хэнка удерживала на месте лишь услышанная информация о подготовленных в подарок деньгах. Экономия у него шла полным ходом, а потому завёрнутая в конверт лишняя пара тыщёнок лишней не оказалась бы точно. Бессмысленно столь добровольно упускать такой шанс заработать, и Хэнку пришлось смириться с неминуемым будущим, которое уже протянуло к нему свои тонкие лапы и выдавило на морде пугающую ухмылку.       Во всяком случае, никто же не заставлял его напиваться до отключки, правильно? Ну посидит он пару часиков, послушает разного рода поздравления, поулыбается, выпьет пару стаканов пива и благополучно поедет на такси домой, где сразу же займётся тем, чем планировал заняться изначально — завалиться спать до самого утра. Можно сказать, что и овцы будут сыты, и волки будут целы. «Или наоборот?» Нет, всё так. Ведь Хэнк — это одинокий рассудительный хищник, и если уж ему придётся повилять своим мохнатым хвостом, то только ради крупной выгоды, что обязана будет пойти на благую жизнь. «На том и порешали». Сделав такое умозаключение, Хэнк быстренько взглянул на часы и, решив дать себе небольшой перерыв до семи часов вечера, придвинулся поближе к своему рабочему месту. Взвалив руки на стол, уложил на них голову. «Если я прикрою глаза на пару минут, то ничего страшного не случится», — подумал он, вновь погружаясь в свои мысли. Правда, Хэнк настолько потонул в своих обдумываниях грядущей пьянки, что совершенно забыл о Конноре — том самом Конноре, которому так и не успел отправить сообщение об отмене их запланированной встречи и который в тот же час вкладывал все свои силы в самосовершенствование, желая сегодня засиять.

***

      Технически, тональный крем никогда и не считался исключительно «бабской» приблудой. Лифчики там, помадки, розовые сумочки, платьишки с рюшечками и карманные тампононагреватели (такие же бывают?) — всё это исключительно хрень для людей с вагинами между ног. А тональный крем — это штука особенная. Можно даже сказать, что в современном мире революционная, изобретённая в двадцатом веке. И подходит она абсолютно всем созданиям на земле, ведь лицо есть лицо! И не важно, растут на нём усы, борода или прыщи. Да и вообще, изначально Макс Фактор создал этот чудо-крем специально для актёров, выступающих на сцене крупного театра. Он не заглядывал людям в трусы и не сравнивал у них размеры сисек, так с чего бы это женщинам стало позволено присваивать тональник себе? Имеют ли они на это право?        Нет, не имеют. Не имеют и точка. И Коннор об этом был прекрасно проинформирован. Он ставил себя выше всяких тупых стереотипов, умел не опирать свои вкусы на мнение других людей и принимать решения сам, а потому готов был безо всякого стыда и чувства позора посетить магазин в тот же день, дабы прикупить для себя один тюбик чуда косметической индустрии, ведь того требовала ситуация. «На войне все средства хороши». Когда же милая продавщица-консультант решила подойти к нему и спросить, нужна ли какая-нибудь помощь с выбором товара, Коннор лишь в присущей ему манере задрал нос и гордо ответил: «Я мужчина и горжусь этим, так что принесите мне сюда самый крутой и самый мужественный тональный крем, который у вас только есть».       Ну, или почти так. Или, возможно, Коннор слегка изменил формулировку. Чуть-чуть, но при этом, как ему казалось, конечный результат всё равно соответствовал задумке. Подрезал тут, перефразировал там, и по итогу, когда продавщица предложила оказать ему помощь, он лишь робко промямлил: «Девушка, помогите, пожалуйста, подобрать тональный крем для моей подружки, у которой цвет кожи точно такой же как и у меня». По сути, разницы ведь никакой, да? «Да, всё правильно, Коннор, ты большой молодец. Теперь можешь нисколечки себя не корить и даже не думай отпускать в свою сторону сальные шуточки. Ты мужчина. Клёвый мужчина. Мужчина с самым симпатичным лицом в городе и с самым большим членом в стране. И тоналка, которую ты сейчас неумело размазываешь по своему лицу, не делает тебя меньшим мужчиной». Всего два-три подхода, но ни капли тестостерона из его тела не испарилось, а благодаря плотной текстуре крема, крохотные родинки на лице Коннора стали почти незаметны, что не могло не радовать. «Ну каков симпатяга, — думал он, улыбаясь своему отражению в зеркале и вращая головой туда-сюда. — Девчонки, берегите свои трусики».       К изменением своей внешности пришлось подойти крайне кардинально. Коннор не только поработал с, как ему казалось, дефектами лица, но также взялся улучшать своё тело и изобрёл универсальный способ, с помощью которого появился шанс за короткий срок справиться с жирной задницей. Глупые люди — недалёкий и слабоумный сброд — обычно в попыхах записываются к диетологам, а также тратят круглые сутки на тренировки и тоннами пьют фиточаи. Переливают из пустого в порожнее, в надежде на быстрые изменения, но Коннор — это человек высшего разума, а потому он подошёл к решению проблемы путём использования обычного дедовского метода. Какого? Весьма эффективного. Отыскав в своём шкафу дорогую бежевую рубашку, он всего лишь отказался заправлять её в штаны, как привык делать это раньше. Благодаря свободному фасону, её полы без проблем смогли опуститься ниже ягодиц и героически прикрыть весь этот срам под названием «Передавшаяся по материнской линии жирная жопа».       Сработало на отлично. После всех проделанных махинаций оставалось разве что взглянуть на своё отражение в зеркале и, к превеликой радости подметить, что миру крупно повезло, ведь в нём родился такой красавчик. «Пусть и немного неряшливо, — думал Коннор, крутя бёдрами и оценивая свой внешний вид. — Зато крайне привлекательно». А ведь все эти жертвы требовались только для того, чтобы насущным вечером произвести наиприятнейшее впечатление на Хэнка во время празднования дня рождения. Коннор предпринял каждую из возможных попыток, дабы избавиться от всех своих недостатков за короткое время и начать выглядеть на соточку. (Из десяти.) Более того, он не только взялся измазывать своё лицо в какой-то магазинной дряни и отказался заправлять полы рубашки в штаны, но также растрепал свои извлечено причёсанные волосы, подготовил к выходу спортивные кроссовки вместо до блеска начищенных ботинок и, к своему же ужасу, выпил целую бутылку дешёвого вишнёвого сока из гипермаркета, краситель в составе которого помог на время спрятать под собой болезненную бледность языка. И вроде как по началу всё было замечательно и ничего не предвещало беды, но, спустя пять минут после такого рискового шага, к Коннору обратился его же желудок. Отозвавшись тянущей болью, он как будто бы сказал: «Привет, ты ахуел?» после чего заставил своего обладателя отправиться в туалет на целых десять минут весёлого времяпрепровождения, во время которого всё выпитое сразу же вытекло обратно через рот. Так бывает, когда изо дня в день балуешь себя лишь свежей едой, и твой организм привыкает к подобным прелестям жизни, негативно отзываясь на изыски удовольствия населения со средним годовым бюджетом. Результат: промокшая рубашка, растёкшийся по лицу тональный крем и неприятный запах изо рта, из-за чего пришлось вновь запираться в душе и повторять все шаги подготовки с самого начала.       Но какие бы коварные трудности не поджидали на пути, Коннор всё равно успел собраться к назначенному времени. Он долго и упорно завязывал на шее свой любимый чёрный галстук, который привык надевать исключительно по праздникам, и когда наконец был удовлетворён своим внешним видом, то отправился собирать вещи. По началу хотел взять с собой только подарок и поехать на праздник налегке, однако впоследствии надумал изменить своё решение, ведь без своего рюкзака он чувствовал себя совершенно голым. «А не покажется ли странным, если он будет пустым?» — подумал Коннор, и на крайний случай решил закинуть внутрь ещё полулитровую бутылку с водой, дабы Хэнк не начал смотреть на него косо. Живущие в голове тараканы должны оставаться там же и им строго-настрого противопоказано выглядывать из окон. Коннор привык везде шароёбиться с ноутбуком, и физически уже привык к тяжести рюкзака на своей спине. Изменять привычке не собирался, да и смысла не видел, так что потрепав Поцелуйчик по голове, он быстро натянул обувь и, схватив с тумбочки подготовленный подарок, бегом кинулся на улицу, где его уже поджидало подъехавшее такси. — Нормально выгляжу? — сразу же спросил Коннор, стоило ему запрыгнуть на переднее сиденье автомобиля и захлопнуть за собой дверь. Когда же до него дошло, что водитель не понимает сути разговора, то пришлось пытаться найти хорошее оправдание, каким бы лживым оно не было. — На свидание еду. Хочу создать хорошее впечатление. — А-а-а… — Пожилой мужчина смерил его оценивающим взглядом, пытаясь применить критическое мышление. — Да, всё отлично. Вроде как… Но галстук я бы снял, а то выглядит неуместно. — Думаете? — Коннор немного приподнялся и заглянул в лобовое зеркало. Он надеялся показаться сегодня уверенным приятным человеком, но если уж эта шейная удавка никак не подходит под воссозданный им образ достойного члена общества, то придётся от неё избавиться. Коннор нерешительно развязал узел и, расстегнув замок на своём рюкзаке, швырнул туда аксессуар. Пусть полежит до лучших времён. — Ну-ну, ты не обязан опираться на моё мнение, — сразу же поспешил оправдаться водитель, когда понял, что его слова имеют под собой какой-никакой вес. — Носи, что ты хочешь. Самое главное — это чтобы ей всё нравилось. — Не ей. — Коннор уложил рюкзак на колени и по-простому усмехнулся. — Ему. — Ага… ему. Ладно…— На этом разговор подошёл к концу. Стоило таксисту понять, что речь идёт не о девушке, как в его блеклых глазах промелькнуло нечто отдалённо похожее на слово «пиздец», после чего он развернулся назад к рулю и машина наконец тронулась.       Оставшаяся дорога прошла в полной тишине, и только старенькая встроенная магнитола продолжала играть спокойную мелодию, от которой Коннора могло бы начать клонить в сон, если бы не расшалившиеся из-за грядущей встречи нервы. Одна только мысль о том, что они с Хэнком вновь проведут весь вечер наедине друг с другом вызывала тик, а желание провалиться сквозь землю росло с каждой секундой. Наступил тот самый волнительный мандраж, который не отступал всю дорогу и дал отдышаться лишь тогда, когда машина наконец прибыла к месту назначению. Сунув водителю в руки пятьдесят долларов, Коннор выпрыгнул на улицу и счастливо поскакал к знакомой двери. Там уже словно по инерции поднялся по лестнице на третий этаж, сделал несколько глубоких вдохов и, в последний раз осмотрев свой внешний вид в отражении мобильника, нажал на дверной звонок. Квартира отозвалась внятным молчанием.       «Странное дело… — подумал Коннор, неуверенно оглянувшись по сторонам. — Заснул что ли?» Не получив должного ответа, он попробовал подождать десять секунд, после чего вновь вдавил пальцем кнопку звонка, вслушиваясь в противный трезвон. А потом ещё раз. И ещё раз. И ещё. И продолжал давить, надеясь хоть на какую-нибудь реакцию со стороны хозяина квартиры. Однако дверь продолжала неумолимо держать оборону, не собираясь открываться и впускать внутрь незнакомых людей, а где-то за её величием, судя по звукам, засеменил взволнованный Сумо. «Да где его… черти носят?» Подобное развитие событий уж никак в планы Коннора не входило, так что сглотнув подступившую к горлу слюну, он сделал шаг назад и принялся в неуверенности царапать палец. «Думай, думай, думай». Соображать пришлось на ходу, так что вытащив из кармана телефон, он мельком сверил время, после чего обиженно запыхтел. Восемь часов вечера ровно — как они и договаривались. Всё верно, но тогда почему же никто не отвечает? Где приветственные объятия? Где всё вот это вот: «Привет, дорогой, рад тебя видеть, давай раздевайся». Неужели Хэнка не впервой решила подвести его память, и он совсем забыл о назначенной встрече? Если так, то ему стоило начинать молиться за своё здоровье, потому что Коннор никогда не славился отсутствием злопамятности и подобные выкидоны он прощать не собирался. «Но тихо, мальчик, тихо. Не нужно горячиться раньше времени».       Вдох. Выдох. Всё хорошо. Всё пиздец как замечательно. Гляньте, Коннор уже и не сердится. Посмотрите, какая благожелательная улыбка озаряет его привлекательное лицо. «Я его прибью, — думал он, сгорая от стыда. — Меня опять продинамили». Да что за жизнь-то, блять, такая? Коннор ведь так долго собирался и готовился, а всё ради чего? Ради того, чтобы злоебучий медведь, возомнивший себя пупом земли, смел опаздывать на их свид… встречи. На их встречи. Опаздывать на их дружеские встречи, да. «Когда он появится, я ему врежу», — решил было Коннор, усаживаясь на одну из истоптанных ступенек и вытаскивая из кармана телефон.       «Привет, ты где? Я уже около твоего дома. Между прочим, другалёчек, я очень занятой человек. Если ты опаздываешь, то, пожалуйста, поторопись, иначе я поеду по своим делам.       Немного погодя, Коннор решил, что написанного будет недостаточно и, пафоса ради, через минуту отправил Хэнку и вторую смс-ку.       Здарова, я сегодня, наверное, буду свободен. Напиши минут через десять. Я бы с удовольствием сходил с тобой в бар.       Нажав на кнопку «отправить» и подождав ещё тридцать секунд, Коннор отписал последнее:       Прости, не тебе хотел. Но если ты не притащишь свою жопу сюда, то я поеду на встречу с другим своим приятелем.       О, ну каков актёр, а? Самый ахуенный конспиратор на свете. Коннор просиял от самодовольства и, запихнув телефон обратно в карман, принялся порядочно ожидать именинника возле его мусорных хором. Конечно, составленное предупреждение пусть и грело уши своим великолепием, на деле в нём не было ни капли правды. Не имел Коннор таких друзей, ради которых он готов был позабыть о предстоящей встрече с Хэнком. Будет надо — просидит хоть до полуночи, если того действительно будет требовать ситуация. Он просто немного расстроился от осознания того, что Хэнк может так спокойно опаздывать на их гулянки и даже не предупреждать о подобных задержках заранее. Особенно после всего, что между ними было. Неужели так сложно отправить хотя бы одну смс-ку с коротким извинением? Набросать малюсенькое: «Я скоро буду, подожди, пожалуйста». И всё. И Коннор готов будет просидеть на этой ебучей лестнице хоть целую неделю, ожидая появления своего прекрасного принца. Слушать тихий скулёж голодного Сумо и трепетать от мыслей о предстоящем воссоединении.       В таком положении он провёл целых двадцать минут, созерцая обшарпанные стены грязного подъезда. Порылся в онлайн-приложении Амазона, пролистал новостную ленту Фейсбука и посмотрел парочку смешных роликов на Ютубе, но так и не получил ни единого ответа на свои сообщения. В тот-то момент Коннор впервые за весь вечер испытал настоящее отчаяние, предположив, что, наверное, праздник сегодня уже не состоится, и раз Хэнк решил поиграть в молчанку, то пришла пора потихоньку собираться обратно домой. «Наверное, у него вылетело обо всём из головы», — печально подметил расстроенный дурачок, поднимаясь обратно на ноги и отряхивая свою задницу от пыли. — Или с ним что-то случилось на работе. — А вот эти слова уже вырвались сами. Они стали плодом впечатлительного больного воображения, которое, не получив должные ответы на свои противоречия, начали разрисовывать перед глазами пугающие картины. Стоило лишь представить, какие кошмары могут происходить на вызовах в полиции, как вся злость и всё разочарование мигом выветрились из Коннора, оставляя в нём лишь пробирающую до мурашек панику. Чувствуя, как участился пульс и как ускорилось сердцебиение, он разом избавился от нахлынувшего уныния и впервые открыл для себя такое понятие как «триггер».       Двадцать три года — столько Хэнк, должно быть, проработал в департаменте. Он был опытным и храбрым полицейским, но это не значило, что ему стоило ослабевать свою бдительность. Один неверный шаг, одно случайное промедление — и готовься к встрече с давно почившей бабушкой, которая встретит тебя возле райских врат со сладким тортиком на золотом подносе. «Но торт — это ложь, милый». Такая же ложь, как и само понятие о райских вратах, куда Хэнку проход должен быть закрыт ещё, как минимум, сорок лет. Однако в последние месяцы он пребывал не в лучшей форме и чуть ли не валился с ног от усталости, тем самым превращаясь в лёгкую мишень для шальной пули во время очередного вызова. Мог заработать серьёзное ранение. «Но ладно ещё ранение… — Коннор запустил пальцы в свои волосы и апатично упёрся макушкой в стену, не в силах скрыть ужаса в глазах. — А что, если… его успел случайно приметить Саймон?»       Звучало как бред параноика? Возможно. Но Коннор слишком внимательно относился даже к подобного рода случайностям. Пусть он и занимал важное положение в иерархии детройтского мафиозного синдиката, но это не значило, что его ставят в известность обо всех планируемых заданиях. А вдруг, пока он всё это время предавался своим любовным заботам и пытался удалить имя Хэнка изо всех баз данных, Камски отдал очередное поручение заманить приехавших на вызов полицейских в ловушку и вновь там всех перестрелять? Да запросто! Коннор не мог об этом знать, ведь даже о прошлом разе он был уведомлен лишь в качестве наказания за свои ошибки. Получается, что сегодня, пока он страдал дома хуйнёй и решал, какая из рубашек будет лучше прикрывать его жирный зад, где-то там — под обстрелом — Хэнк стискивал от боли зубы и тщетно пытался остановить текущую из пробитой артерии кровь. Доживал свои последние секунды, когда его самопровозглашённый «спаситель» и не думал о том, что кого-то откуда-то надо спасать. «Коннор, какой же ты бездарный и бесполезной пидорас, — насмешливо прошептал ему на ухо рокочущий голос любви. — Я не собираюсь тебя успокаивать или подбадривать. Я здесь, чтобы назвать тебя уебаном. Ты — уебан, друг мой. У тебя была всего одна обязанность, и ты не смог с ней справиться. Вернись обратно на крышу того ёбанного дома и сигани с неё вниз».       Лёгкая дрожь пропитала собой пальцы. Не зная, что ему сейчас делать, Коннор принялся усердно работать мозгами. Стоит ли бить тревогу? Или, как учила матушка, не нужно было накликивать беду и для начала постараться успокоиться? Перестать впадать в истерику и, сделав три глубоких вздоха, попробовать оценить ситуацию с другой — более позитивной точки зрения. Второй вариант выглядел куда привлекательнее, правда, Коннор настолько успел расшатать свои нервишки, что одна только попытка дать волю хладнокровию во время, как ему казалось, страданий любимого человека, заставила ощутить такую пустоту внутри грудной клетки, что никаких сомнений более не оставалось. Сжав до треска стекла телефон, Коннор принялся набирать наизусть выученный номер Хэнка, чтобы самому позвонить и лично во всём убедиться. «Почему я не сделал этого сразу?» — подумал он, хотя сам сразу же успел прийти к верному предположению. Идея связываться таким способом была просто отвратительной, ведь абонент «оказался недоступен или находился вне зоны действия сети», чем успел превратить панику в самую настоящую истерику, и заставил Коннора начать царапать кожу на шее — таким образом тот пытался привести себя в чувство.       «Блять, блять, блять». От охватившего разум ужаса у него начала ехать крыша. Больное воображение продолжало столь же щедро вырисовывать перед собой отвратительные произведения искусства, наполненные страданиями, кровью и криками. И пусть Коннор пытался не дать себе поддаться паническим припадкам, страх всё равно каким-то образом сумел закрасться ему под кожу и сковать тело тонкими медными нитями. Дошло до того, что потеряв всякое понимание о самообладании, Коннор закинул свой рюкзак на плечи и, желая отыскать своего любимого лейтенанта Андерсона, собирался уж кинуться по лестнице вниз. «Сперва стоит заехать в полицию, — думал он, просчитывая грядущий маршрут. — Потом в синдикат. За ним в госпиталь, больницу, морг и…». Последняя остановка так и не была придумана. Чуть позднее Коннор предположил, что в тот миг он настолько запутался в охвативших его заблуждениях, что готов был отправиться на городское кладбище. Благо, до этого не дошло, ибо услышав раздавшиеся на первом этаже шаги, он замер как вкопанный, пытаясь различить, какая у вошедшего в подъезд гостя походка и какой вес. «Ты же не ебучий Шерлок Холмс, завязывай с этим», — осудило его чувство собственного достоинства, вынуждая прекратить весь этот цирк и, поддавшись уговорам надежды, ещё немного потомить себя ожиданием. А шаги тем временем становились всё громче и громче, пока на каменных ступенях не замаячила тень, а от стен не начало отскакивать эхо тяжёлого дыхания. — Хэнк? — Коннор чуть было не завопил от радости, когда заприметил знакомую копну светлых волос. — Твою мать, ты напугал меня. Где ты был? Почему не ответил на звонок?       Оказавшись на той же лестничной площадке, что и Коннор, Хэнк также сумел его заметить. Он неуверенно остановился, схватившись рукой за деревянное перила, после чего начал пристально вглядываться другу в лицо, словно не смог признать того сразу. Внимательно осмотрел висящую рубашку вместе с торчащими волосами, а также с явным скептицизмом зыркнул на новенькие спортивные кроссовки. Прищурился, прошёлся кончиком языка по верхней губе, как-то по самодовольному хмыкнул, откинул с лица прядь волос, сделал вперёд ещё два шага и… растянул свои губы в настолько лучезарной улыбке, что впору было натягивать очки с тёмными стёклами. — Солнышко! — протянул Хэнк, после чего Коннор замер, ощущая, как его сдавили в весьма крепких объятиях. — Ты всё-таки пришёл, да? — Солнышко? — Коннор истерично хихикнул, пытаясь успокоить колотящееся сердце и унять панику, от которой у него чуть шарики за ролики не поехали. После придуманных печальных картин было тяжело убедить себя в том, что с Хэнком всё в порядке, а оттого сперва он даже решил, что первое услышанное слово, представляющее из себя уменьшительно-ласкательное прозвище, ему просто почудилось из-за съехавшей на уши крыши. Оставалось вернуть её на своё законное место, чем Коннор сразу же начал заниматься. Пытаясь хоть немного расслабиться, он сделал глубокий вдох, как в тот же миг его ноздрей коснулись лёгкие нотки чего-то спиртного. — Ах, я гляжу, ты уже вовсю празднуешь. — Я? Не-е-е… — Хэнк отчаянно замотал головой и, несмотря на то, что он до сих пор продолжал сжимать Коннора в объятиях, одной рукой сумел вытащить из кармана штанов ключи, которыми принялся пытаться открыть входную дверь своего дома. — Ну… самую малость. С коллегами. Чуть-чуть. Но ты не переживай, я вообще бодрячком. — Да, я вижу. — Коннор одобрительно похлопал Хэнка по спине, пытаясь отвлечь его внимание и не дать заметить, как то самое хитрое «солнышко» прижалось носом к пахнущей дешёвым одеколоном шее и таким образом попыталось восстановить в своей крови уровень спокойствия.       «С тобой всё хорошо», — думал Коннор, комкая в пальцах ткань хлопковой рубашки. Как же он был счастлив тому, что Хэнк оказался жив. Цел, здоров и весел. Задержался немного? Да вообще похуй. Какая разница? Главное — это то, что он пришёл без единой царапины. Никаких травм, никакой крови и никаких предсмертных слёз в голубых глазах. Более того, его позитивный настрой оказался заразен, и Коннор даже позволил себе улыбнуться, находя текущее состояние Хэнка по истине забавным. На то было целых две причины: во-первых, количество спиртного в этом медвежьем организме явно превышало все предыдущие рекорды. (Вероятнее всего, эффект сказывался из-за усталости от недосыпа). Во-вторых, Коннор, будучи в настоящее время абсолютно трезвым, впервые чувствовал себя главным и ответственным за состояние своего друга. Аки заботливая мамочка, он с необычайной нежностью продолжал жаться к ставшему таким родным телу, не желая разжимать объятия и давать Хэнку возможности отстраниться. — Может тебе водички принести? — ласково спросил он, подцепив кончиком пальца одну из прядей светлых волос и закрутив её вокруг расцарапанной от нервов фаланги. — Нет, не надо. Я не хочу пить. — Хэнк повернул голову и его горячее дыхание обожгло Коннору ухо. — А знаешь, я… думаю, что сегодня водичка понадобится как раз тебе. — Чего? — Объятиям пришёл конец. Стоило полному таинственности низкому голосу перейти на чарующий шёпот, как Коннор резво дёрнулся назад, высвобождаясь из обогнувших его рук и прикрывая ладонью настрадавшуюся часть тела. — Это в каком смысле? — Ну… — Хэнк попытался состроить серьёзное лицо, но у него настолько это не получилось, что он рассмеялся из-за своей глупой попытки. — А ты не догадываешься? Как бы… у тебя же фамилия «Стерн». А если убрать букву «с», то получится «терн». Понял? Ну, типа, созвучно с «тёрн». Колючая слива! — Колючая слива… чт… а, каламбур. Круто… — Натянутая ради приличия усмешка проявилась на лице Коннора, и хотя он не находил услышанную шутку хоть сколько-нибудь забавной, всё равно поборол в себе желание выразить стыд и огорчить юный талант в мире юмористов. — Ты сам придумал? — Погоди минутку, мне вроде кто-то звонил. — Так и не ответив на заданный вопрос, Хэнк протиснул руку в боковой карман своих штанов и вытащил оттуда телефон, мигающая лампочка на панели которого намекала на пропущенные вызовы. Не заметив, как покраснел от стыда его друг, он одним пальцем разблокировал экран и, сощурив веки, начал вчитываться в написанное. По завершению перевёл на Коннора многозначительный взгляд. — Ты совсем дурачок? — Не пойми неправильно, — тут же попытался оправдаться тот, смущённо перебирая пальцами. — Тебя долго не было, вот и пытался достучаться. Но я бы никуда не ушёл, клянусь. — Вот как… — На секунду выражение лица Хэнка стало настолько серьёзным, что казалось, будто он не залил в себя ни единой рюмки алкоголя. Коннор даже успел подумать, что дело крылось в его наглости намекнуть на иные дела, какие могли прийти на смену празднования дня рождения, но когда он только посмел об этом подумать, серьёзная гримаса Хэнка исчезла за счастливым выражением. — Да не переживай, ты мог спокойно ехать в другое место. Я бы совсем не обиделся. Не волнуйся, я уже привык отмечать этот праздник один. — Нет! Я бы всё равно дождался тебя! — возмутился Коннор, подаваясь вперёд и уверенно топая ногой. Когда по подъезду пробежало очередное эхо, до него наконец допёрло осознание, что этот полный негодования порыв был в этом разговоре излишен, а потому, пытаясь вновь вернуть на место своё радушие, Коннор поспешил поскорее перейти к сути их встречи, дабы больше не растягивать время. — Кстати, я поздравляю тебя с днём рождения! — Меня? — наивно поинтересовался Хэнк, дёрнув за дверную ручку. Наконец пробравшись в свою квартиру, он тут же в негодовании охнул. — Твою же… а я забыл купить торт. Я хотел, правда. Но забыл. Ты это… постой тут, ладно? Я быстро в магазин сгоняю и вернусь. — Нет, нет, нет, никакого магазина! — Мигом погасил его пыл Коннор, стаскивая с плеч рюкзак. — Я всё уже распланировал наперёд. Не волнуйся, будет весело. Я столько классного приготовил. Но сперва это…       Он поставил вещи на пол и, расстегнув молнию, вытащил на свет упакованную в красивую бумагу коробочку. Мельком проверив её на предмет царапин или порезов, поправил помявшийся бантик из атласной ткани и трясущимися руками протянул всё это дело Хэнку, пытаясь при этом не лыбиться как идиот. — Вот, держи. Я поздравляю тебя с сорокашестилетием. — Коннор глубоко вздохнул, чувствуя, как у него краснеют щёки и щекочет в животе. — Понятия не имею, что у вас там обычно желают в полиции, но от себя скажу, что хочу почаще видеть тебя отдохнувшим, сытым и счастливым. Сорок шесть лет — это тот возраст, когда нужно брать себя в руки и улучшать своё будущее всеми возможными способами, ага? Принимать перемены, делать взвешенные решения и начинать наслаждаться своим существованием. Так не спи, мужик. Ноги в руки и бегом к счастью! — Спасибо. — Стоило Хэнку взять подарок, как насмешливая улыбка на его лице стала более тёплой, а в уставших голубых глазах засияли искорки. — Меня никто ещё так никогда не поздравлял. Очень приятно. — После этих слов он протянул руку к коробке и хотел было развязать ленту, но помеха спереди в лице Коннора вновь поспешила его остановить, нахально поймав за левое запястье. — Нет, пожалуйста, не открывай его при мне! — Тот смущённо покосился на коробку. — Я… я не привык вот так кому-то давать такие вещи, а потому будет лучше, если ты посмотришь на него, когда останешься один, хорошо? Это очень важно! — Ну ладно… — Хэнк, не убирая с лица такого же добродушно-пьяного выражения, которое вызывало в Конноре бурю эмоций, вошёл к себе домой и, почесав Сумо за ухом, отложил подарок куда-то в сторону. После этого он развернулся и, собрав свои волосы в хвостик, поинтересовался: — Мне нужно надеть что-нибудь парадное? — Об этом можешь не волноваться, — Коннор хитро ухмыльнулся, натягивая рюкзак обратно на плечи. — Твоя одежда и так отлично подходит для места, в которое мы направимся первым делом. Я сейчас же вызову такси, так что давай быстрее.       Хэнк лишь в изумлении склонил голову, пытаясь понять, к чему была эта неоднозначная реакция и зачем Коннор решил размыть свою формулировку, но допытывать всё же не стал, а только пожал плечами и, отложив к коробке конверт с подаренными на работе деньгами, поспешил закрыть входную дверь на замок. Как только он оказался готов к дороге, Коннор, не собираясь больше оттягивать неизбежное, кивком приказал ему идти следом, после чего проскакал по лестнице вниз, где чуть было не споткнулся о еле-заметный выступ, но всё же сумел удержать равновесие благодаря своему спутнику, который ловко подхватил его под руку. «Соберись, Коннор, — подумал он про себя, неловко потирая ладони друг об дружку. — Смотри под ноги. Хэнк хоть и пьяный, но реакция у него на высоте, и будет очень тупо, если даже в таком состоянии он станет прерывать твои неудачные попытки поцеловаться с полом». Пришлось немного замедлиться. Когда же такси наконец подъехало, Коннор усадил своего приятеля на заднее сиденье и приземлился рядом с ним, не забыв при этом торжественно хлопнуть дверью. — Ну и куда это ты собрался меня отвезти? — спросил Хэнк, на ходу поправляя манжеты на своей рубашке. — Только это… не говори, что опять в караоке, ладно?       «Ладно», — хотел было язвительно ответить ему Коннор, припоминая, чем закончилось их последнее приключение в том проклятом месте. Нет, безусловно, оно было крайне запоминающимся, но всему хорошему всегда должен быть предел. Хэнк, алкоголь и караоке — это вещи более несовместимые, ведь они образуют из себя ядовитую смесь, от которой у бедного мальчика из мафии начинает ехать крыша, и он не может себя контролировать, что приводит к ужасающим и позорящим его честь последствиям. Больше испытывать судьбу не хотелось, а потому, гордо щёлкнув пальцами, Коннор с деловитым видом произнёс: — Ты действительно считаешь меня настолько банальным? Не боись, было у меня на примете одно заведение, которое я специально подготовил заранее. Только сперва нам нужно будет заехать ещё кое-куда. И желательно побыстрее, потому что у меня всё распланировано по времени.       И Коннор ведь даже не врал, как бы сомнительно не звучали его слова. Не даром он через каждые пять минут поглядывал на часы, стоило им только выйти из дома, ибо один из подготовленных для Хэнка подарков имел чёткую привязку ко времени и должен был стартовать ровно в девять часов вечера. Любое промедление — и прощай старательно подготовленный сюрприз. Все надежды вместе с ожиданиями уйдут коту под хвост, и ладно, если бы Коннор, например, просто потратил на организацию кругленькую сумму денег. Но нет же! Тут вопрос обстоял несколько… деликатней. По большей части пришлось вложиться в процесс душевно, нежели финансово, а это уже многое значит, ведь раньше Коннор никогда и ни для кого подобного не делал. Его первый раз не должен был пропасть насмарку.       Однако первым пунктом назначения в их путешествии стал магазин одежды. Хэнк, в силу своей текущей невнимательности, не сразу заметил, куда Коннор его притащил, но когда его взгляд привлекли стеллажи с кучей одинаковых штанов, он несколько удивился. Спросил, на кой хрен они сюда припёрлись, но Коннор так сильно торопился, что даже не захотел устраивать глупые разъяснения. Нет, он просто стащил с вешалки две рубашки разного фасона, после чего начал поочерёдно прикладывать их к торсу Хэнка, тем самым пытаясь сравнить, какая бы выглядела красивее. — На, держи, — сказал он, когда после недолгих размышлений смог найти свои прелести в чёрной рубашке из поплина. — Сходи и примерь её. — Зачем? — То ли Хэнк был слишком пьян, то ли попросту косил под дурачка, но этот вопрос показался настолько глупым, что Коннор от возмущения чуть ли не хлопнул себя по лбу. — На ужин, блять, сварить её собираюсь, — цыкнул он в ответ, ещё настойчивее впихивая Хэнку в руки рубашку и попутно толкая его в сторон примерочных. — Подарок это. Иди надень, глянь, как она будет смотреться. — А чем тебе моя не нравится? — Хэнк неуверенно опустил голову и оглянул то, что сейчас было надето на нём. — Не красиво?.. — Нет, красиво, просто… — Коннор тут же прикусил язык и покачал головой, понимая, что им сейчас натурально манипулируют как маленьким ребёнком.       Хэнк пусть и был пьян, но держал ухо востро. И стоило Коннору проявить лишь немного той сварливой натуры, которой он привык славиться среди всех своих знакомых и коллег, как его тут же переиграли. «Не красиво?» — вопрос, на который попросту нельзя было ответить утвердительно, потому что Хэнку любые рубашки были к лицу, и он об этом прекрасно знал. А стоило ему подметить, что Коннор более не пытается извергать из себя оскорбления и наоборот подбирает правильные слова для диалога, то вопросы стали более прямолинейными и смущающими. «Красиво, Хэнк» — вертелось на языке, ведь иначе и быть не могло. «Красиво, Хэнк» — потому что Хэнк был красивым. И даже если бы он нацепил на себя женский топик, он всё равно был бы красивым. Однако сказать такое нельзя, да и Коннор не собирался уступать в этой провоцирующей игре, а потому тут же стёр со своего лица все признаки неуверенности и, в привычной манере закатив глаза под лоб, безучастно добавил: — Просто научись подбирать стиль. Приличные люди носят приличную одежду хотя бы по праздникам. — Он очередной раз кивнул в сторону примерочных и ещё более настойчиво прочеканил: — Надень сам и посмотри на разницу. Я что, многого прошу?       Хэнк ещё раз посмотрел на рубашку в своих руках, но всё-таки согласился. Одёрнув шторку, он сделал шаг внутрь небольшой кабинки с крупным зеркалом, оставив Коннора ждать снаружи. Раздались шуршание ткани и стук вешалки, оповещающие о том, что подарок всё же оказался Хэнку как раз. Во всяком случае тот смог натянуть его на себя, а значит, что как минимум не слишком мал. В свою очередь Коннор поборол в себе желание подглядеть в образовавшуюся между шторками щель, а стоило всем звукам стихнуть, как он сделал один шаг назад и принялся дожидаться момента, когда Хэнк выйдет покрасоваться в новой одежде. И Хэнк вышел. Вышел весьма спокойно. Правда, от увиденной картины у Коннора — безо всяких преувеличений — отпала челюсть.       Есть люди, которым строго настрого противопоказано есть мясо по медицинским нормам. Есть люди, которым также строго настрого противопоказано загорать на солнце из-за кожных заболеваний. А Хэнк… А Хэнку должно быть противопоказано носить дешёвую одежду. Совсем противопоказано! Его, безо всяких шуток, обязаны штрафовать за подобные халатности, ибо то, что сейчас было на нём надето, сидело просто прекрасно. Идея с поплином оказалось настолько хороша, что Коннору впору было самому себе приурочивать медаль и подписывать поздравительную грамоту. Он буквально видел, как мягкая переливающаяся ткань обволакивает собой накаченные руки и подчёркивает торс. Рубашка не висит в районе живота и не комкается в районе подмышек, словно сшита специально по параметрам Хэнка. Сшита самим Господом-Богом. То есть, описывая её двумя словами, можно было смело сказать, что вещь идеальная. Правда, сам Хэнк в моде явно нихрена не смыслил, ибо после того, как Коннор всё-таки смог перебороть себя и вернуть отпавшую челюсть в прежнее состояние, он смущённо произнёс: — Я не знаю… — Не знаешь? — Возмущение начало распирать Коннора изнутри, словно гелий воздушный шар. — Хэнк, да ты посмотри на себя. Ты наконец-то выглядишь замечательно! — Мне кажется, что это не мой стиль, — ответил тот, с недоверием рассматривая своё отражение в зеркале. — Как бы тебе сказать… она мне не идёт. — Не идёт… — повторил Коннор, нарочито понимающе кивая головой. Издевательски приложив ладонь к подбородку, он состроил задумчивое выражение лица и, не скрывая язвительные нотки в голосе, как бы невзначай поинтересовался: — А ты что же… думаешь, что рубашка за тысячу баксов будет тебя уродовать, да?       Упоминание о цене товара было катастрофической ошибкой. Коннор всего лишь хотел подчеркнуть статусность вещи, но стоило ему мельком назвать правильное число, как Хэнк ошарашено ахнул. Отыскав на рукаве рубашки ценник, он чуть было не побелел от потрясения. Его пальцы тут же метнулись к вороту и принялись пытаться расстегнуть самую верхнюю пуговицу, демонстрируя желание отказаться от покупки, но Коннор не дал ему сделать это так просто. Он схватил Хэнка за запястья и, не смирившись с судьбой распрощаться со столь красивой картиной идеально одетого человека, громко возмутился: — Что ты делаешь? — Это слишком дорого! — пробормотал Хэнк, явно некомфортно себя чувствуя. — Я не могу такое надеть. — Можешь! — настоял Коннор, а его негодование переросло в крайнюю настойчивость. — Ерунда, я заплачу. — Не надо за меня платить! — продолжал спорить Хэнк, пытаясь выдернуть запястья из чужой хватки. — Коннор, это бешенные деньги. Я же потом не смогу её носить. — Я не прошу её носить. Я прошу её надеть сегодня, а завтра можешь делать с ней всё, что только захочешь. Хоть полы мой. Я хорошо зарабатываю и могу позволить себе такие траты.       И Коннор даже не шутил. Он действительно хотел, чтобы Хэнк хотя бы сегодня провёл вечер в этой рубашке, пусть даже на следующий день он её где-нибудь порвёт или потеряет. Тысяча долларов за это великолепное зрелище — это всего лишь сущие центы. Мелочь, завалявшаяся в кармане и побренькивающая при ходьбе. Конечно же, Хэнку не понять таких трат, ведь ему приходится гнуть спину целыми днями за куда меньшие деньги, но вот Коннор не мог отказать себе в удовольствии, и посему собирался стоять до конца за свои предубеждения. Устраивать ссору не хотелось и пришлось пытаться брать Хэнка его же оружием, применяя навыки убеждения и хитрости. Собрав все свои силы воедино, Коннор попытался состроить на лице выражение крайней озабоченности. — Хэнк, пожалуйста, послушай меня. — Он посмотрел тому прямо в глаза. — Это подарок. Подарок от меня. Если ты его не примешь, значит ты не ценишь мои старания. И тогда я очень на тебя обижусь.       «Ведь ты сам подарил мне нечто большее», — хотелось добавить в конце предложения, но смелости не хватило. Нельзя вот так напрямую говорить о своих чувствах, ведь нет никакой гарантии, что тебя не отвергнут. Однако, если уж выкладывать все карты на стол, нельзя было не признать, что Хэнк и правда дал Коннору слишком многое, пусть сам он об этом и не догадывался, ведь все его подарки были нематериальными. Взять хотя бы саму жизнь. Какова её цена? Коннор не хотел торговаться, но заслуженно считал, что лично его существование стоит миллиарды долларов, благодаря гениальным мозгам и работе в мафиозном синдикате. Получается, что Хэнк, проявивший в нужный день своё бесстрашие и сумевший спасти мальчика из смертельной опасности, эти самые миллиарды вполне заслуживает, пусть сам об этом и не догадывается. Он действительно стал в глазах Коннора самым настоящим героем, а герои хоть иногда должны позволять себе выглядеть солидно.       Тем не менее, уговоры всё-таки сработали на отлично. Хэнк очевидно планировал вкинуть ещё несколько возражений, но по итогу понял, что он всё равно ничего не добьётся этим делом. Так или иначе рубашку ему купят, так к чему тогда тратить свои силы и лишний раз препираться? Опять устраивать скандал на пустом месте? Пытаться укусить руку, протягивающую тебе кусок сочного мяса? Хватит уже. Хэнку пришлось принять дорогой подарок, и он даже не потребовал разделить сумму оплаты за него пополам, но взамен попросил не выбрасывать в мусор его старую одежду, что Коннор как раз собирался и сделать, расплатившись на кассе за покупку. «Сдалась ему эта тряпка», — подумал тот, но был настолько доволен своими навыками красноречия, что, так уж и быть, согласился завернуть поношенную рубашку в рулетик и закинуть её в свой рюкзак, в котором было предостаточно свободного места. Та прилегла на бутылку с водой и заняла достойное соседство рядом с галстуком, после чего Коннор покинул магазин в прекрасном расположении духа.       Следующим пунктом их назначения стал центр Детройта. Коннор всячески подгонял водителя такси, упрашивая того почаще жать на газ, чтобы они не опоздали к назначенному времени. На часах было без пяти минут девять, а запланированный сюрприз должен был стартовать в начале десятого. Любое промедление или запоздание, и прощай подготовленный шедевр, ради которого пришлось подниматься в шесть часов утра, а после совершать несколько незаконные махинации с рекламными билбордами. Кто вообще будет доволен таким режимом дня? Более того, Коннору пришлось отказать себе в удовольствии перекусить в ближайшем ресторане и на ходу запихивать в себя луковые чипсы, купленные в гипермаркете вместе с тем самым отвратительным вишнёвым соком. Но он жаловаться не привык, всё же результат действительно стоил стараний, да и работать с удалённым доступом уже случалось на задании от Камски. Оставалось лишь надеяться, что никто до сих пор не заметил его фокусы, иначе внимательные сотрудники рекламной компании могли без труда подчистить изменения в коде, тем самым нарушив все планы. — Давай, Хэнк, бегом. — Стоило машине подъехать к ближайшей парковке, как Коннор чуть ли не силком вытащил Хэнка из салона и потащил вперёд по улице, молясь, чтобы они не опоздали. — Мы куда? — Хэнк не сопротивлялся, хотя поспешность Коннора ему явно не нравилась. Как бы то ни было, он послушно следовал за ним и даже ни разу не попытался остановиться или отдышаться, что только демонстрировало его полицейскую закалку.       Коннор отвечать не спешил. Он напролом тянул Хэнка вперёд, прямиком к центральной улице, то и дело вытаскивая из кармана телефон и сверяя часы. Рекламный билборд на главной площади города — это не то же самое, что и рекламный билборд на самой его окраине. Никто клевать носом не будет, а значит, что если они не успеют к назначенному времени, то идею с задумкой можно считать провальной. Вот она была, а вот её уже нет, что только вгонит опозоренного Коннора в ещё большую краску. По этой причине в последующие тридцать секунд им с Хэнком пришлось перейти на бег. Странное, наверное, было зрелище: два мужика, держась за руки, куда-то так рьяно спешат. Хоть придумывай глупые шутки, да только Коннора в тот момент подобные высеры совсем не волновали. Решимость переполняла его аки молоко домашнюю корову, и отпустил он руку Хэнка лишь тогда, когда они наконец оказались в нужной точке. Очередной раз посмотрев на часы, Коннор ткнул пальцем в один из самых крупных рекламных билбордов, что размещался на здании делового центра. — Смотри, Хэнк… — сказал он, не отрывая взгляда от телефона. — Вот сейчас… Погоди… Вот! Вот! Три, два, один…       Реклама новых духов от Диор, на которой прекрасная блондинка, одетая в короткое чёрное платье и гладящая лежащую рядом с ней пантеру по голове, растворилась в темноте. Улица заполнилась удивлёнными возгласами и все проходящие рядом зеваки замерли на месте, не понимая, что же такое произошло. Коварный и весьма коварный план от Коннора, который подобной ситуацией такой реакции и добивался, ведь когда почти все взгляды на улице были обращены на пустой баннер, то спустя десять секунд он зажегся вновь, но уже демонстрируя на себе совершенно иное содержание. Больше никакой привлекательной блондинки, ведь на том месте, где было её сосредоточенное лицо, появился красный фон, на котором белыми крупными буквами засияла красивая надпись: «С днём рождения, Хэнк Андерсон. Главный герой Детройта». — Я…       Одна буква. Всего одна ёбанная буква, которая является лишь жалким огрызком от фразы, что собиралась с неё начаться. Ради её произношения не требуется сворачивать горы или покорять моря, однако — Коннор готов был поклясться жизнью своей матери — он никогда раньше не слышал столько благодарности в один момент. Хэнку не хватило сил закончить мысль, но этого и не требовалось — его восхищённые голубые глаза прекрасно справились сами. Они пожирали взглядом каждую написанную буковку, словно до сих пор не могли поверить в увиденное. От такой реакции даже у Коннора потеплело на сердце, и он, скромно улыбнувшись, отвернулся в сторону, пытаясь не поддаться тёплым чувствам и не растаять как мороженка посреди солнечного дня.       Безо всяких преувеличений Хэнка действительно можно было назвать героем Детройта, ведь он, рискуя своим здоровьем, спас в нём такое множество жизней. Он спас жизнь Коннора, пусть сам об этом даже и не помнил. Посвятил всё своё существование помощи другим людям и искоренению преступности, какой бы противоречивой та в его понимании не была. Ни одна полицейская свинья не готова была так стараться ради чужих судеб, и по этой причине Коннор решил, что весь город просто обязан быть благодарен Хэнку за то, что тот у них есть. Хотя навряд ли его поздравил кто-либо из тех, кому он помог раньше, посчитав роль данного человека несущественной, что очень и очень раздражало. Коннор долго рассуждал о том, как показать Хэнку его значимость, мечась между вариантом с рекламой на телевидении и вариантом с поздравительной надписью, составленной на небе из конденсационного следа. Решение же пришло откуда не ждали, и когда Коннор взялся разбираться с билбордом для Камски, он вдруг подумал, что, в теории, может провернуть нечто подобное и с рекламой, расположенной на деловом центре. Так пусть теперь как можно больше людей видит, что у этого замечательного мужчины по имени Хэнк Андерсон сегодня день рождения. Пусть гордятся, что он у них до сих пор есть. Возможно, повторно совершать такие махинации после истории с угрожающим предупреждением было слишком рискованно, но любовь требовала жертв. Пусть даже таких.       «Да и потом, никто ведь не сможет доказать, что это сделал именно я. Всякое может быть. Вдруг какой-нибудь умный парень вдохновился моим первым опытом и решил таким же образом поздравить полицейского». Коннор улыбнулся своим мыслям. Он привстал на цыпочки и, скромно потянувшись, повернулся в сторону и вновь посмотрел на Хэнка, ожидая, что тот уже вполне насладился увиденным зрелищем и готов отправиться дальше. Но Хэнк продолжал смотреть на билборд зачарованными глазами. Красный свет отражался на его лице и переливался на светлых волосах, чем-то напоминая искорки от рождественских огней. И в этот момент Коннору так сильно захотелось взять Хэнка за руку, что он готов был отбросить любые опасения. И нет, взять не так, как он брал раньше, ограничиваясь лишь крепкой хваткой запястья, а полностью соприкоснуться ладонями. Сплести их пальцы вместе и почувствовать исходящую от Хэнка дрожь, что образовалась от усталости и недосыпа. Почувствовать приятное тепло и, возможно, даже лёгкие толчки пульса.       «Хэнк пьяный. Он не обратит на это внимание. Не заметит до тех пор, пока любуется билбордом, — подумал Коннор, вытаскивая свою руку из кармана и протягивая её к чужой кисти. — А если и спросит, я скажу, что сделал этот случайно. И пусть он сам доказывает обратное». План был слишком гениален, словно его придумал сам Тиль Швайгер. Сглотнув вставший в горле ком, Коннор размял пальцы и, украдкой проверив, не наблюдает ли Хэнк за ним, приблизился ещё самую малость. До их соприкосновения оставалась лишь пара-тройка сантиметров, которую можно было преодолеть одним уверенным движением. «Давай, Коннор, давай». Наступил тот момент, когда требовалось сжать яйца в кулак и поддаться воле желаний. Сделать маленький и, что не менее важно, безопасный шажок навстречу, дабы взглянуть на реакцию Хэнка и, даже может быть, не встретить в ней отвращения или негодования. «Давай, чёрт тебя подери, ещё немного».       Но соприкосновения так и не произошло. Стоило лишь позволить себе забыться в мечтах, как поздравительная надпись погасла. Улицу вновь озарил яркий свет, исходящий от рекламы Диор, что вернулась на своё законное место. Удивлённые зеваки, всё это время перешёптывающиеся рядом, дальше побрели по своим делам. — Блять, быстро же они… — зло шикнул Коннор, тут же одёргивая руку обратно к себе и надеясь, что никто этого не заметил. — А я и не знал, что ты так умеешь. — Голос Хэнка почудился каким-то недоверчивым, словно он успел заподозрить нечто неладное. Однако когда он развернулся в сторону Коннора, его лицо просияло от счастья. — Я не могу подобрать слов, честно. Это было потрясающе. Мне ещё никто никогда ничего подобного не дарил. Спасибо тебе большое, это точно мой лучший день рождения. — Да пустяки… — Коннор опять засмущался. Он опустил голову, пытаясь подавить глуповатую улыбку, после чего прижал к своей груди руку, дабы успокоить участившееся сердцебиение. — Это всего лишь пара строчек в программном коде и ничего более. — Может быть для тебя и пустяки, но для меня это нечто невероятное… — Хэнк точно не врал, пусть его восторг и казался немного переигранным. — Я даже не знаю, как мне тебя отблагодарить. — Не переживай, ты уже сделал это сполна. — И это была правда. Сколько бы не прошло времени, Коннор всё равно не сможет дать Хэнку столько, сколько тот заслуживает. — Ладно, нам пора ехать дальше. Пойдём, поймаем такси.       Последующей основной точкой в их приключении под названием «Праздничное путешествие» должен был стать тот самый стриптиз-клуб «Заводная ягодка», на который у Коннора были выстроены большие планы. Однако он до самого конца не хотел портить Хэнку такой оригинальный сюрприз и, зная о его отношении к подобного рода заведениям, подкидывать повод для побега не стал. Да и странно было бы заранее рассказывать о том, что обязано было удивлять. Посему ещё во время поездки в такси пришлось попросить именинника прикрыть глаза ладонями и ни в коем случае не подглядывать, пока они не окажутся в нужном месте. Идея идти вслепую и создавать впечатление крайне глупого человека Хэнку не понравилась, но он и сам прекрасно понимал, что отказаться уже не сможет, ведь иначе его принципиальность могут воспринять за дурной тон. Да и какой был смысл показывать характер, когда во все свои подарки Коннор вложил горы стараний и теперь сгорал от желания поскорее их все показать? Пришлось невольно подчиняться, и Хэнк, прижав к глазам руки, послушно проследовал за своим проводником. Аккуратно вышел из машины, прошёл несколько метров и очутился возле двери. Там Коннор завёл его прямо в само заведение, после чего, вытащив из кармана паспорт, обратился к хостес: — Коннор Стерн, — он продемонстрировал свою фамилию и дату рождения. — У меня заказано. — Секундочку… Да, я вижу, — пропела девушка мелодичным голосом, отмечая что-то в своей книжечке. Она усмехнулась, когда заметила Хэнка с прикрытыми глазами, после чего пролепетала: — У вас пятый приват. Это до конца коридора и направо. Девушка уже вас ожидает. — Девушка? — Хэнк удивлённо охнул, но Коннор вновь поскупился на разъяснения и поволок его дальше, довольствуясь собственной гениальностью и продуктивностью в отношении приложенных стараний.       «Заводная ягодка» была далеко не единственным стриптиз-клубом в Детройте, однако она была самым лучшим. Почему? На то прослеживался ряд причин. Во-первых, в данное заведение не пропускали всякую неадекватную пьянь, что орала налево-направо матюки и сыпала в трусы дам сплошные центы, считая их реакцию на такие шалости забавной. Здорово, конечно, иногда посмотреть на это зрелище со стороны и посмеяться с полных отвращения вскриков, но зачастую богатым людям хочется насладиться красивыми танцами и достойным сервисом, не становясь при этом свидетелями постыдного балагана. На памяти Коннора был всего один единственный скандальный случай, когда один из посетителей настолько нажрался слабоалкогольными коктейлями, что не смог удержать в штанах свои похотливые желания и попытался изнасиловать одну из работниц, после того как та несколько раз проигнорировала его сальные намёки на интим в ближайшем привате. До страшного не дошло, и охрана быстро разобралась с негодяем, обездвижив его электрошокерами и вызвав полицию. На этом все скандальные происшествия закончились.       Во-вторых, насколько Коннор мог судить со стороны своего опыта, работающие в «Заводной ягодке» девушки также соответствовали достойному уровню и могли удивить любого гостя своими танцами. И нет, они не просто крутились на шестах аки полосатые ветроуказатели, а умели красиво двигаться и гипнотизировать взгляд одними лишь покачиваниями бёдрами. Изящно выгибались, приветливо улыбались и, стаскивая с себя одежду, демонстрировали очень подтянутые фигуры, тем самым как бы говоря: «Мой рацион состоит исключительно из воды и энергии солнца». — А они умеют делать «крендель Сатаны»? — спросил Коннор, когда тремя днями ранее заявился в это место первый раз, чтобы договориться о проведении праздника. — Простите, что делать? — Администратор «Заводной ягодки» в недоумении вскинула одну бровь и надула губы. — Ну… «Крендель Сатаны». Это такая поза на шесте, я его в мультфильме «Стрипирелла» видел, когда был маленьким, — попытался без доли иронии объяснить ей Коннор, хотя его попытки воспринимались с очевидным негативом. — Нет, не умеют. И я впервые о таком слышу, — ответила ему работница, после чего поспешила перевести разговор к более насущным вопросам. — Но давайте не будем отклоняться от темы. Мне нужно чуть больше деталей по поводу мероприятия, которое вы собираетесь здесь провести. — Какое там «мероприятие»? Так, обычный скромный праздник. У друга будет день рождения, и я хотел бы устроить ему сюрприз. — Коннор почесал затылок, пытаясь вспомнить все фильмы, где герои тусовались в подобном заведении. Помимо «Мальчишника в Вегасе» на ум ничего больше не шло. — Не знаю. А стриптизёрши у вас из тортов выпрыгивают? — У нас такой услуги нет, однако если вы готовы отдельно заказать торт и привезти его сюда, думаю, мы сможем провернуть такой номер. — Администратор замешкалась, приложив ручку к губам. — Тогда, наверное, не помешало бы заранее обсудить параметры и габариты девушки, которую вы хотите туда спрятать.       Коннор выразил сомнение. Изначально идея казалась ему очень и очень оригинальной, ведь какому мужчине не понравится спрятанная в торте красавица? Два подарка в одном — и сладость, и развлечение. И даже зажатый Хэнк должен был оценить такие старания по достоинству, ведь когда у него ещё появится шанс посмотреть на приватный танец от грудастой цыпочки, выпрыгнувшей из огромного десерта? Вполне резонно, но в тот-то момент и появлялись противоречия, от которых вся задумка начинала блекнуть.       Сперва стоило отметить, что торты с зарытыми в них стриптизёршами обычно заказываются на крупные компании из пяти и более человек, чтобы к концу вечера от них ничего не осталось — от тортов, то есть, не от стриптизёрш. Посмотреть на эффектное появление хотелось, но, спрашивалось, куда потом девать сам десерт? Выкидывать? Или таскать за собой весь оставшийся вечер? Оба варианта — это полный отстой, и Хэнк скорее уж расскажет своим свиньям-коллегам не о том, как перед ним покрутила бёдрами сексуальная красотка, а о том, как у него болела душа за проёбанный в никуда торт, который явно будет стоить несколько сотен долларов. Отсюда же вытекает и второй пункт — обмазанная в глазури стриптизёрша не приведёт ни к чему хорошему. Коннору отчего-то казалось, что прячущаяся в торте девушка обязательно успеет измазаться и будет выглядеть как свинья. Потом же эта самая свинья постарается залезть Хэнку на колени и в свою очередь измажет и его. А праздновать же они будут не дома, быстро помыться и переодеться не получится. Что же потом с липким Хэнком делать? Не вылизывать же его… наверное. — Если вы планируете отпраздновать день рождения, то могу предложить вам следующую программу. — Администратор поправила свои очки в толстой оправе и, перелистнув свой блокнот на новую страницу, озвучила план. — Приватный танец для именинника и арендуемое помещение, где мы подготовим алкоголь и некоторые закуски по вашему усмотрению. За дополнительную плату девушка может провести весь вечер с вами. — Звучит неплохо. Мне подходит. — Решив, что более притягательных альтернатив нет, Коннор согласился. — А где можно посмотреть всех девочек?       Вот как-то так оно получилось. Коннор отнёсся к выбору кандидатки для приват-танца с большой ответственностью и проявил всю свою избирательность. Несколько раз пролистал фотографии девушек, поставив перед собой цель найти среди них ту, которую ему было бы не стыдно подарить самому близкому человеку. И то ли дело было в том, что все представленные стриптизёрши внезапно стали уродливыми, то ли в том, что Коннор чувствовал возмущённые отголоски ревности, но определился он с трудом.       И теперь в приватной комнате Хэнка поджидала обаятельная красотка с четвёртым размером груди и слегка округлыми бёдрами. По началу она негромко хихикнула, когда заметила именинника с прикрытыми ладонями глазами, но стоило ей вглядеться в его лицо чуть получше, то всё веселье как рукой сняло. Теперь на женском личике читалось крайнее изумление, а измалёванные помадой губы раскрылись в немом вопросе. Однако Коннор не дал ей сказать и слова, приложив ко рту палец и раздражённо шикнув. Ибо ничего не должно было помешать последующему распланированному вечеру. И когда Хэнк всё в таком же недопонимании аккуратно приземлил свою пятую точку на диван, Коннор жестом приказал девушке начать шоу, а сам, в последний раз оглянувшись по сторонам и проверив, всё ли оказалось на месте, позволил имениннику открыть глаза. — В общем, Хэнк. — Коннор натяжно просиял, но когда понял, что наклонился к чужому лицу слишком близко, то поспешно дёрнулся назад. — Это мой главный подарок на сегодняшний вечер. Я надеюсь, что ты оценишь его по достоинству. Пожалуйста, расслабься и позволь атмосфере обволочь тебя с головой. — Что? — Хэнк прищурился, когда ему в глаза ударил яркий свет. Он бегло посмотрел по сторонам, догадываясь, в каком месте успел оказаться, а когда в помещении заиграла энергичная музыка, то и вовсе растерялся. — Коннор, подожди. — Не буду тебе мешать, — улыбнулся Коннор, делая шаг назад и уступая Хэнка даме. — Вернусь, когда вы закончите. — Коннор! — попытался остановить его Хэнк, но фигуристая танцовщица тут же перекрыла ему путь, запрыгнув на колени.       Уговоры бессмысленны. Коннор, продолжая улыбаться, на прощание игриво подмигнул и захлопнул вслед за собой дверь, но стоило ему оказаться в общем холле, как от той самой улыбки не осталось и следа. «Пуф» — и исчезла под завесой хуй пойми откуда появившегося огорчения, после чего Коннор надулся как индюк и, вытащив из кармана пачку сигарет, поспешил закурить. Немного поразмыслив над своим положением, он пришёл к выводу, что ни капельки не ревнует. А зачем ему ревновать? В чём смысл? Наоборот, Коннор гордился тем, что смог организовать Хэнку такой замечательный праздник, о котором будет мечтать любой здоровый мужчина. Он и не думал обижаться или нервничать, ровно как не горел желанием проявлять свою эгоистичную натуру. Да и, в конце концов, он же не маленький ребёнок, который станет устраивать истерики на пустом месте, правильно? Коннор был взрослым мальчиком, и умел не раздувать из мухи слона. Всё, чем он хотел сейчас заниматься — это спокойно курить, слушать музыку и терпеть, пока одна наглая сука где-то там пыталась охмурять его мужика.       «Что за мысли?» Коннор рыкнул, сминая почти целую сигарету в пальцах. Если говорить начистоту, то Хэнк — это не его мужчина. Хэнк — это в первую очередь свободный человек, который имеет право расслабиться и дать волю своим фантазиям. На этом и строился изначальный расчёт. Коннор же не имеет права ревновать, так как Хэнк, по сути, для него до сих пор никем не являлся, а пытаться контролировать волю чужой личности — это уже диагноз. Так пусть он отдыхает. Пусть веселится. Пусть хоть за жопу её ущипнёт, кому вообще какая разница? И то были ещё цветочки, ведь Коннор так и не отказался от идеи снять для Хэнка на этот вечер девчушку, готовую принять участие в плотских утехах? День рождение бывает раз в году, так пусть хотя бы сегодня лейтенант Хэнк Андерсон забудет о том, что он полицейский и вспомнит о своей маскулинности и своём мужестве. В конце концов, займётся обычными мужскими радостями.       А тем временем музыка за дверью продолжала неистово орать. Коннор потянулся за второй сигаретой, но стоило только зажать её в зубах, как внезапно он поймал себя на мысли, что не дал стриптизёрше конкретных инструкций о том, где ей можно касаться Хэнка, а где касаться нельзя, ведь границы дозволенного — это всегда важно. И пускай таковые инструкции наверняка для всех работниц были одинаковыми, всё равно не хотелось, чтобы одна из них позволяла себе проявлять наглость. Да, надо было прямо так ей и сказать: «Ниже живота не опускаться и выше коленей не трогать». А почему? А потому что негоже профурсеткам забываться. Всё же Хэнк почётный лейтенант полиции и нужно соблюдать субординацию, а иначе флаг в руки и пусть катится нахуй. Но Коннор не завидовал, нет. Он просто считал, что всего нужно добиваться с помощью стараний. Есть люди, которые имеют право на нарушение личных границ, потому что эти самые люди знакомы с Хэнком длительное время, а есть те, кому заплатили деньги, чтобы они предоставили определённые услуги. Пусть работают, но не смеют метить на что-то другое.       Минуты тянулись как часы. Вот сыграла одна песня, вторая, третья. И только спустя пять минут после того, как музыка стала тише, до Коннора наконец дошло, что теперь ему можно заходить. Запихнув в карман пачку сигарет, он отряхнул со штанов невидимые соринки и, постучавшись ради приличия, уверенно вошёл. Увиденная в комнате картина возмутила его до глубины души.       Несмотря на то, что танец уже закончился, стриптизёрша, с какого-то такого хуя, продолжала сидеть на коленях Хэнка и даже нагло приобняла его рукой за шею, словно тот был её кавалером. И вроде как Коннор заплатил ей за то, чтобы она провела с ними весь вечер, но то было раньше. Видеть такую картину своими глазами не очень-то приятно, так что он даже слегка замялся в двери, считая, стоит ли ему вообще входить и не будет ли он казаться третьим лишним. Вот только Хэнк, которому явно было крайне неловко от прекрасной девушки на коленях, заметив Коннора, улыбнулся и помахал ему рукой, подзывая сесть рядом. — Я гляжу, вы нашли общий язык друг с другом, — промямлил Коннор, пытаясь не выдать своего переполненного негативом изумления. Он гуськом проследовал к диванчику, но сел как можно дальше от общительный парочки, дабы ненароком не заразиться от них тупостью. — Как чудесно. — На самом деле мы с лейтенантом уже давно знакомы, — промурчала девушка, прижимаясь щекой к сильному плечу. — Ну, не то, чтобы знакомы. — Хэнк посмотрел на неё смятённо, одновременно пытаясь и выдержать между ними разумное расстояние, и не дать той свалиться с его колен. — На самом деле, пока тебя не было, мы успели побеседовать. Оказалось, что я знал её старшую сестру. Эмили, правильно? — Да! — весело воскликнула стриптизёрша, тряхнув светлыми волосами. — Восемь лет назад лейтенант Андерсон помог, когда её пытался зарезать бывший парень. — Восемь лет. Ну надо же… — Коннор чувствовал, что переигрывает. Его вымученное восхищение стало больше походить на нахальство, а, казалось бы, дружелюбная улыбка на губах превратилась в полный горечи оскал. — Какая у тебя хорошая память, Хэнк. Я удивлен, что ты смог запомнить её имя спустя столько времени. — А что удивительного? — спросил Хэнк, заметив, с каким недовольством отреагировали на услышанное признание. — Ты бы видел, какая там чертовщина происходила. Крики стояли на всю улицу. Такое тяжело выкинуть из головы. Я знаю, что по мне не скажешь, но у меня очень хорошая память на лица. — Ага… — Последняя буква в слове была проглочена. Коннор вновь больно цапнул себя за палец. — И правда. — Мне действительно повезло оказаться на вашем празднике, лейтенант! — Стриптизёрша подцепила пальцем одну из прядей Хэнка и, осушив свой стакан с остатками бренди, звонко чмокнула того в щёку. — Поздравляю с днём рождения! Спасибо, что помогаете нашему городу.       «Спасибо, что помогаете нашему городу, бе-бе-бе», — одними губами передразнил её Коннор, пытаясь в своих мыслях придать этим словам язвительные нотки. Какой же мерзкой и наглой показалась ему эта корова, поверить тяжело. И о чём только он думал, когда заказывал у неё приватный танец? Не вышла же ни рожей, ни кожей. Улыбка была слишком широкой, губы слишком пухлыми, а жопа слишком жирной — таким бампером можно нечаянно и убить. А та самая большая грудь, которая с фотографии и смогла завлечь Коннора, теперь уже казалась настоящим выменем. «Никакой ревности, всего лишь объективная оценка её параметров».       Коннор застенчиво подтянул к себе одну из бутылок с бренди и наполовину наполнил свой стакан, но когда его ушей вновь коснулся звонкий смех девушки, что услышала от Хэнка одну из шуток, он сморщился от отвращения и отхлебнул сразу из горла. «А ведь она тебе айфон не подарит, Хэнк», — прошипела в голове обида, но Коннор лишь отмахнулся от неё как от назойливой мухи. Ни к чему устраивать цирк и начать возмущаться из-за собственной глупости. Пусть Хэнк развлекается, ведь именно за этим его сюда и привели. Пусть рассказывает ей глупые шутки и пусть принимает мерзкие поцелуи в щёку. Коннор лишь порадуется за него, а не будет сгорбленно сидеть в тёмном углу комнаты, одиноко давясь алкоголем и поглядывая на часы в телефоне. Никаких негативных эмоций, никакой зависти и никакой обиды. Почему? Потому что путь к взаимоуважению — это понимание, поддержка и… — Я вам не мешаю? — И пошло оно всё нахуй. — Я могу выйти, а то вдруг вы хотите уединиться. — Что? — В непонимании Хэнк посмотрел сначала на девушку, а после на обиженного Коннора, который от пробирающей его ревности уже успел искусать всю нижнюю губу. — Зачем? — Ну у вас тут такая милая компания образовалась. Может вы ещё и поебаться решите? Давайте, валяйте, я мешать не буду. — Но… — Хэнк и стриптизёрша переглянулись, не зная, как отреагировать на такую внезапную истерику. Попытались подобрать какие-то слова, но их потуги прервала громкая мелодия мобильного телефона, от одного взгляда на экран которого Хэнк тут же засуетился. Он попросил девушку аккуратно покинуть его колени, после чего сообщил, что ему нужно ненадолго выйти и ответить на звонок, дабы играющая в помещении музыка не помешала услышать собеседника. Остальные обитатели дивана согласно кивнули. — Да, давай! — Коннор помахал ему с задорной улыбкой на лице, как если бы хотел попрощаться окончательно. Он сдержанно дождался, когда Хэнк покинет комнату, но стоило двери захлопнуться, как тут же развернулся к стриптизёрше, что со слишком сосредоточенном лицом нанизывала на зубочистку тоненькие кусочки сыра. — Пошла нахуй отсюда. Быстро. — Что? — От неожиданности девушка дёрнулась, выронив из пальцев импровизированное канапе. — Я? Почему? — Потому что ты меня заебала. — Коннор не врал. Он лишь придал своему ответу парочку эмоционально-окрашенных жаргонизмов, дабы его требование исполнялось без лишних вопросов. — И ты мне не нравишься. — Как мило. — Накрашенные алой помадой губы недовольно надулись. — Прошу заметить, что деньги за оплаченный вечер вам никто возвращать не будет. Если я сделала что-то не так, то… — Да всё ты сделала так. — Коннор отчаянно сцепил руки в замок, пытаясь погасить в себе желание перейти к насилию. — Просто, пожалуйста, уйди отсюда, пока Хэнк не вернулся назад. Деньги возвращать не нужно. Главное — исчезни. — Но… я ведь… — Договорить ей не дали две протянутые сотни долларов, которые Коннор вытащил из заднего кармана своих штанов. Сложив брови домиком, он умоляюще посмотрел на неё, не в силах больше устраивать разборки на пустом месте. Даже одними губами повторил такое смущающее и такое позорное для себя слово «пожалуйста», пытаясь тем самым сыграть на человеческом сочувствии. Это сработало идеально.       Приняв подношение, стриптизёрша солидарно кивнула и, спрятав деньги куда-то под свою коротенькую юбку, отправилась из комнаты прочь, не забыв при этом забрать с собой зубочистку с сырными кубиками. Коннору оставалось лишь благополучно выдохнуть и, подцепив пальцами свой стакан с бренди, опрокинуть сразу весь. Отчего-то ему казалось, что теперь, когда рядом нет помехи в лице сисястой куклы, шансов наладить контакт с Хэнком появится куда больше. И речь шла не столько о каких-то интимных темах или жестах, сколько об обычном человеческом разговоре. Коннор лишь желал провести время со своим другом, а когда у того на коленях сидит нечто более привлекательное и цепляющее взгляд, то ни о каких укреплениях отношений и речи быть не может. Это во-первых. А во-вторых… Коннор ревновал. «И имел на это полное право». Он решил, что если и стоит позволить Хэнку провести время с девушкой, то пусть это случится в конце вечера, а не в самом его разгаре — там уж можно будет позволить ему и кокетничать, и целоваться, и делать прочее дерьмо, которое взбредёт в его башку. К слову, о Хэнке… — Солнышко, я здесь! — с улыбкой бросил он, запихивая в карман мобильный телефон. — А где Эмми? — Эмми? Ты про девушку? — Коннор растерянно прикрыл лицо руками, пытаясь переварить необычное обращение. Как же его тревожило это «солнышко», поверить было нельзя. Слишком уж дразнящее и одновременно с этим приятное слово. — А она сказала, что у неё появились дела и… ей надо уйти. — Правда? — Хэнк вновь приземлился рядом, но когда Коннор справился со своими эмоциями и повернулся в его сторону, то тут же столкнулся со слишком самодовольной улыбкой. — А мне она сказала совсем другое. — И… что же? — «Вот же мерзкая сука». От нервов у Коннора начали потеть ладошки. Он до конца пытался надеяться на лучшее, но от одного только осознания, что его маленький секретик посмели так нагло раскрыть, тело начало бросать то в жар, то в холод. — Вроде как что-то о том, что ты невежда. — Самодовольная улыбка на лице Хэнка стала ещё шире. Казалось, будто бы он догадался о намерениях Коннора остаться наедине, и теперь, пытаясь провернуть издёвку, принялся специально подсаживаться ещё ближе. — И о том, что тебе очень не понравилась её компания. — Хэнк, она всё не так поняла… я имел ввиду, что… она… у неё… это… — «Мык-мык-мык, пук-пук-пук. Коннор, какой же ты долбаёб», — колко приструнило его чувство собственного достоинства. Самому же Коннору стало так стыдно за свои запинания, что он, пытаясь совершить акт отступления, попробовал отсесть подальше, но буквально оторопел на месте, когда заметил, как Хэнк протянул руку к его смущённому лицу. О-о-очень близко, словно хотел погладить по голове. Этого не произошло, а по измазанному тоналкой лбу пришёлся уверенный щелбан. — Да забей, я уже понял. — Хэнк засмеялся, отвернувшись обратно и оставив Коннора в неподвижном ожидании чего-то большего. — Меня тоже смутила её излишняя навязчивость, так что я был бы рад провести весь оставшийся вечер только с тобой.       «Больше. Никогда. Не давать. Хэнку. Пить». Коннор разобижено надулся. Да чтобы он ещё хоть раз на такое пошёл? В пизду. Больше этот хитрый ублюдок не будет вытворять такие прикольчики. Как можно? Так играться с чувствами бедного влюблённого мальчика, который уже успел нафантазировать себе всяких непотребных сцен. Он, конечно, не ожидал, что Хэнк, аки в романтических фильмах, сожмёт его лицо в своих руках и прижмётся с поцелуем, но надеялся на нечто большее, чем на обычный щелбан. За такие обломы должны как минимум возбуждать уголовное дело, ведь нельзя проявлять жестокость по отношению к людям, собакам и прочему доброму скоту, пытающемуся наладить контакт. Иными словами, пьяный Хэнк Коннора больше не радовал. «Пришла пора перестать тешить себя иллюзиями», — решил он, похлопав себя по щекам и вернув былое благоразумие.       Это самое благоразумие помогло продержаться ему всего час. По началу им с Хэнком даже удалось наладить дружелюбный контакт и начать делиться разного рода историями. Коннор смог узнать, что его любимому лейтенанту нравятся баскетбол, джаз, китайская кухня и сериалы про полицейских (какая банальность). Хэнк умеет быстро плавать, в юношестве также увлекался боксом и смог выучиться барменскому ремеслу. На нестандартный вопрос, сможет ли он за семь ударов убить человека, Хэнк отвечать не стал и лишь уточнил, что убивать безоружных преступников руками ему не приходилось. «А тех, у кого было оружие?» — думал было спросить Коннор, но не успел, потому что Хэнк решил сразу закрыть тему о работе и начать задавать встречные вопросы. О любимой литературе, о телешоу, о привычках и увлечениях. Пришлось отвечать честно, и единственное, о чём Коннор умолчал — это о былой зависимости от героина. Он не хотел представать перед Хэнком каким-то молодым ушлёпком, что когда-то сидел на наркотиках, ибо сегодня был тот день, когда требовалось проявить свою голубую кровь и похвастаться сильными сторонами. — Каких авторов я предпочитаю? Ну, думаю, Германа Мелвилла и Марка Твена. Достоевский тоже неплох, правда изучал я его только в нашем переводе, — говорил он, ощущая на себе восхищённый взгляд Хэнка. — Советую ознакомиться с Рэймондом Чандлером, Марселем Прустом и Джорджем Оруэллом. Думаю, тебе они понравятся.       И так было по началу. Светская беседа двух интеллигентных людей, полных желания сдружиться ещё ближе и наладить самую крепкую и самую прочную связь в мире. Коннору хотелось верить, что весь оставшийся вечер пройдёт точно также, правда он совсем не учёл одну переменную, ставшую в их истории решающей. Ею являлся алкоголь, от которого Коннора начало уж слишком развозить. Стоило ему осушить восьмой стакан с бренди, как всё желание обсуждать с Хэнком литературу и кинематограф сошло на нет, а после одиннадцатого в голову начали лезть самые ебанутые фантазии, который только могли проникнуть в пьяный мозг. Подобая дождю из женских — пролитых по пустякам слёз — они хлынули на Коннора с невероятный силой, делая его невероятно мокрым. Кукухой поехать можно ох как далеко, да хватило бы этой самой кукухе сил набрать нужной скорости. Ему нравился собственный невозмутимый вид, с которым он гордо поджимал губы и хлопал руками по столу, представляя себя знаменитым барабанщиком. Однако подобное обращение — это не повод перестать быть реалистом. Текущее положение вещей — каким бы обнадёживающим оно не было — не давало повода совсем уж расклеиться и начать своевольничать. В какой-то момент Хэнк всего лишь похлопал его по плечу. По-дружески и безо всякого тайного подтекста. В ответ на такой подход стоило улыбнуться и выкинуть какую-нибудь дурацкую шутку, а не откисать на диване представляя, каким был бы на вкус кокаин, если бы Коннор решил снюхать его со стояка Хэнка. Ну… то есть, Коннор бы точно на такое не решился, ведь с наркотиками он завязал, да и желания прижиматься носом к усыпанному порошком члену вот совсем уж не было. То всего лишь глупые фантазии, не имеющие никакого отношения к реальности. Хлынут как гром среди ясного дня — и пытайся потом их унять.       Умничка-умничка. Коннор такой умничка. Он сумел побороть свои неправильные фантазии, пригладить растрепавшиеся на голове волосы и, пытаясь вернуть уровень гетеросексуальности в крови к норме, опрокинул в себя стакан с остатками водки и, очередной раз шумно хлопнул в ладоши, привлёк внимание Хэнка следующими словами: — Короче, анекдот! — Коннор открыл было рот, приготовившись выпалить шутку, но тут же начал смеяться, как смеётся обычный человек, вспоминающий, чем эта самая шутка закончилась. Но Хэнк и не думал торопить, а лишь с одобряющей усмешкой продолжал ждать, пока Коннор придёт в себя. — Так… в общем, слушай. Ты слушаешь? Слушай. Кхм, значит дело происходит в этой самой… в церкви. Да. Собираются там, значит, монашки все вместе и самая старая и самая главная монашка выносит таз. Она говорит: «О сёстры мои, кто когда-либо видел мужской член своими глазами, пусть омоет их в святой воде». Аха, прикинь, да? Ну и парочка монашек так и сделали, после чего та первая произносит: «О сёстры мои, кто когда-либо держал мужской член в своих руках, пусть омоет их в святой воде». Ещё парочка монашек так и поступают, после чего одна из оставшихся спрашивает: «А можно рот помыть, пока никто жопу не начал?» — Боже, ну и чушь, — рассмеялся Хэнк, откидываясь на спинку дивана и прижимая ладонь ко рту. По какой-то причине от этого звука у Коннора на душе стало так тепло, что у него на полном серьёзе появилось желание записать весь смех на диктофон и слушать его вечно. — И кто только такой бред придумывает? — Бред? — опомнившись, Коннор который раз попытался привести себя в чувство путём похлопывания по щекам. Помогло слабо. — Ну давай тогда сам мне что-нибудь расскажи, а я послушаю. — Да, ладно. — Отсмеявшись, Хэнк пожал плечами и призадумался, пытаясь вспомнить шутку. Когда же она пришла ему на ум, он щёлкнул пальцами и взялся ею делиться. — Был у меня на примете один. Услышал сегодня в баре от коллег. Короче, едут два гея в автобусе… — Воу, воу, секундочку. Я не хочу знать продолжение. — Коннор тут же протестующе замахал руками, пытаясь предотвратить ужасное. — Гомофобия — это не круто, Хэнк. — Да? — Хэнк неодобрительно сверкнул глазами. — И ты мне будешь говорить об этом?       Действительно. Кому как ни Коннору стоит попридержать колкие замечания, направленные на защиту прав людей с нетрадиционной ориентацией. Хочешь начать бороться за уважение к геям? Начни с себя и перестань, как минимум, называть оных пидарюгами. Коннор идти на подобные жертвы не собирался, да и борцом за чужую свободу становиться не желал. Да и не он ли постоянно стебал Хэнка, придумывая шутки про его влечение к другим мужчинам? Он. Просто теперь, когда Коннору пришлось признать для себя один смущающий факт, более он не хотел слышать от Хэнка колкие словечки в сторону тех, кто выбрал для себя любить представителя своего же пола. Лицемерием пахло знатно, но тут уж ничего не попишешь. Коннор это понимал, однако всё равно желал поскорее прервать данный разговор. — Просто… — Он опустил глаза к полу, силясь придумать отмазку. — Просто давай без оскорблений на праздник, ладно? — Ага, то есть над монашками смеяться можно, а вот над голубыми нельзя? — Хэнк многозначительно вскинул брови, но когда понял, что ответа на свой вопрос не услышит, то лишь отмахнулся от этой темы. — Хорошо, как скажешь. Спорить не стану.       И он не стал. На радость Коннора, Хэнк и правда окончательно забил на тот анекдот, каким он хотел поделиться минутой ранее, и сосредоточился на расстёгивании верхней пуговицы своей новой рубашки. Возился с этим столько, отчего Коннор принялся тайком за ним наблюдать, пожирая глазами шею. «Твоя эрогенная зона», — пронеслось у него в голове, что вызвало странную бурную реакцию. Коннор облизнул верхнюю губу, вспоминая свои не самые приличные фантазии, в которых он прижимался к этой самый шее носом и покусывал пахнущую одеколоном кожу. — Не понимаю, за что было отдано столько денег, — скучающе вздохнул Хэнк, дёргая за край своего ворота и обнажая кусочек вспотевшей шеи. — Эта рубашка пиздец как прилегает к телу. В ней очень неудобно двигаться. — Это потому что ты не привык носить такую одежду, — ответил ему Коннор, в свою очередь пытаясь придать словам толику заумности. — Но, поверь мне, она смотрится на тебе гораздо лучше, чем всё прочее дешёвое шмотьё. К тому же, если подогнуть рукава до локтей, можно подчеркнуть рельефность рук. — Что? — Хэнк очевидно не поверил этим словам, а на его сосредоточенном лице с покрасневшими от алкоголя щеками проскользнула тень недоверия. — Единственное место, в котором эта рубашка может загнуться, так это в области сраного копчика. И то я не уверен. Коннор, у меня такое чувство, что они липнет к моему телу.       Хэнк — это такой Хэнк. Такой простой, непритязательный и, в хорошем понимании слова, безнадёжный профан в вопросе стиля. И то, с каким отчаянием он пытался оттянуть манжеты на своей рубашке, напоминая собаку, которой впервые надели на лапы носки, не могло не вызвать умилительного смеха. Однако Коннор смеяться не спешил. Не желая казаться в чужих глазах последним козлом, он лишь помотал головой и попытался протянуть руку помощи. Конечно же, ожидать от Хэнка проявление тёплых чувств по отношению к поплину, когда тот в основном таскает на себе сплошной хлопковый кошмар — это всё равно что пытаться привить пьянице любовь к безалкогольному пиву. Стоило ли психовать и ругаться? Нет, так поступил бы только идиот. А Коннор даже и не думал сердиться, ведь он продолжал считать свой подарок самым идеальным на свете. Всё таки красивая чёрная рубашка смотрелась на Хэнке весьма изысканно, и даже не давала догадаться о том, что тот работает полицейским, а не каким-нибудь торговцем криптовалютой. Ах, а если бы он, следуя совету Коннора, попытался подогнуть рукава до самых локтей, то цены бы этой красоте не было. Впрочем, ещё не вечер. — Перестань, ты сейчас её порвёшь. — Коннор поднялся со своего места и, отложив пустой стакан в сторону, уверено подскочил к Хэнку. — Давай помогу.       Хэнк недовольно покосился. Принимать чужую помощь в таком простом, как казалось на первый взгляд, деле ему уж точно не хотелось, но выбора всё равно не оставалось. Или мучайся сам, или позволяй другим людям разбираться с непосильными для тебя задачами — третьего не дано. Не нравится ни один из вариантов? Тогда иди нахуй. Вполне себе честно и прямолинейно, так к чему начинать ёрничать? Вот Хэнк, например, в силу своей рассудительности, тотальное поражение всё же признал, пусть и не без стыда. Он угрюмо протянул Коннору левую кисть, давая тому возможность самому взяться за рукав и начать его аккуратно подгибать, придерживаясь прямого курса к локтю. «Хэнк, лапу», — хотел отшутиться в свою очередь покрасневший Коннор, но счастье и умиление настолько переполнили его брюки, что, казалось, он сам готов был завилять хвостом, если бы тот у него имелся. Подумать только — любимый человек позволил поработать со своим внешним видом. Как можно не превратиться в растаявшую лужицу от одного только тепла его шершавой ладони? — Не переживай, у меня тоже не с первого раза начало получаться, — поспешил ободряюще улыбнуться Коннор, бережно разглаживая поплиновую ткань и попутно как бы невзначай прощупывая пальцами сильные накачанные руки. — Говоришь так, как будто не с пелёнок в дорогих тряпках бегаешь, — обиженно подметил Хэнк, а после немного придвинулся вперёд, отчего его внутренняя сторона бедра скользнула по коленке Коннора.       «Спокойно, Коннор, — тут же попыталась успокоить себя вспотевшая полу-лужица, не желающая быть пойманной на таких глупых моментах. — Ничего страшного ведь не случилось, что ты как девочка?» Впечатлительная малолетка, которая начала сходить с ума от столь необычных знаков внимания. Если так будет продолжаться и дальше, то в пору начать одеваться в платья и вместе с тональным кремом покупать в магазине помаду, а потом следовать странным советам из интернета, в которых говорилось: «Если вам кто-то понравился в школе, то нужно разбежаться и с ноги врезать ему по ебалу. Увернётся — это ваш мальчик. А если нет, то и нахуй он такой нужен?» — Нет, не с пелёнок, — нарочито спокойно ответил Коннор, пытаясь не выдать своего смущения от подобной близости. — Что бы ты там не думал о моей семье, но мои родители никогда не жертвовали комфортом ради понтов. Они были людьми рациональными и не покупали дорогие вещи только потому что те были дорогими. Они, Хэнк, всегда думали о собственном удобстве, а потому я в детстве выглядел как обычный ребёнок, а не как разукрашенный пудель, коего хозяева отправили на выставку собак. — Да? — Хэнк пристыженно поджал губы, наконец подставляя Коннору вторую руку. — Тогда, пожалуйста, извини меня. — Тебе также следует признать, что людей встречают по одёжке. Никто не воспримет всерьёз человека, что не готов следить за своей внешностью. — Коннор сделал вид, что замечтался, а когда его собеседник опустил глаза, то как бы невзначай протянул руку и, взявшись пальцами за торчащую прядь Хэнка, слегка потеребил её. — И тебе всё же стоит лучше за собой следить, раз уж природа не обделила привлекательностью.       «Ой, дурак, нахуя ты это ляпнул?» — шикнул Коннору разум, заставляя того прийти обратно в чувство. Слишком много телячьих нежностей, которые Хэнку точно могут показаться подозрительными. В принципе, лучшей похвалой для мужчины должен быть вскинутый большой палец, а не кучка приторно-сахарных словечек, созданных для всё тех же любителей тампононагревателей. За такие вот слабости, между прочим, в тюрьме ставят раком. (Ох, бедолага Эдвард Кирт, и как же ты, интересно, там сейчас поживаешь?) Да и не Хэнк ли раньше на постоянной основе слышал от того же Коннора о том, какой он старый и уродливый? Что печень пропитая, что мозг маленький и что писька не стоит. Смешная картина, получается. Мнение-то у Коннора поменялось, и он, пытаясь заработать парочку баллов к своей кандидатуре на роль близкого друга Хэнка, только и делает, что занимается лестью. Хэнк то, Хэнк сё. Какой комплимент вообще будет казаться совсем неуместным? «С твоего члена наверняка было бы прикольно снюхивать кокаин». Коннора пробрало. Он начал громко кашлять, пытаясь сделать вид, что оговорился и вообще подразумевал совсем другое, но в его стараниях не было нужды. Хэнк либо не услышал вторую часть предложения, либо не обратил на неё никакого внимания, а его голубые глаза, ранее таращащиеся в пол, теперь внимательно изучали Коннора. — Ты изменился. — Что? — Коннора чуть было не подпрыгнул на месте, когда чужая рука, на которой он всё это время загибал рукав, внезапно извернулась и сжала его за запястье. — В каком это смысле? — Во всех. — И очередной немногословный ответ, наполненный лишь таинственным придыханием. — Правда.       Но Коннор не дурак. Коннор понимает, что именно Хэнк хочет ему сказать, и Коннору это не нравится. Конечно же, тут и к гадалке ходить не надо, ведь намёк был настолько жирный, что его даже и из космоса разглядеть не составило бы труда. «Ты изменился, придурок, и теперь ты стал таким покладистым и спокойным, потому что втюрился в меня, да? — вот в чём пытался упрекнуть Хэнк. — Втюрился как мелкая сучка в период своей течки и теперь бегаешь за мной хвостиком. Я вижу тебя насквозь, Коннор, и теперь я буду травить тебя за все былые страдания. Всем расскажу, каким ты стал». — Не неси ерунды! — сурово огрызнулся Коннор и сделал пару шагов назад, не забыв при этом недовольно сложить перед собой руки. Он опять вернулся к старой манере общения. — Я всегда был, есть и буду таким, каким меня родила мать и воспитал отец. И если тебе вдруг показалось, что я изменился, то, скорее всего, у тебя проблемы, Хэнк. Иди там… я не знаю. Очки надень. — Что? — Хэнк тряхнул головой, словно пытался согнать с себя сон. — Нет, я не про характер. На деле ты всё такой же заносчивый придурок. Я про внешность.       А Коннор не дурак. Отчего ему дураком-то быть? Коннор же продолжает понимать, что Хэнк хочет ему сказать, и Коннору это не нравится вдвойне. То есть, как оно получается? «Всё такой же заносчивый придурок». Как только язык повернулся такое ляпнуть? Коннор ведь изменился, но не видел в этом ничего зазорного. Перемен требовало его сердце, и он поддался им, но при этом, как ему казалось, всё равно остался в плюсе. Требовалось понимать, что только умные люди умеют жертвовать собой ради кого-то другого, но при этом заниматься этим так филигранно, чтобы после ещё и оставаться в плюсе. Получать, так сказать, достаток для самого себя и убивать двух пташек одним камнем. И Коннор, будучи не дураком, сумел провернуть такой номер, и хотел быть похваленным, ведь иначе какой был в переменах смысл? — В каком смысле «внешность»? — промычал он, несогласно показывая язык. — Ты на что это намекаешь? Хочешь сказать, что я потолстел?       Вот не стоило этого спрашивать. Естественно, Хэнк не такой невежда, чтобы говорить человеку о его физических недостатках и начинать его дразнить из-за слишком толстой задницы. Хэнк — это в первую очередь отличный манипулятор и проницательный полицейский, который пользуется своими навыками в повседневной жизни, но маскирует их настолько хорошо, что сразу и не прикопнешься. Вот и сейчас он вместо того, чтобы просто забить на такой бессмысленный диалог, устало покачал головой, и не успел Коннор вовремя сориентироваться, как его резво дёрнули за запястье, заставляя податься вперёд и упереться ладошками о плечи Хэнка, чтобы хоть немного удержать равновесие. — Лицо у тебя какое-то… другое. — Прошептал тот, очередной раз щуря веки и вглядываясь повнимательнее. — Как будто кожа поменялась. — А это… — Коннор икнул, не желая вот так открыто заявлять о своих взглядах. — Это… тональный крем. Но ты не подумай, его и мужчины также используют. Правда, вот иди, погугли в интер… — А зачем? — перебил его Хэнк, очевидно не желающий дослушивать, куда его там послали. — Ты всегда им мазался? Просто раньше я не замечал. — Нет. — Видимо, оправдания Коннора только Коннору и упёрлись. Он стеснялся говорить о своих загонах и слабостях, однако не мог не поддаться искушению красивых голубых глаз, смотрящих на него с теплотой вселенских масштабов. — Это из-за родинок. Мне показалось, что их на моём лице многовато, вот я и подумал… — Глупости какие, — только и усмехнулся Хэнк, после чего вытянул руку и прошёлся большим пальцем по чужой щеке, стирая с неё уже засохший крем. — Зачем такие бессмысленные штуки? Ты ведь и так очень красивый, не нужно прятать своё лицо за этой штукатуркой.       У него был очень мягкий и приятный голос. Такой размеренный и такой притягательный, что Коннор не смог ничего ответить, полностью растеряв всю свою бдительность. Он лишь замер в полнейшем ступоре, позволяя этому хитрому медведю небрежно стирать тоналку со своего лица уверенными движениями. — Да и не ты ли мне рассказывал, что людей встречают по одёжке? А сам даже не удосужился заправить рубашку.       Справедливо. Но ведь не скажешь Хэнку, что эта самая рубашка должна была прикрывать собой жирную жопу, ведь тогда он, в силу своего любопытства, обязательно поинтересуется: «А зачем такие радикальные меры?». «А затем, что я хочу произвести на тебя приятное впечатление», — признается Коннор, после чего будет оскорблён пидором или глиномесом. Становиться целью для насмешек не хотелось, так что пришлось искать иные варианты для разъяснения своего внезапного пристрастия к совершенствованию внешнего вида. И пока Коннор пытался выдавить из себя хоть что-то помимо «ну так надо», Хэнк решил оказать ему медвежью услугу.       Протянув руки, он положил свои ладони Коннору на поясницу и принялся небрежно заправлять тому рубашку в брюки. Ходил пальцами по тазу и один раз даже ненароком коснулся ягодиц, заставив Коннора вздрогнуть. «Что ты делаешь?» — хотел спросить он, приходя в смущение и пытаясь прекратить такие странные порывы родительской заботы. Хэнк опять перешёл все грани дозволенного, видимо, решив таким образом проявить акт своего великодушия. Но ведь всему должна быть грань! Опять же, никакие родственные связи их не объединяли, так к чему подобные старания? Неужели у Хэнка совсем нет понятия о личных границах? А если и есть, то на кой чёрт он пытается так откровенно демонстрировать свою добросовестность? «Господи, того и гляди, он увидит во мне сына», — подумал Коннор и чуть было не заныл от отчаяния, понимая, что подобного развития событий он уж никак не переживёт. Нужно было срочно что-то сказать, чтобы всё не зашло слишком далеко. — Хэнк… — вполголоса прошептали розоватые губы, стараясь чётко выговорить каждую букву в слове. — А? — Ты мне нравишься.       Слишком прямолинейно и слишком искренне. Настолько неожиданно, что Хэнк знатно опешил и, озадаченно вскинув брови, принялся соображать, как ему стоит начать относиться к подобного рода комплиментам. Наверное, какая-то его часть, носившая под собой гордое прозвище «хвалёная Андерсонская интуиция», попыталась вежливо намекнуть, что в услышанном признании крылось нечто большее, чем обычное подхалимство, а потому на секунду Коннору даже показалось, что у него хотят уточнить, в каком же смысле были сказаны такие смущающие слова, но когда Хэнк очередной раз поднял глаза и сильнее стиснул в своих объятиях чужой таз, то его рот растянулся в пьяной улыбке. — Ты мне тоже нравишься, Коннор. Ты клёвый. С тобой очень весело дружить.       Естественно. А какого ответа ещё стоило ожидать? «С тобой очень весело дружить» и ничего более, потому что они были замечательными друзьями. Лучшими друзьями. БФФ. «И ведь нет в этом ничего плохого, — попытался успокоить Коннора его же разум. — Быть друзьями здорово. Вы до конца своей жизни можете друг друга поддерживать. Да и вообще, даже семейные психологи говорят, что в идеальном браке супруги должны быть друг для друга в первую очередь близкими приятелями». «Ага», — только и хватило сил ответить. Но иначе уж никак. И даже Хэнк, который просидел с такой очаровательной улыбкой на своих устах, внезапно смущённо замолчал, после чего, задавшись каким-то внутренним вопросом, посмотрел под ноги. — Я устал, — прошептал он, наклоняя голову и утыкаясь макушкой Коннору в живот.       На этом всё. Больше никаких деталей и никаких дополнений, хотя Коннор так и не понял, что конкретно Хэнк подразумевал под своими словами. Он устал от сегодняшней вечеринки? Или же устал от постоянной работы, на которой ему приходится страдать? Было слишком много домыслов, но их попросту не было времени обдумывать. Как бы то ни было, Хэнк явно ждал ответа на своё признание. Жался лицом к тёплому животу и, стискивая в пальцах чужую бежевую рубашку, словно надеялся услышать правильные слова. «Но я понятия не имею, о чём он, — Коннор разнервничался. — Что мне ему сказать?» Нельзя ведь просто ляпнуть очередную глупость и выставить себя на посмешище. Но тогда как? «Думай, Коннор, думай». Но думать не получалось.       Время вышло. Ответ так и не был дан. Перестав опираться макушкой о чужой живот, Хэнк вновь подвинулся назад и уставился куда-то в сторону, глядя то ли на стол, то ли на измятый алый диванчик. Выглядел он крайне разочарованным, вот только Коннор не хотел на этом останавливаться. Он желал ещё больше близости. Не физической, а скорее душевной. Хотелось вновь дать Хэнку выговориться и позволить себе перед кем-то открыться, а потому, когда его руки перестали лежать Конноровских бёдрах, тот не придумал ничего лучше, чем сесть рядом и задать вопрос, который долгое время тревожил разум. Этот самый вопрос стал первой фатальной ошибкой. — Хэнк, почему ты всегда терпишь?       Хэнк отвлёкся. Он перестал разглядывать то самое нечто, что сумело завоевать его внимание на целых тридцать секунд, после чего вновь посмотрел на Коннора с явным негодованием. — Ты это о чём? — Ну… — Коннор сцепил свои пальцы вместе и принялся пытаться подобрать слова так, чтобы те не прозвучали слишком невежественно или обидно. Хватит с него непредвиденных случайностей. — Просто мы с тобой уже столько знакомы, и мне со стороны показалось, что ты боишься проявлять свой характер и принимаешь всё происходящее вокруг как должное. — О, так ты хочешь сказать, что я слабохарактерный? — поинтересовался Хэнк, приняв услышанное за нападку. — Нет, я не это имел ввиду, — поспешил поправить себя Коннор, делая интонацию голоса мягче, дабы ненароком не показаться грубым. — Я к тому, что ты постоянно терпишь любые доёбы и как будто не хочешь давать кому-то отпор в силу убеждений. Вот взять меня, например. Ты ведь позволял мне издеваться над собой. — Ну, у меня совсем не было вариантов, — ответил ему Хэнк, откидываясь на мягкую спинку диванчика. — Я не хотел потерять работу. — А что насчёт того мужика? Который в мэры баллотировался. — И баллотируется до сих пор, но Коннор уже не особо верит в его успехи, с учётом того, насколько убогой стала его предвыборная компания. — С ним ведь ты знаком довольно давно. — Ты о Дэвиде? — Хэнк как будто не понимал, в какое русло течёт их разговор. — А что с ним такое? — Ты врезал ему, — поспешил припомнить Коннор, показательно сжимая пальцы в кулак и нанося удар по воздуху. — Прямо по роже. — Ну, он просто вывел меня из себя. — И это слабо сказано. В тот день Хэнк очень разозлился, правда теперь он больше выглядел виноватым. — Но я сам считаю, что поступил некрасиво. Мне стоило сдержать гнев. Если бы не ты, меня бы ждали серьёзные последствия. — Да нет же, я не об этом! — воскликнул Коннор, не понимая, то ли он слишком размыто выражается, то ли у Хэнка от алкоголя напрочь отказали мозги. — Тогда ты ударил его, но сделал это впервые. Хэнк, Марс на самом деле тот ещё пидорас, который открыто тебя провоцировал. Судя по всему, делал это уже довольно давно. Более того, он увёл у тебя жену! — Никто никого у меня не уводил, — попытался оправдаться Хэнк, неуверенно почесав бороду. — Мы с ней развелись на добровольной основе. То, что она по итогу ушла к Марсу — это всего лишь совпадение.       И тут Коннор начал сердиться — таков уж был у него темперамент. Всякому есть предел, но слушать ахуительные истории о том, каким радостным и спокойным был у Хэнка развод — это выше всяких сил. И не потому что Коннор завидовал или ревновал Хэнка к бывшей жене, с которой у того могли остаться тёплые отношения, а потому что он легко улавливал пиздёж, придуманный скорее для друзей и родственников, которые наверняка нашли бы кого обвинить в распавшемся браке. И нет, Коннор не страдал скептицизмом и был прекрасно осведомлён о том, что есть пары, которые могут спокойно дружить после развода и даже иногда встречаться, чтобы попить вина и вспомнить былое. Это нормально, и Хэнк хотел, чтобы всем вокруг казалось, что у него точно такая же ситуация, вот только Коннор видел его жену и слышал, в каком тоне она с ним разговорила. Речи о добропорядочных отношениях и быть не могло. Оставалось лишь узнать, почему Хэнк так спокойно к этому относится. — Знаешь, многие семьи часто подают на развод, и в этом нет ничего такого. Но сколько бы я с тобой не общался, о своей бывшей жене ты всегда отзывался лестно. Ты никогда не оскорблял её и не насмехался над ней, несмотря на то, что сам упоминал о ваших ссорах в последние годы совместной жизни. — Коннор мельком глянул на своего собеседника, проверяя, слушает ли тот его, а когда успел в этом убедиться, то поспешил пригладить свои волосы и перейти к сути своих рассуждений. — Однако же судя по тому, что я успел увидеть тогда в баре, сама она не против обсуждать тебя. Смеяться над тобой и поддакивать тому обмудку, когда он смеет что-либо про тебя спиздануть. Это как-то не тянет на исход развода по добровольной основе. — Это её право, Коннор. — Хэнку точно перестал нравиться их разговор. Вспоминать прошлое не всегда приятно, а судя по тому, что Коннор попал в самую точку своими предположениями и тем самым посмел затронуть больную тему, того и вовсе хочется поскорее его закончить. — Пусть делает то, что посчитает нужным, я не в праве ей этого запретить. Всё-таки в первую очередь я полицейский… — Ты в первую очередь человек! — прервал его Коннор, а его голос стал заметно громче и почти перешёл на крик. — Живой человек, Хэнк. Ты не робот. У тебя внутри должно быть что-то, что зовётся самоуважением! Я бы понял, будь тебе плевать на чужие оскорбления, но это не так. Тебе обидно это слышать, но ты ничего не предпринимаешь в ответ. — Я не понимаю, что ты от меня хочешь? — спросил Хэнк, сильно нахмурившись. — Чтобы я опустился до уровня бывшей жены и обсуждал её с тобой? Или чтобы начал поливать её грязью? Что конкретно? — Я хочу, Хэнк, чтобы ты ответил мне на один вопрос. — Коннор хрустнул безымянным пальцем и этот звук придал его следующим словам какой-то непонятной обречённости. — Есть ли у тебя самоуважение?       Хэнка такой вопрос удивил. И действительно, он был очень неожиданным, несмотря на то, что они уже успели начать беседу о чувстве собственного достоинства. Коннор не хотел устраивать провокации, но вся сложившаяся ситуация успела выбесить его до белой горячки. Сперва могло показаться, что он просто проявляет свою гнилую натуру и считает, что после развода пары должны поливать друг друга грязью — особенно если кто-то из них нашёл себе вторую половинку, но это не так. Коннор правда хотел бы поверить, что Хэнк был счастливым человеком, чья история жизни ограничилась спокойным разводом и остатками уважения к бывшей супруге, но это было не так. Человек, который, как ты говоришь, не держит на тебя зла и обиды, не станет собачиться с тобой при очередной встрече. Человек, с которым у тебя был лёгкий и ненавязчивый развод, не даст своему новому спутнику по жизни посыпать тебя мусором и ещё при этом смеяться, поощряя такое поведение. Иными словами, Коннор лишь недавно понял, что те паззлы, которые ему подкинул Хэнк, как-то не сходятся в идеальную мозаику. Везде торчали неровные края и хотелось докопаться до истины, чтобы больше не терзать себя неприятными мыслями.       «А мы тут про тебя вспоминали, — сказал в прошлый раз Дэвид Марс, когда впервые явился в бар. — Мы же с ней улетаем. Пока не решили куда, у нас с ней юбилей — пять лет совместной жизни. Так вот, я хотел поинтересоваться у такого знатока как ты — что лучше? Франция? Испания? Дешевая пивнушка?» Очевидная нападка, которая вызвала у Стефани Уотсон лишь звонкий уверенный смех. Тогда Коннор не видел противоречий и Хэнка совсем не знал, посчитав, что такая реакция была вызвана их с женой взаимной ненавистью, но оно оказалось не так. Тогда спустя ещё какое-то время, когда им удалось поговорить об этом в первый раз, Коннор решил, что причина крылась в ином. Хэнк много работал и почти не бывал дома, а его домоседка хотела жить богатой жизнью и часто гулять с мужем, в связи с чем она и решила подать на развод, а Хэнк не стал препираться в силу своего характера. Ну и ладненько. Ну и флаг ей в руки, всё же было отлично. Коннор был уверен в этой теории, как в своей адекватности, пока сегодня — что удивительно, на пьяную голову — до него не дошла одна интересная мысль, которая перевернула весь мир с ног на голову — откуда взялась такая ненависть по отношению к Хэнку?       Коннор уже долгое время знал Хэнка. Он видел, какой это замечательный и рассудительный мужчина, что не позволяет себе проявлять характер на пустом месте. В таком случае, раз уж меркантильная Стефани решила его покинуть и уйти жить к более богатому мужчине, то почему она позволяет себе отпускать в сторону бывшего мужа язвительные комментарии? Хэнк никогда не описывал её, как грубого человека, а всегда подмечал только хорошие качества. Злую и токсичную суку в жёны он бы не взял изначально, а значит, что что-то изменилось ещё во время их совместной жизни. Возможно, женщину испортили большие деньги, а, возможно, она просто пыталась поддакивать своему новому папику. «Да и хуй бы с ней», — подумал бы Коннор, но тогда оставалось самое главное противоречие, которое и не давало ему спокойно забыть обо всей этой ситуации.       Этим самым противоречием был Хэнк. И разговор о самоуважении зашёл по той причине, что Коннор смог увидеть, насколько тому неприятны слова Дэвида. Если бы Хэнк действительно был таким похуистом, которого тяжело задеть колким оскорблением, он бы сумел сдержаться. Но этого не случилось и его сжатый кулак прошёлся по надменной роже Марса. «А почему этого не случилось раньше?» Действительно, почему? Почему Хэнк вообще это терпел? Между прочим, он не какой-то засмарканный детектив, который держится за свою должность, боясь переехать жить в картонную коробку. Хэнк — это уважаемый и известный полицейский. И если бы он хотя бы раз прижал обидчика к стенке и пригрозил набить ему ебало за длинный язык, то никто бы не посмел его осудить. С работы бы не выгнали, да и премии не лишили, ведь заслуги Хэнка перед городом были куда значительнее, чем заслуги того же Марса, что пока не вступил в крупную должность.       Но этого не случилось. И, судя по всему, все их былые встречи заканчивались тем, что Марс просто позволял себе унижать Хэнка и издеваться над ним, пока тот сдерживал свой гнев, хотя ему явно было неприятно. По этой причине и родился вопрос, который показался Коннору важным и из-за которого Хэнк теперь неуверенно хлопал глазами, не зная, что ему ответить. Казалось бы, самоуважение должно было быть у каждого человека, ведь иначе можно превратиться в половую тряпку, которой пожилая уборщица будет вытирать истоптанный в кафейне паркет, а потому правильным ответом будет слово «да». Это также логично, как и на вопрос: «Сколько будет дважды два» ответить четыре, но Хэнк говорить не спешил, отчего Коннор с каждой секундой начинал сердиться всё сильнее и сильнее. Словно в замедленной съёмке он наблюдал за тем, как голубые глаза постыдно опускаются к полу, после чего в помещении раздаётся пусть и тихое, но зато отчётливое признание. — Я не знаю.       Коннор цыкнул. Эти слова подействовали на него также, как и красная тряпка на быка. Они вызвали ненависть ко всему вокруг. По большей части к тем людям, что заставили Хэнка так думать. Что за ванильное нытьё? Где весь сильный характер? Да Хэнк даже не должен был знать таких слов. Он должен был показать Коннору средний палец и послать его нахуй за такие вопросы, а не стыдиться показать свою силу. Потому что Хэнк может быть сильным. Потому что Хэнк — это волк в овечьей шкуре, которому кто-то промыл мозги и заставил поверить, что вся его натура — это неестественно и неправильно. Что перед важными людьми надо стелиться и кланяться, а не показывать им на их место. Так устроена эта жизнь! И если Хэнк этого не понимает, тогда ему нужно вдолбить силой.       Прозвучало, наверное, слишком громко, ибо доходить до рукоприкладства на самом деле было очень глупой идеей. Чтобы вывести Хэнка на чистую воду и заставить его наконец взяться за ум, Коннор решил проявить всю свою наглость в высшей степени. Мысль о том, что некоторые его действия могли показаться двусмысленными и чересчур поспешными, настигла лишь спустя какое-то время. Зато сейчас, под действием нахлынувших негативных эмоций, он поспешил наклониться вперёд и, сжав Хэнка за плечи, пихнуть его на диван. А после, дабы тот не попытался подняться и устроить ответную взбучку, усесться сверху, переместив свою тушу на чужие бёдра. И никаких неправильных мыслей, какие могли появиться в данный момент. Коннор собирался перейти черту своего ахуевания и, раз уж перед ним находился человек, который, по его собственному мнению, не знает ничего о самоуважении, стоило отыграться на нём по полной и заставить дать окончательный ответ о том, имеет ли он право на проявление эмоций. Если да, то Коннор готов был тотчас слезть обратно на пол. А если нет… — Ты что делаешь? — Хэнк такой прыти не ожидал. Найдя её возмутительной, он скривил лицо и попытался спихнуть с себя Коннора, но тот вцепился пальцами в обивку дивана и просто так уходить не собирался. «Какое же дежавю». — А что тебя не устраивает? — Коннор издевательски сложил брови домиком и высунул краешек языка, подражая образам японских бандитов. — Ты же привык. Не впервой чувствовать себя под весом другого человека, не так ли? Боже, а вдруг ты просто ебанутый извращенец, которому это нравится? Признайся, тебя ведь возбуждает, когда люди над тобой издеваются. — Что ты несёшь? — Хэнк рыкнул, согнув одну ногу в колене, но это всё равно не помогло ему избавиться от наглого наездника. — Какая тут свя- — Какая тут связь? — передразнил его Коннор, после чего схватил Хэнка за подбородок, тем самым подражая его манере демонстрировать силу без нанесения увечий. — Адекватный человек никогда не позволит другому открыто унижать себя, если имеет силу это предотвратить. Пусть Марс поливает тебя говном, но делает это за закрытыми дверями. Пусть хоть обоссыться со смеху с его любимой пиздой, которая, как ты говоришь, даже после развода на добровольной основе, смеет смотреть на тебя сверху вниз. Но они должны знать своё место, Хэнк. И если ты находишься у Марса в поле обзора, он должен уметь стискивать свои зубы и пусть хоть усрётся, но удержит свой базар при себе. А если он этого не может, то пускай идёт нахуй. — Коннор, отвали от меня. — Несмотря на услышанное, Хэнк всё равно не спешил проникаться уверенностью. Он предпринял ещё одну попытку сбросить парнишку с себя, схватив его за руку и дёрнув в сторону, но и это не сработало. Пока не сработало. Коннор как никто другой знал, что если Хэнк действительно рассердится и попытается применить силу, то дело может закончиться вывихом, однако даже это не заставило его сдаться. — Почему ты настолько закомплексованный? Почему настолько зажатый? Ты же можешь дать отпор! — Наступление продолжалось. Издёвки сменились бесконечными вопросами, на которые так или иначе должен быть дан ответ. Коннор готов был идти до конца, даже если это означало, что в этот раз он точно получит по морде. — Я сказал хватит! — крикнул Хэнк. От злости между его бровей появились складки. — Съеби с меня нахуй, иначе я за себя не отвечаю… — Ответь мне, медведь ебучий! — Коннор также перешёл на крик, а его впившиеся в обивку дивана пальцы начали рвать под собой ткань. — Ответь или признай, что ты просто больной конченный уёбок, которому унижения доставляют удовольствие. Если это так, то давай я плюну тебе в лицо. Может ты и стояк словишь. — Коннор! Съеби- — Ответь! — Рявкнул Коннор, после чего вырвал свою руку из чужого захвата и со всей силы дёрнул Хэнка за край рубашки. — Сейчас! — Да потому что… — Хэнк клацнул зубами. Несмотря на то, что он также перешёл на крик, последующие слова были буквально сказаны полушёпотом. — Потому что мои эмоции — это неправильно!       Эти самые слова глухо отскочили от стен, после чего осели на пол, подобно утреннему туману. От них не осталось и следа, но это не помешало Коннору поймать их и крепко сжать у себя в ладони. Он тотчас переменился в лице, превращая откровенно издевательскую гримасу в искреннее недопонимание и даже смятение. Замер на месте, а его приоткрытые от удивления сухие губы кое-как выдавили: — Что? — Я… — Хэнк смутился, когда понял, что его слова могли прозвучать излишне двояко. Вдаваться в подробности и оправдывать себя ему точно не хотелось, но раз уж перепад настроения случился, то оставалось только идти до победного конца, что он и попытался сделать. — Я не знаю… Прости, что сорвался на тебя. Я не хотел. Когда я злюсь, я становлюсь слишком несдержанным и могу перейти в этом плане черту. Десять лет назад так и произошло. — Десять… — Коннор задумался, принявшись вычитать эти цифры из текущего года и накладывать результат на шкалу жизни своего друга. — Тебе тогда было тридцать шесть, правильно? — Тридцать пять. Но да, тогда я был ещё сержантом, — подтвердил Хэнк. Переполненный неловкостью, он осторожно накрыл своими ладонями руки Коннора, который, пребывая в замешательстве из-за своего прошлого эмоционального взрыва, продолжал комкать края чужой рубашки. — И что же тогда произошло? — Тепло, исходящее от кожи Хэнка, придало лишней уверенности. Только сейчас. Только на одно мгновение. — А как ты сам думаешь? Что же произошло? — вопросом на вопрос ответил собеседник, и несмотря на всю свою скованность, он попытался приободряюще улыбнуться.       Коннор впал в раздумья. Естественно, он слишком мало знал о былой жизни Хэнка, которую тот вёл до момента их первой встречи. В личном деле штатного полицейского работника никаких удивительных или секретных сведений указано не было, ровно как и не было расписано о всех его давних приступах агрессии. Слишком многое приходило на ум, но раз уж Хэнк лично предложил догадаться о случившемся самостоятельно, значит какая-то из тех деталей, о которых имел место быть давнишний разговор, играла здесь ключевую роль. Оставалось лишь применить свою сообразительность и попытаться ухватиться за правильный ответ, словно за падающую с небосвода звезду. «Потому что Хэнк проверяет тебя, — подсказала Коннору его смекалка. — Он хочет убедиться в том, насколько хорошо ты его знаешь». Маленькая игра, направленная на развитие их близких отношений, от результата которой определялось, смогут ли они выйти на новый уровень взаимопонимания или же останутся топтаться на месте. Исхода всего два: если Коннор сумеет догадаться, то в приз он получит самую сокровенную тайну любимого человека, а если он оплошает и не сможет даже на толику подобраться к истине, то, вероятнее всего, шанса у него более никогда не появится.       В сложившейся ситуации ничего не играло Коннору на руку. Он и без того упустил возможность сказать нужные слова в ответ на чужое признание об усталости, а тут ещё и успел оказаться в крайне неудобном положении для раздумий. Бёдра Хэнка — это в принципе худшее место для решения логических задачек, а когда он ещё будто бы специально продолжает прожигать Коннора своими голубыми глазами и сжимает его ладошки в своих крепких руках, то в пору отправлять все свои мыслительные процессы на покой. Принимать как данность, что рядом с этим человеком невозможно вести себя разумно и вывешивать на лбу белый флаг, обозначающий тотальную капитуляцию всех мозговых извилин. Но повод ли это сдаваться заранее? Ага, ещё бы. Нет, Коннор готовился воевать до конца, а потому, невзирая на точку опоры в виде чужого сильного тела, он попытался дистанцироваться от мыслей о низменном и захотел сам ответить на главный поставленный вопрос — что же произошло десять лет назад?       В последний раз применять подобную дедукцию приходилось с Саймоном, но с ним всё было куда менее загадочнее. «Кто у тебя умер? Вижу обручальное кольцо, не вижу счастливой улыбки. Значит жена». Всё просто и без заблуждений. А с Хэнком всё совсем иначе. Стоило прибегнуть к помощи всеми ненавистной школьной алгебры и попытаться продолжить вычитать числа друг из друга, не забывая при этом накладывать их на жизненный цикл. Десять лет назад — это тогда, когда Хэнк был ещё женат, правильно? В браке, по его же словам, он также пробыл десять, пять из которых были весьма счастливыми. В какой-то момент всё перевернулось, начали ссоры, прошла ещё половина срока и наступил тот самый развод. А сколько прошло времени после развода? Хэнк говорил, что жена завязала интрижку ещё во время их отношений, а мистер-хуесос Дэвид Марс припомнил, что празднует со Стефани вот уже пятую годовщину свадьбы. Иными словами… — Десять лет назад случилось что-то, что положило конец твоей счастливой семейной жизни, — наконец прошептал Коннор. Удовлетворительным ответом на эту догадку послужила хватка Хэнка, в которой он ещё сильнее сдавил чужие ладони. — Не думал, что ты так быстро догадаешься, — сказал он и немного наклонил голову. — Да, так оно и было. — И что же у вас случилось? — Если я тебе расскажу… — Хэнк замялся. — Пообещай мне, что не будешь на меня косо смотреть. — И в мыслях не было! — Коннор чуть было не сорвался на крик, но быстро понял, что его энтузиазм в данный момент не совсем уместен, так что он очередной раз собрался с духом и перешёл на спокойный тон. — Обещаю, я не стану. — В общем… — Хэнк наконец разжал свои пальцы и выпустил из рук ладони Коннора, который в свою очередь перестал тянуть его за рубашку. — Почти всю свою жизнь я считал, что моя жена — Стефани — это тот самый человек, который должен был стать моей половинкой. Мне действительно было с ней хорошо, и я очень её любил. И то было не просто мимолётное увлечение; она подходила мне по всем параметрам. Была хозяйственной, хорошо шутила, умела поддержать разговор и просто превосходно готовила творожную запеканку. А когда тебя чуть ли не с детства учат тому, что идеальная женщина — это та, с которой для тебя дом становится домом, то не удивительно, что ты начинаешь к ней привязываться. И я думал, что наконец обрёл своё счастье, однако как по итогу оказалось, Стефани совершенно меня не понимала. Я был хорошим мужем, Коннор. Я пытался им быть. Но…       Хэнк на мгновение замолчал. Было видно, что он не горит желанием доводить историю до кульминации, так что пришлось пытаться его подначивать. — Но… что? — Коннор перестал горбатиться. Он выпрямился вновь, но с чужих бёдер до сих пор слазить не собирался. — Я тебя слушаю. — Я никому об этом не рассказывал раньше. — Хэнк поджал губы. Его голубые глаза вновь стали холодными и пустыми, а чёрные бездонные зрачки как будто покрылись ледяной коркой. — Знаешь, почему я никогда не переживал по поводу развода? — Почему? — Вопрос ради вопроса. Ответ и без того лежал на поверхности. — Потому что я напугал её.       Звучало крайне размыто, но Коннор поверил. Один раз став свидетелем зрелища под названием «Разозлённый Хэнк сдерживается из последних сил, чтобы тебе не въебать», более не закрадывалось никаких сомнений по поводу его внутренней агрессии, а с учётом того, что Коннор — это парень, привыкший иметь дело с убийцами и впавший в ужасающий ступор от одного лишь взгляда разозлённых голубых глаз, страшно было представить, какой эффект может произвести такая картина на обычную женщину, при условии, что дело не дошло до насилия. Как физического, так и морального. — Хэнк, — Коннор прошёлся кончиками пальцев по чужому животу, заставляя сильные руки покрыться мурашками. — Расскажи мне, что произошло в твоей жизни. Я хочу знать всё. От начала и до конца.       Тяжело нести подобный груз в одиночку. Добровольно становиться козлом отпущения только из-за чувства былой вины и позволять людям вытирать о себя ноги, пытаясь тем самым влиться в здоровое общество. Признавать себя неправильным и ставить крест на собственном будущем, надеясь, что в этом мире ещё найдётся человек, который сможет всех осчастливить. Но кто как ни Коннор знает о том, какого быть загнанным в рамки? Кому как ни Коннору приходилось чувствовать себя последним ничтожеством, валяясь на полу под действием героина и заглядывая в глаза плачущей матери? Стыдливо прикрывать веки и сгорать от позора, думая, что этот мир для тебя слишком неправильный. Хранить на сердце противоречивые чувства и желания, какие не сможет вылечить ни один психиатр. Коннору пришлось прорываться сквозь этот Ад самому, и теперь он готов был протянуть руку помощи человеку, который, как тому казалось, застрял в нём навечно. Не потому что смирился со своими демонами, а потому что не пытался их даже прогнать. — Так уж вышло, что мне с самого детства говорили пытаться контролировать свои эмоции. Ты не подумай, я рос в приличной семье и у меня было всё в порядке с головой. Просто иногда проскакивали некоторые загоны… — Хэнк смутился. Пытаясь найти своим рукам хоть какое-то применение, он начал покручивать одну из пуговиц на своей рубашке. — А моя мать. Ну, она говорила, что когда я женюсь, то все проблемы сами собой исчезнут.       «Какая знакомая песня», — подумал Коннор, припоминая, что матушка и ему нечто подобное обещала. Уверяла, что если её сыночек наконец найдёт себе девушку, то сможет избавиться от всех проблем личного характера и станет достойным гражданином в обществе. Будет возиться с детишками и выкинет из головы «прочую суицидальную дурь». Однако брак так не работает. Зачастую, если отношения зарождаются на поприще желания избавиться от проблем, то эти самые проблемы начинают затрагивать сразу двоих. Они разрастаются и под конец приводят к не самым радужным последствиям, а тонущий в омуте безысходности дурак, пытаясь ухватиться за спасательный круг в виде другого человека, по итогу топит их обоих. — Когда я впервые встретил Стефани, мне казалось, что она была для меня создана. — Хэнк мечтательно закатил глаза. — Подумай сам. Ты мужчина, который пытается найти для себя любовь, чтобы стать примерным семьянином и наконец избавиться от тяготящих тебя трудностей. Тут внезапно появляется красивая дама, с которой ты хорошо проводишь время и думаешь, что всё ваше совместное будущее будет наполнено лишь подобными счастливыми моментами. Наверное, в этом плане я слишком поторопился и поддался на зов эмоций, а потому женился безо всяких раздумий, полагая, что теперь-то смогу зажить как и другие. — Но этого не случилось, — оборвал сладкие речи Коннор, пытаясь опустить собеседника с небес на землю. — Да, не случилось. — Хэнк горестно кивнул. — Счастливыми можно было назвать лишь первые пять лет в браке. Мы со Стефани были обычной американской парой и жили словно по страницам какого-то справочника для молодожёнов. Я надеялся, что всё и дальше будет настолько же хорошо, но, увы, иногда вещи не такие, какими они кажутся. — В каком это смысле? — Тон, с которым были сказаны последние услышанные слова, Коннору не понравился. Севший голос Хэнка не внушал должного доверия, а безэмоциональное лицо, с которым он повествовал о своей жизни, только добавляло истории отчаяния. — Как бы тебе сказать… Всё случилось в один единственный вечер, который окончательно отшатнул нас друг от друга. — Голубые глаза как будто бы стали стеклянными. — Ты же знаешь, я тот человек, который слишком много времени уделяет работе, а вот Стефани была женщиной, любящей жить на полную. Она хотела выбираться на прогулки и в кино, чего я, в силу своей загруженности, часто себе позволить не мог. А когда её лучшие подруги ещё с колледжа пригласили нас посетить ужин на День благодарения, она согласилась. Сперва я тоже был не против, но, как назло, в тот вечер мне поставили дежурство. — Дай угадаю, ей это не понравилось? — спросил Коннор, пытаясь воспроизвести всё сказанное в уме. — Не понравилось? Это слишком слабо сказано. Она была просто в бешенстве. Более того, подобный разговор у нас случился не впервой и, видимо, такие моменты за пять лет брака успели ей неплохо остоебать. У нас произошла самая крупная и самая жаркая ссора за все годы совместной жизни. О, Коннор, мы не просто ругались. Весь дом стоял на ушах. Я пытался объяснить ей, что устраивался в полицию не для гулянок, и что я не могу по щелчку пальцев пренебрегать своими обязательствами. Она же кричала, что работа стала мне куда дороже нашей семьи. И, типа, я совсем перестал её замечать, и она при живом муже чувствует себя вдовой. Но знаешь, хрен бы с ним. Если бы дело закончилось обычным бытовым скандалом, я бы эту история даже и не припомнил. — Дальше было только хуже? — И опять вопрос, который не стоило задавать так сразу. Коннор не хотел повторять тупые клише из фильмов, где диалоги главных героев были нужны лишь для озвучивания уже очевидных вещей, но он просто не мог унять своего любопытства. — Да. В какой-то из моментов наших препираний Стефани, видимо, окончательно разочаровалась во мне, а потому поставила серьёзный ультиматум: либо я отказываюсь от дежурства и иду с ней на праздник, либо, если я настолько не готов уделять ей своё время, то она найдёт более подходящего мужчину для подобных занятий. Ехидно усмехнулась и сказала, мол, с тобой у нас будет обычная совместная жизнь, а с ним иные брачные обязательства, которые и должен выполнять каждый порядочный муж. Прогулки, отдых, секс и тому подобное.       А потом Хэнк усмехнулся. Небрежно махнул рукой и как-то по недоброму покосился на закрытую дверь. Радужка в его полных обиды голубых глазах стала в разы темнее, превратившись в подобие синего омута. — Я не знаю, что на меня нашло в тот момент. Наверное, я почувствовал, как весь выстроенный вокруг меня мир начал трещать по швам. Что вся та счастливая семейная жизнь, которую я ставил в идеал, на деле оказалось шаблонным спектаклем двух актёров. К тому же меня до боли в сердце рассердили слова Стефани о том, что она готова пойти искать себе другого мужчину, при этом находясь в браке со мной. Настолько рассердили, что я не сдержался. — Ты ударил её? — настороженно спросил Коннор, не желая принимать своё предположение за действительность. — Нет. Боже, нет, за кого ты меня принимаешь? — Хэнк отстранённо замотал головой. — У меня и в мыслях не было ей навредить. Вернее, я так думаю… Я уже не помню, что хотел тогда сделать, но я не мог сдерживать в себе ярость. Когда Стефани попыталась демонстративно уйти, полагая, что я кинусь упрашивать её остаться, я… вроде как врезал кулаком по стене. Несильно, но там образовалась небольшая трещина. А потом…       А потом Стефани громко вскрикнула. Её тело начала бить мелкая беспрерывная дрожь, из-за чего длинные пальчики с красивым алым маникюром не могли в должной мере схватиться за подол серой церковной юбки. Привстав на цыпочки, она ещё сильнее прижалась спиной к входной деревянной двери и в ужасе отвернула лицо, ожидая, что Хэнк, сорвавший свою злость на стене, следующей целью выберет её. Но стоило испачканной в крови руке прижаться к мягкой пунцовой щеке, как на карих глазах навернулись полные страха слёзы, а пухлые женские губы еле-слышно пробормотали: — Я пошутила. Хэнк, я пошутила. Умоляю, успокойся, ты не в себе… — Эй, Стеф… — Хэнк наклонился вслед, чтобы своими тёмными голубыми глазами заглянуть ей прямо в душу. — Стеф, почему ты плачешь? Ты ведь специально это спизданула, не так ли? — Нет, клянусь! — отчаянно вскрикнула она, прижимая к своей щеке ладонь и вытирая с неё размазанную кровь. — Я просто хотела вывести тебя на эмоции. Только и всего! Я не знала, что это тебя настолько заденет. Иначе я бы никогда… — Врёшь! — презрительно рыкнул Хэнк, наклоняясь ещё ближе. Его возмущение прозвучало в такт треску разбившегося витражного окна, игравшего роль дверного украшения и трагически падшего от размашистого удара. С укрытой лунным светом улицы подул прохладный осенний ветер. — Ты пиздишь мне, Стефани. Ты знаешь, что ты мне откровенно пиздишь. И ты специально это сказала, потому что ты, сука, знаешь… Знаешь, как я не люблю, когда кто-то посягает на моё.