capitulo cero / chapter zero

я не знаю, как это получилось Tommy Genesis & Charli XCX - Bricks

      Медленно скользнув ладонью вдоль колена Эрика, Кайл поднялся ею выше и забрался кончиками пальцев под короткую черную юбку — такую, какую носили черлидерши их школы и которую Картман безбожно стащил у кого-то из девочек. Впрочем, Брофловски в последнюю очередь волновал факт гипотетической пропажи чей-то формы; ему было плевать, пробрался ли Эрик тайком с псевдо-преступными намерениями или же шил этот блядский комплект собственноручно, потому что отныне любые вопросы, вращавшиеся до этого в кудрявой голове, отошли на второй план. Прижимая Картмана к стене и гладя его бедро, гладкое и холодное, Кайл внимательно разглядывал его порозовевшие щеки; на левой еще поблескивала тонкая прозрачная полоска, оставленная Кайлом минутой ранее, когда он провел кончиком языка от уголка губ к виску Эрика. Второй рукой он сжимал талию Картмана, пальцами сминая небольшую складку, а вместе с ней — тонкую ткань белоснежного топа, нелепо прилегающего к плотному телу. Нелепо, но по-своему изящно: в конце концов, этот предмет был создан не для крупного семнадцатилетнего подростка, но Брофловски нравилось, как он сидел на торсе Картмана, к которому он прижимался сейчас, пока Эрик что-то шептал ему в губы. — Что? — Я говорю, урод, чтобы ты поторопился, — Картман усмехнулся, тряхнув головой, — или я пойду домой. Брофловски улыбнулся, бегло поцеловав Эрика в шею. — Никуда ты не пойдешь, жиртрест. Эрик шумно выдохнул и прикрыл глаза, наклоняя голову вбок и позволяя Кайлу спуститься к его ключицам. Пальцами Брофловски забрался под топ Картмана и протащил его вверх по животу, оголяя его. — Черт, какие холодные. Кайл тихо рассмеялся ему на ухо. Пожалуй, не осталось ни одного человека в школе, который бы не подметил факт вечно холодных пальцев Кайла, когда он ненароком или специально касался кого-то. Все говорили ему это, вздрагивая или улыбаясь; кто-то отстранялся, кто-то отшучивался, кто-то ругался, а девочки часто брали его ладони в свои, мягкие и теплые, и, смотря ему в глаза, улыбались, обещая согреть их. Девочки много что обещали ему: согреть его озябшие пальцы, согреть его высокомерное, но бьющееся в вечной потребности любить сердце, согреть его всего, но никому это не удавалось. Каждая попытка завести отношения была обречена на провал с самого начала, и Брофловски понял это только сейчас, когда его левое колено было зажато меж плотных ляжек Эрика, широкие ладони которого лежали на талии Кайла под объемной форменной майкой. Почему он раньше не замечал таких очевидных вещей? Вглядываясь в глаза Эрика с таким упрямством, как будто выискивал на их мрачном дне все необходимые ответы, Брофловски разочарованно отметил, что никаких ответов там не было; лишь плотный похотливый туман. Приблизившись к Картману, Кайл слабо прикусил его нижнюю губу и чуть оттянул, после чего прижался губами к его и поцеловал. Руками он опустился к мягким бедрам и лениво задрал уже надоевшую юбку. Юбка, черт, юбка! Черная, плотная, с толстой зеленой полосой, протянувшейся по краю — Кайл еще помнил эту чудную фактуру, когда стаскивал такую же с упругих бедер Бебе на одной из афтерпати месяц назад. Теперь эта сраная юбка была на Картмане, которого он жадно целовал, прижимая спиной к бледно-серой стене раздевалки. Целовал, не без удивления отмечая для себя, что на чертовом Эрике Картмане форма черлидерши сидела лучше, чем на любой девочке из команды. Что за безумие! — Зачем ты так нарядился? — Ты падок на черлидерш, Брофловски, — язвительно начал Эрик, облизнув губы, — и я подумал, что это будет лучший способ привлечь твое внимание… Помедлив, Эрик посмотрел Кайлу в глаза. — …и к тому же ты трахнул сучку Бебе в этой форме, так может, и мне повезет? Он рассмеялся, когда Кайл схватил его подбородок и резко задрал голову, прошипев в лицо: — Никогда больше не упоминай ее имя, ублюдок. — Была ведь не только Бебе, верно? Картман не унимался, явно развеселенный гневом Кайла, в то время как он еле сдерживал себя, чтобы не пройтись кулаками по этому красивому округлому лицу. Нервно выдохнув, Брофловски чуть отстранился от Эрика и провел пальцами вдоль его длинных прядей, спадающих на плечи и опускающихся по его груди почти до живота. Шелковистые, мягкие и такие же каштановые, как настоящие волосы Картмана, которые Брофловски страшно любил — и в этом он так спонтанно признался себе только что. Как признался себе в том, что Картман всегда был прав: да, у него была не только Бебе. Да, он любил это чудное черно-бело-зеленое сочетание на женских фигурах и, да, Боже, он терял голову прямо сейчас, когда видел знакомую комбинацию на теле того, к кому уже давно не испытывал никакой ненависти. Вместо нее — нечто другое, в природе чего Кайл еще не разобрался, но ему это не требовалось, чтобы понять, что это нечто невероятно сильно. Не требовалось, да и не было никакого желания разбираться в себе, когда Картман смотрел на него с остервенелым ожиданием и когда он был так близко, что можно было проследить за ворохом крохотных родинок, протянувшихся вдоль его крупной шеи и крепких плеч. Эрик не только напялил на себя форму; он надел парик, который собрал в высокий хвост; он накрасил губы блеском, уже размазанном по их с Кайлом подбородкам, и подвел глаза. Без того большие и выразительные, теперь они были…бесподобными, тут и говорить больше нечего. Любое слово теряло свое значение здесь, и если бы Брофловски вдруг попросили охарактеризовать этот взгляд, то он бы сказал лишь «бесподобно, блять, это бес-по-доб-но». Накрыв ладонью щеку Картмана и проведя большим пальцем вдоль влажных губ, Кайл засмотрелся на его длинные черные стрелки, которые Стивенс никогда не могла нарисовать ровно на своих веках. Обрывками воспоминаний он вернулся в одно безликое утро, счет которым давно потерял, как старался потерять любое напоминание о тех двух или трех месяцах, которые он провел в отношениях с ней. Тогда Бебе, сидя на полу перед огромным зеркалом, ругалась и нервно водила вдоль левого глаза влажным ватным диском, стирая черную подводку; Кайл же наблюдал за ней, лежа на кровати и разглядывая ее голые плечи — такие же веснушчатые, как и у него. Тонкие и изящные, выглядывающие из-под длинных светлых кудрей, которые были так же потрепаны, как и его, темно-рыжие и такие же густые; на левом предплечье те же две крохотные родинки, что и у Кайла, а под подбородком такой же небольшой шрам, какой был и у него, только ближе к шее. Черт возьми, в свое время ему казалось, что между ними так много общего, но оказалось, что это самое «общее» заключалось лишь в некоторых внешних сходствах. Магия единения двух родственных душ оказалась лишь забвением, разрушившаяся после первой же серьезной ссоры и приведшая к расставанию; с остаточным сожалением Кайл продолжал страдать из-за этого, пусть и убеждал себя в обратном. Впрочем, Брофловски уже давно не мог понять, что он чувствует на самом деле: скорбь или досаду, апатию или раздражение — или все сразу. Поэтому ему казалось, что любая эмоция, обращенная к Стивенс, была лишь притворством, каким и были их спонтанно начавшиеся отношения. В чем Брофловски не лгал, так это в том, что ему нравилось гладить волосы Бебе, нравилось водить ладонями вдоль ее груди и ягодиц, когда она, горячая и тяжелая, сидела на его голых бедрах; нравилось целовать ее тонкую шею, вдыхая сладковато-пряный запах загорелой кожи. Нравилось ощущать прикосновение ее пухлых губ к своим, нравилось скольжение ее длинных ногтей по своей спине, нравился ее тонкий голос и звонкий смех — но проблема была в том, что ему это лишь нравилось и не более того. Сейчас же, спускаясь кончиками пальцев по фальшивому шиньону Эрика и прижимая колено к его паху, отмечая, как медленно Картман приоткрыл рот и закатил глаза, Кайл понимал, что любое прикосновение к этому безумцу сводило его с ума. Он это обожал, обожал, обожал и хотел большего, хотел продолжения, хотел его — и ему не обязательно было для этого так наряжаться. Кайл и без того не отказался бы оказаться на месте Картмана, прижатым к стене, и чтобы Эрик так же медленно тащил свои пальцы по его животу и бедрам, целуя Брофловски шею, обещая невообразимые пошлости и шепча ему гадости на ухо, от которых рассудок машет рукой на прощание. Не отказался бы оказаться под ним или сесть на него сверху, пока он будет стягивать с Кайла его футболку, забираясь своими крупными теплыми ладонями под его одежду и забирая вместе с ней все волнения, любовь и постыдные стремления Брофловски, которые он одно за другим продолжал открывать для себя. Не отказался и, более того, с удовольствием бы согласился — пожалуй, стоит попросить Эрика об этом в следующий раз, но сегодня…сегодня пусть Картман примет на себя женскую роль, раз уж он уже вошел во вкус. Брофловски обхватил густой каштановый хвост и намотал на указательный палец тонкую прядь, блекло блеснувшую на нем. — Ты можешь снять его? — Кайл, ты что… — улыбнулся Картман, приоткрыв глаза, — …не хватаешь девочек за волосы, когда трахаешь их? Я специально выбрал по-длиннее, чтобы тебе было удобнее. Кайл с силой дернул его волосы, на что Эрик выругался, гневно посмотрев на него. Он улыбнулся; парик остался на месте, а значит, останется и тогда, когда Брофловски будет наматывать этот чертов хвост на кулак, ударяясь бедрами о бедра Картмана. — Договорились. Перехватив левую руку Эрика, Кайл принялся разглядывать плотные длинные пальцы и ногти, аккуратно подстриженные и покрытые темно-бордовым лаком. — Даже ногти накрасил, Господи… — прошептал он. — Дал двадцатку Хайди, и она даже не стала ничего спрашивать. — Ты безумен, Картман. Эрик переплел пальцы с пальцами Брофловски и сжал их, улыбнувшись. — Ты только сейчас это понял? Кайл вдруг ощутил легкое головокружение, едва тронувшее его сознание. Нахлынувшее вожделение, помноженное на давнее влечение к Картману — не к Картману в юбке и с накрашенными ногтями, а к обыкновенному Картману с цепью на джинсах, в высоких черных ботинках и кожаной куртке, — так вот это самое влечение обострилось настолько, что сил едва хватало на то, чтобы что-либо понимать. Брофловски чувствовал себя оторванным от реальности, и это сумасшествие на двоих, которое устроил Картман, настолько нравилось ему, что он был рад оказаться вне того мира, в котором подобный внешний вид показался бы как минимум неприемлемым. Он был рад, осознав свое безумие, ведь, блять, Брофловски невыносимо нравился этот маскарад, и был рад оказаться в объятиях того, кого он так давно желал, но не проявлял инициативы, потому что боялся насмешки, вечно играющей на бледных картмановских губах. Был рад этой странной взаимности и страсти, давшей новый виток и прокладывающей манящий путь в развернувшиеся дали. Впервые за последние пару месяцев Брофловски почувствовал облегчение, и за это он заочно благодарил Картмана, который, оттолкнув Кайла, усадил его на низкую скамейку меж серых шкафчиков и без промедления опустился перед ним на колени. — Надоела твоя медлительность. Убрав хвост за плечо, Эрик быстро стянул шорты с бедер Кайла и закусил губу, поднявшись ладонью к его паху. Лишь на миг подняв глаза, он улыбнулся и дотронулся до члена Брофловски. — Надо же, как ты…напряжен, — прошептал он и, прикрыв глаза, приблизился к аккуратной головке, по которой провел языком. Громко простонав, Кайл раздвинул ноги шире и машинально накрыл ладонью макушку Эрика. Картман тут же отстранился и раздраженно посмотрел Брофловски в глаза. — Без рук, — прошипел он, — дотронешься до меня, и я отгрызу твой жидовский хер, понял? Кайл кротко кивнул; подобной покорности он не ожидал даже от самого себя, но когда дело дошло до сидящего перед ним на коленях Картмана в ебаной девичьей одежде, с упругим длинным хвостом на затылке и накрашенными темно-карими глазами, Брофловски забыл про само понятие «гордость» и всего того, что было с ним связано. Хотелось лишь оказаться во власти этих теплых рук, на которые Брофловски засматривался каждый день, и губ, обычно пахнущих сигаретами, но сегодня, липкие от блеска, они пахли не то клубникой, не то вишней, не то еще каким-то сладким дерьмом. Хотелось жить этим моментом, тайно обращаясь молитвами к тем силам, которые этот момент ему подарили, и наслаждаться прикосновением горячего влажного языка к своему члену вместе с теплыми губами, ловко скользнувшими по стволу вниз. Выгнувшись, Кайл вцепился ногтями в бежевое лакированное дерево и задрал голову, прикрыв глаза. О чем он думал? Уже неважно. Неважно — как и то, что он так долго переживал из-за их разрыва с Бебе, в котором считал себя виноватым, но в то же время понимал, что это не так. Неважно, как и его волнения из-за неожиданно обнаруженного у себя влечения к Эрику, которое он впервые ощутил, когда недавно наблюдал за ним, курящим за углом школы в компании Крэйга, Кенни и Клайда, и беспокойно вглядывался в высокое массивное тело, казавшееся таким маленьким с высоты второго этажа. Неважно, как и любые проявления совести вместе с навязанными понятиями и том, что хорошо, а что плохо, отступление от которых привело к тому, к чему привело: к их с Картманом интимной мизансцене в школьной раздевалке — и это тоже было неважно. Когда весь мир — внешний и внутренний — сосредоточился на губах Картмана, которыми он, ускоряя темп, скользил по члену Кайла, постепенно погружая его глубже в рот, черт…все было неважно и потеряло какую-либо ценность, если она вообще до этого была. Все мысли и ощущения, которые Кайл был готов швырнуть в Картмана вместе со своим возбуждением, свелись к Эрику. До этого момента Кайл был убежден, что Картман был профессионалом лишь в мелких авантюрах, в которые постоянно ввязывался, да в списывании домашней по алгебре перед уроком, но он так же потрясающе целовался, так же великолепно кусал шею Кайла и так же искусно вел языком вокруг его головки. Он был хорош во всем: от выпивки на спор до принятия еврейского члена в свою глотку, и Брофловски не мог понять, как столько граней может так ловко умещаться в одном-единственном ублюдке. Как может уживаться обычный надменный Картман, привыкший говорить грубо и властно, с заботливым Эриком, укрывающим пледом заснувшего на его плече Брофловски и говорящим «тише» каждому, чтобы никто его не разбудил. Как может уживаться Картман-нахуй-мне-ваша-школа с Картманом, мечтающим о профессиональном образовании. Как может уживаться Картман, трахающий сучек, с Картманом, который сам — пусть и однажды, — но пожелал оказаться на месте этой сучки. Как может уживаться Картман, носящий обычно свободную одежду с Картманом в форме черлидерши, которая шла ему так же, как привычные толстовки и спортивные штаны. Боже, Кайл был уверен, что за семнадцать лет он знал Эрика едва ли не лучше, чем самого себя, но сколько же ему еще предстоит о нем узнать…да и о себе тоже. Резко отстранившись, Картман поднял взгляд на Кайла, который, опустив голову, шумно выдохнул, едва заметил влажный подбородок Эрика и его губы, застывшие в похотливой усмешке. Взгляд исподлобья, розовые щеки, приоткрытый рот, пара бордовых засосов на шее, липкие от смазки пальцы — Кайл больше не мог сдерживать себя. К черту все. Будет ли он сожалеть после, переодеваясь в джинсы и свитер, или будет ли счастлив, обнимая Картмана на холодном кафеле — к черту. Примет ли он себя с этим отъявленным вожделением к нему или же отречется от него навсегда — к черту. Придет ли он к Эрику домой тем же вечером с намерением оказаться в его кровати или же уедет из города на следующий день, сгорая от стыда — к черту. Что будет потом, его не волновало, ведь он жил здесь и сейчас, а сейчас его тело желало одного. Брофловски опустился на пол и сел напротив Картмана. — Развернись. Его голос прозвучал сипло и отстраненно, как будто это сказал кто-то третий, а вовсе не Кайл. Закусив губу, Эрик повернулся к нему спиной и вцепился пальцами в скамейку, которую минутами ранее Брофловски кромсал ногтями, глотая стоны вместе с несносным желанием нарушить заповедь «не трогай меня», так маняще и угрожающе озвученную Картманом. Эрик приказал не дотрагиваться до него, но теперь он желал прикосновений Брофловски, и это угадывалось даже по такой мелочи, как слегка выпяченная назад картмановская задница. Блять! Если бы еще утром Кайлу сказали, что через несколько часов он нависнет над Эриком, который, в помятой юбке и задранном топе, будет стоять на порозовевших коленях на полу раздевалки перед Брофловски, то он бы в жизни не поверил. Подумал бы, мол, нет, это бред, это невозможно и это полная хуйня, но…но это происходило с ним и в это ему по-прежнему не верилось. — Только учти, Кайл, — тихо проговорил Эрик, повернувшись, — что я даю тебе лишь один шанс обладать мной. Не облажайся. Брофловски едва ли расслышал его слова, а еще едва ли внял их смыслу, потому что был увлечен этой красивой крепкой спиной, которую обхватил пальцами по бокам. Оголив зад Картмана, Брофловски прижался к нему и бережно проник, ощутив, как дрогнул Эрик и, чуть подавшись вперед, уткнулся макушкой Кайлу в шею. — Кайл… Переместив правую ладонь на шею Эрика, Брофловски сжал ее и слегка повернул лицо Картмана к себе, бегло коснувшись губами пунцовой щеки. Постепенно ускоряя движения, он приоткрыл рот, сжимая горло Эрика крепче; левой рукой, забравшись пальцами под топ, Кайл схватился за его грудь. Господи, как же жарко. Жарко внутри него, жарко в этом помещении, жарко в этой майке; жарко, когда Картман прерывает стоны учащенным дыханием и жарко ему самому, когда Кайл дышит ему в шею, вцепившись ногтями в плотную бледную кожу. Кончиком языка Брофловски дотронулся до плеча Эрика, после чего несильно прикусил его, лишь на миг сомкнув челюсти. Картман стонал протяжно и громко; обычный его хрипловатый голос казался теперь более нежным, когда он, напрягая глотку, двигал бедрами, насаживаясь на член Брофловски. Лишь мгновение отделяло его от окончательной потери сознания: из-за возбуждения ли или из-за той силы, с которой Брофловски держал его шею, но, Картман уже не отдавал себе отчет в происходящем, сфокусировавшись лишь на ощущениях своего тела. Затекшие колени, покалывающая боль в груди, которую царапал Кайл, хлесткие движения, с которыми он прижимался к ягодицам Эрика и тут же отстранялся — ко всему этому подмешался царапающий вакуум в легких, когда воздух, обратившись в пылающую лаву, кромсал Картмана изнутри. Он начал задыхаться. В этот же момент Кайл убрал руку с его горла и переместил на макушку, схватившись за каштановый шиньон; обмотав шелковистые волосы через кулак, Брофловски дернул их на себя и прижался к виску Эрика, губами накрыв его учащенный пульс. Постепенно, пробираясь сквозь смуту страстных настроений, до Брофловски стал доходить смысл фразы Картмана, которую он оборонил прежде, чем Кайл оказался внутри. Прикрыв глаза, Брофловски вцепился в бедро Эрика пальцами левой руки и ускорился, сжимая волосы крепче; его движения стали грубее и болезненнее, из-за чего Картман, прижавшись спиной к груди Кайла, едва ли не срывался на крик. Он выгнулся, когда Брофловски вошел до упора и задрожал, когда он, чуть отстранившись, сел на пол, потянув Картмана на себя. Один шанс. Он дает ему один шанс обладать собой. Один, блять, шанс — но даже это было великодушно с его стороны. Под прикрытием черной юбки и фальшивых волос до середины спины, под предлогом выразительного туманного взора, под ловко скользнувшими пальцами вдоль паха, под горячим шепотом на ухо и прикосновением мягких губ к шее Брофловски, Картман давал ему шанс испытать силу своих стремлений, а заодно проверить их самому: стоили ли они таких затрат и такого усердия. Воспользовавшись главной слабостью Кайла, Эрик приложил много усилий, чтобы воссоздать любимый для Брофловски образ — и все ради того, чтобы оказаться рядом с ним. Закончилась пора неловких обменов взглядами в школьном коридоре, случайных прикосновений под столом и фальшивых оскорблений, таящих в себе скрытый смысл, который был понятен лишь им двоим — закончилась, потому что Картман устал. Больше всего в жизни Эрик ненавидел неопределенность, а у них с Брофловски неопределенность тянулась ровно столько, сколько они помнили друг друга, и это его уже порядком утомило. Желая заполучить Кайла прямо сейчас, а не на предстоящей вечеринке, когда они оба уединятся с девушками, чтобы вновь представлять вместо них тела друг друга, Эрик настолько отчаялся, что пошел ва-банк. Хотя ему было плевать на средства, ведь главным было достигнуть цель, и достижение ее превзошло все ожидания — это уж точно. Картман рассуждал: если ничего не получится, если у Кайла не встанет или все окончится дракой, тогда хуй с ним со всем, но если…Если все взыграет иначе, тогда Эрик не слезет с Брофловски — и в первую очередь речь шла о его заднице. Застыв в ожидании, Эрик воображал себе, как вдоволь оттрахает этого рыжего жида, когда смоет с себя проклятую подводку и снимет этот парик; когда он станет привычным Картманом, скручивающим блант быстрее, чем моргает обкуренный Кайл, и когда он станет им, тогда Брофловски не поздоровится. Дав себе это мимолетное обещание, Эрик простонал, вцепившись ногтями в ляжки Кайла и медленно опустившись по его стволу. Руками Брофловски крепко обхватил талию Картмана, набирая прежний ускоренный темп; перекинув хвост через плечо Эрика, Кайл дотронулся до него губами и прижался к нему, прикрыв глаза. Вскользь Брофловски подумал о том, что с Картманом его по правде связывало нечто большее, в то время как с остальными он заводил отношения лишь ради того, чтобы отвлечься от мыслей, так сильно его беспокоивших. Кайл боялся своих чувств к Эрику, которые он считал отвратительными, а вместе с ними считал отвратительным себя, потому что был способен на то, чтобы испытывать к Картману нечто среднее между остервенелым возбуждением и странной заботой, с которой время от времени помогал ему с тестами и контрольными. Чувствовал к нему то, что больше ни к кому не мог чувствовать: то, из-за чего Кайл давно потерял сон, из-за чего в его глазах мутнело, речь путалась, а голова кружилась, как это было и сейчас, когда он, царапая Эрику живот и смазано целуя ему шею и плечи, подбирался к долгожданной развязке. Прижимаясь к Брофловски горячим взмокшим телом, Картман обхватил ладонью собственный член. — Давай же, сука, — прошептал Кайл, выдохнув в шею, — давай же. — Б-блять, Кайл… Брофловски вцепился в его запястье и накрыл ладонью теплые пальцы, ускоряя движения Картмана. — Или мне сказать, какая ты шлюха, чтобы ты кончил? — продолжил он и рассмеялся, — что ты шлюха, Картман, развязная и грязная девка, как те, которых ты… Картман прерывисто выдохнул и простонал; его ноги кольнуло легким морозцем, и он понял, что уже готов. —…которых ты трахаешь обычно вместо меня. Кайл прикусил ухо Эрика, ногтями хватаясь за тыльную сторону ладони Картмана. Никогда до этого он не был так напряжен: физически ощущая каждый свой нерв, Брофловски удовлетворенно улыбнулся, когда Картман, тяжело дыша, слез с его бедер, а сам Кайл рухнул на пол. Он почти лишился чувств и был бы не против, если бы сознание покинуло его прямо сейчас, но он оставался в нем, пока его распаленное вспотевшее тело, по которому пронеслись ладони Эрика, охлаждалось на белоснежном кафеле. Картман лег на Кайла сверху и заглянул в глаза, чуть прищурившись: так он делал, когда раздумывал над чем-то. Посмотрев на него, Брофловски быстро провел пальцами по спутанным каштановым прядям, ожидая своего смертного приговора. — Чтобы я никогда больше не слышал ничего подобного, Кайл, — Эрик усмехнулся, крепко обхватив тонкий подбородок Брофловски и коснувшись губами его губ, — потому что только я могу тебе это говорить.       Кайл улыбнулся. Договорились.