Капли битого стекла

Юрген Вульф был в прекрасном расположении духа; в последнее время всё шло как нельзя лучше: большинство древних артефактов найдены, отчёты по каждой из раскопок составлены и вовремя отправлены ему для изучения, а люди служили верностью и преданностью – не все, но об исключениях он позаботиться позже. Старый немец доволен тем, что происходило в его жизни: геггинггруппенфюрер отдыхал в своей спальне, наблюдая на противоположной стене портрет рейхсканцлера Адольфа Гитлера, написанного масляными красками, уже успевшими потрескаться от времени. А видеть вместо фюрера хотелось самого себя: Гиммлер, конечно, желал насрать ему под ноги, но рейхсфюрер не видел дальше своего носа. И, поджав хвост, тут же решил присоединиться к Гегенгайст Группе, когда его наработки прижали, а лабораторию в Норвегии с главным проектом, на которую Генрих делал большие ставки, подорвали, стёрли, оставив только отпечаток пепла на земле. Юрген планировал убрать и своего временного союзника, но позже – сначала раздобыть оставшиеся мощные реликвии, а затем… Привести Германию к победе и создать свою собственную утопию, о которой немцы могли только мечтать. Без всех этих унтерменшей: вампиров, оборотней, полукровок… Впрочем, последние ему пока что прислуживали очень хорошо. Мужчина пил вино, наслаждаясь терпким послевкусием: сегодня он мог позволить себе расслабиться – совсем немного, чтобы завтра ударить с новыми силами. Бутылка «Rotkäppchen» стояла уже полупустая на столе; он пил исключительно вина «Гранд-крю», только с сортом винограда Пино Гри – роскошь должна быть во всём, даже в такой мелочи, как алкогольный напиток. Вульфу не хватало лишь кусочков тёмного шоколада, чтобы сполоснуть вкусовые рецепторы от пьянящих ноток игристого напитка. Но сладости хватало: тонкость груш, яблок и специй в аромате уносили его в мир собственных фантазий, где был только он – сильный, помолодевший Юрген Вульф, свергнувший Гитлера с пьедестала лидера, ставший новой надеждой Германского рейха, что потом рассыплет крупицы своей идеологии на весь остальной мир. Геггинггруппенфюрер сделал глоток – пузырьки белого вина приятно щекотали горло, - и отставил фужер к пузатой нефритовой бутылке с обёрнутым тёмно-красной фольгой горлышком. Всё это прекрасно, но Юргену хотелось намного большего; мужчина вздохнул и посмотрел в сторону – на подоконнике в пепельнице лежал мундштук с недокуренной сигаретой. Забивать лёгкие после вина – нет, не этого он жаждал в данную минуту. Он пригладил торчащие седые волоски – с возрастом он практически облысел, но думал, что с артефактами древнего демона и первого короля Германии из Саксонской династии сможет вернуть, что похитило у него время. Но не всё годы отобрали у него. Мужчина улыбнулся, подставляя руки под голову, спускаясь ниже на кровати; он обнажён – он ждал гостей. И они всегда приходили к нему вовремя: как послушные рабы, как выдрессированные шавки, желавшие ради сахарной косточки угодить во всём хозяину. Его лучшие помощницы, левая и права руки: но одну после триумфа ждёт казнь, а вторую он утопит в кипящей солёной воде, прежде вырвав клыки голыми руками. Они для него не больше, чем дешёвые шлюхи, обслуживающие в кабаках проходимцев, но… такая преданность самому будущему рейхсканцлеру его порой удивляла. Юрген Вульф знал, что за дверьми они ждали его слов: две маленькие потаскушки, и их он держал за невидимые поводки. Ему нравилось видеть, как они сражались на арене за право быть его истинной любимицей. Геггинггруппенфюрер лениво повернул голову в сторону двери; постучались – и взгляд перевёл на висящие часы, тикающее будущее, - настало время. - Войдите! – гаркнул немец, и дверь открылась, а на пороге топтались его послушные соучастницы. Марианна Блаватская и Минс: одна – оберфюрер, жрица Третьего Рейха, а другая – обершарфюрер, дампир-наёмница. Прекрасное и опасное сочетание; мужчина широко улыбнулся, спуская одеяло, продемонстрировал им своё тело: вялое и старческое, с седым пухом волос на груди, с небольшим животом – он отчасти завидовал молодым фрицам, но у него всё впереди, а эти солдаты – уже отголосок прошлого; и приглашающим жестом подозвал любовниц к себе. Они подготовились к встрече: Марианна Блаватская была лишь в тёмном белье, не скрывающем её прекрасного тела – бледная арийская красавица с россыпью рунических татуировок по всей коже – каждый из узоров хотелось вновь опробовать на вкус. Она залезла на кровать, как хищница подползла к своему фюреру, села рядом у его ног, дожидаясь свою подругу-конкурентку, которая не спешила к началу игр. Дампир была в плаще; но в следующую секунду скинула его, оказываясь полностью нагой – Вульф оценил такой сюрприз, похлопав ладонью рядом по не скрытому одеялом матросу, и Минс повиновалась – снова, как всегда. Подошла ближе, села рядом, на край, и Марианна осторожно положила ладони на её плечи, притягивая к себе; Юрген Вульф в тот же миг захотел закурить, но предпочёл вино. Взяв аккуратно пальцами хрустальную ножку, он пригубил бокал терпкого напитка, пока его любимицы демонстрировали ему повторяющееся из раза в раз шоу: Блаватская подвинулась ближе к Минс, огладила ладонью её лицо, вычерчивая пальцами скулы и подбородок, чтобы в следующую секунду наклониться и впиться в её губы жадным требовательным поцелуем. Дампир не отталкивала её, не отстранялась сама; причмокивала от удовольствия, закрыла глаза, полностью расслабляясь и доверяя в этой игре той, которую презирала и ненавидела – геггинггруппенфюрер Вульф знал о её маленьком секрете. И то, что обе красавицы боролись за его внимание, заставляло его молодеть духом на несколько десятков лет. Но он не мог не отметить, как же были прекрасны его рабыни: казалось, что они не просто соблазняли его, но на самом деле проводили особый ритуал, сражались за его персону. От того, как смотрелись нагие красавицы СС, у Юргена Вульфа учащалось дыхание, а напиток более в горло не лез; ему становилось жарко, так сильно, что чудилось, что картина перед ним – лишь галлюцинация, плод собственного воображения. Но реальность выворачивало наизнанку, когда он наблюдал за тем, как две относительно самые красивые женщины СС в замке Вольфенштейн жадно целовались, касались друг другу, словно хотели выпить досуха, никак насытиться не могли. Аккуратные тонкие пальцы Минс прохаживались щекоткой по татуировкам Блаватской, Марианна взвешивала на ладонях упругие груди дампира, стараясь не разрывать зрительный контакт. Вульф улыбался, трясущейся рукой поставил недопитый бокал на прежнее место и удобнее расположился на подушках: зрелище завораживало, посылало рой мурашек, жалящих ядом страсти. Марианна не отрывалась от Минс – она вела в их маленькой игре, и ролями они никогда не менялись – таков приказ самого геггинггруппенфюрера: жрица повалила любовницу на кровать, раздвинула ей ноги, демонстрируя Вульфу всю открытость полукровки, а затем проникла в неё двумя пальцами, задвигалась сразу слишком быстро, выбивая из горла конкурентки стон за стоном. Минс не сопротивлялась: она слишком послушная, даже раздражающе, и это Вульфу в ней нравилось. Он ухмыльнулся, потянулся рукой вниз, чувствуя, как жар бушующим огнём вспыхивал внизу живота; одеяло сбилось у ног двух грешниц, которые продолжали забавлять своего хозяина. Рука легла на вставший член, оглаживая его вверх-вниз; он не молод, но всё ещё умел гореть желанием. Дампир выгнулась луком, кричала так, словно хотела поднять мертвецов, похороненных под замком Вольфенштейн, и Марианна Блаватская, шлепнув её по внутренней стороне бедра, навалилась сверху, затыкая полукровку поцелуем: Минс хотела дотронуться до любовницы, подарить ей то, что она сама испытывала, но жрица Третьего Рейха била её – к ней недостойны прикасаться такие, как она. Вульф выдохнул сквозь зубы, продолжая двигать рукой; он думал о том, как засадит этой плутовке Минс по самые яйца, как будет наказывать Марианну Блаватскую, как его армия возьмёт вверх, как тело примет мощные артефакты… Ах, как хорошо! Мужчина закатил глаза от удовольствия, прохрипел, но не от того, как льнули друг к другу его любовницы – его возбуждали больше мысли о том, что ждало его в будущем; алкоголь кипел в крови. Он станет властителем мира, новым могущественным существом, самим Богом!.. И нет ничего слаще этого. Юрген Вульф на секунду остановился, сел на кровати, подзывая к себе Блаватскую; женщина не могла ему отказать и, словно забыв о Минс, подползла к нему, устраиваясь рядом, чтобы в следующую секунду промыть рот лидера Гегенгайст Группе поцелуем. Всё остальное на себя взяла Минс: она скинула одеяло, осматривая тело немца, а затем, облизнувшись, припала к его члену, вбирая его в рот до основания. Мужчина за это очень ценил полукровку: ей не нужно было лишний раз указывать – она знала, как действовать, как доводить всё до самого конца. Сосала она хорошо – его милая шлюшка, - даже клыки, чуть царапающие плоть, приносили новую волну удовольствия. Но, целуясь с Блаватской, Юрген всё равно думал о том, как приведёт новую – свою Германию – к победе. И сжал выступающие сквозь ткань лифа соски Марианны. Женщина отстранилась, шумно выдохнув, позволяя геггинггруппенфюреру массировать её груди: они были больше, чем у Минс, и оттого приятнее. Он раздевал жрицу сам, подушечками пальцев повторял контуры её странных незамысловатых татуировок; сердце бешено колотилось, и Вульфу казалось, что оно в один момент остановится, не выдержав такого напряжения. Минс целовала, лизала, кусала кожу, игралась с яичками, выбивая стоны из своего хозяина, но когда ей надоело, она сама насадилась, начиная двигаться, вколачиваться в него – она сжимала его внутри себя так, что у Вульфа темнело в глазах. Мужчина отодвинул ткань трусов, нащупал, проник в Блаватскую, двигая рукой слишком быстро, натирая бугорок клитора. Они никогда не менялись местами. Немец наслаждался стонами двух любовниц, чувствуя пик своего приближения; они действовали слаженно – как механизмы, как точный план, попадающий в самую цель. Юрген Вульф думал, что однажды Минс понесёт от него щенков – кто их знал, этих проклятых кровососов? Но если так действительно бы случилось, то он бы разорвал полукровку на части, выпотрошил бы её, вырывая собственноручно каждый из кровавых органов – такие ублюдки не должны жить; он всё равно это сделает, но позже… пока они служили ему верой и правдой, геггинггруппенфюрер закрывал на многое глаза. Марианну Блаватскую ждала бы такая же участь. Юрген Вульф искусно распалял их всё больше, сам становился пленником в руках любовниц, заставлял их стонать, заставлял тереться о него и друг друга: поцелуи, стоны, шлепки, снова поцелуи… Всё это могло длиться до бесконечности; но немца хватало ненадолго – он сам подмахивал Минс, пока в какой-то момент не выгнулся так сильно, до хруста в спине, не излился в полукровку; изнеможение, удовольствие, шум – в голове всё смешалось в один безумный коктейль. Следующей последовала Марианна, которая словно хотела оттянуть момент, но не смогла противостоять собственному телу; упала рядом, выдыхая в ухо мужчине, который продолжал гладить её там, внутри. Дампир подползла к нему, легла под бок, целуя его грудь. Геггинггруппенфюреру не хотелось прогонять их – пока что, - но не мог не признать, что больше любовниц его возбуждали только мысли о том, как скоро всё случится. Как имя Юргена Вульфа будут бояться во всём мире. И это будет новая истина в чистом виде.