Годелот

      Осгод растер горящие от рукояти меча ладони и убрал пот со смуглого лба. Жара пусть и спадала к осени, но духота все еще стояла невыносимая, воздух окутали запахи прелой листвы, гончих собак и лошадей.       Розовый сад, за его спиной, был полон благородных дев. Певцы с лютнями и дудками голосили балладу "Дети Сновидицы" – песнь об ужасной гибели Эилеифра Белого Змея, зависти его брата Вальдареса, грусти сестер и безутешной матери.       Даже любимые придворные шуты Перчик и Черепашка уже не танцевали под руку, а осели наземь и громко рыдали. Певцы продолжали завывать: "Смертоносна пляска лиц, Умер грозный белый принц"       Осгод кинул в самого горластого камень, сбив его пышную зеленую шапку. – Дурак, ты расстраиваешь гостей. Леди хотят смеяться, а не слушать твой козий голос. Бард зло обернулся, но тут же расплылся в подобострастной улыбке и быстро кивнул: – Как скажет Ваше Высочество.       Заиграла озорная музыка бузинных дудочек. Девушки, подобрав с травы свои юбки, стали кружиться. Весело замелькали босые ножки, волосы выбились из причесок и рассыпались по плечам все еще легких летних нарядов.       Принц бросил тренировочный меч и присоединился к ним. Каждая хотела заполучить танец с наследником, а Осгод в свою очередь забирал девичьи поцелуи и наслаждался ненавязчивым кокетством.       Мимо него пронеслась копна золотых волос и Осгод, схватив деву за плечи, узнал в ней единокровную сестру. Его улыбка стала только шире.       Мэри недавно минул двенадцатый год, высокая и белокожая, с кудрями светлыми, как у ее матушки. Довольная, румяная она обняла его: – Дорогой брат, ты забыл подарить танец и мне, – принцесса протянула к нему маленькие ручки, а он боялся взявши сломать их. Осгод убрал мокрые пряди с ее лба, но как только он сделал поклон мелодия закончилась. Мэри насупившись, расстроенно всплеснула руками. – Я обещал танец и он останется за мной. Вдвоем мы сможем плясать пока не упадем, сестрица. – Он поцеловал Мэри в плечо и под руку повел ее вдоль розовых кустов, – ты вероятно голодна.       Кухонные юноши уже вынесли в сад небольшие столики, на которые служанками были заботливо расставлены блюда с ягодными и лимонными пирогами, орехи в меду и ароматные яблоки. На открытой летней кухне поварихи тушили оленину в травах, ощипывали перепелов и фазанов, разрезали душистые ломти свежего желтого сыра. Вино и нектар разливались чашниками в высокие кубки. – Элиасу не нравятся танцы, а Матушка занята в Совете Ракиров. Я рада, что сегодня ты со мной. Ты всегда умел меня рассмешить, – Мэри прислонилась щекой к его плечу. – Больно ли тебе сейчас? – произнесла она уже гораздо тише.       Только семья знала о его уродстве, проклятой больной коже. Вся правая сторона от шеи и до бедра была покрыта коркой налитых кровью волдырей. Он с детства привык подавлять зуд, но иногда боль становилась невыносимой. – Разве такая миленькая головка может мне навредить? Я воин, Мэри. Я будущий король. – У королей свои слабости, брат. Даже наш отец порой уступает матушке. – Мачеха умная женщина, иногда я восхищаюсь ей. Столько друзей и врагов не было ни у одного Годелота с момента основания династии. – Осгод взглянул в лицо сводной сестры, – В будущем я хочу, чтобы вокруг тебя были только друзья. Я убью любого, если потребуется, даже треклятого колдуна или исполина. Даю тебе слово, – он обхватил девичье лицо руками, чтобы в очередной раз поцеловать, но принцессу отдернули от него.       Леди Талис Черного Знамени, близкая подруга Мэри подбежала сзади и взяла ее за руку. Девушка хороша собой, было в ней что-то знойное, южное. Взглянув на Осгода она покраснела, сделала неуклюжий реверанс, а потом наклонилась к уху принцессы. Шепот Талис был слышен и ему: – Отец говорит, что выбрал для меня жениха. Милая подруга, я так волнуюсь! Вдруг он стар или того хуже возненавидит меня, когда увидит. Мою тетку Эмбер муж побивал пока не умер.       Мэри громко вздохнула и обняла ее, Талис не могла унять дрожи в пальцах. Кажется она даже не танцевала.       Осгоду же известно, что в женихи младшей дочки Рона Черного Знамени уже давно набивался сир Говард Хьюби из Северного Приюта. На прошлогоднем турнире он подарил ей выигранный призовой венок, а теперь, видимо, добился своего. Маленькая леди Талис выходит за него замуж, в довесок с нескромным приданым и расположением высокого лорда. Такому молодому дому, как Хьюби, удачная женитьба наследника была необходима, теперь они держат Северную границу. Хьюби будучи вассалами Тайятов встали на их место. Последние Тайяты скончались более полувека назад во время подавления мятежа. Хьюби поддержали корону, а не сюзеренов.       Сир Говард гордо носил на нагруднике двух сцепившихся пум погибшего дома, променяв на них свою родовую сороку. – Какой глупец осмелится обидеть леди Черного Знамени? Честно говоря вашего отца побаиваюсь даже я, – о личности жениха Осгод решил умолчать, Талис была той еще болтушкой.       Талис испуганно отпрянула, "принц все слышал" читалась в ее лице. – Брат хотел тебя успокоить. Как ты можешь кому-то не нравиться, дурочка? Жестокость тебе не грозит, мои подруги под крылом королевы, – его мачеха Карванельская царевна, Несгибаемая Королева Иората – Мод Годелот. "Подброшенная Змея", как ее называли недруги из Совета Властительных Домов. Любимая жена их отца, мать Мэри и ее брата Элиаса.       Осгод же, повзрослев стал про себя называть ее Белой Сукой. В детстве Осгода, Мод выпорола и прогнала из Стального Рога его любимую нянечку, заменившую скончавшуюся родительницу, а теперь по ночам нашептывает королю сомнения, чтобы тот сделал наследником ее старшего сына. Дескать Осгод болен, он выродок сумасшедшей зиратки, которая никогда не была королевой. Матери, которая после родов пыталась его утопить. – Помолись за меня, подруга, – обычно смуглое лицо Талис оставалось бледным и встревоженным, но стало заметно, как страх уходит из темных винных глаз. Такие глаза бывают только от зиратской крови. У него, Осгода, они были похожи. Маленькая леди сделала прощальный реверанс, а потом поцеловала Мэри в щеку. – Сейчас мне нужно повидаться с дядей Кастером. Вечером я бы хотела вместе с тобой отправиться к реке, мы так давно не ходили под парусом! – Я попрошу Мойру подготовить лошадей. – Принцесса взяла Талис за руку, а потом обернулась, – Милый брат, обещай, что ничего не скажешь отцу! Он опять приставит ко мне гуннарку, – Мэри сделала паузу и продолжила шепотом, – я терпеть не могу молиться и вышивать, в прошлый раз на службе разбила коленки в поклонах.       Осгод только слабо улыбнулся. Конечно он ничего не скажет. Сестру принц любил больше, чем кого-либо.

***

      Ночь встретила его раздумьем. Он размышлял о покойной матери, которая оставила на нем жестокое язвенное наследие, о победных отцовских войнах и о сводном брате Элиасе.       Осгод рос, окруженный молодыми служанками, которые с каждым годом исчезали и на их место приходили новые. Отца он видел раз в несколько дней, а мачеху и того реже, лишь на пирах и застольях. Все детство он один учился терпеть боль и ни в коем случае не показывать ее никому, особенно королю. Когда Осгод стал оруженосцем Армона Крюса, от каждого удара тренировочного меча язвы лопались и кровоточили. Он гордился тем, что ни сир Армон, ни его детские друзья так и не догадались, что же принц скрывает под одеждой.       Исвальд Годелот завоеватель, иоратский король, его никудышный родитель. Осгод был похож на него куда больше, чем поджарый светловолосый Элиас, черными кудрями и могучей фигурой, разве только кожа темнее от зиратской половины.       "Белая Сука не подпускала к сыночку никого, вот он девок-то и не видел". А Осгод видел много, он стал мужчиной на четырнадцатом году, в покоях вдовы высокого лорда. После у него были служанки, шлюхи, благородные леди и даже фрейлины мачехи. Все они менялись с такой скоростью, что, ни лиц, ни имен Осгод уже не помнил. Но никого из них он еще не желал больше единокровной сестры, которая пару недель назад уже вступила в брачный возраст. Мэри любит его больного и чужого, так, как может любить только чистое божье дитя. Как он посмел увидеть в ней женщину? Как он посмел представлять ее в своей постели?       Он ведь ее брат. Он болен. Он выродок сумасшедшей зиратки, которая никогда не была королевой. Матери, которая после родов пыталась его утопить.       Когда Осгод думал об этом, страх и стыд роились у него в чреве. Желание покрывала собою ненависть к богам и священникам, к трактатам, к законам, к своей страсти и греховной сущности.       Язык сыпал проклятьями, а сердце столбенело каждый раз, когда владея женщиной он целовал ее, закрыв глаза, чтобы закончить. Представлял другую, недоступную и любимую. Сводную сестру Мэри, названную волей богов Солнцеликой. Его, Осгода, они наверняка клеймили великим грешником.       Прозвучал стук в дверь, и через мгновение в щели показалась старая облысевшая голова их книжника Берна. В тусклом огне свечей он был похож на жирную крысу. – Король Исвальд желает видеть сына, – говорил Берн гнусаво и медленно. – Раз желает, то почему не пришел? Зачем я должен видеть в дрёме твою старую рожу? – Осгод перевернулся на спину и сложил руки за голову.       Берн, не обратив внимания на вольности наследника, продолжил: – Его величество намерен отправить вас в путешествие по стране.       Осгод сел в постели и уставился на Берна. Путешествие было обязательным условием престолонаследия, его совершали уже коронованные монархи, но никак не принцы при живом и здоровом отце. Осгод не думал, что в двадцать лет удостоится такой чести.       Он хочет увидеть Элиаса, когда, тот узнает столь чудесную новость. Лицо Осгода искрило победоносным злорадством. – Полагаю теперь вы хотите пойти со мной к королю? – Ах, Берн, отныне ты мой любимый книжник! Сдаюсь, веди меня, – принц встал на ноги и похлопал старика по спине. – Честно говоря, эта ночь не давала мне уснуть.       К тронному залу они шли молча. Осгод быстро и порывисто, а Берн, будто бы ползал по серым каменным плитам. В конце коридора заблестели факелы и по мрамору побежали первые голоса. Он услышал отца и его близкого друга Теффорда Вальда, Верховного Ракира Фебба Околле, лорда Сердцедрева Орвэлла Тридента и Нифхилда Мудрейшего-из-отцов – главу Славного Ордена. Был и еще кто-то, тот кто молча ждал Осгода перед престолом. Еще до того, как войти принц узнал его по характерному стуку каблуков. Шестым ночным гостем Зала Дареса был никто иной, как Элиас. "Лучше и быть не могло" – пронеслось у него в голове.       Берн распахнул резную узорчатую дверь и перед Осгодом предстал огромный золоченый трон в виде руки, согнутой в кисти.       Ценнейшая из реликвий, привезенная героем Гореем Лорном из руин Северных Городов Королевы Держав – Майцирии, что сгинула более восьми столетий назад. Наследие, на котором теперь сидел его король-отец, а после завладеет и он сам. – Ваше Величество, это кронпринц, – громко сказал Берн за его спиной. Осгод прошел в зал и встав перед троном, поклонился. Монарх выглядел уставшим, он потирал переносицу и часто моргал. Лорд Вальд разминал, шею, а Мудрейший-из-отцов горбился и скрипел, будто старая рухлядь. Орвэлл Тридент и Фебб Околле стояли ровно, выпрямив плечи и спину, как истинные рыцари. Больше всего его порадовал Элиас, который задрал вверх голый подбородок, поджимал губы и часто сглатывал ком в горле. "Чуть ли не скалится бедолага". Осгод ему подмигнул, а затем снова посмотрел на короля. – Мне нужна твоя помощь, сын, – начал Исвальд, – страна беспокойна, а я не могу покинуть столицу. Север, Юг и Восток скоро сызнова накинутся на нас, не хватало еще мятежей своих же лордов. Погости у них, окажи милость. Скажи, что их просьбы и негодования ты передашь напрямую мне, как законный наследник. Пусть все Властительные Дома познакомятся с будущим королем, – его отец глубоко вздохнул и замолчал. – Голуби, соколы и вороны шлют мне одну и ту же весть: Майкар собирает знамена на запад! – подал голос Нифхилд. – В рядах этих войск безбожники созгары. – Только их пузатым бесам известно, как дикари пройдут через Донмор. Пролив наш, Ваша Светлость! Арут возвращается с победой, – Лорд Теффорд был полон гордости за любимого сына.       Арут Вальд с каштановыми волосами и глазами цвета червонца, облаченный в доспех, на нагруднике которого красовался знаменитый феникс Вальдов, выполненный из красной яшмы. Каждый раз, когда он прибывал в столицу из мертвых сухих пустынь или скалистых гор, чтобы подарить земли и новых вассалов своему королю, Элиас забыв держать лицо, бежал встречать его, как встречают жены мужей своих, вернувшихся с войны.       Впервые за долгое время, Осгод увидел, как сводный брат улыбается. Улыбается из-за возвращения полководца. Так, кто еще из них двоих великий грешник? – Осгод, – снова заговорил король, – отправляйся через пару дней. Выбери сопровождающих и найди крепкую лошадь. Элиас, – Его Величество повернулся ко второму сыну, – я хочу, чтобы теперь ты вершил королевский суд. Я отдаю эту власть в твои руки.       Элиас выглядел удивленным. Он прижал ладонь к груди и встав на колено, поблагодарил короля-отца. – О большей чести я и мечтать не мог!       Исвальд тихо засмеялся: – Подними голову, ты же не слуга, а мое семя. Будь твоя мать такой же покорной, детей у меня было бы гораздо больше. "Как хорошо, что здесь ее нет" – думал Осгод. Что бы мачеха ответила, если бы узнала, что он уезжает? Неужели то, что он болен? Что выродок сумасшедшей зиратки, которая никогда не была королевой? Чем он достоен столь большой милости, если даже родная мать пыталась его утопить? Осгод не хотел слышать этого снова.       Громкие тяжелые шаги раздались за парадными дверями. В тронный зал вошли двое вспотевших караульных, один из которых волочил за собой большой наполненный мешок. – Ваше Величество, его оставили возле королевских покоев, – караульный вытряхнул содержимое и по мрамору покатились две небольшие мальчишечьи головы. Последнюю крупную и кудрявую дозорные поднесли прямо к Трону Дареса. Между присутствующими повисла тишина. – Мой король, это же..?! – первым пришел в себя Фебб Околле. Исвальд долго не мог ответить и будто бы смотрел сквозь эти несчастные, застывшие головы. – Это Регг. – наконец произнес он, – Это мой брат.