Годелот

      Начало светать, когда Мод, проснувшись, не увидела мужа на их общем ложе. Этой ночью они не засыпали вместе, королева спала беспокойно и возвращение Исвальда не осталось бы ей незамеченным.       Она шла по темным кривым коридорам Стального Рога с распущенными волосами и в нижнем платье, не стесняясь наготы ног и плечей, прикрываясь перед караульными руками и вихрами цвета зимнего солнца, лишь для приличия.       Зал Дареса встретил ее долгим молчанием и запахом смерти. Открыв небольшую дверь, ведущую в него из королевских покоев, Мод наконец услышала голос Исвальда, который становился похожим на рык: – Дикари казнили брата короля, а ты говоришь мне повременить?! Что станет с короной, если прощать предателей? Замолчи, Фебб, если тебе дорого все, что ты имеешь, я приказываю тебе молчать! – Ваша милость, Гаака за сотни лиг отсюда , а ее жители бедны и неразумны. Выстоять перед королевской армией они не способны, как бы не старались. Пошлите шпионов и поджигателей, а сами наставьте копья на Юг! Майкар страшнее, чем бедняковые шайки и преступники Вольного Края, – на защиту Верховного Ракира встал Нифхилд, который махал дряблыми руками и переходил на шепот. – Я сам напишу послания и отпущу соколов. – Будь они столь ничтожны ни за что бы не взяли Буревестник. Крепость способна выдержать половину армии, подвластную Трону Дареса. Во времена завоевания мои люди с катапультами стояли под его стенами неделями, а ты говоришь, что виновна лишь шайка бедняков? Ты старый дурак, Нифхилд, если считаешь так. Годы забрали твой разум и теперь сан "мудрейшего-из-отцов" не более, чем смешная шутка. Ты убедил меня, чтобы все войско Регга отправилось к Донмору на подмогу, дескать Гааке никто и ничего грозить не может. Что же ты скажешь сейчас, старик? Станешь ли отныне называть себя великим мудрецом? – Я человек, мой король, а людям присуще ошибаться. Боги свирепы, но они же и милостивы. – Твоя ошибка лишила меня брата и развязала войну, она же может стоить тебе жизни. – Мой возлюбленный муж, сегодня тобой владеют грусть и ярость, – наконец Мод позволила себе выйти из тени, – не дозволяй своей злости рубить сгоряча, мы благодарны Мудрейшему-из-Отцов за его многолетнюю помощь короне, – королева повернулась к главе Славного Ордена и одарила его знаком своей признательности.       Элиас подбежал к ней и накинул на ночное платье Мод свой расшитый серебром плащ. Наклонившись к ее уху, он прошептал: – Что заставило вас, матушка, прийти сюда среди сонного времени, да еще и в столь неподобающем виде? Мужчины смотрят на ваше тело. – Так пусть смотрят, разве я боюсь их взглядов? Королеве нечего скрывать. – А женщине? – Элиас фыркнул и застегнул на матери фибулу плаща. – Женщину может защитить ее сын, – затем Мод снова посмотрела на Исвальда, – и любимый супруг. – Ваше Величество, я сам соберу знамена и подавлю мятеж, моя верность и дружба никогда не стояли под сомнением, – подал голос Теффорд Вальд, – Идите в постель, раз жена заждалась. Вашей голове нужен покой и минута скорби. – Днем мы устроим похороны, – аккуратно доложил Орвэлл Тридент.       Исвальд Годелот медленно встал с Трона Дареса, спустился по золоченым ступеням и положил руку лорду Теффорду на плечо: – Вальд, тебе я доверяю, как себе. У меня нет сомнений в твоей силе, доблести и воинском мастерстве, приведи ко мне виновников, и я клянусь они узнают боль, несравнимую со всеми человеческими муками. Лорд Теффорд прижал руку к груди и поклонился.       Мод осмотрела головы, лежащие на мраморе и подойдя к королю, взяла его под руку. – Умеешь же ты, женщина, управлять мною. – Сон приведет твой рассудок в порядок, иначе бы все они покинули тронный зал только вперед ногами. – Мод поцеловала его в щеку, чтобы незаметно наклониться к уху и прошептать, – Муж мой, разве у Реггольда не три ребенка? – Трое, еще была старшая дочка. Виллера, если мне не изменяет память. Я видел ее однажды. – Исвальд говорил хрипло и устало. – Тогда почему прислали только головы сыновей? – Скажи уже к чему ведешь, я не в настроении угадывать. – Любовь моя, возможно девочка жива и нужно торопиться. Те люди не так глупы, как может казаться.       Горькое ожидание новой войны расползалось по Мод белыми змеями знамен карванельской царской семьи и покрывало ее тело гусиной кожей. Женщины в Иорате видят войну только голодом, смертью мужей и сыновей, черными парусами. Мод знала ее настоящую: гниль, крысы, порабощение и изнасилования, страшные пытки и человеческие пороки.       Исвальд, будучи молодым королем пришел в Карванель с огнем около двадцати лет назад. В том огне горели ее мать, братья и все те, кто был добр к ней. К единственной дочери плодовитой прародительской женской ветви, той кем мечтали владеть великие монархи ради длинной череды здоровых и сильных детей.       Исвальд увез ее навсегда. А своих войн он желал больше, чем желал, когда-либо ее саму.       Замуж она шла еще девочкой и перед собой гордо несла остатки минувшей роскоши Карванеля. Холодная и надменная, с идеей возрождения небольшого царства, которое ее будущий муж поглотил и обезоружил.       В то время Исвальд целовал ее единожды, когда девственная кровь высохла на бархате. Этот бархат вместе с драгоценностями прислали ее отцу, как насмешку среди брачного дара.       В тронном зале Мод все чаще стояла перед королем на коленях, будто виновная и раскаянная, непригодная к зачатию. Ее талию все еще жгли касания, оставляющие синяки. Она женщина, в Иорате ее тело – творение Ракши. Женщина искупает кровный грех рождением достойного сына.       Первый год в Стальном Роге годелотских принцев она убивала в утробе наутро. Юность в ней могла стерпеть побои и унижения, но никак не мысль о том, чтобы под сердцем носить его дитя. Та ей казалась недостойной карванельской царевны, которой она осталась для себя в памяти: маленькой, побитой и венценосной, на коленях и с гордо поднятой головой, преступница-принцеубийца о которой никто не знал.       Дни ее тринадцатилетия прошли в бесконечных постах и богослужениях, когда Славный Орден просил богиню Гуннаж даровать молодой королеве ребенка. В тайне она молилась о бесплодии, а засыпая видела родной замок, разноцветные дорожки и айвовые деревья, от которых ее забрали, после того как продали за напускное милосердие. На четырнадцатом году своей жизни Мод понесла ребенка. Исвальд обезглавил всех ее карванельских служанок, собиравших травы на отравленные настойки канкалы. Ее саму он исхлестал плетью в их общей спальне, подальше от посторонних глаз. И в ту же ночь они зачали ее первенца. Плод материнской боли и самая большая ее любовь. Крохотный белокурый Элиас.       Она часами могла перебирать его безответные волосы, вцепившись в последнее родное, что у нее было. Сын не был похож на короля, Элиас являлся ее маленькой частью в огромном чужом Иорате. Она не подпускала к нему здешних кормилиц, портные шили для младенца одежды только в карванельских цветах: черный, серый и белый, верность которым он сохранил до сих пор.       Шесть лет Мод жила ради сына, ради его взросления и возвышения. Ради того, чтобы однажды увидеть, как Иорат склонится под властью Карванеля. Ее мечта – Элиас на золоченом троне, солнце, обвитое белыми змеями.       Исвальд видел ее борьбу. С годами он стал снисходительнее к ней. А потом короновал Мод заново, назвав своей подлинной любовью и Несгибаемой Королевой, за месяц до рождения Мэри. Тогда она уже смогла подставлять себя под его поцелуи и без страха ложиться к королю в постель. Иногда муж мог заставить ее смеяться, временами Мод целовала его первой из благодарности, за то, что он полюбил ее. Она привыкла к Исвальду и привыкла к жестокому Стальному Рогу. Смирилась и затвердела, привязала короля к себе, стала женщиной достойной его.       Но когда родилась их дочь, в родительской любви и спокойствии, Исвальд впервые увидел ее слезы, обнимая жену возле колыбели. Она боялась, что Мэри постигнет, та же участь, что и ее, когда-то. В своем сознании Мод снова была не Несгибаемой Королевой Иората, а маленькой тринадцатилетней королевой выкидышей. – Дорогой супруг, почему ты не послал за мной? Разве я не должна знать о божьем гневе, обрушившемся на нас? Исвальд молчал и продолжал идти. Его крупная фигура сгорбилась и поникла, а измученное лицо серело среди теней под тяжестью глубоких морщин.       Раньше Мод казалось, что оно не создано для улыбки, теперь же она впервые увидела его, лишенного привычной стати. Светлеющая ночь превращалась в раннее утро. – Ты пришла сама, – только и сказал Исвальд, посмотрев в глубь коридора. – Мы были связаны обетами, я чувствую твою боль. Она не дает мне спокойно спать, – Мод врала. Она не верила, ни в чужих богов, ни в обеты данные ей когда-то. Спокойный сон для нее был давно забытой роскошью, но королю-мужу приятна ее ложь. А ей приятна его любовь. – Наш сын станет королевским судьей, сегодня я сообщил Элиасу об этом. – Я рада, что ты наконец увидел его таланты. Время суровое, но оно позволит ему проявить себя. А что же Осгод, как там мой пасынок? – Через несколько дней уедет. – Надеюсь Иот благословит его путешествие, – Мод слегка улыбнулась, пряча за скромностью торжество, – дорога опасна, пусть он держится свиты. А я буду молиться за его удачу и скорое возвращение. – Недавно прилетел ворон из Лаиса и принес с собой брачное предложение. – Мальчикам давно пора присмотреть хороших невест. Быть может в браке Осгод одумается и перестанет бегать за каждой юбкой. Я слышала, половина его служанок бывшие шлюхи. – Пока быть ему холостым, предложение предназначено нашей Мэри. У королевы потемнело в глазах, и ее одолела ярость. – Если ты сказал мне, значит думаешь согласиться, - голос Мод звучал сухо и мрачно. – Эдман хорошая партия, Лаис богат, а царевич доблестный воин. – Это твоя единственная дочь и она совсем ребенок для мужской постели. Я уморю себя голодом, но не отдам ее! Впредь не смей говорить со мной о ее замужестве, я ни за что не соглашусь. – Я твой король, женщина. Неподчинение равно измене. – Король – мой муж! Сейчас мы спорим, как родители и супруги. – Мод скрыла злость на лице и поцеловала Исвальда в шею, - Дай ей немного времени подрасти. Мэри, как капризный, нежный цветочек, любой может обидеть. Пусть она останется со мной еще на два года...всего на два года, Исвальд. А потом мы вместе выберем для нее жениха. – Я люблю тебя и ради нашего брака иду на уступку. Но не забывай, что мужскому терпению есть предел. Мы не в Карванеле, где властвуют женщины. – Помнится на Коленях женщины воюют наравне с мужчинами и носят доспехи. Но я не воин, любовь моя, и доспех никогда не примеряла. Однако я коронована и названа твоими богами Несгибаемой. Так думаешь ли ты, что ради своих детей я не лягу костями в землю?       Мод крепко поцеловала мужа в губы и дойдя до королевских покоев, увлекла его на ложе.

***

      Небо затянулось золотом и багровыми ползущими тучами. Мод знала, что она в постели вместе со своим королем-мужем, но высокие костры палили края ее ночного платья, а тело потело от их сильного жара. Она стояла среди огней и угля, не боясь обжечься, босые ноги ступали по жженому человеческому мясу и тлеющим доскам. Воздух горчил нос гарью. Каждый шаг дарил Мод такую боль, что будь это обычным сном она давно бы проснулась, а после боялась засыпать.       Но обычных снов Мод не видела уже много лет.       Пламя звало ее голосами матери и братьев, детских подруг, рыцарей и служанок, оставшихся в сгоревшем Карванеле. Смерть манила ее и мазала кожу королевы запекшейся кровью, черной и липкой, как её несчастные воспоминания.       Пыль и пепел поднялись в небо. Они царапали глаза осколками, пыль забивалась в длинные распущенные волосы.       Густая тень возникла и протянула Мод свою бесплотную тонкую руку, которая постепенно стала обрастать костями, венами и мясом, – Ты не мой бог, – спокойно сказала она, – твои кошмары для меня все равно, что маскарад.       Существо коснулось земли и приблизилось. Ответом были детские светловолосые головы и маленькие ладони, которые тянулись к ней, хватались за юбку ночного платья, плакали и просили наконец дать им жизнь. – Однажды они уже умерли в этом чреве, - Тень костлявыми руками проникла в ее живот и сжала матку, – канкала в тебе гниет, хуже помоев. – К боли я приучена, как и к ядовитым словам. – Ты не можешь спастись от страха. – Не могу. Но он со мной, а не во мне, – Мод вздохнула и посмотрела в блеклое лицо Кошмара, – Чем ты можешь напугать меня кроме смерти, что я видела? Иоратские боги глупы и кровожадны, а я уже двадцать лет все еще иоратская королева. – Чужачка, окутанная тьмой и мертвецами. Сколько своих ночей мне отдала? Так много, что я имею право назвать тебя женой. – Как и всех других, кому являлся.       Наконец тень обрела плоть, уже не прекраснейшего из людей, как в предыдущие ночи, а облик истинный и лишающий рассудка. По огромному телу ползали его черные глаза, кожа зияла бездонными дырами и древними проклятьями.       Перед Мод стоял бог-палач Велиопс – ее ночной кошмар.