Аполлинарий;;

Я проснулся глубокой ночью от кошмара. Приподнявшись, я облокотился на постель и потянулся к телефону, который стоял на зарядке. Пять утра, но за окном было темно. Будто кто-то натянул на всю улицу черное одеяло, и я задыхаюсь от того, что остался под ним замурованный собственными страхами. Надеваю носки, чтобы не шуметь, и иду на кухню за стаканом воды. Он ни полон, ни пуст. Мой стакан из пластика, а в нем кипяток. Мне снилась Аня. Она говорила, что хотела бы вернуться на родину, в Андреевцы, сходить на могилу сестры и забрать свои детские носки, связанные бабушкой. Когда-то она в жизни говорила мне об этом, но я понятия не имею, почему это осталось у меня в памяти, впечаталось в каждый нейрон мозга. Этот сон снится мне часто, и я уже наизусть запомнил её внешность, потому что после её суицида стал постепенно забывать. Её русые волосы по живот пахли какой-то прохладой, крапивой и полынью. Этому было объяснение: Аня всегда мыла волосы водой из крапивы. Мы с ней всегда ходили собирать их, и я, как герой, рвал для неё эти жгучие травы. Потом мы шли к ней домой, промывали крапиву, брали ведро и клали их туда. Наливали воды и ставили кипятиться. Временами она и меня заставляла использовать такой метод, уверяя, что волосы станут лучше. У неё они были идеальные… Анины глаза точно такие же, как у Толика. Наверное, только из-за этого я начал дружить с ней. В них всегда было что-то мягкое, настойчивое. Полная противоположность меня во всём. Мои глаза часто смеются; они нахальные. Я пошел обратно в комнату, зажег свечу, и лег обратно на кровать. Спать не хотелось. Я был поглощен мыслями о прошлом. Таком… теплом, родном. Тогда всё было по-другому. Даже Толик был другим. Но не я. Меня всегда посещает чувство, что вся моя жизнь — это подготовка к полному отображению себя, будто я актер своего же театра, где никого нет. Я актер, я режиссер, я оператор, и я же монтажер. У меня свой взгляд на мир (как голландский угол), но он такой отвратительный, что никто не захочет взять мои глаза и посмотреть через них. Хотя вижу я идеально чисто. Генетика. Это всего лишь тоска по жизни. Не более. Я больше ничего не чувствую кроме тоски и злобной радости. Остальные эмоции не запрограммированы во мне. Никогда не жалел об этом. Заснул я только к шести, но в половине седьмого мне опять пришлось встать из-за школы. Мама сказала, что я вчера заснул в шесть. Получается, я спал одиннадцать часов, и даже забыл, что мама пошла вечером на собрание. Я взял овсяное молоко и налил его в кашу. У меня непереносимость лактозы, да и обычное молоко я терпеть не могу. Это появилось год назад, и с тех пор мне пришлось изменить свой рацион. Особых проблем не доставляет, но кости, как говорит мама, у меня слабые. Я сам не считаю себя слишком худым или каким-то жирным, всё в меру. Похож на отца, но он более спортивный, чем я. — Как прошло собрание? — спрашиваю я, жуя холодную овсянку. Ненавижу её греть. — Сказали, чтобы вы дали нам свои пароли от соцсетей. Ещё Марину Александровну действительно уволили. На тебя никто не жаловался, молодец. Даже наоборот: говорят, что по физике тебя хотят отправить на городскую олимпиаду. — Да пошли они, — бурчу я. — Они еще хотели, чтобы я в «медвежонке» участвовал за 60 рублей. Что за капитализм? — И нафига платить за бумажку? Она те на ЕГЭ как будто поможет… — закатывает глаза мама, держа в руках чашку. На кухню входит папа. Мама целует его в щеку, а я всего лишь здороваюсь с ним. Он сел рядом со мной, только что побритый. Пахнет свежестью и пенкой для бритья. — Что за капитализм? Кстати, дашь свой пароль? — он подмигивает и смеется. — Да ладно, шучу я, — он бьет меня по плечу. — Мы же не идиоты, чтобы влезать в твое пространство. Кстати, как там Влад? Слышу знакомое имя и тут же поднимаю взгляд. — Скоро должен приехать сюда, говорит. Хочу ему деревню показать и с Тохой познакомить, — на самом деле я не хотел знакомить Влада с ним, а сказал это просто так для виду. Влад мне намного ближе, чем доморощенный Антоха. Ещё немного поговорив с родителями, я оделся и побрел в школу. Дождь немного моросил, но зонт благополучно лежал в моем рюкзаке. Закурив, я бросил взгляд на парк. После уроков надо зайти. Хочу найти ту девушку. Чем-то зацепила она меня. То ли своей одеждой, то ли лицом. Я не влюбляюсь, но было в ней что-то знакомое… В школе Антон рассказал мне, что суицид Лизы и так пошатнул репутацию школы, поэтому на Маринку дело не завели. Якобы об этом никто не должен знать. Я пошутил, что было бы неплохо взломать страницу Громовой, сделать скриншоты переписок, где она жалуется своим подругам на Марину, и выложить в «Подслушано» нашего необъятного городка. Тоха мою идею поддержал, потому что за полугодие по химии у него должна выйти тройка из-за Марины Александровны. — У меня же аттестат испортится, а так я хоть утолю чувство мести, — казалось, Антон воспринял мою шутку за правду. — Аполлинарий! Это гениально! И тут я сам задумался. *** Сидя в парке, я наблюдал за тем, как та девушка незаметно вошла в парк, достала из кармана какую-то карточку, и спряталась за деревьями. Я тут же встал со скамейки и пошел в эту сторону. Она стояла ко мне спиной, и точно не замечала меня. — Что у тебя в руках? — спрашиваю я, сильно напугав её. Она вздрогнула и тут же повернулась в мою сторону. Впервые увидев её вблизи, я нагло стал изучать её лицо. — Штука, которая греет руки. Хочешь? — она протягивает мне самогревы, и я неуверенно беру одну подушечку. — У меня анемия, и руки всегда холодные. Кстати! Это же ты, да? Бывший друг Лины, который обещал два года слить её фотки в интернет? Я нервно засмеялся, не ожидавший такого описания самого себя. Всё ясно, она хорошо дружит с Линой. Эта девочка знает слишком много. — Ну как сказать… да. А она рассказывала, что выложила меня на сайты знакомств? — я усмехаюсь. В руках тепло. Я узнал, что её зовут Кира. Довольно своенравная. Мы прошлись с ней по всему парку, говоря о школе. Я с ужасом заметил, что мы очень сильно похожи. Не хочу быть сентиментальным, но мне кажется, что мы с ней как брат и сестра, разъединенные в глубоком младенчестве. Кира держалась холодно, временами смеялась (но смех этот был неискренний), казалась доступной к общению, но в то же время я понимал, что вокруг неё огромная стена. Ага… вот как я выгляжу. Значит, я тоже притягиваю человека с первой встречи. Человек-загадка, человек-диссонанс. Предложил ей посидеть на бревнах около моего дома. Кира засмеялась от моего предложения, но согласилась. — Ты как будто в деревне живешь. Хорошо тут, никакой городской суеты. — А ты где? — мы сели на мокрое бревно и закурили. — Чуть подальше. Есть же впереди аптека? — я киваю. — Вот оттуда сворачиваешь налево, там ещё светофор есть, и идешь минут пять, а потом поворачиваешь во двор налево, — её лицо нахмурилось. Кажется, Кира запуталась. Как я понял, сигареты она курила крепкие. Ненавидела сладкие с капсулой. Только от 15 мг. Говорит, от этого приятно кружится голова, и уходят силы. Я подумал, что она любит, когда ей плохо, но оказалось, что обычно Кира их курит ночью перед сном, чтобы хорошенько выспаться. Я удивился, ведь никотин тревожит нервную систему, но обещал, что непременно попробую. — А у тебя есть аллергия на лактозу? — спрашиваю я, пытаясь понять, действительно ли мы с ней похожи. Кира отрицательно мотает головой, и улыбка медленно сползает с моего лица. — Зато у меня витилиго на ногах, — она задирает штаны до колена, и я вижу светлые пятна на коже. Я чуть не потерял дар речи, и тут же поднимаю рубашку. — Серьезно?.. — Кира с удивлением смотрит на мой живот. Все мои плечи, спина и живот покрыты белыми пятнышками. У меня тоже витилиго, но мы не знаем, почему это появилось. Узнать, что у Киры то же самое, что и у меня… — Скажи честно, ты из этого мира? — Кира улыбается, не в силах скрыть своё удивление. Я спрашиваю у неё то же самое. Она молчит и улыбается.