Осколки и отражения

      То, как Севос Ашибаэль переживает за сестру, в иных обстоятельствах могло бы показаться трогательным — но Ллеран, наверное, слишком устал, охмуряя будущих родичей, чтобы и правда растрогаться. Впрочем, он отдаёт парню должное: не то чтобы его опасения были совсем уж беспочвенными… Да и для того, чтобы бросить вызов такому, как Ллеран Атерас — пусть и на словах, — нужно обладать или немалой храбростью, или не меньшей глупостью, а на глупца этот мер совсем не походит.       ...И, судя по тому, как он — вместе с прочими Ашибаэлями — опасливо косился Ллерану в тарелку, о случившемся с дреужихой Ранаби успел растрепать всей семье...       — Чем же я для вас подозрителен, мутсера Севос? — Ллеран решает, что раз рассудительный молодой мер настолько рассудителен, то рассуждать он будет со всем тщанием. — Тем, что сделал вашей сестре предложение или тем, что она уже имеет со мной равную долю во всех предприятиях? Или, может быть, тем, что люблю её больше жизни?..       Севос глядит недоверчиво, — хмурится он точно так же, как и сестра… — но не перебивает, а когда “жених” замолкает, задаёт очень интересные вопросы: так, что и не понять с ходу, допрос это или экзамен. Прошлое потенциального зятя — обтекаемо отвечать на такое Ллеран, спасибо матери клана, уже научился, — подробности их с Шебой знакомства, её любимый цвет — красный, эту проверку он проходит с лёгкостью, — предприятия, в которых у неё есть доля, продукты, на которые у неё аллергия — киви и воск, причём именно что с мёдом всё в порядке…       Вызнаёт мутсэра Ашибаэль и о завещании, в котором мутсэра Атерас всю свою собственность оставляет невесте — и, видимо, это его окончательно успокаивает.       — Вы хорошо её знаете, — выносит он свой вердикт, — и, кажется, правда готовы о ней заботиться. Не думайте, я не собираюсь вам угрожать: Шеба, если захочет, сама разберётся с любым обидчиком. Но я всегда буду готов ей в этом помочь, если потребуется.       — Я тоже, — кивает Ллеран. — Что ж, сэра Севос, когда мы прояснили эту деликатную проблему… думаю, у меня к вам тоже будет дело. Как вы знаете, с традициями велоти я знаком скорее по книгам. Окажите мне честь…       — “Окажи”, — перебивает тот, и улыбка у него тоже очень знакомая… — К чему церемонии, если через какой-то месяц мы породнимся? Уж там церемоний нам всем хватит на пять лет вперёд. А если я чем-то могу помочь — спрашивай.       Ллеран напрягается; сначала на “месяц”, — дату свадьбы пока не назначали, но он надеялся… — а потом и на обещание новых церемоний: вспоминает о том, что Шеба когда-то вскользь упоминала — и что замаячило на горизонте грозно и неотвратимо.       — Севос. Ты знаешь что-нибудь о данмерских народных танцах? Свадебных или каких угодно?       Будущий шурин не отвечает сразу: оглядывает Ллерана с головы до пят, о чём-то многозначительно хмыкает и играет на нервах чуть ли не лучше, чем его отец — на лютне.       — Если ты никогда этому не учился, нас ждёт очень много работы, — изрекает он наконец. — Мать клана становится до ужаса щепетильной, когда дело доходит до музыкальной ритуалистики. Петь и играть тебе будет не обязательно, а вот от танцев никак не отвертеться. Я могу потренировать тебя, если хочешь — хотя кое-что всё равно придётся отрабатывать на пару с Шебой.       Они договариваются о будущей встрече и вдвоём возвращаются к остальным гостям. Все только их, оказывается и ждали; Ллеран и Севос едва успевают сесть — по правую и по левую руку от Шебы, — как мать клана поднимается с места и объявляет: свадьба — а вместе с ней и вхождение “Ллерана Ашибаэля” в род — состоится через три недели.       Три недели — это одновременно и слишком скоро, и слишком долго. Шеба тянуть не хочет и с боем выторговывает каждый день "скидки": пусть считают, что невеста в тягости, если им так удобно, что-то доказывать она не собирается — равно как и попусту откладывать ритуалы. Ни ей, ни Ллерану не в радость будет жить в подвешенном состоянии, застряв между прежним и будущим статусом, оба они слишком деятельны для подобной доли — и Шеба сражается доблестно, как войско Пакта против акавирцев-камаль.       Мать клана в итоге соглашается на три недели помолвки — и её правнучка знает, когда нужно идти на мировую.       Три недели на подготовку — мало, конечно, чтобы успеть без суеты, но ежели не бездельничать — более чем довольно.       Три недели кромешного даэдрического кошмара начнутся для них с Ллераном с завтрашнего утра — но, распрощавшись с родителями, хитро улыбающимся братцем и остальной роднёй, Шеба не намерена тратить впустую ни мгновения сегодняшней ночи. Когда они с Ллераном вернутся в поместье, то, верно, найдут, как поднять друг другу настроение?       Они, например, давно не делали так: Шеба заберёт волосы наверх, открывая гирлянды шрамов на груди и плечах, и Ллерану заберёт тоже, и каждый рубчик, каждую метку друг у друга на телах они будут долго и обстоятельно выцеловывать…       У Орваса, впрочем, оказываются другие планы: "родителей" мелкая пакость встречает лужей зловонного, зеленовато-бурого мочекала, которую вывалила прямо перед порогом. Шеба разминулась с ней только чудом — которому закинула ноги на талию и позволила себя подхватить, — а вот "чуду" не так повезло, и от падения их обоих уберегла только Ллеранова природная ловкость.       Орваса от трагической и живописной кончины уберегает только фантастическое умение прятаться — и Шебино требование быстрее разуться, чтобы не растащить грязь по дому… Настроение, конечно, испорчено — равно как и очередной ковёр, и шансы всё-таки получить залог обратно, — но не загублено безвозвратно, и Орвасу снова везёт: прибравшись и отмывшись, "родители" запираются в спальне…       ...и Ллеран чудом умудряется не проспать встречу со своим наставником по танцам.       Не то чтобы он так рвался научиться этому, но ударить в грязь лицом нельзя - и Ллеран является к Севосу вовремя, стараясь не думать о том, что происхождение темных меток на его шее может быть достаточно очевидно и как-нибудь оскорбить молодого умника в лучших чувствах. Им ещё три недели… тренироваться.       Шеба берёт на себя большую часть предсвадебных хлопот — право слово, Ллерану и без того приходится тяжко! Куда ему ещё договариваться с поставщиками, подрядчиками и жрецами, куда — выбирать бумагу для приглашений и салфетки в тон скатертям? Не то чтобы Шебе самой так важна вся эта чепуха — она перестала мечтать об "идеальной свадьбе", ещё когда ей было лет пятнадцать, — но раз уж они с Ллераном решили всё сделать правильно, нужно идти до конца.       Ллерану хватает хлопот одновременно поддерживать на плаву бизнес — насущные дела никуда не деваются, как и нужные встречи, контракты и решения, — учиться тысяче и одной новой премудрости (чего стоит хотя бы столовый этикет: оказывается, рисовые шарики, деликатесы из грязекраба и квам-муссы едят совершенно разными приборами и в строго обозначенной последовательности) и пытаться объяснить трём своим приятелям, что от них понадобится (и что мамонтовый сыр и ротмет лучше никому не дарить).       Три недели…       Главное, чтобы они с Шебой вдвоём раньше не кончились, потому что бабушка Таша — да и вся остальная родня кроме брата и матери — кажется, только этого и добивается. Ашибаэли словно сговорились: коль принимают в род настолько состоятельного и представительного "сиротку", то об этой свадьбе должен шуметь если не весь Морнхолд, то хотя бы его добрая половина. Бабушкин список гостей, который грозит потянутся от Телванниса до островов Саммерсет; папина навязчивая идея где-нибудь раздобыть белых сенчей; дедов каскадный фонтан суджаммы, о котором он вычитал в описании свадьбы Индорил Садериса, троюродного брата госпожи Альмалексии… Шеба яростно отбивается от каждого бредового замысла, но некоторые сражения ей всё же приходится сдавать, чтобы не потерять возможности выиграть войну.       ...И есть сражения, которые Ллерану приходится принимать в одиночку.       Например, сенча Ранаби всё-таки достаёт.       Ленивого, жирного и довольно подозрительного котяру, на которого Ллеран, конечно же, влезает без приключений не с первого раза — и сенч, недовольный помещением на свою спину такого количества мускулов и магии, начинает шипеть и брыкаться.       Ллеран тратит прорву маны на усмирение, чуть не познакомившись с клыками и когтями, но тут оказывается, что у Хайрана, Шебиного дяди, дичайшая аллергия на шерсть, и от затеи приходится отказаться.       Свадьба под аккомпанемент чихания — точно не то, чего все добиваются.       А вот сенча приходится сытно накормить — и потом долго выпроваживать. Ему вполне нравится задний двор Ашибаэлей, и третий день подряд обнаруживая его греющимся на крыше беседки, Ранаби осознаёт, что не все гениальные идеи требуют воплощения. А вот его младшая дочь до этой мудрости пока не доросла…       — Дядя Ллеран должен быть красивый!       С этой фразы начинается репетиция “парада”, и Трое видят, что она будет как бы не тяжелее самого “парада”.       Ллеран терпит.       Сперва он терпит пятого за последний месяц портного. Нет, конечно, Ллеран любит хорошую одежду, но не так часто. Свои мерки он уже, кажется, помнит наизусть, и повторяет бездумно, словно двемерский автоматон, какие ткани предпочитает и чего лучше не делать с кроем.       Потом терпит то, что сшили какой-то ужас — зато такие тряпки носили чуть ли не на свадьбе леди Альмалексии! Пытаясь не задохнуться, Ллеран думает: судя по тому, что двигаться во всём этом нереально, речь о второй свадьбе, с Воином-Поэтом; красоваться в таком наряде можно, а вот шевелиться — нет.       Потом, пока Ллеран пытается успокоить нервы экспроприированным у Ранаби кувшином холодного мацта, к нему является парикмахер, точнее, парикмахерша — маленькая, трёхлетняя, очень активная леди по имени Тивела Ашибаэль, которой не лень сперва причесать вьющиеся чёрные Ллерановы волосы с таким энтузиазмом, что у него на голове образуется скальничье гнездо, а потом начать плести из получившегося материала косички и завязывать на них бантики из красных шнурков, позаимствованных, вероятно, из оплётки скатерти.       Ллеран терпит. Стоически.       А потом исчезает — и найти его не получается даже “обнаружением жизни”. Шеба честно пробует раза два и даже выслушивает от тётки довольно ехидное замечание о том, что сбежавших перед свадьбой женихов обычно ищут или в кабаках, или в домах благочестия — кажется, кто-то так и не поверил в отсутствующую беременность и теперь отчаянно завидует, — и после почти получаса поисков уже готова сдаться…       А потом слышит из-под стола, украшенного велотийской скатертью до пола, странный шорох и догадывается под скатерть заглянуть.       Именно там обнаруживаются и доблестный Ллеран Атерас, и его святейшество Кагренак Пятый. Ллеран, в чьей причёске больше шнурков и бантиков, чем Орвас когда-либо затаскивал в своё гнездо, прислонился спиной к ножке стола и гладит Кагренака по панцирю, почесывая под жвалами, а тот дёргает лапками и тихо шелестит от удовольствия, пожёвывая ему полу халата.       Глаза у них обоих, истерзанных предсвадебной суетой, такие несчастные, что Шеба молча возвращает скатерть на место...       Три недели — это одновременно и слишком скоро, и слишком долго, но и они в итоге подходят к концу.       — Ллеран… Ллеран, завтра мы поженимся! — понимает однажды Шеба — и едва не роняет тарелку с персиками.       Орвас, тоже, видимо, взбудораженный этим открытием, согласно вопит откуда-то из-за стула.       Завтра…       Шеба медленно, аккуратно ставит тарелку на стол и закусывает губу. Завтрашний день нужно ещё пережить — и загодя к нему подготовиться.