Осколки и отражения

      1. Планы       Это кажется невероятным и даже диким… по-хорошему диким, как часто меж ними с Ллераном бывает — пьянящим, пленительным, но и пугающим тоже. Страшно ведь: взять и очнуться; понять, что всё это — слишком желанное, слишком славное, чтобы происходить на самом деле, — тебе не принадлежит?       И всё-таки… всё-таки… Всё-таки — не привиделось.       Шеба медленно и несмело, но свыкается с новой реальностью: после предложения, и ритуалов, и снятых печатей, и примирения с родичами, — что было, пожалуй, потяжелее, чем укрощать и разгадывать карты Дракона, Тени и Чёрного Шалка… — это и правда произошло!       Шеба и Ллеран женаты. Перед ними открыт весь мир.       Им осталось пережить каких-то пару дней церемоний — не сравнимых по тяжести с этим, первым, — и можно будет... учиться жить дальше. Что-то, конечно, ни капельки не изменится: благо они с Ллераном делили радости, и невзгоды, и даже быт — известный губитель любви — ещё до того, как разделили и родовое имя…       Но теперь они оба — Ашибаэли, и одно это меняет очень и очень многое. Всякому меру известно, какая сила заключена в именах — и тех, что передают в наследство, и тех, что выжигают на сердце клеймом, и тех, что вручают как дар. Судьба наделяет именем, но верно и обратное: каждое имя диктует свою судьбу.       Первый месяц Ллерана Ашибаэля и его жены обязан быть совершенно особенным, ведь даже ритуально такие вещи часто задают тон всему, что идёт после них.       Переход должен состояться… Но сейчас приятно валяться поутру, ни скампа не делать (пока никто еще не прознал, что молодые проснулись) и думать… перебирать варианты. Называют по очереди — и лениво обсуждают со всей важностью и тщанием.       Потому что это и правда важно.       Запоминаются именно такие вещи...       Наверное, Шеба и Ллеран слишком много времени провели на Вварденфелле, чтобы священный остров сумел их сейчас соблазнить. Это было бы слишком обыденно, слишком избито — равно как и остаться в Дешаане. Родные места дороги Шебиному сердцу, и это никогда не изменится; здесь — её корни, кардрун её предков, её семья… И именно поэтому ей очень хочется убраться отсюда куда подальше.       Прав был бретонский поэт: избыток вкуса отбивает вкус, и сколь бы сладким ни казался сейчас мёд родового согласия, неделя промедления превратит его в редкую гадость. Из Морнхолда, конечно же, нужно будет уехать… и из Дешаана… Да и вообще на континентальном Морровинде не стоит задерживаться, верно ведь?       Что за радость — одни и те же до боли знакомые декорации?..       Можно было бы и заглянуть в гости к союзникам по Пакту, но, если честно, ни Скайрим, ни Чернотопье Шебу с Ллераном особенно не прельщают. Многие данмеры сейчас едут на запад — интересно ведь посмотреть, как там у нордов, пройти по местам былой славы, вспомнить Неревара и Первый Совет, потрясти кружкой с патриотичной суджаммой в какой-нибудь истмаркской таверне, доказывая, что почём!.. Вот только Шебу и Ллерана не особенно тянет что-то кому-то доказывать — и в Скайриме для них сейчас слишком многолюдно и многомерно, чтобы по-настоящему отдохнуть…       А если совсем начистоту, то как бы ни были живописны тамошние виды, а холод молодожёнам не очень-то по душе, да и болота — тоже. Чернотопские грязи, говорят, необычайно полезны для кожи, но ни Ллеран, ни Шеба не горят желанием проверять это на практике.       Тамошние насекомые ни для какой части тела точно не полезны.       По здравому размышлению они решают отдать дань уважения Эльсвейру, где состоялось их столь неожиданное знакомство; там привычный для данмеров сухой климат и полно приключений; двух недель, наверное, хватит, чтобы перепробовать все местные закуски, возненавидеть каджитские пряности, полюбить их снова, забраться в какой-нибудь разрушенный лунный храм...       Две недели в Эльсвейре звучат донельзя заманчиво!       Но хочется открыть и что-то совсем новое.       И Ллеран, и Шеба обнаруживают, что никогда не были на Золотом Берегу.       Ллеран обладает какой-то смутной памятью о Сиродиле, но может быть, даже не своей; а мягкое тамошнее море, гладиаторская арена, большое количество айлейдских развалин… что может быть лучше для двух авантюристов, желающих приятно провести время?..       Так что следующим пунктом становятся две недели на Золотом Берегу. Арендовать домик на побережье близ Анвила; может быть, лодку; заодно порыбачить — Шеба обожает рыбалку, и Ллеран даже готов вытерпеть очень много воды вокруг себя.       Да и готовит пойманную рыбу Шеба так, что при одной мысли рот наполняется слюной...       Ллеран размышляет, не заглянуть ли ещё на Саммерсет — у него там даже есть контакты, — но никакие красоты острова предков велоти не стоят созерцания тамошних унылых жёлтых рож. Как-нибудь и потом можно туда отправиться; дела наверняка ещё заставят сполна хлебнуть талморского гостеприимства.       Что ж, план готов и он хорош. Можно — впервые за три недели — никуда не торопиться: мучимые похмельем гости вряд ли решат потревожить молодожёнов раньше полудня. А раз уж с первой брачной ночью не особо заладилось (хотя долгий, здоровый сон — это, конечно, отдельное достижение), то почему бы с толком не провести первое брачное утро?       — Муж мой любезный, — тянет, чуть усмехаясь, Шеба, — как насчёт небольшого прикладного исследования? Раз уж сегодня мне предстоит размечать один необычный холст, я бы хотела немного потренироваться.       На Ллеране всё заживает, как на гуаре, и потому испытывать его на прочность — особое удовольствие… для них обоих, и это — тоже ни капельки не изменилось. Какие бы имена Шеба и Ллеран ни носили, они по-настоящему знают друг друга — и знают, что с радостью напишут себе одну на двоих историю.       Знают они и то, как важно с самого начала задать ей правильный тон — и потому берут самые чистые и самые честные ноты.       2. Шрамы       Ллерану-теперь-уже-точно-Ашибаэлю предстоит пройти ещё одно посвящение — новый статус должно окончательно обозначить.       Уршамуса уже, кажется, подустала от сочетания Ллерана и ритуалов, но деваться некуда: чёрная юрта ждёт их последний раз.       Может, и хорошо, что шрамирование не придётся откладывать до конца торжеств? Какие бы меры предосторожности мать клана Ашибаэль ни предпринимала, а у Чёрного Шалка, чьё имя нельзя ни называть, ни оплакивать, кровь особая — тёмная, пахнущая Забвением. С такой слишком опасно шутить — никогда не угадаешь, кто будет смеяться последним…       Рисунок шрамов (а когда-то — и гхарток, сложных по технике магических татуировок, искусство которых ныне утрачено) для эшлендеров испокон веку позволял не просто “опознать своих” что в битве, что на торжище, что в миру, но и служил указателем социального статуса.       Вроде бы он должен быть строго определён — но это не совсем так. Есть необходимые элементы; работа с кровью же — тонка, и знаки всегда нужно встраивать в энергетику, подстраивать под характер носителя. Иначе ничего хорошего от них не будет… Даже платье подгоняют по мерке; что уж сказать о чарах и магии, весьма близкой к магии крови!       Шрамирование в разных кланах проводится по-разному и по разным случаям; но в основном это ритуалы взросления, свадьбы, смены клана, позора или почёта.       Когда-то, говорят, были специальные мастера алых и чёрных чернил, умевшие загонять под кожу сложные чары — да все сгинули ещё до эпохи Трибунала… так что теперь пользуются следующими способами.       В самых воинственных кланах, а также у Красных Изгнанников, берут личинок квам-мухи и загоняют их под кожу. Выводясь и вылупляясь, они оставляют круглые и ровные отметины. Но это считается меткой воинов, что особенно свирепы.       В кланах менее суровых, но всё ещё очень свирепых, узоры наносятся специальным раскалённым ножом: его ручка при помощи магии остаётся холодной, а лезвие горячо; по сути, это больше похоже на клеймо, но настоящие грубые клейма ставят лишь рабам и гуарам. Некоторые используют для этого старые двемерские инструменты, у которых рукоять никогда не нагревается. Узоры здесь просты и геометричны — в основном повторяющиеся орнаменты рода.       В кланах, что уже почти не свирепы, принято брать обычный металлический острый скальпель, фигурно срезая слой кожи; чем выше статус посвящаемого и опытнее мастер, тем тоньше, подробнее и глубже будет узор. И наконец, большая часть кланов пользуется лезвием из вулканического стекла; порезы могут быть глубокими или точечными, но должны оставить след на всю жизнь. Те, кто желают мести, втирают в получившиеся раны прах предков; те кто желают памяти, втирают красную золу — и рубцы становятся выпуклыми, “келоидными”, чтобы постоянно напоминать о том, о чём забывать нельзя.       Чтобы не умереть от дурной крови, за узором ухаживают, натирают особым сбором трав, и темный пигмент сока заполняет раны, служа и антисептиком, и краской.       Теперь, когда нравы стали мягче, тело вокруг и до, и после ритуала натирают анестезирующим составом и священной золой, ещё иногда и зельем сбрызгивают, протирают, удаляя кровь и срезанную кожу; ранее же, как помнит ещё Уршамуса, никто обезболивающими не пользовался.       Ллеран, например, отказывается, и приобретает в глазах Матери Клана ещё несколько очков.       В пологе чёрной юрты пробиты бреши; солнечные лучи падают на Ллерана, на котором осталась только набедренная повязка. Для него установили специальный стол, на котором можно лечь, а можно сесть и удобно расположить руки так, чтобы мастер без труда сумел бы работать со всеми участками кожи.       Уршамуса напевает под нос “песню ран”; её она передаст преемнице, когда поймёт, что приходит время… пьёт особенный настой; глаза её становятся слепы, а руки — зрячи, и она дотрагивается до плечей Ллерана, на которых уже есть — едва различимые, но всё же — белые татуировки Дома Телванни.       Новые предки забирают их; вытягивают… краска, выходя из кожи, почти пузырится. Редко кто делает так, и боль подобного сильна. Имей Ллеран глубинную связь с Домом Телванни, тот, кто делал ему татуировки, почувствовал бы “смерть” своего труда. Но это не гхартоки — те, говорят, нельзя было уничтожить никакой магией.       Закончив с “очисткой пространства”, Уршамуса берётся за грифель и иглу — и размечает Шебе работу: по плечам, по груди, по бёдрам идут полукружия и острые даэдрические “хвосты” нужных символов и орнаментов. Их не много и не мало; их — достаточно.       Когда Уршамуса заканчивает, то уходит из чёрной юрты молча — её дело завершено; дальше — ей нужно помолиться, а Шебе… что ж, ей теперь предстоит сделать, что должно.       И наверное, самое сложное — это начать.       Ллеран переносит боль безропотно; даже улыбается ободряюще, стоит Шебе вырезать и поддеть первую тонкую полоску кожи. Она у Ллерана очень тёмная, “как у дреморы”, и довольно толстая. Шеба куда светлее, хотя среди данмеров и она скорее смугла.       Они правильно сделали, что не стали отдавать ритуал в руки “более умелого” мастера; именно Шеба стала для “отголоска будущего” началом собственной истории; она теперь только и может дотрагиваться до него так, расчерчивая новые дороги — ей ли рассказывать, что для велоти такое — процарапывать себе новые пути в самой плоти мира?       Это… совсем иное, чем то, к чему они уже привыкли; ласка иная — острая и тягучая, и Ллеран почти смущён, как на это реагирует его тело — но чувствует, что и Шеба не остаётся равнодушной.       Не время и не место для чего-то большего, но одна только возможность, на двоих разделённая, расцвечивает ритуал удивительными, пьянящими красками. На коже и под кожей расцветают алые плетения, и магия течёт новым образом — что такое “сделаться иной крови”, становится ощутимо и правда не только разумом и духом, но и телом.       Боэта учила своих детей не сдерживать страсти, а Мефала показывала средства подобного выражения...       Когда церемония завершается, и все возвращаются в Морнхолд, молодые "отдыхают от утомительных ритуалов" до позднего вечера.       Им есть что сказать и показать друг другу.       3. Семейный быт       После всё… предсказуемо, по-хорошему скучно: верные узору, заданному в первые дни свадебных торжеств, Ллеран и Шеба пируют вместе с гостями в снятой по случаю банкетной зале.       Говорят, что айлейдские полисы столько соков выпили из земли, так сильно одурели от скуки, что нередко начинали соревноваться в транжирстве: чем больше богатств ты уничтожал перед гостями, чем усердней сжигал дорогие яства, ломал прекрасные статуи, убивал молодых и сильных рабов, — не в жертву богам, а просто так, из праздности! — тем более достойным, благочестивым хозяином себя показывал.       Форменное безумие — этот айлейдский потлач, верно ведь?..       Верно и то, что по части торжеств велоти не так уж и сильно от бывших соседей и отличаются: пока некоторое количество богатств не будет — на радость гостям — уничтожено, празднество и не состоится толком. Хозяйский долг — не ударить в грязь лицом… ну и, пожалуй, придать происходящему чуть больший смысл, чем было принято у "диких эльфов".       Земля Ресдайна от века была слишком скупа на ласку, чтобы её дочери и сыны могли позволить себе сравнимое расточительство.       Ашибаэли и их дорогие гости гуляют и чествуют богов — искренней своей радостью, как и положено благочестивым велоти; ночами молодожёны, не менее благочестивые, радуются и чествуют чуть по-другому...       На третий день гости потихоньку начинают рассасываться, разъезжаться-расходиться по домам и возвращаться к привычной жизни. Шеба и Ллеран — не очень-то дружелюбные, богатые на сердечные знакомства меры, но среди всех, кто пировал на свадьбе, их горстка соратников оказывается наиболее стойкой — кроме них мало кто задерживается дольше, чем на несколько дней. Так-то большая часть приглашённых — от папы и бабушки; по части общительности Ранаби пошёл в мать, и в совокупности эти двое знакомы, кажется, с половиной Морнхолда и третью Дешаана — и позвали выдавать свою дочь/внучку замуж всех, до кого дотянулись.       Данмеры — не дураки погулять на богатой свадьбе, но недели торжеств оказывается вдосталь и для самых выносливых… даже Хёгни, окрылённый любовью, устал и готов сдаться — тем более что прекрасная Рива решает не засиживаться в гостях и отправиться в Тенетопь, изучать аргонианские ритуалы. Негоже благородной даме путешествовать одной, так ведь?..       Шеба и Ллеран день за днём провожают друзей и сами потихоньку собираются в дорогу. Орваса с собой они, конечно, брать не желают — и Шеба, воплощая давно вызревавшую в сердце месть, скидывает мелкую погань на папу.       Ранаби от перспективы разбираться с последствием своих прегрешений не в восторге, но делать нечего. Приходится нечто изобретать, и в итоге, когда жена решительно отвергает его гениальную, пусть и придуманную по пьяни схему — открытый для публики контактный зверинец с поиздержавшимся Джо в качестве охранника и билетера, — Ранаби рождает новую, простую, но действенную. Он хороший алхимик, владеющий всеми традиционными рецептурами — равно как и его сестра с мужем, и мать, и бабка... а босмер Тильдрамион (очень славный малый! ответственный и отлично ладит с животными!) изобличил на свадьбе свой интерес к велотийской школе зельеварения.       Что может быть лучше для постижения аутентичных традиций, как не неделька-другая в гостях у уважаемого данмерского клана? Истерзанный неделей кутежа Тиль, которому Ранаби, доказывая своё мастерство, варит дивный кофе по своему фирменному рецепту, с радостью соглашается на это щедрое предложение.       О планах по совместной дрессировке Орваса, которые и натолкнули его на это решение, Ранаби благополучно умалчивает. Всему своё время — и постижению алхимических традиций велоти, и, хм, открытиям совершенно иного рода.       Шеба же и Ллеран отправляются в Эльсвейр — замкнуть в кольцо прежнюю свою историю и начать новую, светлее и ярче, чем прежде. После их ждут и Золотой Берег, и Морнхолд, и ставший родным вварденделльский дом в Западном Нагорье, куда они месяц спустя приводят и присмиревшего, но не растерявшего дерзости Орваса — и столько счастливых часов, что их, казалось бы, бесполезно подвергать счёту. Зачем, когда отныне и впредь их души — неразделимы?       …А между тем некий альтмерский чародей уже нацелился на Амулет Королей — и на награду куда значительнее, чем смертные королевства. Мир вот-вот содрогнётся от боли и навсегда изменится, раненый Хладной гаванью, но пока мало кто об этом подозревает.       До Сопряжения Планов остаётся три месяца.