Слёзы демона, кровь дракона.

- Чёрт... чёрт... чёрт, Джу, да что ж ты натворила-то?! Какой рефлекс правил остолбеневшим в первое мгновение от ужаса Роугом, он и сам не понял. Но, увидев, что милашка Джу повесилась на люстре в собственной спальне, и теперь болталась под потолком на поясе от одного из своих халатов, он не стал терять времени даром - сразу же превратился в теневую вспышку, если вообще так можно было назвать стремительно несущийся и способный даже каменную стену при ударе сокрушить сгусток тени, и бросился в сторону проклятой петли, уже затянувшейся на шее Джувии намертво. Не только Джу могла превращаться в стихию своего колдовства - Роуг не только колдовал тенями... он сам становился тенью. Бесшумной, стремительной и способной даже самый яркий свет погасить, утопив в глубинах собственного мрака. Один удар превратившегося в клинок сгустка тени - и даже не сомкнувшая перед смертью уже начавших потихоньку чернеть от удушья губ Джу полетела вниз, избавляясь от давления смертоносной петли. Поймал упавшую с высоты, но так и не очнувшуюся Локсар теневой уже в облике человека. Чёрт, страшно... как же ему стало страшно! Хорошо, что страх не превращал Роуга в беспомощно хлопающий глазами пенёк, и, обмирая от ужаса потому, что сердце Джувии перестало биться, он сразу же сорвал с шеи девушки намертво обвивший и перетянувший её кусок пояса. Чёрт, зашипел теневой, едва освободил Локсар от петли, похоже, она повесилась не одну-две минуты назад: след от пояса на её бледной коже уже стал насыщенно-бурым, и её оголодавшие по кислороду лёгкие даже не отозвались рефлекторным спазмом на неожиданно открывшийся доступ к воздуху. Ладно, слегка встряхнув так и не отозвавшуюся подругу в своих руках, будто бы в надежде, что та сейчас хотя бы глаза чуть-чуть приоткроет, Чени быстро определился , что делать дальше. Положиться на своё драконье чутьё и мчать к Грандине - бабушке Лексуса, жившей во дворце вместе со своим супругом Макаровым Дреером. За её умение лечить, используя магию небесных драконов и полевые травы её прозвали Полюшкой... на что пожилая, но пребывающая в отменной форме целительница обижалась до такой степени, что могла и метлой отдубасить почём зря. Поговаривали, что даже сам король Сильвер от своенравной волшебницы огребал по молодости. Но какой бы вредной и ворчливой ни была бабушка нынешнего королевского майордома (точнее, как бы старательно она ни изображала, что судьбы тех, кто встречался ей по жизни, целиком и полностью ей безразличны), едва стоило ей прознать, что недуг или ранение пытаются утянуть её знакомых на тот свет, она при помощи своего колдовства давала болячкам и ранам нещадный и отчаянный бой. Нет, Грандина не бегала по полю битвы, размахивая мечом, не рушила города, не проливала вражескую кровь, но она зато могла проделывать вещи, гораздо более серьёзные, чем победа в самом лютом и жестоком побоище. Она отвоёвывала людей у самой смерти. Своим волшебством небесного исцеления она отбирала у смерти то, что всегда казалось неоспоримым. Она могла перетянуть обратно в мир живых даже тех, чей шаг второй ногой за грань был уже практически сделан. - Я знаю, что однажды смерть отомстит мне за это, - с грустью шутила целительница. - Наверное, поэтому, судьба распорядилась со мной так, что кого угодно я с того света вытаскивала, а собственного сына и его жену спасти не смогла... - Не вини себя... ты же сама говорила, что тебе главное, лишь бы тело человеческое было цело для воскрешения. А ты сама помнишь, что с сыном нашим сталось, и что Жанна с собой сотворила, - всегда напоминал ей ставший низкорослым старичком бывший майордом короля Макаров Дреер, уступивший этот пост ещё в те времена, когда Сильвер был незрелым юнцом, своему сыну Ивану. Макаров когда-то был Богоизбранным, владел волшебством перевоплощения, и мог из невысокого ростом мужчины превратиться в неистовствующего великана, способного континент одним ударом кулака расколоть... но однажды он лишился всей своей силы, получив несовместимое с жизнью ранение на одной из бесчисленных войн, в которые в очередной раз впутали Фиор кровожадные соседи. Так бы и умер дедушка Лекса, но Полюшка смогла и в этот раз вырвать его из лап смерти благодаря своим бесценным умениям. Правда, платой за спасение жизни старика стала его магическая сила, увы, после своего воскрешения, как волшебник, Макаров больше ничего не мог. И именно поэтому он-то и решил оставить свой пост, передав дело помощи королю и наследному принцу своему сыну Ивану. Правда, если старшие из рода Дрееров остались живы вопреки всему, судьба отчего-то решила отыграться на следующем после них поколении. Иван погиб во время войны, и получилось так, что напавший на него дракон противника ударом своего одетого в стальную чешую крыла одним ударом отрезал ему голову... а его супруга Жанна, узнав об этом, повесилась, прыгнув при этом с высокого утёса. На утёсе этом росло дерево, одинокое и скрюченное от старости, но крепко державшееся корнями за каменистую почву вопреки всему. Вот к этому самому дереву громовая драконица Жанна, зеленоглазая блондинка редкостной красоты, от которой младший из рода Дрееров и перенял и род магии, и внешний облик, и привязала оборвавшую её жизнь петлю. Предварительно велев городской знахарке с окраины Магнолии заговорить верёвку так, чтобы та, едва обвилась вокруг шеи волшебницы (та, поняв, в чём дело, испугалась, конечно, и отпиралась, как могла, не хотелось на себя брать грех по помощи в самоубийстве... но, когда громовая драконица стала угрожать ей, что сейчас поджарит заживо и её, и её детей, та вздохнула и поняла, что придётся играть по навязанным женой майордома правилам), моментально лишив её возможности творить волшебство, Жанна специально рассчитала всё так, чтобы во время прыжка в петле давление верёвки стало настолько неумолимым, что голова её стопроцентно не выдержала бы и отделилась бы от туловища, громко скрежеща и хрустя ломающимися шейными позвонками. Уж она-то, как никто другой знала, что её свекровь вытащит её с того света, если голова её останется на своём положенном ей месте... и потому Жанна сделала всё так, чтобы ни малейшего шанса на её возвращение к жизни у Грандины не осталось. Каково было Лексу, практически одним махом и матери, и отца лишившемуся - даже подумать было страшно. Даже Сильвер, который тоже от таких событий едва с ума от горя не сошёл, побаивался, поглядывая на резко замкнувшегося в себе и ставшего ещё более резким и заносчивым, чем ранее, Лексуса. Но, как ни странно, Грей умудрился найти какой-то подход к громовому. Не подпуская к себе никого после похорон родителей, будущий майордом отчего-то находил силы и желание разговаривать и пить с наследным принцем. Пили много, Сильвер в ужас приходил, наблюдая, до насколько невменяемого состояния они напиваются и припоминая, что в возрасте Грея он ещё алкоголя толком не пробовал... но зато эти пьянки привели к своему живительному результату - Лекс вернулся к этой жизни. И бросился, так сказать, с места в карьер - протрезвев и собрав всю волю в кулак, подошёл к королю Сильверу и заявил, что, так как отец его мёртв, а дедушка по состоянию здоровья помогать ему править делами Фиора не особо может, то он обязан, должен и готов принять эту святую обязанность на себя. Неспроста вся эта история вспомнилась державшему на руках и уже со всех ног мчавшемуся к покоям Полюшки Роугу именно сейчас. Правильно, задыхался от страха теневой дракон - пусть даже сердце Джу и перестало биться, достаточно же одного: чтоб голова была на месте! А голова, хвала небу, от неудавшегося повешения Локсар от её тела не отделилась. Так что шансы на спасение у Джу определённо были... только вот после такого её поступка Роуг теперь не мог с однозначной уверенностью сказать, что у его подруги голова на месте. Вот зачем, спрашивается, зачем она это сделала?! Понимая, что ответа на свой нечаянно выкрикнутый в голос прямо на бегу вопрос он не получит, Роуг при помощи Когтя Теневого Дракона без лишних церемоний выбил дверь в покои уже привыкшей к таким появлениям нежданных гостей целительницы. Едва нога Чени, выпустив на волю теневое лезвие, ударила по двери и попросту снесла её с петель, заставив рухнуть на пол чередой кусков треснувшего дерева и обломков стальных вставок, Грандина уже появилась в центре своей комнаты в практически парадном своём облачении - вместо ночной сорочки и халата на ней уже красовалось тёмно-синее строгое платье с закрытым воротником. - Полюшка-сан... умоляю, помогите скорее! - выставляя вперёд уже отмеченную чернотой смерти на губах, шее и под глазами Джувию, как неимоверно веский аргумент для своего столь беспардонного появления в спальне замужней женщины, выкрикнул Роуг. Споткнувшись о так неудачно попавший ему под ботинок угол ковра, парень случайно упал на одно колено... но Джу из рук так и не выпустил, что смотрелось ещё более жутко и впечатляюще. Опустив взлохмаченную голову, и сам со страху побелев лицом пуще самой почти покойницы, Чени добавил уже куда тише: - Джу... Джу повесилась... спасите её, пожалуйста. - Да поняла уже, - на удивление быстро для своего преклонного возраста подошла Грандина к так и застывшему на одном колене с Локсар на руках. В любой другой момент за вынос дверей её покоев, за появление в её спальне без стука и робко-вкрадчивого "Можно?" и за то, что её опять назвали этим столь выводящим её из себя дурацким прозвищем, она бы точно взяла стоявшую, наверное, специально для этих целей у самой двери метлу с длинной деревянной ручкой и отколотила бы такого бессовестного гостя... в любой другой, но не сейчас. Ещё когда двери её покоев полетели, треща под ударом когтя теневого дракона, она уже встрепенулась, чувствуя тот самый дух смерти, что ощутила когда-то от своего обезглавленного сына, от Жанны, чью голову слуги и солдаты очень долго искали в ущелье... и что когда-то ударил по самому её естеству в тот день, когда с поля битвы на южных границах Фиора принесли её мужа. И теперь ощущения Грандины лишь подтвердились, когда сейчас она видела отметины смерти, что уже стали обезображивать и чернить прекрасный облик русалочки Джу. - Клади её сюда, - без лишних предисловий и расспросов отрывисто скомандовала Полюшка, указав Роугу на кушетку, что стояла у правой стены покоев и была предназначена как раз для таких вот случаев, когда тащить раненого или больного в госпиталь при дворце было уже просто некогда. - Она записку какую-нибудь оставила? Ну... хоть какие-то объяснения есть тому, зачем она это сделала? Едва голова уже фактически мёртвой Локсар коснулась подушки, которую быстрым жестом целительница подложила ей под затылок, Грандина в тот же момент начала использовать чары, которые когда-то дало ей само небо, которые она переняла от драконицы, которую она повстречала в пору своей дикой и необузданной юности в лесах на востоке Фиора. Зелёное свечение озарило все покои волшебницы, собравшись в круглый купол прямо над лежащей без движения и вздоха Джу. Терять времени было нельзя, это Полюшка понимала, как никто другой. Судя по тому, каким тёмным и глубоким был след от петли на шее молодой русалочки, как звала Локсар сама целительница, она уже сделала свой последний шаг за грань... поэтому надо было скорее направить её энергию смерти обратно, к своему исходу, заткнуть её при помощи небесных чар, потом ввести ей раствор из сока трав, что были собраны с могил драконов, потому что именно эти травы заставляли разгуливаться даже, казалось бы, застывшую навеки в жилах кровь. Ну а уж потом использовать заклятие, которое когда-то воскресило её мужа - Рука, Карающая Смерть. И после - ждать и верить, что Джувия сможет перебраться обратно к живым, что смерть не утянула её в свои мрачные чертоги. О том, останется ли при Локсар её способность колдовать, когда она очнётся, рассуждать было рановато - спасти бы её для начала, отмахнулась от своих мыслей Грандина, припомнив, что ценой возвращения Макарова к жизни стала его великая волшебная сила. И да, она не просто так стала расспрашивать Роуга. Ещё со вчерашнего дня, узнав от прислуги, что задумали короли Фиора и Ишгара, и взлелеяв в своём сердце горькую обиду на короля Сильвера за то, что пытается выдать замуж возлюбленную её внука за своего сына, Грандина разумом-то понимала, что этот брак выведет и Фиор, и Ишгар на новый уровень и станет весьма полезен этим государствам. Но... если уж в её душе от таких новостей поселилась горькая печаль, то что стряслось с бедняжкой Джу, когда она об этом узнала, Полюшка даже думать побаивалась. А, если от болтливых служанок даже до неё дошло, что решили Сильвер и Гилдартс во время своих пьяных посиделок, гордо именуемых пиром, приёмом (да хоть ассамблеей пьянку назови, пьянкой она от этого быть не перестанет, посмеивалась Грандина, догадываясь уже, как знатно два друга решили отметить тот факт, что теперь они оба стали королями)... то немудрено, что и бедная Джувия обо всём достаточно уже была осведомлена. Откровенно говоря, Полюшка уже догадалась, почему Джу решила свести счёты с жизнью... но Роуга она начала расспрашивать лишь с целью растормошить его и привести в чувство. По Чени видно было, что он подавлен, растерян и перепуган тем, что сотворила с собой его подруга детства... не в пример папеньке, сощурилась Грандина, припоминая, как жестоким и суровым воином был Скиадрам. О, покойного герцога кровопролитные битвы только заводили, даже если он сам получал ранения. Чем тяжелее и жутче был бой - тем в больший раж впадал Скиадрам. Этот теневой дышал битвой, жил битвой, был ей... но ему не особо знакомы были чувства сострадания и жалости. Точнее... совсем ему эти чувства знакомы не были. Причём ни врага покойный герцог не жалел, ни друга. А судьба словно решила посмеяться над Скиадрамом, передавшим сыну волшебство теневых драконов - да, магию и даже внешность отца Роуг забрал, на лицо они были очень похожи... но характер у парня был от и до маминым. Нет, тряпкой и тюфяком теневой не был, постоять за себя мог... но его способность сочувствовать всем, кто мучается и страдает, сподвигала его порой на такие самопожертвования, которые сам Скиадрам считал бесполезными и мужчины недостойными. Чени-старший был из тех, кто считал, что больных надо добивать, любви своей даже горячо любимым демонстрировать нельзя, и лучше бить даже своих, чтоб чужие боялись. А Роуг, будто бы назло, вырос норовом в мать: тихий, спокойный, мягкий, добрый... нет, необыкновенно добрый, что Скиадрама из себя выводило, так как он хотел себе сына, что был бы ему подобен. Причём, говоря о подобии себе, горделивый и жестокий Скиадрам вовсе не внешность и волшебство в виду имел. Кое-какая разница в облике теневых была - половина волос Скиадрама была тронута белою сединой, на лице затейливыми узорами, похожими на драконьи клыки гнездились чёрные татуировки, скрывавшие полученные в боях шрамы, а шевелюра старшего теневого была настолько длинна, что он постоянно стягивал её в тугой хвост на самой макушке, чтобы в побоищах не мешалась, Роуг же на фоне своего эффектного папеньки сегодня выглядел несколько скромнее... но притягивал куда больше, нежели его жестокосердный и взрывной отец. Матушку свою Роуг толком не помнил - она умерла в первые годы его жизни. Ходили слухи, что сам Скиадрам её и убил в порыве ревности... но доказательств этому не было, а Чени-младший предпочитал не верить людской болтовне. Признаться честно, Грандина до сих пор содрогалась, вспоминая о том, откуда у Роуга появился глубокий тонкий шрам, перечеркнувший крестом его переносицу. Чени-младший тогда был ещё подростком, и родной отец дважды ударил его мечом в лицо за то, что он отказался убить свою постаревшую и тяжело заболевшую собаку, а изо всех сил пытался её вылечить, накачивая своим волшебством так отчаянно, что у самого уже внутри толком ничего не оставалось. - И не смей залечивать этот шрам, если не хочешь, чтобы кому-то из твоих дружков или подружек досталось, - схватив задыхавшегося от боли и еле находившего в себе силы не зареветь в голос Роуга за волосы, пока худощавый чернявый паренёк трясущимися руками размазывал собственную кровь по распоротому лицу. - Вырастешь, будешь каждый раз смотреть в зеркало и вспоминать, чем чревата тебе твоя грёбаная жалость... понял?! Никого нельзя жалеть, а ты ещё смеешь себя растрачивать не на победу в бою, а чёрт знает на что?! Да ты не имеешь права владеть магией теней после такого, чёртов сосунок! Швырнув сына оземь лицом, Скиадрам сам убил больную собаку и вышел вон. А самым жутким было то, что Грандина эту историю узнала лично от герцога Скиадрама. И, когда старший теневой начал бахвалиться тем, как он изуродовал собственного сына, она не выдержала и указала ему на дверь. - Подите прочь, ваше превосходительство, - с желчной язвой выплюнула Полюшка. - И знаете что? Даже если вас и принесут израненным с поля битвы, даже если и пообещают за ваше спасение пол-королевства, знайте - ни за что лечить вас не стану, помирайте, сколько вам вздумается. Во благо вашего же сына в первую очередь, вы ж мальчишку ни за что ни про что искалечили! - Шла бы ты, кошёлка, - рассмеялся Скиадрам, запрокинув голову и невольно продемонстрировав нервно скривившейся целительнице острые драконьи клыки. - Далась мне какая-то травница... или как там тебя называют? Впрочем, плевать. Поверь мне, Грандина, я буду вечен, я прослыву в веках, а мой сыночек-тюфяк сдохнет, пытаясь спасти кого-то, кого ему постоянно будет жа - а - алко... С усмешкой протянув последнее слово, Скиадрам ушёл прочь. Правда, он ошибся лишь в одном - вечен он не стал. И его обезглавили в жестоком бою, после чего Роуг принял его герцогство и встал у руля своего поместья. Помня о том, что вечно мучимый переживаниями за дорогих ему людей Роуг сейчас что угодно вытворить может, к примеру, начать бездумно отдавать свою волшебную силу ради возвращения Джувии, или ещё чего в этом роде, Полюшка решила отвлечь юношу, у которого после жизни с таким папенькой не только лицо и тело были в шрамах. - Ты записку видел от неё какую-нибудь? - посмотрела она на сжавшего кулаки и не сводящего пристального взора кроваво-красных глаз теневого. - Знаешь, те, кто вот так, - Грандина осторожно указала на шею Локсар, намекая тем самым на то, что раненая в самое сердце русалочка отважилась с собой сотворить, - поступает... они часто записки оставляют, в которых хотя бы причину своего поступка описывают, чтоб родным и друзьям потом головы ломать и себя зазря винить не пришлось. - Не припомню, - тяжело вздохнул Роуг, блуждая мыслями сейчас несколько в ином направлении. Вот что сейчас можно сделать ради того, чтобы поставить Джу на ноги, думал шокированный поступком подруги теневой. А вот записки... чёрт, он в такую панику впал, когда увидел висящую в петле Джувию, что об остальном и думать позабыл. Попытки спасти Локсар - вот что стало занимать мысли испытавшего первобытно-животный страх теневого. "Баба сопливая!" - вдруг раздался в голове Чени окрик покойного отца. Отчего-то в области солнечного сплетения стало невыносимо больно, словно его опять туда ударили рукоятью меча со всей силы... как сделал это Скиадрам когда-то, опять решив, что переживания его сына за сирых и убогих - дело, воину тени точно не нужное. Чёрт, выпрямился парень калёной струной, не зная того, как расширились его узкие змееподобные зрачки, чуть ли не начисто заполняя собой кроваво-красную радужку, да как же такое может быть? Его папаня убит, и точно уж никак не может подать голос, а вдарить ему - так тем более. Да и вообще, о чём он только думает? У него подруга повесилась, и ещё не факт, что удастся её спасти, а его в самый ответственный момент начинает от призраков прошлого дёргать... Шрам на переносице, который он так и не залечил, словно послушав наказа своего жестокосердного отца, неожиданно отозвался приступом острой боли, будто бы клинок Скиадрама второй раз оставил на лице своего сына кровавый крест. И тут же теневой вздрогнул ещё раз... точно же, наверное это его подсознание, маскируясь под дух его отца, шепчет ему, что надо взять себя в руки, никоим образом не демонстрировать перед Полюшкой, как ему страшно из-за Джу и из-за собственного бессилия в борьбе со смертью, и... что там Грандина-сан говорила? Про записки в спальне Русалочки, так ведь? - Вас понял, Грандина-сан, сей же час отправлюсь и поищу в комнате Джувии какие-нибудь записки, - монотонно отчеканил Роуг. Не глядя опешившей от такой резкой перемены в его лице и поведении целительнице в глаза, он обратился в тень и стремительным сгустком мрачной и дышащей отчаянием на каждом своём всплеске энергии умчался туда, откуда и принёс он бедняжку Джу. - В смысле, что ты понял? - ошалело глянула Полюшка вслед уже умчавшемуся прочь теневому. - Я ж тебе и слова не говорила, чтоб ты шёл что-то искать... Безжизненность тона так отчаянно молящего её спасти Локсар теневого аж резанула слух Грандины - настолько не вязалась она с обычным поведением добродушного и тёплого душой, несмотря на мрак своей магии, парня. Да и то, как каждая черта его изувеченного отцом бледного лица стала будто бы чётче, жёстче и ярче, словно что-то иное, заставляющее его давить в себе себя настоящего, поднялось из самого исподнего теневого дракона, тоже от взора многое подмечавшей и пока что всеми силами готовящейся к применению Руки, Карающей Смерть, целительницы не укрылось. - Да что ж с тобой отец-то твой сделал? - с грустью покачала она головой, глядя на разломанный дверной проём своей спальни и проверяя попутно крепость созданного ею магического барьера, который был этакой подготовительной почвы к применению самого главного её заклятия. Впрочем, о чём она, вздохнула женщина, глянув на водную волшебницу, что по доброй воле себя сегодня в капкан смерти загнала и теперь лежала перед ней пока что больше мёртвая, чем живая. С каждым из тех, кто встречался на её пути, или судьба, или близкие, или что-то ещё много чего сделали. И у каждого из этого поколения молодых, что росло во дворце Сильвера, сердца были в жутких шрамах. И шрамы эти были даже пострашнее, чем крест на переносице Роуга, или глубокая полоса, рассекающая левую бровь Грея...