Executive toy

В здание я вошёл по временному пропуску. Потолкавшись среди других служащих, я поднялся на свой, седьмой этаж, прошёл по уже знакомому мне коридору к своему закутку около директорского кабинета — того на месте не было. Впрочем, пришёл я рано, так что это было неудивительно. Кто знает, вдруг он не появится вовсе?.. Стоило мне разложить вещи и устроиться за столом, как из углового кабинета появилась Топаз с пустой кружкой в руке. — У тебя телефон работает? — спросила она. — Доброе утро. — Доброе, — поднимая трубку, я послушал гудок. — Работает. — Подключили сегодня, — пояснила она. — Теперь ты отвечаешь за звонки. — Понял, — кивнул я. — Как настрой? — шагая в сторону кухни, спросила она. — Супер, — пробормотал я. — Не сбавляй, — посоветовала она и ушла. Я побарабанил пальцами по крышке стола. Поправил криво лежащий степлер. Спустя четверть часа из лифта потянулись слегка сонные сотрудницы. Они кивали мне, здоровались, рыжая и кудрявая издалека помахала мне рукой, заворачивая в дальнюю комнату, и я улыбнулся в ответ. Наконец, раздался первый телефонный звонок, чему я даже обрадовался. Я бодро ответил, объявив название своей компании и представившись, поговорил с поставщиками — чёрт возьми — пластилина, нашёл необходимые документы и продиктовал им требующиеся данные. Решив, таким образом, свою первую и не очень трудную телефонную задачу, я почувствовал прилив жизнелюбия. Я был почти уверен, что он прервётся и даже знал, как именно. Стоило мне единожды умиротворённо и радостно вздохнуть, как из лифта выплыло оно — начальство. В косо натянутой рубашке, в накинутом на плечо пиджаке, с гипсом на перевязи. Я продолжал улыбаться и параллельно тихонько читал несложные молитвы. — Матерь божья, — услышал я недоумённый бас ошарашенной мисс Топаз, наткнувшейся на покалеченного босса. — Что случилось? Он махнул рукой. — Вчера пьяный поскользнулся в баре, — буркнул он. — Я не хочу об этом разговаривать. — Остальное хоть всё цело? — поинтересовалась она. — Да, только рука, — сказал он. — Ох, надо быть аккуратнее! — покачала она головой, прихлёбывая чай из чашки. — А то я сам не знаю, — фыркнул директор. Покачивая головой, Топаз удалилась в свой кабинет, а Гаст Грандмейстер спокойным шагом продолжил свой путь к кабинету. То есть в мою сторону. Когда он подошёл, я посмотрел на него прямо и вежливо произнёс: — Доброе утро, сэр. Он едва заметно прищурился, потянулся к ручке двери. — Доброе… — он распахнул дверь, буровя меня долгим, вязким взглядом, — …утро. Сказав это, он вошёл и закрыл дверь за собой. Ну что же, — подумал я. — Меня не арестовали, — и в следующее мгновение я уже отвечал на новый звонок. После этого девчонки позвали меня, чтобы я помог в транспортировке и погрузке какого-то полотна, потом я таскал коробки с пластиковыми цветочками, обзванивал клиентов, заказывал материалы, и так постепенно забыл о своём сомнительном происшествии в первый свой вечер на новом рабочем месте. Начальник держался теперь от меня слегка поодаль, и я стал воспринимать его симпатичный гипс, как нечто не имеющее ко мне никакого отношения. Для себя я решил, что если он придумает на этой почве какой-нибудь не входящий в мои планы шантаж, я преспокойно признаюсь в содеянном и понесу наказание. Мысль об этом примиряла меня с возможными последствиями. Я считал, что, убедившись в моей настойчивости, директор в следующий раз двадцать раз подумает, прежде чем испытывать на прочность моё терпение. Пару-тройку дней я привыкал к своим обязанностям, выучил все имена, запихнул в общий холодильник банку арахисового масла со своим стикером и научился закалывать волосы при помощи карандаша. На работу я шёл с удовольствием, начинал потихоньку расслабляться и думать, что, пожалуй, новое место мне нравится больше предыдущего. Меня уже не смущали горы игрушек, пластилина и бисера в комнате отдыха, и с интересом иной раз поглядывал на то, как, собравшись где-то группкой, девушки устраивают очередной мозговой штурм, заваливая столы изрисованной бумагой. В конце концов, ко мне перекочевала обязанность поливать многочисленные фикусы, в связи с чем я должен был и их выучить по именам, сортам и соблюдать режим полива для каждого из них. Разумеется, с моим появлением мисс Топаз уступила мне также обязанность обслуживать кулер, когда в нём заканчивалась вода. Собственно, в один из таких разов я обрёл понимание того, что станет для меня пресловутой ложкой дёгтя в этой без сомнения прекрасной бочке с мёдом. В тот момент я как раз собирался сменить пустую бутылку в кулере на новую, возился около кулера, и в тот момент, когда мои руки были заняты, я получил внезапно и совершенно незаслуженно смачный шлепок по ягодичным мышцам. Едва не уронив чёртову бутылку и не свалив сам кулер, я обернулся, горя возмущением, и увидел как Гаст Грандмейстер, подобрав край свисающего рукава своего пиджачка — на сей раз голубовато-серого оттенка — преспокойно покидает кухню. И я ничего не мог с этим поделать. Я уже получил по заднице, он уже ушёл, а я как дурак всё ещё стоял с бутылкой и щёки мои пылали. Не от стыда, но от беспомощности. Сумев, однако, успокоиться, я завершил манипуляции с кулером и вернулся за свой рабочий стол. После этого случая, я старался по возможности не поворачиваться к директору спиной. Но, само собой, уберечь тыл оказалось не так легко, как я наивно считал. Каждый раз, стоило мне на секунду задуматься, не дай бог наклониться к какой-нибудь полке — я получал по заднице. Всегда это происходило наедине, всегда так, чтобы я не мог никак ему ответить, и всякий раз я замечал, что его только сильнее раззадоривает мой внезапный гнев по этому поводу. Он мог шлёпнуть меня ладонью, свёрнутым журналом, сложенным зонтиком, связкой шнурков от бус — чем угодно, что оказывалось у него под рукой. Каждый день я приходил на работу с твёрдым намерением пресечь его попытку, и каждый вечер я уходил шлёпнутым хотя бы единожды. Это превратилось в какой-то странный ритуал, с которым я, как ни пытался, смириться не мог. Я понимал, что, стоит мне перестать реагировать, ему это надоест и он прекратит это делать. Но чем дольше это продолжалось, тем сильнее я бесился! Что это, в конце-концов, такое?! Я взрослый мужчина, я не давал на это разрешения, какого чёрта он распускает руки?! То есть, руку… В этом и была проблема. Если бы обе его руки были здоровыми, я бы не задумался ни на секунду, обвинив его в домогательствах на рабочем месте. Но его сломанная рука, к которой я, как ни крути, был причастен, не позволяла мне сделать ничего подобного. Я мог пожаловаться, окей, он мог рассказать, что я сломал ему руку. Что будет итогом? В лучшем случае я лишусь любимой работы. Из-за того, что кто-то шлёпнул меня по заднице? Причина не казалась мне достойной, поэтому я молчал. Прижимал мягкое место к стульям, стенкам и периодически, стараясь делать это естественно, озирался по сторонам и помалкивал. Через две недели ему сняли гипс. Для меня это означало лишь, что теперь вероятность удара по заду для меня удваивается. Спасало мои нервы только то, что периодически он с самого утра бегал по своим делам вне офисных стен, и тогда я мог выдохнуть, наслаждаясь спокойными рабочими часами в его отсутствие. Это была дурацкая тихая война. Пару дней я смог продержаться, будучи ни разу не затронутым. Он размочил счёт на следующий день, как следует облапав меня и за зад, и за перед, пока я нёс по коридору тяжёлую посылку в деревянном ящике. Мне хотелось размазать его за это по паркету, но, оставив на мне следы рук, он мгновенно испарился, а я мрачно понёс грёбаную посылку по коридору дальше. После этого раза, решив, видимо, что я уже буквально на пределе и в следующий раз снова что-нибудь ему сломаю, он неожиданно прекратил свои приставания, как будто ничего никогда не было. Пару дней я недоверчиво косился в его сторону, когда он проходил за моей спиной, но всё было тихо. Значило ли это, что он, наконец, наигрался? Я не слишком на это надеялся, но он ничего не предпринимал два дня, три, неделю, и я позволил себе немного выдохнуть. Возможно, у него-таки появились в жизни занятия поинтереснее, чем хлопать по заду своего секретаря. Тем более, что рука его восстановилась, и, значит, мы могли бы уже забыть о том неприятном инциденте, в котором оба показали себя не с лучшей стороны. Прошла неделя или около того в течение которой мы готовились к приёму гостей из далёкой Японии, которые обещали посетить именно наш офис, чтобы посмотреть образцы продукции и выслушать подробную лекцию о новых разработках, в которых имели честь принимать непосредственное участие. Девушки — красили, чертили и лепили отчёты, я — щебетал за телефоном, не покладая телефонной трубки, общаясь то с переводчиками, то с чиновниками, то с представителями производств, Грандмейстер — рассекал по встречам, неведомым образом заставляя всех и вся предоставлять ему какие-то невероятные скидки в обмен на душевный вечер в караоке. Словом, все мы работали на пределе собственных возможностей и ежедневно уходили домой с работы уже ночью, обещая друг другу, что на следующей неделе будем работать в пижамах и вести себя, как ленивые жирные караси. Но до этого ещё нужно было дождить, пока на повестке дня был дружный дедлайн. Накануне субботы, в которую должны были прибыть японцы, в девять вечера был отдан приказ «спать». Все чинно разъехались по домам, разумеется, никто не спал, но все делали вид, что с ними в течение ночи что-то такое было. Утром я приехал раньше всех, впервые со времени устройства на должность сменив привычную чёрную рубашку на белую, которая не внушала бы гостям из азии никаких подспудных беспокойств, и приодев поверх оной сдержанный синевато-серый галстук. Ко всему прочему, наотрез отказавшись от вчерашней идеи состричь под ноль-пять свои волосы ниже лопаток только затем, чтобы сделать офис более дружелюбным к приезду гостей, я сделал максимально строгий хвост, уложив волосок к волоску, надеясь, что чёрные и очень ровно уложенные волосы никого своим видом не оскорбят. Следом за мной в офис прибыли Гаст и Топаз. Несмотря на толстый слой тонального крема, круги под глазами Топаз всё же немного угадывались, но это было не слишком критично, поэтому всё, что я сделал — это протянул её баночку с энергетиком. Пить она его не стала, но к рукам на всякий случай прибрала. Директор этим утром выглядел великолепно и немного радовал меня своей адекватностью. В руках с собой он приволок какую-то очень артистично-изысканную облезлую икебану и, слегка наклонившись ко мне, спросил: — Можно я поставлю её у тебя вот здесь? — он указал на край стойки. — Тебе не будет мешать? Это национальное. — Мне не помешает, — отрицательно покачал я головой. — Красивый, — глянув на меня сонно-скептичным взглядом, сказала Топаз. — Сиди, а то изомнёшься. Мы сами зал подготовим. — Если нужна будет помощь, я готов, — на всякий случай сообщил я. — Окей, — она махнула рукой, таща по коридору в сторону своего кабинета какой-то пакет. Этим утром девочки пришли скопом. Мы не говорили друг другу приветствий и комплиментов — встречаясь взглядами, обменивались поднятым большим пальцем. Они уходили готовиться, а я, красивый, не измявшийся, оставался на своём посту. В этом всём было что-то замечательное. За последние несколько дней, конечно, все зверски устали и набегались, но теперь всё было позади — оставалось лишь отчитаться в проделанной работе, поговорить с гостями, когда те прибудут, и атмосфера ожидания напоминала мне какой-то нервный, но приятный праздник. Сидя у кабинета директора я сам себе казался радушной хозяюшкой. Не главным блюдом, но, без сомнения, важной частью торжества — именно с меня начнётся знакомство делегации с нашим отделом и я был уверен, что покажу им лучшее из того, на что только способен. В течение утра, видимо, сказалось внутреннее напряжение, все ни с того ни с сего начали то и дело посмеиваться над всем, чем только можно. Это было невозможно остановить. Началось всё с малого, с забавностей. Но постепенно всех в офисе заразил повальный ржач. Я долго крепился, но не выдержал и пришёл к залу для совещаний, чтобы посмотреть на то, что происходит. У стола с серьёзным и строгим видом сидела мисс Топаз и пыталась успокоить всех словами «Ну всё, посмеялись, хватит», но все утихали и, спустя минуту, вновь начинали смеяться. — А что происходит? — спросил я. Моё появление вызвало новый всплеск громкого хохота. — Не обращай внимания, — посмеиваясь, посоветовал Гаст. — На неровной почве. — Нервной! — пророкотал кто-то с задних рядов, пытаясь прекратить смеяться. — На нервной! Спустя некоторое время я смог добиться от них, что началось всё это с того, как одна из дам как-то особенно смешно высказалась по поводу рафинированных японок, которые при оральном сексе берут достоинство мужа палочками для еды. Шутка была дрянная и пошлая, но в том состоянии этого было вполне достаточно, чтобы заставить всех смеяться до слёз. Смешно было даже, скорее, то, что всё это вообще не задумывалось, как шутка. Таким образом, под шутки, прибаутки и громкий хохот весь отдел очнулся ото сна и встречал гостей с широченными улыбками на лицах, надеясь, что никто из сотрудников не рассмеётся, вспоминая утро, прямо посреди презентации. К счастью, приехавшие японцы и их переводчики оказались достаточно дружелюбными и приняли всеобщую весёлость, как нечто само собой разумеющееся. Вероятно, они решили, что у нас всегда царит подобный настрой. Моя работа на этот день заключалась только в том, чтобы постоять рядом со всеми, помочь всем сориентироваться в пространстве и, закрыв двери в зал для совещаний, с чинным видом усесться на своё место. Спустя пару часов разговоров, из зала вышли все до единой мои девочки, получившие позволение уехать домой пораньше и отдыхать весь оставшийся день. В зале остались лишь японцы, Топаз и Грандмейстер. Проводив всех до дверей лифта, я вернулся к своему столу и продолжил заниматься своими делами. Через некоторое время из зала с поклонами выпятилась Топаз в компании переводчиков. — Позвони мне, как они разойдутся, — попросила она. — Хорошо, — отозвался я. — Спасибо. Ну, до понедельника, — она махнула мне рукой и, закинув на локоть сумку, ушла к лифту. Несмотря на то, что дел у меня уже практически не было, я обязан был оставаться в офисе до победного, поскольку был самым младшим из персонала и, стало быть, должен был уйти самым последним. Когда я подумывал о том, чтобы достать из ящика стола календарь и заняться планированием на далёкое будущее, раз уж у меня выдалось свободное время, в которое я не мог никуда уйти, из зала неожиданно вырулил Гаст. — Они ушли уже, да? — спросил он, повернувшись в мою сторону. — Полчаса назад, — отчитался я. — М… — кивнул он. — Слушай, зайди, помоги мне? Оставив в покое календарь, я быстро поднялся из-за стола, входя в зал, где компания молодых и седовласых японцев внимательно смотрела какой-то фильм о процессе производства игрушек, разобрав каждый по наушнику. Они обернулись на нас с директором, и тот, улыбаясь, сказал им что-то длинное по-японски. Я лишь молча поулыбался, кивнув. Они вернулись к просмотру, а мы с Грандмейстером ушли за специально возведённые к их приезду ширмы — за ними был стол, заваленный ингредиентами для кофе-брейка. — Так, вот возьми перчатки, — сказал Гаст, вручая мне их — одноразовые, латексные. — Порежь вот это, — велел он. — Собери в канапе. Я пока разберусь с жидкостями, — он нырнул в открытую тумбочку. — Господи, как тут жарко! — шёпотом выпалил он, поворачивая вентилятор в нашу сторону. Он извлёк бутылки из тумбочки и принялся аккуратно доставать с полки рюмки. Я тем временем живо строгал продукты для закуски. В какой-то момент, забывшись, я наклонился, потянувшись за каким-то овощем и, совершенно в этот момент неожиданно, схлопотал по выставленной заднице. Резко выпрямившись, я с ненавистью во взгляде уставился на расшалившегося начальника. Он, ласково и устало улыбаясь, протирал бутылку с напитком бумажным полотенцем. Как обычно — мой яростный вид и гневно нахмуренные брови лишь веселили его. Он поулыбался мне, после чего занялся рюмками, забывая обо мне и напрочь игнорируя меня вместе с моим испепеляющим взглядом. Постояв немного, я посмотрел на пластиковый нож — таким не зарежешь. Внезапно мне на глаза попался длинный свисающий шнур от удлинителя, в который был включён вентилятор. Взяв этот шнур, я намотал его край на ладонь. Это была расплата. Размахнувшись, я от души шваркнул Гаста хлёстким шнуром по беззащитному заду. Получив удар, он подскочил на месте, едва не вскрикнув от боли, и с дикими глазами обернулся на меня, механическим жестом прикрывая побитое место. Я ликовал, гордо стоя с проводом в руке. Бросив своё занятие, Грандмейстер медленно подошёл ко мне, не стесняясь потирать подвергшуюся наказанию досточтимую пятую точку. Оказавшись лицом к лицу с ним, я не стушевался и не потерял своего независимого вида. Он приблизился ещё немного, посмотрел мне в глаза, потом на мои губы. Я не думал, что стану делать это, но почему-то именно в этот момент мне действительно захотелось поцеловать его. Даже не то, чтобы захотелось — я просто стоял напротив него, его губы находились сантиметрах в десяти от моих, и я оглядел их, зачем-то наклонился самую малость, он потянулся ко мне и мы стали целоваться, без какой бы то ни было внятной к этому причины. Сперва он меня не касался, прижимался только губами. Всё ещё боялся измять? Потом он оттеснил меня на шаг назад, к столу, и я обхватил его за шею, стараясь не дотрагиваться до его костюма своей испачканной перчаткой. В какой-то момент он взял меня за ширинку, быстро её расстёгивая. Но мои руки всё ещё были испачканы — я ведь не мог ничего с этим поделать. Он расстегнул мои брюки, не переставая целовать, и он же запросто стащил одну штанину с моей ноги, усаживая меня на край стола. Он оттянул в сторону моё бельё, взял новую перчатку, не трудясь надевать, обернул в неё пальцы, облизнул их и вошёл в меня ими, настойчиво целуя, чтобы я не издавал громких звуков. Немного меня растянув, он вышвырнул латекс, расстегнул свои брюки тоже, приспуская их и, подхватывая меня, проник в меня членом. Я прикусил его губу в поцелуе, стараясь не оставлять следов. Он принялся двигать бёдрами, вламываясь в моё тело плотными толчками. Я вспомнил о намотанном на вторую руку шнуре, быстро подобрав его, делая коротким, резко мотнул запястьем, шлёпнул его по голой заднице. Он слегка дёрнулся, но не остановился. Тогда я принялся шлёпать его через каждые пару движений. Он впивался в мои губы, а когда уже не смог целовать, зажал мне рот ладонью, продолжая напряжённо, через силу двигаться внутри меня. Всего наше с ним безумство продолжалось не более полутора-двух минут. Он кончил внутри меня, когда я в очередной раз, крепко огрел его шнуром и, видимо, перестаравшись, выдернул переходник из розетки. (Господи, как я вообще додумался делать такое шнуром от работающего электроприбора?!) Неожиданно отключив переходник, я вырубил вентилятор, и вокруг воцарилась звенящая тишина. Гаст всё ещё был внутри меня, я сидел на столе, задрав одну ногу, из руки у меня свисал шнур, выдернутый из розетки. По ту сторону ширмы, метрах в трёх от нас, сидел первый из делегации японцев, смотрящих фильм. Смотрящих ли? Судя по тому, что японцы молчали — они всё ещё были заняты просмотром. На самом деле, мы с Гастом в тот момент совершенно не осознавали, как мало времени прошло с тех пор, как мы ушли за ширму. Нам казалось, что прошло как минимум полчаса, и потому замерли, боясь создавать лишнюю возню. Очень медленно, стараясь шумно не дышать, он вышел из меня, надеясь, что получится сделать это не слишком громко. Я лишь прикусил язык, пока он делал это, после чего, скатав с руки перчатку, схватил бумажные полотенца, тихо отрывая одно и быстро вытирая себя. Осторожно выглянув в щель между ширмами, Грандмейстер осознал, на какой части фильма находятся наши гости и спокойно вздохнул. Когда он обернулся, я уже успел натянуть штаны. На мой обеспокоенный взгляд, он покачал головой и принялся подключать обратно вентилятор. Расправившись с последствиями внезапной близости, я надел новую перчатку с таким видом, словно ничего особенного не произошло, порезал всё, что должен был и сколол канапешки. Гаст, ведя себя так же обыденно, протёр рюмки и составил всё на поднос. — Спасибо, — поблагодарил он. — Не за что, — таким же тоном ответил я, выбрасывая перчатки. На мгновение он тормознул с подносом в руках — ему на глаза попался несчастный шнур от удлинителя — но он прошёл мимо, выходя из-за ширмы. Я, появившись следом, привычным образом поклонился, и вышел из зала совещаний. Что это, чёрт возьми, было, я пока точно не понимал. После не слишком продолжительного распития горячительных напитков в стенах офиса, Гаст повёл японцев кутить куда-то ещё. — Могу я идти домой? — поинтересовался я. — М, — кивнул директор. — Закрой тут всё, посмотри свет, и да, конечно, иди. Он развернулся и ушёл к лифтам, я же выключил свой ноутбук, коротко отзвонился Топаз по поводу ухода гостей, и после этого пошёл искать помещения с распахнутыми окнами или включённым светом.