Executive toy

Оставшись с пустым офисом один на один, я вернулся в тёмный зал для совещаний за ширму, чтобы вытащить пакет с мусором из корзины. Пара вещей в ней не должны были даже случайно никому попасться на глаза. Вынув и завязав пакет, я собирался уйти вместе с ним, но помедлил. Едва уловимый аромат директорского парфюма вернул меня на сорок минут назад, в ту ситуацию, в которой мы спонтанно начудили чего-то такого, что он мне, откровенного говоря, уже предлагал. В первый же вечер. В чём была разница? Наверное, в том, что на этот раз я был согласен. Это выглядело нелепо, но, если подумать, — сейчас он парень, под началом которого я работаю больше месяца. Тогда я видел его впервые в жизни. Возможно, ему стоило просто подождать месяц, и тогда руки его были бы целы, и при этом он мог даже не доколёбываться всё это время до моего несчастного зада со своим шлёпаньем. Ощущая тянущее тепло под тканью брюк, я подумал о том, что из-за нечаянно выключенного из сети вентилятора я, в итоге, так и не получил разрядки, и, по-хорошему, стоило это исправить, однако, подумав так, я тут же себя одёрнул. Могу я, в конце-концов, прийти с работы домой и там уже делать с собой, всё, что угодно? То, что я успел вытворить в компании этого типа уже не слишком мне нравилось, а я чуть было не решил продолжить это и усугубить, добавляя сумрачному залу для совещаний ещё и ассоциации о мастурбации за ширмой. Парочка подобных выходок, и я перестану думать о своей работе, как о месте, наполненном розовым печеньем, цветными перьями и гуашью… А мне нравилось думать о работе, как о месте, наполненном печеньем и гуашью! И в этом плане я не желал никаких изменений. Таким образом, резко выдохнув и пообещав себе, что разберусь с неудобством в брюках в стенах своей квартиры, я прихватил покрепче пакет с мусором и вышел из зала совещаний. Надо сказать, что, когда я добрался до дома, мне уже ничего от самого себя не хотелось. Я ненадолго лёг полежать на кровать — и провалился в глубокий здоровый сон, продлившийся до самого утра. Воскресенья я не заметил. Думаю, оно всё-таки было — когда-то же я умудрился доесть оставшуюся с субботы еду? Однако то, что у меня в действительности случался когда-то какой-то выходной, я осмысливал чисто логически, уже сидя в понедельник за своим столом и мирно болтая по телефону с управляющей очередного магазина, краем глаза наблюдая за тем, как компания художниц вволакивает в коридор из лифта огромные искусственные еловые деревья. Когда мне в лицо воткнулась зелёная пластиковая ветка со снежным напылением, я, наконец, понял, что чертовски мешаю процессу, прихватил пару папок с кучей бумажек внутри, ручку, уходя в открытый и пустующий совещательный зал с непростой ныне историей. Там я спокойно уселся за пустой стол, огляделся и, не замечая никого поблизости, закинул ноги на край стола, с удобством разваливаясь и занимаясь своими бумажками в папках. Усмотрев краем глаза какое-то мельтешение у дверей, я живенько скинул ноги, садясь ровно, прикидываясь хорошим мальчиком, и продолжил чинно исполнять свой нелёгкий секретарский труд. — …странно, откуда там взялось похмелье? — ласкающими волнами влетел в зал голос директора, и, спустя секунду, он сам, неспешно прогуливаясь, вошёл в распахнутые двери. Я вздохнул, но решил не обращать внимания. — Я себя чувствую прекрас-с-но, — бормотал Грандмейстер, как обычно приклеившись ухом к своему смартфону. — Пусть минеральной воды попьёт… — советовал он кому-то, сунув руку в карман и расслаблено прохаживаясь за моей спиной, — Он как будто при смерти там уже… Судя по тому, что ты мне рассказываешь! Не при смерти? Тогда пусть умоет табло и шустро летит по клиентам… А! Так всё-таки при смерти? — смеясь, переспросил Гаст. Он вдруг схватил меня за голову и я, едва не свалившись со стула, с перепуганным лицом, вцепился в его штанину, чтобы не упасть. Совершенно не испытывая стеснения по этому поводу, он прижал моё лицо щекой между своих ног, пытаясь погладить меня при этом по макушке. Придя в бешенство, я короткими грубыми движениями в несколько приёмов отпихнул его, откидываясь в противоположную сторону и смотря на него, как на последнего сукиного сына изумлёнными глазами, на автомате приглаживая выбившиеся из хвоста пряди волос. — Давай так, — продолжал он говорить в трубку, видя моё возмущение, но не слишком о нём беспокоясь, — Если он сейчас же поднимет свою недвижимость… — директор протянул руку, собираясь дотронуться до кончика моего носа и я ударил его по руке, которую он тут же притянул обратно к себе, — …тогда я, так и быть, выпишу ему в конце месяца маленькую премию. А если не поднимет — уволю к чертям собачьим, — он разулыбался, отводя взгляд. — Как хорошо, что мы друг друга поняли! Тогда я жду к вечеру полный отчёт за день? Ла-адушки. Целую вас обоих, воробьи мои. Пока он улыбался в динамик своего гаджета, я поднялся со стула, прихватывая в руки свои папки с приколотой к ним ручкой. — Всё! Жду-жду, — договорил Грандмейстер. Он окончил разговор, опуская руку с устройством, поднял голову и сию секунду, едва успев зажмуриться, получил звонкую, размашистую пощёчину — на этот раз-то у меня нашлась свободная рука, чтобы ответить. Саданув по начальничьей физиономии, я гневно и, что немаловажно, быстро ломанулся прочь из зала, едва увернувшись от директорской хватки, способной меня остановить. К своему удивлению, за то короткое время, что я отсутствовал в коридоре, пластиковые ёлки волшебным образом испарились, а на их месте вырос ещё более разлапистый лес из пластиковых тропических пальм. Обескураженный такой скорой сменой времён года вокруг рабочего места, я, однако, не сбавляя скорости, продрался сквозь тропики, преследуемый директором с моей отметиной на лице. Не зная, куда уже деваться, я влетел в комнату отдыха и, осознав себя в компании пяти-шести дам, монотонно помешивающих кофе-чаи после утомительной переноски пластиковых лесов, внезапно ощутил себя в безопасности. Я сел на край дивана, посмотрел на дверь, за которой остановился мой преследователь, и принял весьма достойный вид, находя взглядом на чайном столе перед собой чьё-то оставленное вязание из розовой шерсти с люрексом, размотав его, продолжил провязывать шерстяное полотно, деловито поправляя его на спицах. Гаст с укором посмотрел на меня сквозь толщу пространства комнаты и, потирая щёку, с позором ретировался. Про себя я мысленно возблагодарил своих бравых рыцариц, спасших мой зад от неминуемой кары просто тем, что они находились вокруг меня и пили кофе и чай. В следующее мгновение я неожиданно задумался о том, почему я умею вязать на спицах. Однако, слишком меня это не тревожило. Как только явная угроза миновала, я отложил вязание, сматывая его вместе с клубком, тем более что со стороны моего стола раздался телефонный звонок. Я выскочил из комнаты отдыха, подбежал к столу и ответил на звонок, параллельно усаживаясь и почти на автомате проверяя сиденье на наличие канцелярских кнопок, кактусов, жвачек и прочих школьных уловок, призванных удовлетворять мстительные наклонности. Ничего такого не обнаружив, я продолжил разговор с производителем блёсток о том, сколько килограмм оных и каких цветов мы планируем заказать в следующем месяце. После того, как наши художницы напились чаю, мы сообща избавили коридор от обилия пластиковой древесины, после чего мне был торжественно вручен тот клубок со спицами, к которому я приложил руку, и мне велели довязывать то, что я там начал, раз уж я это начал. Пожав плечами, я удобно расположился за столом, сунул нос в схему и в перерывах между звонками стал не спеша довязывать, как оказалось, шарф с вишенками. Отвлекшись в какой-то момент на свои непосредственные рабочие обязанности, я заметил, как нить убегает из петли и, подумав, что клубок падает со стола, редко вцепился в пряжу, однако клубок никуда не падал — его держал в руках опирающийся локтями на стойку перед моим лицом директор. Сев ровно, я равнодушно посмотрел на Грандмейстера. След от пощёчины уже давно исчез с его лица, и это почему-то добавляло мне уверенности в том, что за тот раз мы рассчитались. — У меня тут, знаешь ли, есть пара пригласительных, — начал он и потянул за розовую с люрексом ниточку. — Да, — на автомате ответил я, глядя на то, как он, скотина такая, распускает мой шарф с вишенками, и попытался этому помешать. — Вот я и подумал: почему бы не предложить их тебе? — продолжая тянуть, говорил он. Я ухватил шерстяную нить, мешая её вытягивать из шарфа. — Да, — повторил я, следя глазами за его раздражающими вольностями. — Сходите с подружкой или… с кем хочешь, — наматывая нить на палец, говорил он. Я, наконец, устав с ним бороться намёками, взял его руку своими, буквально вынимая нитку из его хватки. — Хорошо, — отозвался я, снимая петлю с его пальца. — Возможно, возможно, — негромко сказал он. — Я неверно истолковал происходящее. Это, как бы… — он прошуршал по стойке конвертом с пригласительными. — Ну! В общем, сходите с кем-нибудь. Оставив конверт на стойке, он вытащил из переднего кармана пиджака очки с прозрачными стёклами, надел их, оглядел своё отражение в серебристой полоске зеркала в интерьере коридора, лёгким движением пальцев поправив укладку, и походкой основательно припившей перед показом модели направился в сторону лифта. «Это как бы» такое извинение, — подумал я, дотянувшись до конверта. Первым моим порывом было разорвать конверт на четыре части и выбросить, но любопытство меня сгубило и, обнаружив внутри билеты на концерт известного джазового исполнителя, я, к стыду своему, понял, что рвать мне их жалко. Посидев и поглядев на два красивых глянцевых билета, приветливо торчащих из конвертика, я содрал его со стола и помчался разыскивать дам. Я нашёл их в компании ёлок, в ворохе шифона и лент, энергично пластающих ножницами эти самые ленты. Моё появление не привлекло их внимания, тогда я громко покашлял и сказал: — У меня вопрос… Хруст ножниц затих, и все, наконец, взглянули в мою сторону. — Никто не хочет сходить на джазовый концерт? — спросил я, потрясая в воздухе конвертом. Из шифона вытянулась одна рука, потом ещё две. — У меня только два билета, — с сожалением произнёс я. — Будем тянуть жребий! — поднимаясь с колен и отряхивая с себя обрезки, сказала самая крупная наша леди, девушка с ярко-фиолетовыми волосами, спорить с которой я бы не отважился. — Есть у кого шапка? — Есть квасный носок! — воскликнула моя любимица, рыжеволосая королева картавых людей, протягивая самой инициативной мадам большой красный подарочный носок с опушкой. — Супер, — одобрила мисс фиолетовый локон, вооружаясь носком и наполняя его конфетами из вазы на столе. — Шесть зелёных, одна красная. Кто вытянет красную — пойдёт с Лафейсоном на концерт. — Да я сам-то не… — попытался я остановить самоуправство. — Вы, может быть… Ладно, — сдался я. Меня никто не слушал, все азартно потирали руки, восставая из-под клубов шифона, и я решил, что, видимо, у меня в этом случае нет права голоса. Мимо комнаты прошла мисс Топаз, заметив у нас какой-то движняк, вернулась, с интересом глядя на происходящее. — Что у вас? — как обычно с лёгкой мрачностью в тоне спросила она. — О, вы хотите на джазовый концерт с Лафейсоном? — спросили у неё. Топаз посмотрела на меня, лицо её приобрело почему-то жалостливое выражение и она сказала: — Спасибо, но в другой раз. Она прошла мимо, а я продолжил стоять, как сахарный жених на свадебном торте, с покорностью ожидая, кому достанусь. Когда после нескольких грустных вздохов комната, наконец, наполнилась картавыми воплями и смехом, я с лёгкой улыбкой выдохнул. — Когда концерт? — подлетела ко мне моя сахарная невеста, развевая огненно-рыжими волосами. — Завтра, — вынимая из конверта билеты и показывая ей, отчитался я. — А, ну так я бы и так и так не смогла, — вновь усаживаясь на ковёр резать ленты, проговорила эпатажная фиолетовая красота. — Возьмёшь? — спросил я, протягивая своей даме билеты. — Нет, держи у себя лучше, — улыбнулась она. — А то я точно потевяю. Спасибо! — она с налёту обняла меня. — Да не за что, — беспомощно улыбаясь, отозвался я. Когда радость и желание обнимать секретарей у рыжей феи поутихли, я смог вернуться к себе, чтобы быстренько поделать дела, которые было необходимо окончить до вечера, чтобы не оставлять их на завтра. Я вчитывался в текст договора, который мне надлежало проверить на наличие ошибок, когда внезапно мне в голову пришла мысль о свидании. Я, конечно, никакого подобного смысла в своё приглашение не вкладывал, да и не приглашал я никого, сказать по совести… Но в теории, это могло так выглядеть, хоть я этого и не планировал. Впрочем, я считал, что между нами с рыжей бестией нет ничего романтического, лишь дружеские и рабочие отношения. Кажется, я даже слышал, что у неё есть парень. Так что, в любом случае, я думал о совместном вечере исключительно как о дружеских посиделках, надеясь, что её не оскорбит моё мнение о ней, как просто об очень хорошем человеке, который мне безусловно нравится, но к которому я не испытываю любовных чувств. В течение следующего дня у меня было приподнятое настроение — я лишь единожды утром имел краткую аудиенцию у директора, когда отдавал ему проверенный договор, после чего его высочество качественно обмотался длинным элегантным шарфиком и, прихватив зонт-трость, убрался из конторы на весь день. Это был неплохой и весьма продуктивный день, в середине которого я слегка поругался с конторой работавших с нами грузчиков, потом позвонил их начальству и далее ругался с их начальством до тех пор, пока мне не перезвонило ещё более вышестоящее начальство и не принесло извинения, клятвенно меня заверив, что за ненадлежаще оказанные услуги мы ничего не должны им платить. «Так-то», — удовлетворённо подумал я, вешая трубку. На этой ноте я и отправился обедать, мысленно не переставая хвалить себя, поскольку это обычно повышало мою рабочую производительность. — В чём ты будешь? Что ты наденешь? — огорошила меня рыжая, нападая на мою стойку с вопросами, стоило мне вернуться с обеда. — А что не так с этой одеждой? — спросил я. — Ну хоть гавстук-бабочку надень… У тебя есть бабочка? — спросила она. — Хорошо, — согласился я. — Надену, если нужно. — Я там планивую пйатье, каблуки, а он… — она махнула на меня рукой. — Извини, я редко куда-то выхожу, кроме работы, — попытался оправдаться я. — Но я надену другой костюм и бабочку, окей? — Окей, — кивнула она, завладев прозрачной пирамидкой с моего стола и смотря на меня сквозь неё, прищурив один глаз. — Я зайду за тобой без четверти восемь. Нормально? — Как вас успеем дойти, — согласилась она, возвращая пирамидку на место. — Я собирался машину вызвать. Нет? — Да там вядом совсем, зачем? — удивилась она. — Пешком дойдём! — А как же каблуки? — поинтересовался я. — Да ув дошкандыбаю! — заявила она, шагая в сторону соседнего кабинета. — Не дрейфь, пйорвёмся. — Ну, как скажешь, — улыбнулся я. — Не опаздывай, — сказала она, медленно уплывая за поворот. — Хорошо, — кивнул я. «Ох, пусть это будет не свидание, » — всё ещё улыбаясь во весь рот, подумал я. Когда в половине восьмого я уже толокся около её дома, над моей головой распахнулось окно, после чего раздался знакомый мне голос. — Ты чего там стоишь? — крикнули мне, — Заходи! Поскольку поблизости никого не было, я решил, что это она мне и поднялся на крыльцо. Постучать я не успел, дверь распахнулась, и я очутился в прихожей дома огненноволосой принцессы. — Я только туфли натяну — и всё, — прыгая на одной ноге и надевая обувь, сообщила она. — Ты потрясающе выглядишь, — счёл необходимым заметить я, осматривая подол её бордового платья, торчащего из-под пальто. — М-да? — топая по полу, чтобы туфля покрепче села на ногу, спросила она. — Спасибо. Мы вышли из дома, я, как подобает приличному кавалеру, протянул локоть, и моя дама с удовольствием меня за него подхватила, опасаясь наступить каблуком на очередную неровность тротуарной плитки. Таким образом, дошкандыбали мы без происшествий. В клубе, где проходил концерт, я помог ей скинуть пальто, обменял его и свою куртку на истёртые номерки — один кинул в её сумку, другой — в свой карман, после чего мы вошли в большой светлый зал. Сцены как таковой в зале не было. Музыканты расположились в центре, и в момент нашего прихода возились с инструментами. Гости прохаживались по залу, общались, попивая напитки из бокалов, перемещаясь и перемешиваясь, как шарики в аппарате для бинго. Моя надежда на то, что я смогу куда-нибудь тихо усесться с бокалом чего-нибудь крепкого, не оправдалась. В помещении попросту не было стульев и гости, видимо, как и я, изнемогая от желания куда-то примоститься, прилипали к элементам интерьера, являющим собой всевозможные псевдоантичные колонны, стоящие у стен старые фортепиано и одиночные арт-объекты, напоминающие бронзовые статуи причудливой формы. Кажется, до концерта, здесь проходила какая-то выставка. Пока я оглядывался по сторонам, моя леди, с грациозным реверансом, прихватила с подноса официанта бокал с мартини и, тихо дыхнув в сторону, хлебнула половину залпом. Посмотрев на неё, я невольно заулыбался. — Мы отдыхаем, — шепнула она, скромно прикрыв рот рукой. Я согласно кивнул на её слова и тоже взял себе выпить. Побродив вдвоём по залу, мы изучили расположение всех чудных статуй, поглазели на мрачные картины, изображающие музыкантов или певцов в процессе музицирования, также нашли, что бюст какого-то усатого саксофониста имеет приличное сходство с нашей мисс Топаз, и тогда же едва не столкнулись с вышедшим в зал из-за портьеры ужасно известным и знаменитым джазменом, на концерт которого мы, собственно, и пришли. — Сейчас начнётся! — в радостном предвкушении дёргая меня за пиджак, сообщила мне на ухо моя дама. В зале притушили свет, оставляя яркое освещение лишь в небольшом круге в центре, занятом музыкантами, и гости сию секунду рассредоточились вокруг этого небольшого кружочка. Толпа не создавала впечатления слишком плотной, но толкаться в такой обстановке всё равно было не особо вежливо, поэтому, поискав наилучшее место, мы с рыжей остались, как и были, ряду в третьем, около громоздкого тёмного фортепиано, напоминающего при всей своей мрачной изысканности музыкальный четырёхколёсный гроб. Певец вышел к микрофону, гости замолкли — и он затянул какую-то протяжную песню. Я с удовольствием сделал глоток из бокала, который держал в руке. Следующая песня была более энергичной, с рваным ритмом, топотом, невероятными пассажами на рояле и даже криками, и толпа как следует развеселилась. Моя рыжая мадам обнаружила способ пробраться поближе к музыкантам, обернулась на меня, кивая вперёд. Я покачал головой, и она, увлечённая бойким ритмом, нырнула за чью-то фигуру, оставляя меня рядом с уже полюбившимся мне гробоподобным инструментом. Музыка была классной, и я постукивал пальцем по ножке бокала, следуя смене ритмического рисунка, не забывая время от времени потягивать свой мартини. Я заметил, что за моей спиной кто-то опёрся рукой на крышку фортепиано, и, повернув голову, уткнулся взглядом в нахальные глаза Грандмейстера, стоящего почти вплотную ко мне. Он томно приопустил веки, приветствуя меня. Сдержанно улыбнувшись ему, как знакомому, я подумал, что лучшее, что я могу сделать — не обращать на него внимания и наслаждаться отличной музыкой. Именитый джазмен, тем временем, как раз выдавал вдохновенное соло на саксофоне, от которого захватывало дух; дойдя до особенно высокой, визгливой ноты, он вдруг замолк, и тут же весь небольшой оркестр грянул вместе, создавая при этом восхитительно приятную, хотя и диковатую, яркую гармонию. Окружённый громкой музыкой, в толпе людей, я оставался спокойным, и потому совершенно не придал значения прикосновению к своей спине. Что именно происходит, я понял не сразу. Я никак не успел отреагировать, лишь ощутил, что мой пиджак аккуратно приподняли, ныряя под него рукой, скользя вокруг моих бёдер, и расстегнули в мгновение пуговицу на моих брюках. Испытывая больше недоумение, чем сердясь, будучи по-прежнему не до конца уверенным у том, что чувствую, я резко дёрнулся, планируя просто отодвинуться и перейти в другое место, не собираясь ничего выяснять, я неожиданно застрял на месте. Не понимая, в чём дело, я оглянулся, обнаруживая, что край моего пиджака наикрепчайшим образом зажат крышкой того самого громоздкого фортепиано, и поднять её нет никакой возможности, поскольку на ней, с позволения сказать, сидят. Сделав всё же попытку выдернуть ткань, я услышал тихий, ласковый шепотом за своим ухом. — Тш-тш-тш… — не отвлекаясь от созерцания джаз-бенда, шикнул Гаст, придерживая меня на месте. — Тебе понравится. Я мгновенно вспыхнул. В смысле, мне понравится? Понравится что? Желая незаметно избежать контакта, я хотел повернуться, но это было попросту невозможно. Гаст скользнул рукой под ткань моих брюк под пиджаком, тут же крепко и беззастенчиво прихватил меня за яйца, и я подавился воздухом. Сердце бешено заколотилось; не зная, что предпринять, я продолжал стоять и делать вид, будто ничего не происходит — я находился в окружении минимум сотни людей, куда мне было деться? Пока я был занят душевными метаниями и осознанием порисходящего, Гаст не терял времени и без стеснения ласкал меня между ног, приотпуская и вновь сдавливая, продолжая свободной рукой держать бокал, преспокойно попивая время от времени свой напиток. Моё дыхание становилось всё более частым. Я надеялся, что никто этого не слышит, что уровня громкости музыки достаточно, чтобы замаскировать моё с трудом сдерживаемое сопение. Не знаю зачем, я поднял руку и, стараясь делать это как можно более плавно, заправил выпавшую из хвоста прядь за ухо. Я впивался в язык зубами, когда Гаст, едва заметно двигая рукой, стиснул в руке мой член. Мурашки прокатывались по всему моему телу, и я ненавидел его за то, что он со мной проделывал. Я уже это считал верхом наглости и безрассудства, поэтому, когда он, делая вид, что ставит на фортепиано бокал, засунул мне в штаны и другую руку тоже, я просто оторопел от дикости его выходки, широко распахнув глаза и забыв, как дышать. Я чувствовал, вместе с тем, как он аккуратно просовывает что-то внутрь меня. После учинённой шалости он, как ни в чём ни бывало, незаметно вытянул руку обратно, протёр пальцы о ткань моего же пиджака и, взяв бокал с фортепиано, допил последний глоток мартини. Пребывая в шоке, я поджимал мышцы пресса, чувствуя себя, как в каком-то странном идиотском сне, от которого нельзя проснуться. Расправившись со своим напитком, Грандмейстер опустил руку в свой карман и, спустя мгновение, мои мышцы вздрогнули от вибрации. Твою мать, нет, — путано думал я со страдальческой гримасой на лице, едва ли не всхлипывая от невозможности это прекратить, проклиная уже и музыку, и этот концерт, и каждого из стоящих вокруг людей. — Какого дьявола он творит?.. Я старался не дышать шумно, старался расслабиться, но от этого лишь сильнее сжимался, вздрагивая от невольных спазмов. Кожа моя покрывалась влагой, возбуждённый член, мягко ласкаемый чужими пальцами, упирался в ширинку, почти расстегивая её. Меня буквально мутило от того, насколько сильно я был возбуждён. От алкоголя или духоты кружилась голова, и мне стоило больших усилий удерживать себя в вертикальном положении. Я мечтал, чтобы это закончилось, хотел кончить, уже не важно, каким образом. В какой-то момент Гаст убрал руку с моего члена, на секунду меня выпустив. Этого мне хватило, чтобы, вынырнув из чёртова пиджака, едва ли не на четвереньках сбежать от него, поднимаясь через пару шагов на ноги, незаметно застегнув брюки, бегом протолкаться по толпе до выхода из душного зала и выбежать в холл. Как только я оказался на воле, я стал искать любое закрытое помещение, где я смогу вытащить из себя этот чёртов вибратор. Увидев указатель с надписью «туалет», я кинулся в ту сторону. Вбегая в комнату с тремя кабинками, я выдохнул, придерживаясь рукой за ручку двери, чтобы не рухнуть на пол прямо там же, около порога. Оттолкнувшись от двери, я ткнулся в первую кабинку — заперто снаружи, во вторую — наконец-то, свободно! Развернувшись, чтобы закрыть замок, я вздрогнул, увидев Грандмейстера с моим пиджаком в руках, отшатнулся, задерживаясь руками за стены из тёмного лакированного дерева. Он вошёл, вешая мой пиджак на крючок в стене, и закрыл дверь за собой на замок. Я прилип спиной к дальней, кафельной стене, практически усевшись на винтажный бачок унитаза, громко выдыхая, дрожа от ощущений внутри тела. Гаст уверенно обхватил меня за талию, притягивая к губам. Сил на то, чтобы сопротивляться у меня уже не было. Я горячо целовал его в ответ, оглаживая его тёплые руки, и я сразу подался вперёд, стоило ему плотно стиснуть моё достоинство между ног. Вжимаясь спиной в дальнюю стену из светлого кафеля, опираясь каблуком на деревянную крышку унитаза, я впивался в губы своего директора, плотно лаская его язык своим, в то время как он, вытащив мой член из-под ткани брюк, умело дрочил мне под тихое жужжание вибратора в моей заднице, заставляющего мои бёдра напрягаться в тягостном напряжении. Наконец, я почувствовал подступающее к горлу, заставляющее неметь мышцы внутри, удовольствие, и со стоном в поцелуй сладко кончил, отлипая от горячих губ только затем, чтобы выдохнуть. Подрагивая, пытаясь расслабиться, я смотрел на то, как он сжимает мой член, пачкая кулак в стекающей по нему жидкости. Выжав из меня всё, что во мне было, он сделал попытку убрать вторую руку из-под моей спины, проверяя, в состоянии ли я стоять самостоятельно, после чего нырнул рукой в карман, выключая, порядком уже раздражающий меня вибрационный фон. Я удержался стоя, позволяя ему отпрянуть, спустил ногу с крышки на пол, продолжая стоять, упираясь лопатками и затылком на кафель, руками скользя по стенам, и всё ещё громко выдыхал, прикрывая глаза. Задрав голову, я бросил взгляд на высокий потолок, понемногу начиная приходить в себя. Оставив меня, Грандмейстер извлёк из автомата с бумагой несколько салфеток, протёр ими ладонь и выбросил скомканную бумагу в ведро. Я за это время отлип от кафельной стены и, вытирая запястьем брови, уселся на чёртов винтажный бачок. Гаст наклонился к моему лицу, отбирая у меня лёгкий, слегка растерянный поцелуй, в процессе которого он любезно опустил в мой карман пульт управления от вибратора. Мне стоило больших усилий не улыбнуться этому нервной улыбкой. После этого он щёлкнул замком, широким движением распахнул дверь, и вышел, оставляя меня в одиночестве. Он, кажется, вымыл руки, после чего ушёл вовсе. «Хорошо, что концерт был в самом разгаре, — подумал я, вытирая последовательно сперва нос от соплей, потом член от спермы. — Никому не пришло в голову идти в туалет.» Мне пришла в голову внезапная мысль о том, что я не проверял третью кабинку. И почти сразу, с какой-то даже теплотой я подумал, что мне глубоко плевать, даже если бы там кто-то и был. Вибратор вместе с пультом я, недолго думая, выбросил. Не оставлять же мне его в качестве сувенира и не таскать теперь с собой? За пару минут я вернул себе надлежащий вид, переплёл всклоченный в процессе обжиманий над бачком хвост и напоследок тщательно вымыв руки с мылом, насухо их вытерев, возвратился в полутёмное помещение в музыкой, где первым же делом нашёл бокальчик объёмом побольше, чтобы запить ощущение директорского языка на своих дёснах. Гаста видно не было, но концерт всё ещё продолжался. Надо полагать, никого не интересовали приключения двух, сбежавших из зала людей, кроме самих этих людей, поэтому никто не обратил внимания ни на то, что мы ушли, ни на то, что я вернулся. Послонявшись на задворках праздника туда-сюда, я внезапно нашёл бесхозный пустующий стул у дальней стены, на который и уселся, собираясь продолжать пить, поджидая свою спутницу. Порядком набравшись к окончанию мероприятия, я всё же был в состоянии соображать достаточно здраво, чтобы, во-первых, помочь своей даме с пальто в гардеробе, не забывая при этом, разумеется, блистательно улыбаться, а, во-вторых, вызваться проводить её до дома. Всё-таки она ведь была на каблуках и я должен был как минимум провести её обратно по всем тем выбоинам на дороге, по которым привёл на концерт. Всю дорогу она восторгалась вечером, музыкантами и их энергетикой, в то время как я старался слишком не шататься и по-возможности обходить лужи. — Может быть, я не самая большая фанатка джаза, — болтала она, тоже будучи немного не совсем трезвой, — но всё йавно это было так круто. Очень круто! — Да, да, — кивал я с мутноватой улыбкой. — Слушай, — вцепляясь в мою руку, заговорщическим голосом сказала она, — у меня есть проигрыватель с пластинками, и там точно есть две-тви джазовые! Ты торопишься домой, а? Я заблеял что-то нечленораздельное, не зная, как мне следует ответить, и что, в случае, если я собираюсь отказаться, я должен ей сказать. — Может… я… — путаясь в словах, бубнил я. — Не напрягайся, — посоветовала она. — Просто скажи «да». Я не трахаться тебя зову, а музыку послушать под винишко. — А, тогда без проблем, — ляпнул я. Она оглушительно расхохоталась. — Ты правда решил, что я тебя за этим зову? — спросила она. — Вообще да, — выглядя крайне жалким и пьяным, признался я. — Ой, мамочки, кайенский перец, мне больно от смеха! — вытирая слёзы, смеялась она. — Я совсем не похож на того, кого можно позвать не только ради музыки? — с наигранно печальным выражением лица, спросил я. — Ну, если б у меня были усищи, как у того бюста, тогда, пожалуй, — сказала она, прикладывая руку к груди и с трудом выдыхая. — Не только на музыку. — Так заметно? — спросил я, озадаченно задумавшись. — Нет, я одна такая глазастая, — заверила она меня. — Остальные строят планы, как затащить тебя под венец. — Правда? — изумлённо разевая рот, спросил я. — Господи, какой ты смешной под мухой! — хохотнула она. — Нет, конечно! Я только что это придумала! Я обиженно цокнул языком, хмуря брови. — Тебе срочно надо ещё накатить, — решила она, втаскивая меня за локоть на дорожку к своему дому. — Вино разглаживает морщины. Вот такую морщину разглаживает! — она ткнула меня между бровей с такой силой, что, пытаясь подняться на крыльцо, я едва не упал назад. — А ну стой! — скомандовала она, хватая меня за воротник, открывая дверь. — Прошу, проходите, гости дорогие, — и, сказав это, она почти зашвырнула меня в прихожую, где я принялся тут же по логике «пришёл домой — раздевайся» стал развязывать шнурки и снимать куртку. С третьего раза сумев повесить куртку на плечики, я ухватил хозяйку дома за руку и она повела… потащила меня в гостиную, где усадила на пол напротив вышеупомянутого проигрывателя и ушла в кухню за вином. Оставшись один, я посидел, оглядывая комнату, и понемногу прилёг на коврик, с удовольствием расслабляя спину. — Уснул? — спросила рыжая, вернувшись с выпивкой. — Не-а, — потыкав её в ногу, ответил я. Она несильно лягнула меня ногой, чтоб отстал, опустилась на ковёр рядом, откупоривая уже начатую бутылку и наливая нам вино. Ради распития напитков я подумал, было, подняться, но лишь лёг на пол, подпирая голову и посчитал, что для принятия жидкости внутрь, этого будет вполне достаточно. Вооружившись бокалом, моя рыжулечка торжественно вскрыла проигрыватель, вытащила какую-то пластинку, установила её и, слегка убавив громкость, поставила иглу на самое начало. Из колонок, негромко, по-домашнему шипя и тихо щёлкая, полилась ритмичная песня в исполнении без сомнения темнокожей певицы. — Эту люблю, — тихонько проговорила хозяйка дома, сев на ковёр рядом со мной и, выдохнув, сделала крупный глоток красного вина. Слушая песню, я закрыл глаза. Полежав так, я подумал, что мне мешает резинка на волосах и снял её, раскидывая волосы пальцами. Приглушённый саксофон в шипящих колонках выводил замысловатую мелодию, певица вторила его звучанию густым плотным голосом, поддерживаемая звучанием дребезжащих клавиш. В мою голову резко и нагло вторглось липкое воспоминание о тёплых пальцах, гладящих мой член посреди многолюдной толпы, и я открыл глаза, поднимая с пола бокал и предпочитая пить дальше. Песне на третьей я понял, что моя голова, кажется, уже слишком тяжёла для того, чтобы держать её на весу, и улёгся на спину, рассыпая волосы по ковру. Фея, допив вино, посидела секунду и легла рядом со мной. Я рассматривал полутёмный, слегка кружащийся перед глазами потолок из-под ресниц. В какой-то момент я открыл рот и начал говорить. Не думаю, что у меня была особая надобность к этому, но я всё равно зачем-то начал. — Я трахаюсь с одним парнем, — сказал я. Леди рядом со мной немного помолчала. — И я, — сказала она. Я полежал несколько секунд молча. — И он мудак, — сказал я. Хозяйка дома помедлила. — И у меня, — сказал она. Сделав паузу, в течение которой мы оба обдумывали полученную информацию, она слегка повернулась в мою сторону и, приоткрыв рот так, что я мог видеть кончики её белых зубов, сказала: — Надеюсь, это не один и тот же парень. Посмотрев друг на друга, мы уставились в потолок. — Это смешно, наверное… — выдохнул я с неловкой улыбкой. — Ты же не скажешь мне, кто он? — Неужели ты думаешь, что в городе живёт один парень? — спросила она. — Настолько бисексуальный парень. — Но можешь хотя бы как-то намекнуть?.. Хотя бы там… марку машины или кем работает?.. — Марку я не знаю, работает на руководящей должности, — ответила она. Я с гримасой ужаса на лице скосился в её сторону. — Не-ет… — нервно смеясь, сказала она. — Да нет, ты что? Не может быть… Так, всё! — она поднялась с пола и отправилась искать свою сумку. Слегка даже протрезвев, я с трудом поднялся и сел. — Вот, вот он! — наклоняясь ко мне и показывая фото, на котором был, без сомнения приятный наружностью индивид, однако низкого роста, брюнет и в придачу с окладистой бородой. Ощутив, что меня отпустило и, в связи с этим, я вновь пьянею, я выдохнул. — Это было глупо, — сказал я. — Прости, пожалуйста. Я его в первый раз вижу. — Теперь мы повязаны, — сказала она, садясь напротив. — Ох, где моё вино… — стараясь сменить тему, пробормотал я. — Ты должен теперь сказать мне, кто твой, — настойчиво сказала она. — О чём ты, о чём ты… — улыбался я, дотягиваясь до бутылки и, прихватив бокальчик, налил себе немного. — Не можешь сказать? — поинтересовалась она. — Да меня ж тогда уволят, — выпалил я, отпивая вина и, вдруг сообразив, что сказанул, этим же вином и подавился. Моя рыжая подруга была достаточно умной, чтобы сразу схватить меня за жабры, не дав и доли секунды, чтобы поправиться, подводя итог продолжительным удивлённым «А-ах!». — Эт… э… он… — тыкая пальцами в сторону, залепетала она. — А-а… а! — отрицательно дёргая пальцем перед её лицом, строго велел я. Моя фея демонстративно закрыла рот на воображаемый замочек, отшвыривая воображаемый ключик в сторону. Проследив его траекторию, я покачал головой и закрыл лицо рукой. — Ой, можно подумать, — проворчала леди, поднырнула под мою руку, обняв меня за талию. — Зато уж парни точно разные. — Ну хоть что-то, — согласился я. За нашими спинами щёлкнул проигрыватель — закончилась пластинка. — Домой не пойдёшь, — сказала рыжая. — Ты пьяненький, район не благополучный, я буду переживать. Поспишь на диване. Я пожал плечами. — Ладно. На следующее утро, не собираясь ничего ни от кого скрывать, мы с рыжей пришли вместе, крепко держась за руки. Впрочем, нам почему-то не особо верили, да и у меня, каждый день приходящего на работу в чёрном, было мало шансов удивить всех, придя во вчерашнем чёрном вместо сегодняшнего. Главное, как говорится, голова чистая. Я попытался убедить всех хотя бы своим галстуком бабочкой, но, и сам понимая, что это не очень-то убедительно, перестал пытаться и ушёл в кухню, чтобы приготовить себе утренний кофе. Когда я вернулся за свой стол, доверху заваленный свеженькими документами, которые мне предстояло перелопатить, я обнаружил на видном месте новый конверт. Подумав, что это снова какое-то приглашение или что-то подобное, я сел за стол, отставил кружку с кофе и, взяв конверт, приоткрыл его. Внутри я обнаружил чек на приличную сумму, к которому прилагался безликий бланк, на котором от руки было начертано следующее: «купи себе что-нибудь приятное». Я закрыл конверт, на секунду задумавшись, после чего посмотрел прямо, сквозь стекло кабинета начальника. Начальник, заметив, что я смотрю, перевёл взгляд с экрана ноутбука на меня и, приобретя на лице выражение елейной приятности, ласково качнул мне головой. Дескать, наслаждайся. Я же, делая вид, что чрезвычайно рад оказанной мне великой милости, одарил своего доброго хозяина ответной улыбкой, поднял со стола телефонную трубку и, продолжая поглядывать на красивую седовласую сволочь за столом директора, набрал нужный мне номер. — Добрый день, — поздоровался я, постукивая конвертом по столу. — Да… Мы хотели бы сделать заказ… Если можно на сегодня. Да. Могу оплатить чеком? Отлично.