Приторная сладость специй

Намджун понимает, что беда не приходит одна, когда родители оставляют его на попечение «взрослого» омеги, которому по выпуску подарили квартиру ближе к центру. Никто не знает о том, что омегу-выпускника, на которого скинули на неделю своё несовершеннолетнее чадо Кимы, этому же чаду и пришлось спасать, потому что тот размахивал «лапками» и разбил градусник. Только Джун и знает, что за этим парнем глаз да глаз нужен. Какой толк, что тот старше на два года? Ведёт себя, как дитя малое, ещё и капризничает. Помнится, несколько лет назад он из себя альфу строил, заключённого в омежье тело. Видать, сбежал альфа, потому что сейчас Джин только и знает, что глазками стрелять да льнуть ближе, только время от времени показывая зубы. Намджун бы хотел увидеть их в другой ситуации, но, впрочем, и так пока неплохо. Блондин третий день уже близко к парню подойти не может. Запах отравляет трезвый ум, внутренности выкручивает и притягивает грязные мысли. У Джина течка на носу, и альфа не знает, какой силы достигнет аромат, если сейчас его уже ломит всего. Самая сложная задача за все шестнадцать лет никак не связана со школой – Намджуну всего-то нужно отнести пакет с продуктами омеге. Но розоволосый вот-вот начнёт течь, запах всё усиливается, он живёт один в большой квартире, и у младшего пот по виску скатывается. Ему просто нужно отдать чёртов кулёк Джину и вернуться назад к другу на эту неделю. Блондину с порога бьёт в нос приторная сладость, въедаясь с силой атомного взрыва, и уже течёт по венам, разрывает сосуды и крошит хлипкое самообладание. У хёна течка. Альфа хватается за ручку двери, почти успев выйти, но из гостиной доносится сдавленный всхлип и приглушённое рыдание после. Сердце Намджуна пропускает удар, ещё один и ещё, ускоряет ход, делая тройной кульбит. В комнате, скрутившись на полу, лежит Джин, прикрывая руками живот. Мычит, оторвать руки от себя не может – слишком больно, низ живота судорогой сводит до тошноты, а под ним лужа смазки. Намджун приказывает себе не вдыхать, потому что самообладание ни к чёрту, но дышит всё равно и остановиться не может. Голубые омежьи джинсы почти полностью намокли, потемнев, слизь хлюпает при каждом движении, а младшему ком не сглотнуть, глаз не оторвать, он только болезненные стоны слышит. Намджун себя перебарывает, проснувшегося зверя внутри усмиряет едва, шепчет успокаивающе. — Я вернусь с обезболивающим и согрею тебе чай, а потом уйду, не беспокойся ни о чём, — но омега глаза приоткрывает, смотрит жалобно и мотает головой. — Нет, пожалуйста, Джун-и. Ты ведь можешь помочь, прошу, — шепчет розоволосый, сдерживая слёзы от вновь накатывающей боли. — Ты не в себе сейчас и будешь жалеть о произошедшем. Я не хочу, чтобы ты потом страдал, виня и меня, и себя. — Мне так больно, Джун-и... — выстанывает старший чужое имя. — Так боль... — парень хнычет и сжимается ещё сильнее, жмуря глаза до ярких звёздочек под веками, и шмыгает носом, вдыхает глубоко. — Прости, я не могу. — Ким, блять, Намджун, — собирает последние силы Джин, — если ты меня не трахнешь, я трахну себя сам той ножкой из-под стула, как только до неё дотянусь! Клянусь тебе! — рычит омега, голос просел до хрипа, а ноздри, как у разъярённого быка, ходуном ходят. Старший угрожает. Непонятно, кому больше, но заставляет подумать дважды. Только Намджун не думает – он делает шаг к парню.