Мятежный

Намджун не был рад, когда Чимин переступил порог оружейной. Юнги знал Кима «от» и «до», мог прочитать каждую его эмоцию, определить, чем та вызвана. Они знают друг друга с самого детства, с того момента, как семья Кима приютила Юнги, маленького мальчика с грязными руками и красными, но уже не плачущими глазами. Мин видел многие эмоции, но такого недовольства, какое было сейчас на его лице, никогда раньше не было. Лучший способ защиты — игнорирование. Поэтому Юнги просто проходит мимо. Он придерживает засыпающего Чимина за плечи, когда они заходят в оружейную. Широкий прилавок занимает большую часть комнаты, а огромные полки заполнены разным видом оружия, начиная стрелами и заканчивая булавой. Мебель старая, потресканная и, будьте уверены, если на нее надавить, послышится гниющий скрип. На полу можно увидеть бесчисленное количество следов от чужих сапогов и, кажется, собачьих лап, а стены заполнены головами животных, которые, если честно, наводят ужас. Чуть правее от шкафа с оружием — полочки с бутыльками. Яды и лечебные травы. Куча оберегов, птичьих перьев и свечей заполняют оружейную, так что можно подумать, будто это хижина колдуна. Намджуну такое нравится, а Юнги закатывает глаза. Чимин поднимает голову, часто моргая и осматриваясь. Он впивается пальцами в плечо Юнги в надежде удержаться на расслабленных ногах. Его хватка крепка и профессиональна, она оставит синяки. Глаза мальчика быстро пробегаются по оружейной, захватывая взглядом Юнги и Намджуна, но останавливаются они на прилавке, где из-за высокой стойки выглядывает макет нового оружия. Пак щурит глаза, разглядывая и запоминая. Юнги пихает его и тянет вперед, когда замечает направление его пытливого взгляда. Не к добру. Но тот упирается, выворачивается из-под чужой хватки и протягивает Намджуну руку. — Пак Чимин, охотник за головами при нынешнем Короле Лайнкайленда, — он кривляет Юнги, пытаясь сказать это с таким же пафосом и безразличием. И будь Мин сейчас чуть менее удивлен, дал бы Чимину очередной подзатыльник. Намджун тоже выглядит пораженным и еще более недовольным. Юнги редко встревает в неприятности, чаще всего он просто сидит в своей комнатушке за починкой оружия или созданием нового. Бросив Намджуну: «Постой-ка», он направляется дальше, утягивая Чимина. Если пройти вглубь оружейной, можно заметить небольшую дверь, сливающуюся со стенами. За ней маленькая комнатушка, закрытая от солнечного света темной тканью на окнах. Кажется, здесь никого, кроме Юнги, и не бывает. Односпальная кровать на коротких ножках в спешке заправлена и помята. На деревянном столе стоит лампа, а рядом штук десять потухших свечей. Здесь пахнет работой, маслом и воском. Чимин принюхивается, наслаждаясь уютом чужой жизни. А Юнги тут же возвращается в главную комнату, где его ждет Намджун. Тот руки на груди складывает в привычной для него манере и ногой по полу стучит, будто собирается отругать собаку за то, что та стащила со стола последний кусок мяса. Его рубаха помята после рабочего дня, а на широких штанах пятно от масла. Кажется, Ким все-таки отобрал тот кусок у пса и приготовил его. — Ты завел в дом охотника за головами, — Намджун выделяет каждое слово звонкой паузой. — Тем паче, предложил ему свое ложе. — Оставь свои упреки, я же не знал, — Юнги садится за прилавок на свое привычное место. Он откидывается на спинку стула, расслабляя перенапряженные мышцы и разум. Черт же его дернул забрать этого мальца. Намджун опирается на темные доски, заставляя тех испустить жалкий скрип. Его нога не перестает дрожать. — Теперь ты узнаешь, что бдят за ним, и могут незваные зайти, котрых мы не выженем после. — Добро. Юнги собирался показаться агрессивным и недоброжелательным, чтобы этот мальчишка тут же все понял и ушел. Но, зайдя в комнатушку, Мин обнаружил Чимина лежащим на полу. Тот стянул старое покрывало с кровати, постелил на пол и укрылся его концом. Похожий на замершего зверька, он свернулся в клубок и уткнулся носом в собственные ладони. И черт бы побрал Юнги за невольную улыбку, что поползла по его бледному лицу. Но тут же взяв себя в руки, он вспоминает о том, что этот мальчик — наемник при Короле. Он тот, кто принесет в дом Юнги погибель. Чимин — это раздор и хаос, прекрасный в своем беспорядке. Пак глаза открывает, переставая притворяться спящим. Он проснулся в ту же секунду, как услышал разговор о себе. Издержки профессии. Юнги перед ним немного растерянный и злой, стоит и смотрит. Из-за того, что голова Чимина лежит у ног Мина, тот кажется выше и крупнее. Кажется опаснее. — Етчи кто-нибудь, абы забрать тебя? После слов Юнги Чимин садится, укрывая ноги краем покрывала. Он не выглядит сонным и не знай Юнги, что тот спал, подумал бы, что Чимин сидел и ждал его. Хотя он не может быть уверен даже в этом. — Неча. Юнги садится на табурет, на котором обычно работает, складывает руки на груди и недоверчиво смотрит. — Нет вовсе ни одной души твоих друзей, котрая помочь тебе может? — У меня неча друзей, лишь знакомые, — Чимин грустно улыбается, заламывая пальцы правой руки до тихого хруста суставов, — да и те будут радеть, ежли я дышать перестану. Повисает молчание. За дверью слышится стук и скрип, который говорит о том, что Намджун сам закрывает оружейную. За окном поднимается ветер, ветки деревьев стучат по стеклу и ломаются друг о друга. Чимин печалится, делаясь меньше, но продолжая натягивать на губы улыбку. Вдруг по полу проносится звук кошачьих лап. Чимин поднимает удивленный взгляд, встречаясь с чужим — голубым и хитрым. Черный кот тенью пробегает по комнате к ногам Юнги, ластится и мяукает. Он становится на задние лапы, опираясь о костлявые колени Мина, чтобы потянуться мордочкой к его лицу. И Юнги готов поспорить: кот делает это, чтобы лизнуть его, почти поцеловать или укусить за нос. — Как его звать? Чимин рукой тянется к гладкой шерстке и почти касается, но кот ловко увиливает. Ходит туда-сюда, приглядывается к мальчишке, чтобы в следующую секунду подойти и позволить коснуться себя. — Черный кот, — отвечает Юнги. Чимин поднимает голову, улыбаясь, из-за чего его глаза почти исчезают. Его рука на секунду перестает гладить кота, поэтому тот сам упирается головой в маленькую ладонь, пытаясь получить больше ласки. — Ага, я об нем говорю. Как его звать? — Черный кот, так и звать. Пак смеется. Дьявол, он заливисто хохочет. Его волосы растрепаны, как трава под ночным ветром, а на щеках румянец расплывается. Кажется, кот тоже засматривается на это чудо. На россыпь звезд по пухлым щекам, на пальцы, обернутые массивными кольцами и на мелодичность его голоса, которого даже увидеть нельзя. Этот мальчик сидит на полу, замотанный темной тканью и смеется с того, что Юнги назвал черного кота «Черный кот». Немыслимо. Но потом он замечает взгляд Юнги, замолкает и прикрывает рот ладошкой. Он, кажется, извиняется, заматываясь в ткань сильнее. Кот громко мяукает, чем заставляет Юнги моргнуть и наконец отвести взгляд. — Добро. Тогда на эту луну останешься подле меня, — Мин достает из маленького комода еще одно одеяло и перьевую подушку. — Но окроме громких слов. Одеяло падает на пол, следом — подушка. Чимин тут же их хватает, расстилает по полу. А кот все ходит вокруг него, стараясь вновь подлезть под руки и получить немного нежности. Наконец Пак заканчивает, усаживаясь на якобы кровать, и протягивает руки к коту. Тот тут же оживляется, подбегает к парню и мурлычет. Но как только рядом опускается Юнги, кот оказывается у того на коленях. Он всем телом трется о Мина, хвостом полосуя по лицу. — Да нет же, болван, до Чимина иди, — смеется Юнги, — меня-то ты который день зришь, лисья морда. Мин отрывает взгляд от кота и видит, что Чимин вновь улыбается. Отчего-то пальцы покалывает. — Укладывайся, — Юнги рукой указывает на кровать, не в силах отвести взгляд. Боже, Чимин краснеет. — Так это ж твое ложе, тебе в нем и спать. — На эту луну оно твое. Вместо ответа Пак скрещивает руки на груди и удобнее усаживается на насиженном месте. Он дует плюшевые губы, точно ребенок, которому не досталось меда. А Юнги просто плечами пожимает и остается сидеть. Вновь повисает тишина. Намджун перестал шуметь в оружейной, наверное, даже ушел домой. Юнги всегда мечтает о таких моментах, когда все исчезают, а он остается один на один с оружием и целую ночь мастерит, чтобы утром с первыми лучами рассветного солнца стать за прилавок. Именно поэтому он уговорил семью Ким позволить их приемнику жить в подсобке оружейной. Один на один со своим Искусством. Это ли не мечта? Юнги смотрит в глаза Искусству, а оно всегда смотрит в ответ. Это ли не любовь? Но такого подвоха Мин не ожидал. Он и представить себе не мог, что однажды на его полу в окружении одеял будет сидеть мальчик, говорящий опасную правду. Что он будет гладить его кота и так солнечно улыбаться. Кто-нибудь мог представить, что этот малец будет сидеть так близко, что их плечи и бедра будут соприкасаться? Юнги мотает головой, сбивая мысли в кучу. Этот солнечный мальчик кричал гадости о Короле. Пускай правдивые, но запрещенные. Этого глупого мальца можно казнить не вынося приговора. — Какого дьявола ты галдобил в таверне об Короле? Юнги спрашивает, не поворачивая головы. Боится вновь увидеть тот взгляд, которым Чимин одарил его у ворот таверны. Он, кстати, уже и не выглядит охмелевшим. Возможно, он даже не был таковым. — Да потому, что оный хуже дьявола, котрого ты припоминаешь, — голос Чимина сочится липкой злобой. — Ведаешь ли ты, что у Прекрасного Короля еще замок имеется на случай войны, когда честному люду пожиться нечем. Карает он всех, кто противится пытается, точно как моих родителей… И резко замолкает. А Юнги спрашивать не хочет, не любит в душу к людям лезть. Сидит, словно камень, рядом с Чимином и отчего-то считает его вдохи. — Их казнили на моих очях. Они разбойники были, как Король говорил. А на деле же они просто свободы желали. Свободы и счастия, — Чимин поворачивается и Юнги невольно поддается этому, тут же находя его взгляд, — но Король подарил им погибель. И вдруг Юнги одолевает вопиющее желание рассказать, раскрыться. Эти слова, словно простая мелодия, заставляют довериться и плыть по течению. Тихий голос бежит по затылку, поднимая волоски и мысли, и забирается в голову. Нотки его слов плывут в крови, делая жидкость гуще и светлее. Юнги бледнеет. Он уверен, Чимин знает каждое его слово наперед, но все равно тихо шепчет: — Я в жизнию не ведал своих родителей. Пак ничуть не изменяется в лице. — Король отбирал детей у их родителей, — говорит он, грустно смотря на кота, — а ежли те зубоскалить начинали, казнил. Тело Юнги пробирает дрожь. Он так увлекся созданием оружия, что не заметил, как мир вокруг начал превращаться в страшный сон. Он мог не выходить из оружейной неделями, стоя по три смены у прилавка и радуясь, что Намджун приносит ему еду. Все было так идеально продумано и расписано. Единственное, что Мин не рассчитал — мятежный мальчик на его полу. — Что коится с таковыми детьми? — Девочек забирают в ложе, а мальчиков — умирать, абы жил Король. Ты, кстати, таковой. Чимин больше не улыбается, а Юнги и не хотелось этого делать. Мин вдруг больше не чувствует теплоты чужого тела, хотя Чимин не отодвигался. В комнате становится кричаще тихо, перепонки почти лопаются, а мозг отказывается посылать сигналы телу. Не сказать, что Юнги удивлен. Уж такой он человек: главное, дай ему место, а дальше он приспособится. Он не будет менять это место под себя, улучшать его или достраивать, он просто приспособится. Как бы больно, грязно или тесно не было, он привыкнет. Он забьется в уголок своего смертельного Искусства и будет пережидать то, что не закончится никогда. Да, он сможет привыкнуть к этому вечному кошмару. И это, наверное, самое страшное. — Но ты ведь тож при Короле, — говорит он. — Мне требовалось выжить, ан ежли отрекся бы — казнили. Его Величество так и молвил: «Повысить или повесить?» И вдруг Юнги подумалось, что все это не было непредвиденно. Все шло к этому. Все Королевство уже давно затаилось перед грохочущей бурей, которая разворачивается прямо сейчас на их глазах. Возможно, где-то внутри Мина давно уже была эта мысль. Возможно, змеиная догадка холодила его грудь с самого детства. Просто Юнги по своей природе прятался, как крольчонок при виде лисьего хвоста. Он сам посадил себя в эту тюрьму. Он засыпал не для того, чтобы набраться энергии; он закрывал глаза, чтобы уйти от мысли, что у Королевства колючие объятия, из которых так просто не выбраться. Особенно ему. — И что ты алчешь сделать? — Я не могу тебе поведать, — улыбается в ответ Чимин. Покрывало шуршит, когда Юнги ровно садится, поворачиваясь к нему. Этот мальчик сплошной ребус без единой подсказки. Он — море, что вышло из берегов, дабы затопить это Королевство. А у Юнги нет лодки. — Ты и эдак назлословил лишнего. Усмешка на лице Чимина до боли волчья. Он тоже поворачивается, садясь напротив Юнги, отчего их колени вновь соприкасаются. И черт бы побрал Мина во второй раз за то, что он заметил эту жалкую деталь. За то, что сквозь ткань шароваров почувствовал теплоту чужой кожи, когда собственная — он уверен — покрыта льдом. И за то, что голова кружится из-за расстояния между ними, которое соединяется лисьим шепотом: — Каждый до селе ведал об моих думах, но об действиях ни одной душе не должно узнать.