Осознанный сон

      Я проснулся отдохнувшим и бодрым. Во всем теле была такая легкость, что казалось, будто я способен сейчас на любые свершения. Обстановка казалась как никогда уютной и родной, и только пресловутый портрет выбивался из общей картины благополучия. Сегодня он раздражал, казался дурной пародией на мое отражение, как кривое зеркало. Особенно не по себе было от высокомерного выражения лица изображенной девы. Она сверлила меня презрительным, недовольным взглядом, под которым я чувствовал себя ничтожным червем и жалким похитителем чужого тела. Но, при всем при этом, было что-то в картине настолько завораживающее, что я пошел в ее сторону. Чем ближе я подходил, тем злее становились нарисованные глаза. Когда же я, движимый непонятным чувством, взобрался на стол, и встал к портрету вплотную, злость и презрение сменились чистой ненавистью, меч в руках Орты предупреждающе сверкнул гранями камней. Сердце сжалось в испуге, дыхание на секунду прервалось, а волосы встали дыбом. Возникло непреодолимое желание сорвать со стены жуткий холст и уничтожить его к чертям. Но, когда я уже потянулся осуществить задуманное, когтистая рука метнулась навстречу моей, и схватила меня меня за запястье. Я вскрикнул и отшатнулся в ужасе. Босая нога встретила пустоту, и я полетел со стола спиной вниз.       Вокруг, насколько простирался взгляд, была белая снежная пустыня. Местами снег покрылся коркой льда, в которой как в зеркале отражались мириады звезд и зловеще темная, словно подпорченная, половинка луны. Вокруг расплывчатыми тенями метались темные мужские фигуры. Они приближались, становясь почти осязаемыми, и отдалялись, оставляя после себя обрывки неясных фраз. Временами приходило узнавание, чувство родства и близости, но все равно ощущение пустоты и полного, безжалостного одиночества не отпускало ни на секунду. Ноги и руки сковывал холод. Не удивительно — я сидел в сугробе босыми ногами, в сложенных на коленях руках сплошь снег. Сколько не отряхивай — он словно наползает снова. Я уже почти не чувствовал тела. Где-то рядом, совсем близко, раздался окрик. Голос до боли знакомый, но откуда — не понять. Вокруг пустота. Опустил вновь глаза, и сугроб у моих ног стал совсем белой, точно вылепленной из снега, фигурой с распахнутыми в ужасе глазами и раскрытым в немом крике ртом. Но, стоило мне на секунду закрыть глаза, как дикое видение вновь стало обычной ледяной коркой. Снег в моих руках таял, растекаясь лужицей густой, очень светлой, переливающейся в лунном свете жидкости.       Тихий крик повторился, к нему присоединились другие голоса, полные боли и страха. Перламутровая жидкость стекала по моему телу и скапливалась в лужицу у моих коленей. Голоса кричали все громче, раздавались эхом по всей пустыне. От них закладывало уши и цепенела душа в предчувствие чего-то совершенно ужасного. Все тело застыло, не было сил поднять руки и закрыть ими разрывающиеся от боли уши. К хору жутких воплей едва различимым отзвуком присоединился странный гул. Небо словно треснуло на самом горизонте и начало сминаться, как бумага. Голоса взвыли еще громче, призрачные фигуры заметались по снежной поверхности, приближаясь ко мне. Темный купол неба становился все ближе, звезды и луна на его поверхности ослепительно блеснули на прощание и погасли. Гул нарастал, пока не заглушил терзающие уши и сердце голоса. Мир заполнила абсолютная темнота и тишина.

***

      Я резко подскочил на кровати и осмотрелся по сторонам. Привычные каменные стены в слабом свете потолка не успокаивали — в груди все еще царила неприятная смесь из тревоги и боли от неведомой потери. Лицо немного жгло — прикоснувшись к щекам, я почувствовал подсыхающие дорожки слез. Такого раньше со мной не случалось, какая бы дичь мне ни снилась.       При всех странностях этого утра, стук в дверь и знакомые голоса братьев показались чем-то родным и уютным, как любимые домашние тапочки. Язвительные замечания Ирена, молчаливое спокойствие Оррена, привычные уже ритуалы сборов и серые коридоры — жизнь входила в свою колею. Без всяких посторонних голосов и противоестественных движений. Однако на пресловутый портрет я старался не смотреть.       Спортзал оказался пуст. В нужное состояние, после всех потрясений прошлого дня, я вошел рекордно быстро и даже сумел победить в одном из раундов спарринга. Оррен одобрительно кивал и пообещал в следующий раз бой на мечах.       Я шел в сторону своих комнат легкой походкой довольного собой шеру, когда в одном из ответвлений коридора мелькнуло что-то огромное, черное и чешуйчатое, махнув на последок хвостом с кистью сиреневых шипов. Я застыл посреди перекрестка под топот удаляющихся шагов исполина и его недовольный рев.       «Что это?» — потрясенно спросил я.       «Рант опять дурью мается», — с недовольным лицом ответил Ирен.       «Рант?! Это Рант?!» — не укладывалось в голове у меня.       «Хандрит в предвкушении скорой встречи с подругой сердца. Задевает это самолюбие нашего великого мага», — добавил яда в слова старший брат.       «Шеру могут превращаться в драконов?»       «Принимать Облик предков, — резко одернул меня Ирен. — Не вздумай еще раз сказать это человеческое слово».       «Когда ты собирался рассказать мне об этом облике?» — разозлился я.       «А с чего бы мне сразу рассказывать чужаку самые сокровенные тайны нашего народа?» — едко заметил Садист, сверля меня холодным взглядом.       «С того, что я должен знать эти тайны, чтобы не выдать себя», — ответил я ему таким же взглядом.       «О, не волнуйся, не выдашь. Как ты мог заметить, никто в клане без особого повода облик не меняет. Это сложный и крайне болезненный процесс. Более-менее легко он дается только детям, женщинам и очень сильным магам. К тому же, это не самая удобная форма для подземелья, как видишь».       «То есть ты собирался меня держать в неведении? Что еще ты от меня скрыл?»       «Я буду рассказывать тебе лишь то, что посчитаю нужным, пока ты считаешь себя человеком и мужчиной, — подошёл Ирен угрожающе близко и навис надо мной так, что я мог рассмотреть, как его зрачок меняет форму. — Пока думаешь и действуешь как представитель этой слабой расы. Я сделаю все, что необходимо, для сохранности нашей цивилизации. И если будет такая нужда, если ты вдруг станешь угрозой для нас — например решишь по глупости бежать или пообщаться с родными без моего ведома — я перегружу твою нервную систему так, что вся твоя память сотрется, и ты станешь подобен младенцу».       Пока я ошарашенно пытался осмыслить сказанное, Ирен отступил на шаг, резко развернулся и пошел в сторону коридора, в котором скрылся черный монстр.       «Возвращайтесь в покои и займитесь делами, — донеслось до нас с перекрестка. — Я пока приведу в чувства нашего избалованного».       «С каждым днем его рожа все больше просит кулака», — больше самому себе сказал я, глядя на удаляющийся по коридору силуэт Ирена.       «Сначала тебе надо научиться блокировать его ментальные атаки, иначе ничего не выйдет», — неожиданно раздался в голове голос Оррена.       Я настолько привык к молчаливости своего верного помощника, что резко развернулся к нему и уставился как на чудо природы.       «Вряд ли это будет так просто», — наконец вспомнил я про тему разговора.       «Не просто. Дар у него сильный, и за более чем пятьсот лет жизни он овладел им в совершенстве. Мог бы даже управлять телами живых, как марионетками, если бы захотел».       «Мог бы? Что же он так не делает? В день нашего с ним знакомства как раз бы пригодилось».       «Свобода воли. Не делай другим то, что не хотел бы испытать сам», — поучительным тоном заявил братец.       «Свобода воли? — возмутился я. — Он же парализовал тебя! Так он чтит свободу воли?»       «Правильно сделал», — невозмутимо парировал Оррен.       «Он мучил меня, почти пытал!»       «Вспылил. Обстоятельства были… пугающие».       «Он и сейчас периодически мне боль причиняет, а приказами и угрозами разбрасывается, как конфетти», — все больше распалялся я.       «Но всегда при этом оставляет за тобой право выбора», — все также спокойно отвечал Оррен.       «Какого черта ты этого садиста защищаешь? Он же тебя ни в грош не ставит!» — окончательно разозлился я.       Оррен, к моему величайшему удивлению, весело хмыкнул, его губы тронула тень улыбки.       «Орта тоже никогда не ладила с Иреном. То есть, ты никогда не ладила», — поправился он, на что я махнул рукой, призывая оставить условности.       «Если не ладила, почему тогда Ирен решил стать ее… — пытался вспомнить я местное название для братьев-хранителей, — тессир?»       «Это тебе лучше у него спросить», — уже серьезно ответил младший из братьев и перевел взгляд на коридор, в конце которого скрылся предмет разговора.       «А ты не знаешь?»       «Знаю».       «Тайна?»       «Не то чтобы… — задумался он на мгновение, затем вздохнул и развернулся в сторону наших покоев, кивком головы призывая следовать за ним. — Просто эта причина… Он все равно не добился своего. И уже давно с этим смирился, судя по всему. Хотя он все еще заплетает косу».       Я силился понять смысл расплывчатых фраз Оррена, пока он, похоже, тоже собирался с мыслями — выглядел хмурым.       «Во всяком случае, сейчас он ставит для себя на первое место нашу семью. Заботится как может. Его можно понять, если постараться».       Логика в словах братца была, несомненно. Если задуматься, то Ирен действительно проявлял своего рода заботу. Но его способы меня нисколько не устраивали, а мотивы по-прежнему оставались туманными.       «А почему тогда тессир стал ты?» — спросил я уже на подходе к дверям в покои.       «Разве это не естественно, хотеть позаботиться о младшей сестре?» — ответил вопросом брат.       «Судя по Ирену — нет».       Оррен замер неподалеку от входа в гостиной, поочередно осмотрел меня и портрет на стене, затем, уставившись в пол, наконец ответил:       «Она маленькая такая была. Глаза огромные, любопытные. Плакала по ночам часто — кошмары снились. О том, как Полог схлопывается, и все мы исчезаем. Ко мне прибегала за утешением».       Не задумываясь, я сделал шаг к нему и едва подавил желание положить ему руку на плечо в знак поддержки.       «Оррен, прости!»       «За что? Ты же, вроде бы, не виновата», — покачал все еще опущенной головой он.       «За притворство», — пояснил я.       Он наконец поднял на меня странно блестящие глаза, и мое чувство вины стало еще острее.       «Это же тоже было к лучшему, — неуверенно заявил он. — Кто знает, что бы было, если бы не твое притворство».       Лицо его становилось на глазах все более бесстрастно-отрешенным, пока не замерло в привычной маске спокойствия. Наконец он развернулся и отправился в сторону гардеробной, погружаясь в повседневные хлопоты.       Ирен вернулся еще более мрачным, чем обычно, и бросил мне ненавистный уже камень без всяких объяснений. Булыжник я повертел в руках уже без всякого энтузиазма. Если бы действительно было все настолько легко, насколько говорил вредный братец, какого-то результата я добился бы еще позавчера.       «Ты не собираешься дать мне какие-то инструкции или показать пример? Хоть что-то?»       «Ты так высоко ценишь свой ум, — ответил Ирен, открывая очередную книгу. — Так докажи, что не зря. Все, что тебе необходимо знать сейчас, я уже рассказал».       Мда, то ли лыжи не едут, то ли я… Если «почувствуй камень и заставь его подчиниться» — подробная инструкция, то я — маленькая феечка. Я поискал по задворкам памяти, выискивая все те крохи информации, что Садист мне сообщил по поводу магии, но ничего полезного не добыл. От безысходности я даже припомнил какие-то приемы, что успел услышать от кузины, что увлекается эзотерикой. Но, чем больше я пытался представить себе какие-то чакры и духовные узлы, тем большим идиотом себя чувствовал. И пристальный взгляд Ирена, опустившего книгу, только усиливал это ощущение — я словно разом ощутил все свое убожество. В памяти, цепляясь друг за друга, всплыли все те оскорбления и угрозы, какими братец успел осыпать меня за несколько дней.       Ярость вскипела во мне волной, так что чуть волосы не встали дыбом. Осточертевший камень просвистел над ухом Ирена и упал где-то у стеллажей. Цель атаки все так же сидела с невозмутимым, чуть насмешливым лицом, что только подливало топлива в огонь моей злости. Я уперся одной рукой в пол, а другой, в попытке выместить клокочущее чувство, ударил по гладкой поверхности камня. Удара я не почувствовал — кулак прошел сквозь породу, как сквозь вязкую жидкость, и увяз в его толще. Я с удивлением разжал ладонь и пошевелил ею. Будто густой крахмальный клейстер замесил, или мазут. Пораженный, я выдернул руку из камня и осмотрел ее, но не заметил ничего странного. Пощупал пол, в котором увяз пару секунд назад — обычная твердая, отполированная до блеска поверхность.       «Наконец-то! — услышал я мысль подозрительно довольного Ирена. — Я уже начал беспокоиться».       «Ты этого добивался?»       «Свои возможности сначала надо ощутить, — братец отложил в сторону книгу поднялся с софы. — Иначе ничего не выйдет. Будет все равно, что рассказывать слепому о красках окружающего мира».       Я еще раз осмотрел свою чудотворную ладонь, закрыл глаза и прислушался к ощущениям. Кожу на внутренней стороне покалывало, рука слегка гудела, как будто я долго держал что-то вибрирующее.       «Не нужно никаких заклинаний из человеческих сказок, и никаких лишних телодвижений, — вновь заговорил Ирен и бросил мне обратно многострадальный камень, который я неуклюже поймал. — Важно лишь начальное и конечное состояние. Ощути то, чем объект является сейчас, представь, чем он должен стать, и приложи необходимое для перехода количество энергии. Вот и все».       Я сконцентрировался на своем камне. Обычная тёмно-серая галька с неровными краями, скорее всего, гранит. Что именно я должен ощутить в куске горной породы, я так и не понял. Камень как камень — твердый, шороховатый и прохладный. Всё, что я смог придумать — это представить его структуру, как я ее помнил. Вообразил как атомы соединяются в кристаллы, а затем как связи между ними разрываются, и булыжник раскалывается пополам.       Испытуемый объект своей формы не изменил.       «Как приложить энергию?» — уточнил я у Ирена.       «Проще всего представить ее в виде искр или потока света, курсирующих по телу с кровью. Мысленно направь этот поток к руке, сконцентрируй и высвободи в нужный момент».       Я старательно следовал инструкции, и постепенно покалывание в ладони становилось все сильнее, пока не переросло в жжение. Пора! Я снова представил как поток энергии перетекает в камень, и он раскалывается. Кусок гранита в моей руке треснул и распался на две неравные части.       Разум затопил чистый, детский восторг. Будто ко мне, с запозданием на одиннадцать лет, прилетела сова с письмом из школы волшебства. Руку все еще покалывало от рвущейся наружу энергии, и я снова обратился к ней, заставив камень рассыпаться в пыль.       «Все так просто», — откровенно улыбнулся я, почувствовав себя всемогущим.       Я сдул пыль с ладони, и уже принялся прикидывать в уме, какие еще чудеса можно сотворить, когда почувствовал, как сердце неприятно сжалось. Еще недавно такая горячая ладонь похолодела, голова закружилась, а к горлу подступила тошнота.       «Не все так просто, — эхом откликнулся Ирен. — В самих манипуляциях со стихиями действительно ничего сложного нет. Это умеет любой шеру с пеленок. Однако на то, чтобы научится контролировать поток энергии и расходовать ее разумно, уходят десятилетия. Проще всего обращаться со своей родной стихией — это не требует больших затрат сил. Но чем чужеродней элемент, тем больше энергозатраты. Тот же Оррен, например, мог бы в теории научиться левитировать, как воздушные, но для этого ему пришлось бы истратить весь резерв, а, возможно, и жизненные силы».       «Поэтому мне так плохо? Я потратил резерв?»       «Пока нет. Если бы это произошло, у тебя бы начали выпадать волосы. Но больше тебе напрягаться сегодня не стоит. Закончим на этом наше занятие».       Братья засуетились с ужином. Меня же, в кои-то веки, благородно оставили отдыхать. Но, чем лучше становилось мое самочувствие, тем больше росло любопытство. Наконец, когда головокружение и тошнота совсем прошли, а братья были заняты и не обращали на меня внимание, я шкодливо огляделся и запустил руку в каменную толщу. Как ни удивительно, мне удалось это без особого труда со второй попытки. Даже не пришлось в этот раз задействовать воображение. Я подвигал пальцами и не встретил практически никакого сопротивления, поэтому засунул руку глубже. Ладонь ощутила пустоту. Пустоту с неровными краями — трещина в породе. Я ощупал ее стенки и с интересом достал из стены находку — небольшой, с подушечку мизинца, камень синего цвета.       «Ирен, кажется я нашел тайник», — радостно сказал я, но наткнулся на взгляд, полный укора.       «Порой мне кажется, что я недооцениваю степень твоей глупости, — проворчал братец, но все же подошел ко мне и пристально рассмотрел найденный камень. — Не думаю, что тайник — это обычный танзанит, ничем не примечательный».       Я с легким разочарованием отложил находку и принялся за ужин, но мысли о тайнике не оставляли, тем более, что существование таковых Ирен не отрицал. Возникал только вопрос, как их помечали, чтобы не потерять среди однообразной породы.       «А зачем их помечать? — удивился братец. — Если и прятать что-то от всех, то логичнее было бы наоборот скрыть тайник за каким-то предметом, чтобы любопытные, вроде тебя, не обнаружили его случайно».       «Например, за портретом?» — вернулся я к прежней идее.       Ирен промолчал, но в его взгляде читался вопрос, поэтому я пояснил:       «Читал о таком в книгах».       «Если это были человеческие книги, то можно сразу отвергнуть такой вариант».       «Да-да, я помню про ненависть ко всему человеческому. Но, может, хотя бы проверим?» — нетерпеливо протараторил я.       Ирен скептически качнул головой, но возражать дальше не стал, что я воспринял как сигнал к действию. Ужин как раз был окончен, и я, едва дождавшись, когда Оррен уберет со стола, бодро взобрался на деревянную поверхность и сдвинул портрет в сторону. Искать пришлось довольно долго и задействовать для этого обе руки, но, тем не менее, полость в стене нашлась, и не пустая. За любопытство я расплатился сильной головной болью и носовым кровотечением. Но это уже было не столь важно — из тайника я вытащил две книги и странного вида артефакт.