Осознанный сон

      Помяни черта! Старший братец, который, при его остроте слуха, не мог не обратить внимание на мои слова, остановился на пороге и с прищуром осмотрел наши с Орреном застывшие фигуры.       — Все успели обсудить или мне еще пойти прогуляться? — едко спросил он.       — Мы обсуждали имена, — не смутился я.       — Имена?       — И их значение, — многозначительно продолжил я.       — Истинное значение имен известно только Верховной матери. Она нарекает всех новорожденных в клане в день их появления на свет.       — Да, Оррен уже сказал мне.       — В нашем клане имена по традиции состоят из названия животного или птицы и какого-нибудь минерала, — невозмутимо продолжил Ирен.       — Например, «кошка» и «уголь»? — подводил все ближе к интересующему вопросу я.       — Или «питон» и «гранат», — делал вид, что не понимает намека, братец, кивнув в сторону Оррена.       Мне вспомнились фигурки змей в волосах младшего из братьев, а следом взгляд сам собой метнулся к заколкам на висках старшего, скрывающим неприятную истину.       — Или «сова» и…       — Филин, — поправил меня Ирен. — «Филин» и «шпинель».       — Почему ты не сказал, что первые две строчки послания Предков складываются в «Сиорта»? — решил я больше не танцевать вокруг да около.       Все, что мне было известно об Ирене, говорило о том, что этот тип чертовски умен. Сложно представить, что он не сложил бы два и два сразу же.       — Я уже говорил, разгадывание посланий от Предков — тонкое искусство. Невозможно до конца быть уверенным, что понял все правильно.       — Поэтому ты соврал, что ничего не понял?       — Я не говорил такого! — недовольно и резко отозвался Ирен. — Будь внимательнее к словам!       — Хорошо, не соврал, а скрыл свою осведомленность, — нетерпеливо цыкнул я. — Не велика разница, как по мне. Так почему? Снова не мое дело? Я вроде бы доказал уже свою полезность.       — Слово, сказанное дважды, имеет больший вес.       — Что?       — Если двое, независимо друг от друга, приходят к одному выводу, больше вероятность, что он правильный.       Новость, что вредный братец ждал от меня подтверждения своей идеи, что для него было весомо мое мнение, мне приятно польстила. Я уже так привык к его пренебрежительному отношению, к тому, что нужно постоянно отстаивать свою значимость, что даже растерялся после его неожиданного признания.       — Другой вопрос, как ты догадалась, — опустил меня тут же с небес на землю голос Ирена. — Ты случайно, без всякого повода, решила обсудить с таким великим мыслителем как Оррен значения имен?       — Не случайно, — скрепя сердце признал я. — Сон навел на мысль.       — Тот самый обычный, будничный сон, ради обсуждения которого ты отослала меня?       От неожиданного разоблачения у меня вспотела поясница, и сам собой раскрылся рот:       — Откуда ты…       — Что ты скрыла? О чем был сон? — не терпящим возражений тоном спросил Ирен.       — Ночь смерти родителей, — признал я со вздохом.       Ирен в удивлении вскинул бровь, но уже в следующую секунду нахмурился и отвел взгляд в сторону, его губы сжались в тонкую линию. Когда он вновь посмотрел на меня, глаза щурились в подозрении. Я невольно, на секунду, нашел взглядом его виски, что от хитрого братца, конечно же, не укрылось. Я приготовился к тому, что он вполне справедливо отчитает меня. Однако же, к моему удивлению, поиграв желваками, Ирен закрыл глаза и молча простоял пару секунд, после чего опустился в кресло и нарочито холодно, с равнодушным лицом, сказал:       — Надеюсь, вы успели обсудить ее во всех подробностях. Эта не та тема, которой мне хотелось бы касаться.       Я неуверенно кивнул в ответ. В груди шевельнулась жалость, которую я поспешил подавить. Ирен не из тех, кто простил бы подобное отношение к себе.       — Так что значат другие две строчки? — поспешил я уйти от неприятной для всех темы.       — Я только что раскрыл тебе свои мотивы. Так с чего ты решила, что я отвечу на этот вопрос?       — Думать самостоятельно? — устало уточнил я и с удивлением заметил, что раздражающая манера брата отвечать вопросом на вопрос стала уже привычной.       Ирен молча сделал рукой приглашающий жест, призывая, видимо, рассуждать вслух, и приготовился слушать. Ладони он сложил пирамидкой на уровне груди, чем напомнил мне птицеподобных Хранителей. Уж не родственники они, часом? Определенно, есть что-то общее.       — Итак, раз уж первые фразы складываются в имя, можно предположить, что это обращение. Но я сомневаюсь в этом. Даже если учесть, что… — запнулся я, не желая произносить вслух неприятный факт, что в этом теле мой разум не единственный. — Даже если учесть проявления паранойи. В таком обращении или призыве ведь нет смысла. Я контролирую тело. Поэтому логичней предположить, что «Сиорта» — это первое слово в предложении. Каком-то сообщении, о том, что она сделала или собиралась сделать. Тогда в следующих двух строчках, про лавину и форноров, должен быть глагол, какое-то сказуемое.       — Допустим, — уклончиво ответил Ирен на мой вопросительный взгляд.       — Во фразеологизме про Предков и богов никаких глаголов нет, ни в самой фразе, ни в том, что она означает. Значит, он в пословице. «Крик в горах заглушит лавина.» «Заглушит». Не очень подходит. Разве что в значении «скрыть», «скрывать», «скрыла». А если брать, что эта пословица означает, то есть неизбежность наказания за проступки, то это: или «наказать»/«наказала», или «не избежать»/«не избежала». Из последней строчки с этими словами могут сочетаться только «Предки» и «эго», потому как мне не приходит в голову, при чем здесь могут быть люди, боги или форноры. А если брать суть фразеологизма то — «нет ничего святого». Если сочетать с глаголами, то это скорее будет слово «святотатство».       Я задумался на несколько минут, перебирая в голове получившиеся варианты под внимательным взглядом Ирена.       — Получается или «скрыла святотатство», или «наказана за святотатство», или «наказана Предками», или «наказана за эго».       — Хорошее предположение, — кивнул одобрительно брат.       — А к каким пришел ты?       — Примерно к таким же, — уклончиво ответил Ирен.       — Так какой из этих вариантов верный?       — Трудно сказать точно. Возможно, что все сразу.       Взгляд Ирена стал отрешенным, будто мыслями он был далеко отсюда. Он откинулся на спинку кресла, но поза его при этом оставалась напряженной, а хватка на собственном запястье почти судорожной. Его отстраненность начала меня раздражать.       — То есть, «наказана Предками за святотатство, которое скрыла»? — чуть громче уточнил я.       — Скорее всего, — все так же бесцветно ответил брат.       — И что это значит? Что это может быть за святотатство?       Ответа на вопрос я не получил. Ирен смотрел куда-то в сторону и моего вопроса словно и не слышал.       — Ирен! — громко привлек я его внимание.       Старший из братьев наконец посмотрел на меня, и я съежился под его недобрым взглядом. Руки до хруста сжали бумагу с пометками. Однако язвить или вспоминать о своих садистских наклонностях Ирен не спешил. Создалось впечатление, что зол он не на меня.       — Не знаю. Нет идей, — рыкнул он, оскалив клыки, но тут же поморщился, вздохнул и продолжил уже спокойно. — Слово «святотатство» у нас не в ходу. Почти не упоминается. Святых у нас нет, святынь — мало. Все, что почитаемо, так или иначе связано с Предками: столпы, камни душ и Спящие. Столпы ни разрушить, ни осквернить невозможно. По крайней мере в одиночку. Камни душ — просто памятные вещицы и не представляют практически ни для кого никакого интереса. А если бы что-то произошло со Спящими, мы бы об этом уже знали.       — Подожди, что за Спящие?       Про камни душ у меня была догадка, что это те самые минералы, что остаются после смерти шеру. Что-то об этом Ирен упоминал. Но уточнять я побоялся — раз уж эти камни бесполезны, то и нет смысла нарываться на грубость из-за них.       — То, что ты принял за статуи в Пространственном тоннеле, — ответил Ирен. — Застывшие в пространстве и времени. Ни мертвые, ни живые. Они удерживают различные барьеры и поля, как столп держит Полог.       — И если бы с ними что-то случилось, барьеры бы рухнули, — догадался я.       Ирен не ответил, но в том и не было нужды. Я начинал думать, что сообщение Предков в нашей ситуации бесполезно.       — А что сами форноры сделали такого, что о них говорят, как о беспринципных?       Меня снова встретило молчание. На лице старшего брата отчетливо читалось: «Ты идиот или притворяешься?»       — Вам это знать запрещено, — запоздало вспомнил я. — То есть от сообщения Предков никакого толка?       — Пока что, да, — ответил Ирен.       Если он смог разгадать шараду Предков практически сразу, тут же обнаружил ее бесполезность, то не удивительно, что он не хотел, чтобы я этим занимался. Пустая трата времени! Ложный след. Черт!       Размять мозги, конечно, было приятно. Но все это время Предки были так настойчивы, что я не сомневался в важности их послания. Злость от этого вскипала только сильнее.       — Что дальше? Что будем делать? Книга хоть оказалась полезной? — спросил я и с досадой отложил, почти швырнул, лист со строками загадки в сторону.       — Нет, беллетристика, — достал Ирен упомянутый детектив из рукава. — Ни тайных знаков, ни пометок. Но теперь хоть понятно, откуда взялась идея устроить тайник за портретом.       — Зачем же она тогда ее спрятала вместе с артефактом? Чтобы сам тайник скрыть?       — Едва ли. Скорее из стыда.       — Что читала человеческую книгу? — удивился я. — Так на полках же полно книг на китайском и латыни!       — То научная литература, полезная.       — А художественная что, макулатура? — возмутился я. За мировые шедевры было обидно.       — Человеческая? Да, так считается, — равнодушно ответил Ирен и поднялся с кресла.       Подмывало встать грудью на защиту классиков, но Ирен уже влезал на письменный стол, чтобы добраться до тайника за портретом. Едва ли его тыл будет более сговорчивым в споре, чем фронт.       — Отлично! Вы как всегда очень любезны! — пробурчал я, наблюдая как брат достает артефакт за цепочку, а также вторую, старую и потрепанную, книгу.       — Так что теперь, займемся зачарованным дневником или самим артефактом?       — И как ты предлагаешь ими заняться? — спросил Ирен и эффектно, с развевающимися рукавами и полами одежды, спрыгнул со стола.       — Расшифровать? Снять чары? — предложил я       — Книга не просто зачарована — на нее наложен запрет. Или же она попадает под какой-то из действующих запретов, — повертел Ирен книгу в руках, рассматривая со всех сторон.       — А есть разница?       — Разумеется есть! Запрет может снять только тот, кто его наложил, и то не всегда. Его нельзя отменить, обойти или нарушить.       — Хорошо, тогда может стоит рассмотреть артефакт?       — И что ты там рассчитываешь найти?       — Я не знаю… — потянулся я к артефакту, но Ирен тут же отвел руку с ним в сторону и предупреждающе зашипел. — Символы же какие-то на нем есть. Может их распознать, перевести как-то?       — Рассчитываешь, что создатель артефакта оставил на нем инструкцию? — язвительно спросил вредный брат.       — Может хоть что-то о принципе действия, — пожал я плечами.       — Об этом бы тогда нам рассказал Хранитель Зала артефактов. Мы можем попытаться узнать больше и выяснить значение каждого символа по отдельности, но как они взаимодействуют и влияют друг на друга, может понять только мастер артефактов.       Ирен наконец перестал изображать Фемиду и опустил предметы, что держал перед собой, на столешницу.       — Этот Хранитель говорил о том, чтобы найти создателя артефакта, — вспомнил я и, окрыленный догадкой, затараторил. — Может где-то на артефакте или на страницах дневника, его переплете, есть подпись или клеймо, или какой-то знак создателя. Так часто ведь делают?       — Уверен, что есть, — подтвердил предположение Ирен. Но, не успел я подняться с дивана, как он тут же меня осадил. — Только это нам ничего не даст. Мы не знаем из какого клана создатель этих предметов. Чтобы что-то найти, нужно знать, где искать, в каких архивах.       Радость открытия вышла из меня со свистом, как воздух из шарика. С досадой я откинулся обратно на спинку и вздохнул:       — Так что, я что-то упускаю? Или все, сдаемся? Кверху лапки и к Верховной на поклон?       К моему удивлению, Ирен отвечать не спешил. Даже не смотрел на меня. Склонился над предметами из тайника, разложенными на столе, и молча их рассматривал.       — Может… — внезапно донесся из угла комнаты тихий голос Оррена.       От неожиданности я вздрогнул. Даже не заметил, когда здоровяк закончил скакать с каким-то оружием по оружейной и вернулся в гостиную.       — Может Ранта попросить взглянуть? — робко предложил он и тут же опустил низко голову как пристыженный двоечник.       — А чем он… — начал я.       — Исключено, — перебил меня Ирен. — Из всей семьи Рант меньше всего заслуживает доверия.       — С чего это? — удивился я. — Ты же сам говорил, что он гений.       — Гений, — подтвердил старший брат, складывая руки на груди. — В магии. В личной же жизни он… не так умен.       — Ты про его безответные чувства? А какое они имеют отношение к нашей проблеме и вопросу доверия? Это конечно неприятно — от-ворот-поворот. Но не конец света. Бывает.       — Такое, что брачный инстинкт сильнее кровного, — ответил Ирен. — О чем бы Ранта ни попросила его подруга сердца, он это сделает. С радостью. Даже если при этом придется пойти против своих кровных родичей.       — Брачный инстинкт? — с сарказмом переспросил я после паузы, во время которой пытался осмыслить новую информацию. — Да ты романтик!       — Не более, чем ты, — огрызнулся Ирен.       — Ты бы удивился, — усмехнулся я.       В памяти прокрутились несколько эпизодов из старшей школы и студенческой жизни. Просачивающийся, как ядовитый туман, образ той, ни чьего имени, ни лица я вспоминать не хотел, я снова задвинул на границу сознания и запер на замок. Не сейчас. А лучше вообще никогда.       — Обойдусь, — повернулся Ирен вновь к таинственному дневнику и опустился с ним в кресло поблизости от меня.       Сначала брат осмотрел и ощупал обложку с обеих сторон, затем медленно провел по ней ладонями и принялся в подобной манере изучать страницы книги. Наблюдать за этим оказалось скучно. Разочарование от неверных предположений и неосуществимости планов все больше поднимало голову.       — Так что с этими запретами не так? Если нарушить, то все — путевка на тот свет? — цеплялся я хоть за какое-то подобие следа.       — Нет, — ответил Ирен, не поднимая от книги головы.       — Тогда что? Если это не смертельно, почему нельзя преодолеть как-то, ослабить, найти лазейку?       Ирен отложил дневник, резко подался вперед и схватил меня за руку.       — Что ты?..       — Проще будет продемонстрировать, раз на словах ты не понимаешь, — резко ответил вредный брат.       Он сдвинул ткань рукава вниз, до локтя, обнажая кожу запястья, затем поднял мою правую руку вверх. Напротив моих глаз оказалась широкая ажурная полоска бледной татуировки, охватывающая предплечье где-то на палец ниже запястья.       — Что за клятву она тебе дала? — спросил Ирен через плечо у младшего брата.       — Почему ты… — удивился Оррен.       — А кому еще? — резко оборвал его старший. — Так что она тебе пообещала?       — Можно хоть немного пояснений? Будь так любезен! — вмешался я в разговор.       Дернул руку на себя, но Ирен хватку не ослабил и снова поднял татуировку на уровень моих глаз.       — Это — Шераейт. Физическое отображение всех клятв. Знаки сковывают тело и разум, произнесенные вслух слова — душу. На правой руке отображаются данные обещания, на левой — принятые.       Я еще раз взглянул на кожу правой руки, которую Ирен все еще не отпускал. Над уже замеченной широкой, в сантиметр, полоской были две тонкие, едва заметные. Я закатал другой рукав. На левом запястье отчётливо видны были две массивные полосы знаков. Под ними, к моему смущению, все еще просматривались темные следы расчесов. Ирен их тоже заметил, судя по удивленно поднятой брови. К счастью, комментировать их брат не стал. Он закатал свои рукава и продемонстрировал волшебные татуировки как в зеркальном отражении: широкий браслет на правой руке, узкий как нить — на левой.       — Это наши с Орреном Клятвы тессир, — пояснил он.       — На рабские браслеты похоже, — скривился я. От вида этих меток мне почему-то было не по себе.       — Не драматизируй! Ниже обычно проявляются личные клятвы, — ткнул он когтем в ту татуировку на моей руке, что продемонстрировал первой. — У Оррена должна быть такая же на левой руке. Так ведь? — обернулся он к брату.       Здоровяк, не торопясь, с низко опущенной головой, снял матерчатый наруч и закатал рукав, демонстрируя широкую вязь знаков.       — Так о чем это? — настоял на своем Ирен.       Оррен все еще молчал, глядя в пол. Старший брат недовольно цыкнул:       — Ты не думаешь, что она имеет право знать? Эта клятва все же на нее действует, хоть и не в полную силу.       Оррен взглянул на брата исподлобья и робко прикрыл обсуждаемую метку ладонью.       — Я все равно узнаю так или иначе, — настаивал Ирен.       — Доверие, — тихо сказал наконец здоровяк.       — Что?       — Она пообещала, что никогда не подумает, что я могу предать ее, что не всегда буду на ее стороне.       На пару минут воцарилось молчание. Рука, все еще зажатая в тесной хватке брата, начала ныть.       — Сколько? Три года назад? — нарушил наконец тишину Ирен.       Оррен подтвердил предположение, как обычно, беззвучным кивком. Ирен тяжело вздохнул и повернулся обратно ко мне. Руку мою он наконец отпустил, и я со вздохом облегчения растер ноющее запястье.       — Попытайся представить, что Оррен тебя предал. Вообрази, как он что-то делает тебе во вред.       Я взглянул еще раз на младшего брата, что скромно одергивал рукав, и закрыл глаза. Нарисовал мысленно фигуру Оррена, затем, чуть поразмыслив, добавил в сцену Мать клана. Но, только я попытался представить, как брат рассказывает Стерве о подмене, фантазия резко оборвалась. Обе фигуры будто смыло с экрана. Попробовал зайти с другого конца, то есть вообразить, как здоровяк кидается на меня с оружием. Перед братом тут же нарисовалась темная фигура абстрактного врага. Попробовал убрать недоброжелателя из кадра — снова темнота перед мысленным взором.       — А теперь попробуй тоже самое представить относительно меня, — услышал я голос Ирена.       Фантазия сразу же разгулялась на полную. С десяток картинок замелькали перед глазами: Ирен сообщает обо мне Верховной; выводит из строя артефакт, чтобы он работал неправильно; подбрасывает сестре заведомо неисправный артефакт или информацию о нем; затягивает меня неведомой магией в тело сестры, чтобы отомстить за обиды или заменить на кого-то посговорчивей… И в каждом кадре он выглядел так убедительно и органично, что отложенные в сторону подозрения всколыхнулись с новой силой.       — Теперь кого-нибудь, на чей счет у тебя нет и не было никаких подозрений, — продолжал инструктировать Ирен.       Его голос только подстегнул подозрительность, так что с картин его предательства удалось приключиться не сразу. Пришлось приложить немалое мысленное усилие.       Из тех, кого я раньше ни в чем не подозревал, первым в памяти всплыл юный красавчик Рант. Он казался настолько погруженным в свою любовную драму, что ему не было ни до чего другого дела. Однако в те же сцены предательства он вписался, хоть и не так органично, как Ирен.       — А теперь снова Оррена, — скомандовал Ирен.       Здоровяк снова ни в один кадр помещаться не пожелал. Картинка ускользала, будто мокрое мыло из рук, как я ни старался. От мысленных усилий вскоре появился звон в ушах. Сменил тактику — сначала представил себе сам эпизод, а потом добавил в него Оррена. Изображение снова резко пропало. Звон в ушах перерос в ощущение сдавленности, будто голову сжало в тисках, к горлу подступила тошнота.       — Теперь понятно? — спросил Ирен.       — Это блокировка вроде гипноза? — предположил я, открывая глаза. Неприятные ощущения, к счастью, почти сразу прошли.       — Да, механизм похож. Клятвы сковывают разум. Как только возникает мысль, которая может привести к нарушению данного обещания, магия слов и символов тут же ее обрывает. Потому и пойти против данного слова практически невозможно. На то, чтобы преодолеть или обойти даже ослабленную, как в твоем случае, клятву, уходят годы усилий. К тому же, чтобы найти лазейку или слабое место в таких блокировках, нужно знать точную формулировку, слово в слово. А формулировку запрета мы не знаем.       — Да, я понял. Значит, тупик? — вздохнул я.       — Тупик.       — И найти того, кто может это прочесть, тоже не сможем, потому что не знаем, в чем запрет? Не знаем, кого искать?       Ирен открыл уже рот, чтобы ответить, когда раздался стук в дверь.       — Орта, я вернулся, — донесся голос Ранта.       Ирен заметно напрягся, к моему удивлению. Сузив глаза, он выжидающе смотрел на дверь. Я собирался пригласить Ранта войти, но Ирен перевел взгляд на меня и покачал головой. Реакция на возвращение брата домой становилась все более странной. Встречать гостя Ирен пошел сам.       — Ты задержался, — вместо приветствия сказал он.       Дверь он оставил едва приоткрытой, так что самого Ранта было не рассмотреть.       — Она пустила тебя? — спросил удивленно, если судить по голосу, самый младший из братьев.       — Ты задержался, — с нажимом повторил Ирен.       — Ждал пока Руна придет в себя.       — Принято к сведению, — сухо ответил Ирен. Последовало молчание. — Что ты хотел?       — У меня послание от Матери клана.       Ирен распахнул дверь и отошел в сторону, пропуская младшего брата. Пока Рант преклонял колено, я спешно выпрямился и сменил удивленное выражение лица на горделивое.       — Верховная мать просила передать, что леди Эрруна за свою неоценимую помощь клану запросила скромную плату — особые камни для будущего артефакта. Верховная желает, чтобы ты, сестра, изготовила их. Клан, в лице его Матери, будет должен тебе услугу в ответ, — торжественно, звонким тенором сказал Рант, не поднимая головы.       Я ошалело размышлял, как реагировать на такие заявления. В поисках ответов я посмотрел на Ирена, но тот молча стоял за спиной коленопреклоненного брата и никаких знаков мне не подавал.       — Ты позволишь мне подняться? — подал голос Рант.       — Позволяю, — ответил я, дабы не накалять ситуацию еще больше.       — Что передать Верховной? — спросил он.       Смотрел Рант на меня так пристально, изучающе, что мне стало не по себе. То ли из-за этого взгляда, то ли из-за напряженной ситуации в целом, где-то глубоко внутри раздался предупреждающий звоночек интуиции. Я снова оглянулся на Ирена, и он кивнул в ответ.       — Мое согласие, — ответил я Ранту. Хотя, как мы собираемся выполнять этот заказ, не имел представления.       — Хорошо. Тогда я уполномочен передать, что свои пожелания леди Эрруна может изложить в письме, но предпочла бы личную встречу.       Я снова растерялся. Без личной встречи с леди Привиденчиком и ее напрягающим даром я точно обошелся бы.       Рант, пока я размышлял, сунул руку за воротник одежды. Я напрягся. За длинную серебристую цепочку младший вытащил изящный кулон вытянутой формы. Камень в центре украшения мягко светился розовым. Видимо артефакт.       В обивку дивана я вцепился так, что когти пронзили ткань. Предчувствие дурного становилось все более отчетливым.       — Что мне ответить ей? Или ты предпочтешь написать ответ сама? — продолжал задавать Рант вопросы, на которые у меня не было ответа.       Он все буравил меня взглядом, его длинные тонкие пальцы пианиста вращали и раскачивали красивый артефакт.       Я снова оглянулся на Ирена, но тот не обращал на меня внимания. Он сделал несколько шагов вперед и теперь не сводил глаз с кулона в руках брата. Лицо Ирена потемнело, как грозовая туча, губы сжались в тонкую линию, а радужка расширилась, заполнив весь глаз. Когда он вновь посмотрел на меня, я почувствовал всей кожей, что он пытается о чем-то меня предупредить. Перстень для мысленной связи я оставил на туалетном столике, о чем теперь горячо сожалел.       Резкое движение в той стороне, где стоял Рант, я успел уловить лишь мельком, краем глаза. Как-то отреагировать или даже подумать о том, что это может быть — нет. Тело отреагировало само, без всякой команды. Меня будто что-то дернуло в сторону. Я повалился на диван на бок. Передо мной возникла фигура Оррена и заслонила обзор.       — Какого форнора!.. — прорычал Ирен.       Я пошевелился. Мышцы спины и рук слегка покалывало, но в остальном все было в порядке. Оглянулся по сторонам. На том месте, где недавно была моя голова, чернело дымящееся пятно размером с кулак. Пахло паленым. Я снова сел, отодвинувшись от пятна подальше.       Оррен сдвинулся в сторону, давая мне обзор. Я удивленно наблюдал, как Рант пятится задом в сторону письменного стола. Ирен же медленным шагом хищника, загоняющего жертву, шел за ним следом. Но больше всего в этой картине поразило меня то, что Рант не выглядел ни встревоженным, ни напуганным, ни злым. Он улыбался. Кривой ироничной ухмылкой.       — Надо же! Так Руна была права, — покачал Рант головой и фыркнул. — Я-то думал, она шутит.