***
Художников было не много — человек шестнадцать. Когда они дружно запихивались в столовку, Джон с интересом их рассматривал. Они были все какие-то… того маленько; впрочем, на то они и художники. Люди не от мира всего. Там даже был один — студент по обмену из России (интересно, как он в лагерь попал?). Корейский такой тип, одного роста с Джоном; звали его то ли Витя, то ли Митя, Джон в шумихе не разобрал… Вообще, там весь отряд состоял из каких-то типов: лохматый, страшный, рыжий, зубастый, носатый, выглядящий, как алкаш… Много всяких. …Так вот, когда все поевшие начали относить подносы с тарелками, Джон запнулся об чью-то ногу, чудом не упав, ничего не разбив и не сломав. Поднял глаза и увидел парня, который зубастый — тот широко улыбался во все… свои бесчисленные зубы и протягивал руку. — Неловко получилось, — буркнул Джон, пожав ее. — Извини. Зубастый что-то еще хотел сказать, но Джон быстро ушел, чувствуя на себе его цепкий, оценивающий взгляд. Это и был тот самый фактор. Симпатичный зубастый художник из первого худотряда.***
— Эй, физик! Нет ответа! — Эй, привет! Ты об меня в столовой запнулся! Нет ответа. — О прекрасный парень-физик с длинными каштановыми волосами и серо-зелеными лучистыми глазами, взгляните же на меня! Джон понял, что отмолчаться не удастся и подошел к художнику. — Я тебя нарисовал! — радостно прокричал тот. Клоун. Если сейчас дискотека, то необязательно орать прямо в уши. Джон вздохнул. — Спасибо, — и взял свернутый в трубочку лист. — Когда ты успел меня рассмотреть? — Я же художник. Я за тобой наблюдал, — усмехнулся парень. Уже страшно. Из него мог бы получиться отличный маньяк. Джон хихикнул. Художник тем временем приблизился и положил руки на плечи физика. — Ты необычный. Очень теплый, но очень холодный, слишком солнечный и слишком закрытый одновременно. Пошли потанцуем. — Это прозвучало несколько странно, но пошли, — хмыкнул Джон. Пожалуй, единственный его нормальный разговор с тем парнем. Потом он взглядом сутенера прошелся по разгоряченному танцами телу Джона и заявил, что тот еще и очень страстный, но ему необходимо раскрепоститься. И он знает отличный способ снять напряжение… И давай вытягивать губы, типо для поцелуя. Джон показал ему средний палец и удрал. Спрятался в туалете в их корпусе. С тех пор каждый день Джона преследовал этот гад: то на зарядке заорет что-то типа «Ты приходил ко мне ночью, медноволосый физик!», то на полднике орешками начнет кидаться, то тупые записочки с не менее тупым содержанием в карман Джону подложит… Всем смешно. Брайан злорадно ухмылялся.***
Джон слишком поздно понял, что к нему кто-то бежит. — ДЖОН! — Гаркнул в ухо художник, прежде чем схватить его за плечи и, поддавшись инерции, бултыхнуться в воду. Вместе с Джоном. — Ты, кажется, захотел обеспечить ментов работой, утопив бедного физика? — Флегматично поинтересовался российский кореец, присаживаясь на причал и протягивая руки. Джон, до сих пор не пришедший в себя после «розыгрыша», демонстративно проигнорировал Витю-Митю и, отплевываясь, медленно отправился на берег. Медленно, потому что на его талии крокодилом повис этот придурок, скаля зубы в радостной улыбке. — Отпусти меня уже, пожалуйста, — усталым голосом с ноткой раздражимости молвил Джон, пытаясь отцепить руки художника. Он даже имени того не знал. — Да ладно тебе, Дики, — зудел зубастый, то и дело фыркая, — давай еще поплаваем! — Нет! Джон попытался шагнуть дальше, но художник обвил его ноги своими ногами. Предусмотрительный какой. — Куда это ты собрался? — Отпусти меня! — Поцелуй, тогда отпущу. Джон округлил глаза. — Ты что, пастели нанюхался? Нет! — Тогда пошли купаться! — Да отвали ты уже от него наконец! — Витя-Митя тоже не выдержал. — Пусть поцелует, тогда отпущу, — невозмутимо парировал художник. — Нет, правда, хватит уже шутить. — Прохрипел Джон, борясь с подступающими слезами. — Да идите вы! — Митя-Витя сплюнул и пошел обратно в лагерь. — Пидрюги! — Это он уже крикнул, стоя на холме. Джон сжался. — У нас разный менталитет, дорогой Виктор, не вороти свой длинный нос. — Невозмутимо проорал художник, ничуть не смущенный «пидрюгами». Джон воспользовался моментом и рванул из всех сил. Увы, в воде это не так-то просто. Художник еще сильнее прижался к нему, но хоть слез и теперь просто обнимал за талию. Нежно-нежно так держал, улыбаясь. — Ну всего один поцелуйчик, ну?.. — Игриво шептал он на ушко Джону. — Физик мой медноволосый… Джон, зажмурив глаза и глубоко вздохнув, чмокнул настырного парня в щеку. Его словно током ударило. — Отпусти меня. — Ты что, ничего не понял? — Щурится. — В смысле? — В губы надо целовать, в губы! — Отвали уже, козел! — Заорал Джон; он вырвался-таки из объятий этого маньяка, толкнул того в воду и быстро пошлепал на берег. «Маньяк» всплыл, когда Джон уже шлепал по мелководью. — Меня зовут Фредди Меркьюри! — Джон наконец-то узнал его имя. Не оборачиваясь, за спиной показал он средний палец и скрылся за холмом. Фредди минуту стоял в воде, в надежде глядя на холм, и неуютно ему было, холодно очень и горько… Он шмыгнул носом, развернулся, упал в воду и поплыл на тот берег.