***
— Товарищи Легасов и Хомюк здесь, — объявляет Татьяна. — Пусть войдут. Ульяну Борис почти не видит, его глаза устремлены только на Валерия — тронутые сединой волосы, голубые глаза за толстыми линзами очков, мятая рубашка и перекошенный галстук. Валерий — теплый, живой, а не мертвый на столе в морге. Валерий — без ужасного пурпурного следа веревки на шее. Борис сжимает кулаки, чтобы подавить желание стиснуть Валерия в объятиях и прижаться губами к его волосам. Он глубоко дышит, моргает, чтобы побороть покалывание в уже мокрых глазах, и сглатывает, дабы избавиться от комка в горле. Он знал, что эмоции от встречи будут такими сильными, думал, что готов, однако, это не так. Но Борис сильный человек, он всегда таковым был, и после минутного колебания, которое, без сомнения, замечает Ульяна, предлагает им сесть. — Мы можем узнать причину этого внезапного собрания? — спрашивает Валерий, все еще раздраженный тем, что его выдернули с конференции. — В последний раз я посылал в ваше министерство меморандум о безопасности реакторов РБМК два года назад, но ответа, как обычно, не получил. Так почему сейчас? — Меморандум? — опешив, уточняет Борис: за последние несколько дней он просмотрел все документы в картотеке в своем кабинете, чтобы тщательнее изучить эту хронологию, но ничего не нашел от Валерия. — А, вы его даже не читали, — горько говорит Валерий, качая головой. — А я решил, что меня вызвали для обсуждения. — Боюсь, что он вообще не попадался мне на глаза, — признается Борис. — Не удивлен, — отвечает Валерий, пожимая плечами и закуривая. — Меня никто не слышит, когда я говорю. И когда пишу тоже. Борис звонит Тане, но даже отличная память его секретаря не помогает вспомнить, что он когда-либо видел докладную записку профессора Легасова о ядерных реакторах. — Видимо, они пошли в архив ниже, — предполагает Татьяна. Борис обещает себе разобраться с этим как можно скорее, но сейчас он снова пытается поймать взгляд Валерия. — Возможно, была допущена некоторая небрежность, я обязательно с этим разберусь, — говорит он. — Но теперь я прошу вашей помощи. Я хочу, чтобы вы провели углубленное исследование безопасности реакторов РБМК и того, как можно предотвратить аварии. Вы нужны государству. «Ты мне нужен, Валера, потому что, если ты не поможешь, через четыре месяца случится катастрофа. Это будет стоить жизни тысячам людей, и мое пребывание здесь будет совершенно напрасным», — думает Борис, поджимая губы, и что-то в его взгляде задевает Валерия, который кивает и наклоняется к нему. — Товарищ Щербина, что вы знаете о ядерных реакторах? — Я знаю, что при делении атома выделяется энергия, которая нагревает воду, циркулирующую в ядре, превращает ее в пар, что приводит в движение турбину, вырабатывающую электричество. Ну, иными словами… — Нет, нет, все верно! — удивленно и даже восхищенно восклицает Валерий. И неважно, что в другой временной шкале именно он объяснил Борису, как работает ядерный реактор. — А что вас беспокоит в плане безопасности? — вмешивается Ульяна, которая до этого момента молча наблюдала за их диалогом. — Я хочу, чтобы вы выяснили, при каких обстоятельствах может взорваться реактор РБМК. Валерий и Ульяна обмениваются удивленным взглядами, а когда они поворачиваются, Легасов выглядит довольно смущенным. — Товарищ, я не знаю, как объяснить, но… реактор РБМК не может взорваться. Из-за неисправности температура может подняться до того, что ядро расплавится, но реактор — это не атомная бомба. — Легасов, вы прислали меморандум в министерство, потому что у вас были опасения. — Да, но я никогда не говорил о взрывах. Это просто паника на пустом месте, — выпаливает Валерий, туша сигарету. — Есть много причин для беспокойства относительно реакторов РБМК, но взрыва среди них нет. Борис не может поверить своим ушам. Их роли перевернулись с ног на голову, теперь он должен убедить их, что они ошибаются, и реактор может взорваться. Реактор взорвется. И Борис это знает. Но эти двое ученых — нет. И пока не могут знать. — А что, если вы ошибаетесь? Что, если есть факты, которые вы недооценили? Которые вам неизвестны? Вы ученые, можете хотя бы рассмотреть вероятность, что вы ошибаетесь? Если вы правы, то напишете об этом в итоговом отчете, и генеральный секретарь Горбачев будет счастлив, а если я прав, то мы, может быть, сможем избежать серьезной аварии. Но я не могу сделать это в одиночку. Он не отводит взгляд от Валерия, пока говорит, и в конце концов ученый торжественно кивает. — Нет, нет, вы правы, Борис: американские физики очень хорошо знают, насколько опасной может быть ядерная энергия. И если есть хотя бы небольшая причина для беспокойства, ее нужно исследовать дальше. Для меня большая честь быть частью этой комиссии. Валерий даже не понял, что только что называл его по имени, но у Бориса сердце екнуло и пропустило удар. Ульяна просто кивает в знак согласия, а Валерий продолжает: — Прежде всего, необходимо найти место для работы. — Курчатовский институт? — предлагает Ульяна, но Борис качает головой. — Государство предпочитает, чтобы эта комиссия работала более скрытно. Работа в Курчатове будет сопровождаться слишком большим количеством ушей и глаз, тогда у Чаркова появится рычаг, который может помочь ему перетянуть Горбачева на свою сторону. Ульяна понимает все сразу, а Валерий моргает, хмурясь: политика всегда была его слабым местом, с легкой улыбкой думает Борис. — Тогда у меня дома, — говорит Валерий. — Там есть место для работы и вся необходимая литература. — Я позвоню Дмитрию, моему коллеге из Минска, он пришлет чертежи станций. Нам потребуется много времени, чтобы добиться результата, — добавляет Ульяна. — Да, — соглашается Борис. По крайней мере, время есть.***
Когда они оба доходят до Красной площади, Ульяна вдруг бросает на Валерия удивленный взгляд. — У меня на лице что-то? — смущенно спрашивает он. — Вы не поняли. — Что не понял? — Вы назвали товарища Щербину Борисом. Валерий так пугается, что даже замирает на месте. — О боже… я так и сказал! Не знаю, что на меня нашло. Теперь он просто взбесится. — Нет, я так не думаю. Вы ему нравитесь. — С чего вы взяли? Ульяна разевает рот, не в силах поверить в его наивность. — Шутите? Он смотрел только на вас и говорил только с вами. Я была словно невидимка. — Не сердитесь, но в политике есть определенная норма мужского шовинизма. Ульяна ничего не говорит, но по ее лицу видно, что она уверена: шовинизм здесь ни при чем.***
Борис сказал себе, что это совершенно нормально, если он появится в квартире Валерия: он отвечает за эту комиссию, он должен следить за их работой. А бутылка водки в бумажном пакете… ну, грубо приходить в гости с пустыми руками. В прежние времена Борис никогда не бывал в квартире Валерия, не было повода, но он всегда удивлялся, что он живет в таком жутком районе: с его-то должностью в Курчатовском институте, он мог бы выбрать более приличный район Москвы. Он мог бы добиться большего — если бы захотел. Но, может быть, дело не в том, что Валерий этого не хочет, ему просто все равно, как и на то, есть ли у него идеально выглаженные рубашки и ровный галстук. Как ученый, он идеалист и чертовски наивен, его волнует лишь истина. Полная противоположность политическому миру, где Борис провел большую часть своей жизни. Возможно, это одна из причин, почему он влюбился в Валерия. В конце концов, противоположности правда притягиваются. Валерий удивляется, увидев его: комично удивляется, глаза распахиваются, а между губ нелепо зажата незажженная сигареты. — Э… здравствуйте. — Здравствуйте, Валерий, — говорит Борис спокойно. Если он назвал его по имени, то нет причин, почему бы не сделать так же. — Я решил зайти узнать, не нужно ли вам чего-нибудь. — Это очень любезно с вашей стороны… Борис. — Валерий колеблется, прежде чем снова назвать его по имени, и Борису кажется, что он видит румянец под его веснушками, но в коридоре слишком темно, это может быть лишь обманом зрения. — Будем продолжать разговор на пороге? — О… о, нет! Конечно, нет, присаживайтесь, то есть, входите скорее, а то кошки выбегут. — Кошки? У него в этой временной шкале кошек больше одной? Валерий проводит Бориса в большую комнату, уже превращенную в хаотичного вида кабинет — на стенах висят чертежи реакторов, а все плоские поверхности завалены инструкциями, на полу везде листы бумаги. На кухонном столе уютно устроились два кота: шартрез и длинношерстный рыжий кот, а из-под дивана на Бориса смотрит круглыми желтыми глазами черный. — Это Туман и Огонек, а под диваном прячется Ночь. Это кот. — Интересные имена. — Борис улыбается, а затем ставит на стол бутылку водки. — О. А… спасибо, — бормочет Валерий, словно удивляется тому, что кто-то додумался принести ему презент. Даже в этой реальности он вообще не социализирован. — Последите за бутылкой, пока я ищу стаканы, — говорит он, — у Огонька привычка сбрасывать со стола все, что она видит, а Туман повторяет за ней. — Можно просто убрать их со стола. — Я пробовал, бесполезно. Боюсь, настоящие хозяева этой квартиры они. Валерий находит стаканы, наливает водку и аккуратно ставит бутылку на стол. Борис подходит к единственному креслу, не заваленному бумагами, и наклоняется к черному коту. Он тут же принимается обнюхивать его пальцы. — Здравствуй, Ночь. — Я приютил его несколько месяцев назад. Нашел во время грозы под машиной, пожалел его. Но Туману и Огоньку он не нравится, — объясняет Валерий, шаря по комнате в поисках зажигалки. — Мне приходится закрывать его в ванной, чтобы покормить, иначе они нападут, а если я его глажу, эти двое ревнуют и потом начинают его задирать. Пока Валерий говорит, Борис смотрит на Ночь и осторожно похлопывает по своему бедру: кот вылезает из-под дивана, приближается к Борису, обнюхивает его ботинки, трется, а затем, бесшумно подпрыгнув, забирается к нему на колени. — У него здесь не особо счастливая жизнь, — продолжает Валерий, все еще не оборачиваясь. — Я пытался уговорить кого-то из соседей его взять, но он такой стеснительный, никто не хочет… Он оборачивается и ошеломленно смотрит, как его черный кот блаженно свернулся на коленях у Бориса и громко мурлычет. — Впервые вижу, как он мурлычет незнакомцу! — недоверчиво шепчет он. — Все когда-нибудь случается в первый раз. А где Хомюк? — На почте. Забирает какие-то посылки от Дмитрия. А я пока занялся расчетами и моделированием. — И?.. — И нам нужно набраться терпения, Борис, — с легкой извиняющейся улыбкой поясняет Валерий. — Наука никогда не дает немедленных ответов. Пока они разговаривали, Ночь уснул. — Простите, — смущенно говорит Валерий. — Теперь весь ваш костюм в шерсти. Дайте я заберу кота… — Ни в коем случае. — Борис движением руки останавливает его. — Я не буду его будить, уверен, что остальные коты не дают ему спокойно спать. — Да, вы правы. И так они и остаются: Валерий курит одну сигарету за другой, быстро чиркает в блокноте, объясняя, что делает, а Борис потягивает водку, положив ладонь на Ночь и не сводя глаз с Валерия.