Отвергая рассудок

      Вечерние сумерки быстро сменились ночной мглой, а насмешливо подмигивающая луна то и дело проглядывала сквозь кроны деревьев.       Гермиона не спала. Она держала в руках палочку, готовая сразу же связать Гарри и потребовать ответа. Она решила. Он к ней не прикоснётся. Он не требовал в своих приказах лечь и раздвинуть перед ним ноги, да и вообще не факт, что сегодня он вообще хоть на что-то будет способен. При этой мысли Гермиона даже хихикнула, но тут же одёрнула себя, словно эта реакция была какой-то постыдной или неправильной.       Сейчас она должна быть сосредоточенной и непоколебимой. Вот только сидела она уже три часа кряду, и глаза её начинали слипаться, даже холодный душ никак не помогал исправить ситуацию. И в какой-то момент она просто отключилась, чувствуя щекой приятную прохладу подоконника.       Проснулась Гермиона от ощущения затёкших ног и боли в запястьях.       — Нет! — закричала она, но заглушенный заклинанием голос был тихим, почти неслышным.       Открыв глаза, она обнаружила себя в более чем компрометирующей позе. Палочки в руках уже не было, а сами они были связаны за спиной магическими путами.       Гермиона стояла, нагнувшись к тому самому широкому подоконнику, вот только теперь его прохладу она чувствовала не щекой, а обнажённой грудью. А ещё она чувствовала горячую ладонь Гарри на своей оттопыренной и ничем не прикрытой попке.       Возмущённо запыхтев, Гермиона хотела было выпрямиться, но нет — её тело надёжно обвивали магические путы, не дающие освободиться, но не мешавшие извиваться и дёргаться на радость похотливому насильнику.       — Как ты… — заговорила она, но резко была перебита своим собственным вскриком возмущённого удивления — в этот момент Гарри смачно шлёпнул её по ягодице.       — Ты опять забыла, что мы волшебники, — усмехнулся он и снова шлёпнул её.       — Прекрати! — пискнула она, чувствуя, как горит её попка после его ладони.       — Тебя нужно наказать, — голос Гарри звучал низко и очень возбуждённо. — И, знаешь, мне дико нравится это делать.       Он положил ладони на её бёдра и опустился на корточки. Гермиона тоненько заскулила, чувствуя его губы на своей полыхающей коже. Он несколько раз провёл языком по месту шлепков, слегка задевая чуть показавшиеся половые губки.       — Немедленно меня отпусти! Мы поговорим, и я не подам на тебя заявление в аврорат!       — Ты и так не подашь, — совершенно серьезно пробормотал Гарри и, отстранившись от её попки, шлёпнул по ней ещё раз.       Гермиона взвизгнула, а он не стал сдерживать смешок.       Больной ублюдок!       — Мне больно и холодно! Прекрати немедленно и развяжи меня! — потребовала она своим самым строгим тоном, на который только была способна в подобной позе. Вот только вырвался из неё, скорее, интимный шёпот.       — О, да! Как мне нравятся твои попытки покомандовать мной! — в порыве эмоций Гарри от души сжал ладонями её ягодицы. — У меня на них встаёт, сказать, не соврать, курса с четвёртого!       — Ты врёшь! — воскликнула Гермиона и начала крутить задом, в надежде стряхнуть с себя его ладони.       Вид виляющей перед ним ладной попки так понравился Гарри, что он не удержался, и очередной звонкий шлепок слился с негодующим воплем Гермионы.       — Не вру. Просто раньше к тебе и на трёхногом тестрале было не подъехать. Попробуй я подойти к тебе с такими разговорами, ты бы каждый раз меняла тему и притворялась страшно занятой — ведь в школе нужно учиться, а не заниматься всякой ерундой.       Он погладил уже чуть покрасневшее место на ягодице и снова его лизнул.       — А теперь, значит, вместо разговоров ты выбрал путь насилия? — прошипела Гермиона.       — У всех свои недостатки…       Гарри переключился на другую половинку её попы, и это было невыносимо. Он чередовал смачные шлепки с нежными поглаживаниями и поцелуями, постоянно задевая языком самое сокровенное местечко, им же накануне и истерзанное.       Вчерашний дискомфорт между ног уже прошёл, и теперь Гермиона упорно старалась не думать о том пряном наслаждении, отголоски которого она чувствовала при каждом касании его языка. Ведь она сама тут ни при чём, во всём виновато её тело, проклятое на получение удовольствия от контраста боли и ласки.       Наверное, только человеческая женщина может испытывать экстаз после родов, когда ей на руки дают собственное дитя. Может, всё дело в близости участков мозга, отвечающих за боль и удовольствия? Они как близнецы — такие разные внутри, но порой их так легко спутать. Да, именно поэтому она ощущала, как стремительно увлажняется местечко меж её ног, а вовсе не из-за того, что всё, вытворяемое с ней Гарри, не было ужасным и неправильным.       Наверное, будь это Рон или ещё кто, она попросту бы убила его, но к Гарри её отношение было совсем иным. Хотя это и не означало, что Гермиона откажется от мыслей о мести. Нет, она отомстит! Отомстит ещё более изощрённо, чем днём. Отомстит так, что этот вероломный насильник ещё трижды подумает, прежде чем подходить к ней вновь.       В следующий миг, вместо того чтобы хлопнуть по попе снова, к чему Гермиона уже привыкла и даже начала получать толику удовольствия, Гарри шлёпнул её по половым губам.       — Ай, больно же! — заверещала Гермиона и попыталась лягнуть его ногой.       Тот привычно увернулся и, рассмеявшись, повторил шлепок. Было не больно, но очень-очень обидно и стыдно.       — Ага! Значит до этого больно не было?       — Было, но по-другому!       Тут он впился пальцами в бедра, и Гермиона обречённо представила, какие синяки останутся на чувствительной коже.       — Ну, знаешь, получить мячом по яйцам тоже было не очень-то и приятно, — прошептал он и повёл дорожку из поцелуев по её выгнутой пояснице.       Гермиона закусила губу, сдерживая рвущийся наружу стон от того возбуждения, которое мурашками пронеслось по её телу, когда его губы коснулись тонкой кожи на спине.       — Во-первых, я не специально, — сдавленно заговорила она. — Тебе ли не знать, насколько опасно играть в квиддич? Я бесчисленное количество раз указывала на твоё легкомысленное пренебрежение защитной экипировкой, и что, ты меня слушал? А ведь ты сам выписываешь еженедельный журнал по квиддичу, в которой есть рубрика самых опасных игровых моментов и описания травм игроков, но всё равно продолжаешь игнорировать даже самые элементарные правила безопасности, которые могли бы… Ай!       Звонкий шлепок по заднице прервал её словоизвержение.       — О, чёрт! — простонал Гарри, поглаживая её попку. — Ты неподражаема! Стоишь тут раком, обнажённая, связанная, беззащитная и даже при этом умудряешься читать мне нотации. Обожаю тебя!       И пока Гермиона осознавала смысл его слов — наполненных искренним восхищением слов! — Гарри убрал свои руки с её попки.       — Эй, ты что собираешься сделать?! — запаниковала она, заслышав тонкий скрип расстёгиваемой молнии.       Молния на его одежде была только в одном месте.       — Сама подумай! — хмыкнул он, хватая её за талию.       Гермиона задёргалась, но он был сильнее. Гарри без каких-либо проблем развернул её и поставил перед собой на колени. Теперь она сидела на полу, а перед её лицом покачивался до предела возбуждённый член Поттера, крупная головка которого спустя мгновение мягко ткнулась в её губы.       — Давай ты сегодня помолчишь и просто возьмёшь его в рот? — предложил Гарри.       Гермиона задохнулась от обиды и помотала головой, плотно сжав челюсти. Она никогда не позволит ему сделать с собой такое!       Но Гарри, кажется, имел на это несколько иное мнение. Он держал в руке далеко не маленький член и самым его кончиком поглаживал губы Гермионы. Вот он скользнул куда-то в сторону, и она ощутила прикосновение бархатной, неимоверно горячей головки к своей щеке.       Гарри лёгкими касаниями своего члена ласкал её лицо, похоже, искренне наслаждаясь и видом покорной, коленопреклонённой подруги, и ощущениями, заставляющими его едва слышно постанывать. Гермиона же прикрыла глаза, чтобы не видеть перед собой этот чужеродный… но чем-то манящий её орган с розовой головкой и тонкими нитями вен, пронизывающих его по всей длине.       Внезапно член его вернулся к её губам и требовательно толкнулся в них. Гермиона попробовала было отпрянуть, но Гарри вцепился в волосы и запрокинул её голову назад, вырывая вскрик из её горла. Он словно и этого и ждал, потому что в следующий миг в её рот занырнула крупная головка члена и начала протискиваться дальше       Гермиона замычала и замотала головой, гневно вглядываясь в казавшиеся белыми в свете луны глаза. Когда член толкнулся чуть глубже, она закашлялась от обилия собственной слюны и всё-таки смогла избавиться от него.       — Сволочь, перестань! Это унизительно! Я не буду! — кричала Гермиона громким шепотом, пытаясь вырваться из его захвата.       Она раз за разом пыталась встать с колен, но Гарри каждый раз пресекал эти попытки. В конце концов, он одной рукой надавил ей на плечо, а другой — дёрнул за волосы, да так, что Гермионе показалось, будто искры сыплются из глаз.       — Будешь, — властно сказал он.       — Я не хочу! — уже не пытаясь вырваться, заныла она.       — Зато я хочу. Открой рот по-хорошему, не делай себе больнее.       Гермиона с горькой насмешкой вскинула брови — боль от его поступка, от его поведения и обращения с ней буквально разрывала сердце надвое, так что она сильно сомневалась в его словах. Сделать ей больнее было попросту невозможно.       Видимо, Гарри как-то догадался о её мыслях. В его глазах что-то блеснуло, и он рукой коснулся её щеки. Погладил, а потом провел большим пальцем по нежным губам.       — Открой рот, Гермиона, — повторил он своё требование, но уже гораздо мягче.       Но она только лишь помотала головой, не меняя насмешливого выражения своего лица, пусть и почувствовала приятное тепло от таких лёгких и нежных прикосновений. Гермиона несколько расслабилась, но ей вряд ли кто-то когда-то говорил, что надо во всём слушаться насильника, особенно если он сам предупреждает о возможной боли.       Тяжело вздохнув и покачав головой, Гарри вдруг резко надавил на её щёки, выбивая слёзы из глаз и вынуждая рот раскрыться, чтобы в следующий момент вогнать в него твёрдый, как камень, член. Он крепко держал её за волосы, создавая дико болезненный дискомфорт, и просто трахал, загоняя немаленький орган всё глубже и глубже.       Его трясло. В какой-то момент этого отвратительного насилия, он глухо застонал, не обращая никакого внимания на её безмолвные мольбы и слезы, и запрокинул голову назад.       — О, да! Как приятно хоть иногда заткнуть тебя! Как же долго я мечтал об этом!       Гермиона билась в агонии мощных рвотных позывов, а по её щекам беспрестанным потоком текли слёзы. Чувства унижения и собственного бессилия тисками сжимали её внутренности, но самым страшным было не это. Самым страшным оказалось удовольствие от осознания, насколько, наверное, хорошо сейчас Гарри. Ведь именно к этому она и стремилась с самого первого курса. Быть к нему поближе. Угождать и радовать… Стоп, что?!       Ну, нет! Она не станет мазохисткой! Это неправильно!       Челюсти Гермионы пришли в движение, и зубы сильно сжали его член. Гарри взвыл, словно попавший в капкан зверь, и мощным движением оттолкнул её от себя.       — С ума сошла?! — завопил он, лихорадочно осматривая пострадавший орган на предмет повреждений.       Гермиона хотела бы многое рассказать ему о безумии, но лишь тяжело дышала и откашливалась, сплёвывая на пол тягучую слюну. Между делом она посмотрела на Гарри, невольно отмечая, что он так и не разделся. Он так и стоял в футболке и джинсах, только из ширинки всё ещё торчал его член, некогда готовый терзать её снова и снова, но стремительно увядающий сейчас. Да, всё всегда воздаётся по заслугам. Равновесие может быть достигнуто. И оно будет достигнуто.       Гарри вдруг поймал взгляд Гермионы, и её мстительная улыбочка явно вывела его из себя. Она поняла это тут же, когда он зарычал и двинулся на неё.       Гермиона попыталась найти взглядом палочку, отползти подальше, как-то защититься, но Гарри в два шага настиг её и навалился сверху, грубо раздвигая ноги и пристраиваясь к её многострадальным нижним губкам.       Он стал осыпать лицо Гермионы поцелуями, одной рукой удерживая себя на весу, а другой — направляя свой член в её влажное нутро. Она старалась оттолкнуть его, извивалась, даже умудрилась укусить за нос, но со связанными за спиной запястьями всё казалось бесполезным. Самой себе она напоминала запутавшуюся в неводе золотую рыбку, вот только Гарри не был тем добрым рыбаком, готовым взять только то, что ему могут дать. Он был беспринципным браконьером, силой отбирающим у природы всё, что у неё есть.       Гарри всё-таки нашёл способ поцеловать Гермиону. Он снова сделал ей больно, но быстро забрал эти ощущения нежностью своего языка и руки, которой начал ласкать ничем не прикрытые груди.       Он в полной мере доказывал свою власть над беспомощной, связанной девушкой, даря при этом нежность и ласку. Это было нереально неправильно, но в какой-то момент Гермиона сама начала отвечать на поцелуй, не уступая Гарри в безумии.       Вторжение в тело было неожиданным настолько, что Гермиона выгнулась дугой и протяжно застонала. Все ощущения и эмоции, охватывавшие её до этого: боль, отголоски наслаждения, злость, гнев — всё это сейчас казалось лёгким дуновением ветерка, случайно забравшегося в душное помещение. Сейчас же Гермиону накрыл мощный, бескомпромиссный, ни с чем не сравнимый ураган чувственных эмоций.       — О, да! — застонал Гарри, и Гермиона самозабвенно вторила ему в унисон.       Не будь их голоса приглушены магией, их бы услышал не только весь дом. Возможно даже в самом Лондоне вздрогнуло бы несколько человек и от души позавидовала такой гармоничной страсти.       Гермионе хотелось кричать от обиды, но получалось кричать только от наслаждения. Сколько бы она ни сдерживала постыдное возбуждение, собственное тело предало её. Сил на сопротивление не осталось, и Гарри, словно осознав это, распустил путы на её запястьях, только добавив этим остроты ощущений.       Ей хотелось вцепится в лицо Гарри ногтями, стереть с него это удовлетворённое выражение и смотреть, как по нему течёт кровь, но руки сами вплелись в его волосы и, вместо того, чтобы повыдирать их, начали поглаживать и ещё плотнее прижимать его голову к себе. Почувствовав это, Гарри оскалился и снова накрыл её губы безудержным поцелуем, на который Гермиона ответила добровольно и с удивившим её саму энтузиазмом. Затем она чуть подогнула ноги и закинула их ему за спину, толкаясь навстречу и восторженно ощущая невероятную глубину его проникновения.       — Да, Гермиона, давай! — хрипел Гарри. — Сожми его ещё раз!        Она раз за разом выгибалась дугой, пока член Гарри продолжал медленное движение внутри её истерзанного естества. Её грудь была в его руках, которые творили чудеса, поглаживая, пощипывая, то и дело покручивая твёрдые горошинки. Всё это было настолько отвратительным, насколько и приятным.       Гарри был везде. Был внутри неё и снаружи. Его член ритмично жалил её лоно, его язык сплетался с её языком, его пальцы ласкали её грудь, а его запах просто обволакивал её, создавая в голове настоящий ураган из противоречивых мыслей и эмоций. Всё тело напряглось, словно натянутая умелым настройщиком струна, только и ждущая, когда на ней сыграют финальный аккорд этого извращённого безумия.       Гарри ускорился, а перед глазами Гермионы всё поплыло. Скольжение его члена внутри её тела стало до отвращения идеальным. Стало похожим на пляску языков Адского пламени — зло в чистом, первозданном виде, но такое прекрасное, что захватывает дух.       Захватывало дух и у Гермионы, особенно когда Гарри начал вылизывать её шею, ключицы и соски. Она сжимала зубы, прикусывала до крови губы, лишь бы не стонать, не вскрикивать, приветствуя каждый его мощный толчок.       Внутрь. Глубоко и резко. И так протяжно назад. И снова. И снова, снова, снова.       Гарри словно совершал безумный языческий обряд, танцуя вокруг костра, на котором сгорала за свои прегрешения Гермиона. Ибо ничем другим нельзя было объяснить этот восторг, с головой накрывший её, когда он раз за разом таранил её своим членом. Ведь Гарри насиловал её. Жёстко, некрасиво, мерзко, но она стонала и сама подавалась ему навстречу, ногтями царапая его спину и ногами прижимая к себе.       Тело больше не желало сопротивляться, и Гермиона сдалась на милость его удовольствию. Оргазм — сокрушительный, всеобъемлющий, великолепный — снёс все мысли о прошлом и будущем. В душе не осталось ни следа обиды, а сердце перестало болеть и разрываться на части. Её словно ребенка подбрасывали вверх, снова и снова заставляя испытывать неописуемый сладостный восторг. Хотелось плакать и смеяться, бежать и лететь.       И всё это продолжалось и продолжалось, пока Гарри на полной скорости вбивал её в твердый пол до тех пор, пока вдруг не замер. Её отпустило, но тело всё ещё продолжало сотрясаться от пережитых эмоций. Она почувствовала, как член внутри неё чуть увеличился и начал толчками орошать её лоно своим семенем. Гарри в блаженстве толкнулся чуть глубже, и негромкий, хриплый стон его ещё долго отдавался в её ушах:       — Гер-рмиона-а-а!