Каждый

Бога овцы придумали — волков стыдить, чтобы поменьше кусали Юрий Быков, «Жить» Я бы хотел чувствовать запах пространства и букв. Пишу об этом своему неизвестному другу. Наверное, он или она считает меня ненормальным. Я достаточно многих людей достал своей синестезией, но что я могу поделать, когда это единственное, что делает меня собой среди этих серых массивов? Мне хочется извиниться, потому что это ненормально. На самом деле эта мысль возникла у меня впервые. На часах три часа ночи, я выпил слишком поздно ампулу кофеина и теперь не могу уснуть. В одиночной темноте я начинаю думать о цветах, если не хочу листать ленту в социальных сетях. Цвета — это ведь ненормально? Почему смех может быть оранжевым? Почему я боюсь красных людей? Почему тянет к зеленым? Почему от розового апреля хочется блевать? Это делает очень больно. Я хотел бы быть как все, не путаться в мыслях и любить как здоровый человек. Безо всяких крайностей. Просто мое ментальное состояние и синестезия идут рука об руку, а тут ещё чувство такое великое красное — любовь. «ну не знаю, может ты всё это придумал?» Да, конечно. Иди ты на хуй. Выключаю телефон и убираю его под подушку. Хочется плакать, но понимаю, что было бы глупо плакать из-за такой мелочи, которая буквально разрушает моё «я», что вообще не имеет фундамента. Когда же я найду себя? Этот человек любит всё то, что люблю я. Странно, с учетом того, что я полностью списал с него все повадки. Эти абзацы, точки, необычная манера общения. А я что? А я артхаусный фильм в кинотеатре, на который никто не пришел. Я люблю.. кино? Россию? Может, только это и делает меня собой. Каждое слово выдавливается с холодной силой. Укутываюсь сильнее в одеяло. Мне часто холодно из-за того, что я не ем. Я бы правда хотел человека, которого беспокоило мое состояние. Я так часто пытался быть тем понимающим другом из тамблеровских постов, что полностью утратил способность сопереживать. Недавно я увидел человека, которому когда-то отдал свой фонарь. Я часто на него смотрел, на то, как наши волосы теперь сильно похожи, на то, как он улыбается, на руки, которые когда-то держал, и.. я жутко скучаю. Несмотря на всю боль, которую он мне принес, я чувствую, что нуждаюсь в нем намного больше, чем он во мне. Наши объятия были слишком сине-отталкивающими, будто он жалел, что встретил меня в ноябрьский холодный вечер, когда за окном шел снегопад. Почему взаимодействие с людьми приносит боль моему юному сердцу, которое только начинает жить? Я бы никогда не стал общаться с ними, если не был человеком. Но человек — существо социальное, оно не может без друзей. А как быть, если все друзья за экраном монитора? Я бы хотел, чтобы меня любили. Грели, беспокоились. Но чаще за такими действиями всегда скрывается тайная влюбленность к бывшей пассии. Мне никогда не везет на любовь. Всем просто наплевать, будто я какой-то там оранжевый герой из детских сказок с лопатой в руках. Дома никого нет. Встаю, всё ещё укутанный в одеяло, и иду на кухню. Тут пахнет отцовскими сигаретами, поэтому я решаю закурить. Скажу маме, что запах не выветрился. Закуриваю и понимаю, что совсем не хочу курить. Вкус мерзкий. Ненавижу сигареты с фруктовыми кнопками. Они часто напоминают средство для мытья посуды. Тот же яблочный Bond в зеленой упаковке. Мерзость розово-пупырчатая. В мае после последнего звонка у нас начались экзамены. Я помню, как после экзамена по обществознанию пошел к своей знакомой. Она в то время встречалась со своим парнем, который любил шутить про женщин и Германию. Он купил немецкое пиво, а потом мы сидели втроем и пили. Он был старше меня на два года, поэтому я попросил его купить мне сигареты. Так вот, клубничный Bond тоже оставлял желать лучшего. Но теплый майский вечерок был прекрасен. Потом я вернулся домой и лежал на полу, читая вслух самому себе темно-оранжевые стихи Маяковского. Ловил на своем лице лучи закатного солнца и думал о будущем. Тогда я ещё не думал, что эти выпивки после каждого экзамена приведут меня к ненависти к самому себе и почти двухмесячному алкоголизму. Закрываю глаза. Не страшно. Мне становится жарко. Я уношу одеяло обратно в свою комнату и попутно беру телефон. Вальяжно хожу по дома с сигаретой в зубах и иду вновь на кухню, закидывая ноги на стол. Включаю телефон, жду, когда он загрузится. За это время успеваю поставить чайник. Думаю о газе. Газ. Его определенно стоило включить в феврале. Но сейчас начало ноября, а потом будет год. Как-то не очень. «Твои слова выбешивают меня, я не хочу, чтобы ты такое говорил;» «окей-окей, извини. я совсем не знаю об этом.» «Ну так почитай, я не вижу проблемы, чтобы разводить драму из-за такой мелочи» «Бесишь уже» Думать о том, что эту драму завел я, мне не хотелось. Зачем нести такой бред, когда не знаешь, как человек отреагирует? Ладно я, я могу думать о таких вещах, потому что могу контролировать боль, которую делаю самому себе не только физически, но и морально. Выключаю чайник, потому что до этого он был кипяченым, и насыпаю в кружку три чайной ложки кофе. Далее следует столько же ложек сахара, и заливаю всё это водой и овсяным молоком. Чувствую себя продуктивным мальчиком из инстаграма, который за веганство-мир-любовь. Так и хочется купить себе оранжевых теней и мазаться блестками! Однажды я целый год был вегетарианцем, а потом сдал кровь и узнал, что у меня белковая недостаточность второй степени. Мама подумала, что это из-за того, что я не ем мясо, но она не знала, что к тому времени я уже почти два года нормально не питался и жил по графику в своей голове. И она заставила меня есть хотя бы курицу, рассказывая о том, что из-за недостаточности разрушаются некоторые органы. Я сомнительно относился к её словам, которые она вычитала в интернете. Но в будущем я всё равно попытаюсь ограничить себя от всех продуктов животного происхождения, потому что сейчас мне мешает мать и отсутствие возможности покупать нормальные продукты для жизни из-за маленького города. Когда-нибудь. Если выберусь отсюда. *** — Твоя жизнь ограничивается только сигаретами, водкой и аптечными таблетками, что ли? — Гвоздь нахмурил брови, будто был недоволен. Мы встретились с ним случайно в магазине. Я хотел купить себе колы, но заметил, как Гвоздь покупает себе несколько банок балтики. Он подошел ко мне, и мы завели диалог. Предложил пойти прогуляться. Я думал, что он со своими друзьями, но Гвоздь был один, что меня очень сильно удивило. Мы с ним никогда близко не общались, поэтому я был рад возможности оказаться наедине и узнать его получше. Вдруг у нас даже получится подружиться... — А что, грибами обжираться? — чуть обиженно ответил я, беря с его рук банку. — Сезон уже не тот, — с умным выражением лица ответил Гвоздь, глядя вдаль. — А вообще да. Жизнь должна быть интересной, чтобы потом было за что ненавидеть себя. — Мне хватило, — я смеюсь, вспоминая людей, которые сделали мне больно за последний год. — Если серьезно, то зачем сразу прибегать к наркотикам? На трезвую голову тоже можно сделать много чего безумного. Гвоздь хлюпает носом и застегивает черную куртку, съеживаясь. На улице идет снег, а мы сидим в полуразрушенном здании и разговариваем. Изо рта выходит пар. Стены исписаны, ручки поломаны. — Трезвая голова хуже девки под жигулевским. Я начинаю смеяться с этих слов и чуть не выливаю пиво себе на куртку. — Ну ты скажешь, конечно, Гвоздь, — сквозь смех произношу я. На его лице появляется что-то подобие улыбки. Я заметил, что его вообще как-то сложно пробить на эмоции. Будто свои эмоции он старается уложить в словах, а лицо оставить каменным. Завидую таким людям, потому что у меня эмоции всегда льются через край. И чаще — импульсивные. — Я щас как-то Шечуху вспомнил. — Как он? — Да нормально. Говорил, что целый месяц будет сидеть дома. Вряд ли куда-нибудь выйдет. Я нисколько не удивился. У него иногда бывают такие моменты, когда он вылетает из повседневной жизни. В школе появляется изредка, сторонится всех и перестает заходить в соцсети. Сам не объясняет, почему так происходит, но и я не хочу совать свой нос в чужие проблемы. Но я был уверен, что Гвоздь точно знает, что происходит с Шечухой. — Он конечно странный, но иногда хочется его пожалеть, — единственное, что сказал Гвоздь. Я понял, что дела обстоят глубже, и промолчал. Хотя хотел пошутить про биполярку. Мы несколько минут сидели в тишине. Я смотрел на фонарь, который находился во дворе этой местности, и представлял, что лечу сквозь вселенные. Будто снежинки — это звезды, а темное небо является для меня целым миром. Я люблю чувствовать себя свободным от тела, духом, что хранит в себе все ценности жизненного пути. — Хочешь, на следующий год сходим за грибами? Думаю, сезон будет отличным. — Можно, конечно. — Псилоцибиновые грибы помогают бросить курить, кстати. Вдруг бросишь. — Теперь точно надо попробовать, — после этих слов я начинаю доставать сигареты и закуриваю. Но Гвоздь ловким движением забирает её из моих рук и цокает. — Обойдешься, — отвечает он на мой немой вопрос. Я хмурю брови и пытаюсь отобрать пачку, но Гвоздь выше меня, поэтому я теряю все попытки что-то сделать. Но тут я достаю старые отцовские сигареты, зажигаю и делаю затяг. Гвоздь непонимающе на меня смотрит, будто я свалился с небес. — Я всегда ношу с собой две пачки, если что, — отвечаю теперь я на его немой вопрос. Гвоздь широко улыбается, будто я чем-то поразил его. — А ещё я люблю спички. — Я тоже люблю спички. Они как-то ближе. — С природой. — Да. Мне определенно нравится Гвоздь. С виду грозный и грубый, а на деле милое солнышко и отличный друг. Я бы хотел, чтобы мы с ним сблизились. Он кажется мне родным созданием и похож на теплый металл. — Природа мне нравится с детства. Я раньше любил пихать ветки в волосы и убегать в лес. Мы часто ездили к бабушке в деревню, и я целыми днями пропадал в лесу с соседскими пацанами. Помню, однажды я впервые пробовал курить, а потом уже курил прямо в реке, высовывая лишь голову. Один друг сделал из банки пепельницу, и делали вид, что это корабль, и направляли его друг другу, оставляя там пепел от сигарет, — Гвоздь не улыбается, но его слова заставили улыбнуться меня. — Вот были времена же, а. Я даже не знаю сейчас, что с этими парнями. Они давно окончили школу, а сейчас и универ. Работают, может. Семью имеют... Но заинтересован я был другим. — Ты выезжал отсюда?.. — Гвоздь непонимающе кивает, глядя на меня. — Как там? За пределами города? — А ты разве никогда не уезжал отсюда? Я как бы.. вообще приезжий. Я впервые вижу человека, который не родился здесь. Я думал, что если встречу такого человека, то он будет каким-то неземным, непохожим на других. В частности, я был прав, ведь Гвоздь — панк. Такие люди вроде него не имеют каких-либо ограничений в жизни. Я затянулся ещё сильнее, и мне захотелось плакать. Не от сигарет, а от того, что Гвоздь родился не здесь. Я чувствовал себя прикованным к этому месту, и я знал, что никогда не смогу избавиться от своих цепей, потому что мой характер не позволял уехать отсюда. Я такой несчастный, что хочу умереть, лишь бы не видеть этот пейзаж, маленькие хрущевки, убогие магазинчики и парки с памятниками... Опускаюсь почти что на колени и продолжаю курить. Гвоздь странно на меня смотрит. У него из телефона играют песни нирваны. Я только сейчас это заметил. — А ты хочешь семью? — отчаянно спрашиваю я, пытаясь сменить тему. — Ну как сказать... Я не знаю ещё. У меня это сейчас не в приоритетах. Точнее, любовь. Если когда-нибудь будет человек, который мне вот реально понравится, то.. не знаю. Я на самом деле много думал об этом, но к окончательному выводу не пришел. Гвоздь размышляет намного старше и глубже. Рядом с ним я чувствую себя ничтожным. — А ты что? — Думаю, то же самое. Я же не знаю, каким буду в будущем. Каждый человек меняется со временем. Мне просто надо найти близкого человека. Это и будет мне семьей. — А на деле.. — Целым миром. — Хотя это глупо — делать из человека целый мир. Нельзя же привязываться. Я молчу, потому что совершал эту ошибку много раз подряд. Но нельзя показывать, что я одержим людьми. Нельзя показывать себя слабым. Как говорят, лучшая защита — это нападение. Вот скажу я ему, что слабый человек, а потом буду бояться, что он воспользуется этим, и мне придется сделать ему больно первым. Но на самом деле мне неприятно от мысли, что я могу сделать намеренно больно близкому человеку. Как другие вообще делают это с легкостью? Скажешь?