Реабилитация

Так дело, выходит, было не в жалости. Но лучше от этого не становилось. Какёин совсем не понимал Джотаро. Как Куджо мог влюбиться в него, сейчас такого слабого и едва способного себя обслужить, с неясными жизненными перспективами и неопрятно отросшими почти на ладонь волосами? В любое другое время Какёин был бы только рад взаимности. Но сейчас она поднимала вопросов больше, чем давала ответов. Зато у Джотаро вопросов не было вообще. Он был готов заботиться о Какёине до тех пор, пока тот не разберётся со своими проблемами. Вернуться в Японию, найти жильё и работу, отложить учёбу. Дома поймут, говорил он. Какёин в этом сомневался. Как отреагирует Холли, если её единственный сын бросит всё, чтобы возиться со своим... парнем? А Джозеф? Как они будут к нему относиться, когда узнают, что у них с Джотаро за отношения? Но соблазн согласиться был велик. Сдаться под напором Джотаро. Вверить себя ему. Ему нужен был совет. А советчиков вокруг было немного. *** — Если бы кто-нибудь захотел взять вас на содержание, вы бы согласились? Вслух это прозвучало совсем не так, как выглядело в мыслях. Скиннер удивлённо посмотрела на Какёина поверх очков. — В смысле, как эти, — она махнула рукой через плечо, в сторону окна, откуда с улицы доносилась арабская речь. — Жён берут? — Нет, — Какёин смущённо поскрёб ногтями затылок. — В смысле, чтобы кто-нибудь тратил своё время и силы на то, чтобы у Вас была возможность устраивать свою жизнь. Скиннер откинулась на спинку кресла, сложила руки на груди и пристально уставилась на него. — "Кто-нибудь", — наконец усмехнулась она. Какёин почувствовал, как кровь прилила к щекам. Не понять, о ком речь, мог разве что Польнарефф. — Мальчик мой, это называется заботой. А почему ты думаешь, что на такое не стоит соглашаться? Тебя что-то пугает? Какёин помолчал немного. Нет, Джотаро точно его не пугал. Дело было в другом. — Я не думаю, что всего этого стою, — тихо ответил он. Скиннер устало вздохнула. — Не надо выставлять себе ценник. Оскар Уайльд говорил: красота — в глазах смотрящего. Я добавлю, что ценность — в голове. Если кто-нибудь считает, что ты стоишь его времени и сил, значит, для него это действительно так. Придумывать за других, что они должны чувствовать — так себе идея. — А если он во мне разочаруется? — Что, по твоему мнению, должно произойти, чтобы он в тебе разочаровался? — Не знаю, — Какёин пожал плечами. — Что угодно. Скиннер перевела взгляд куда-то в потолок. — Когда я была немного старше тебя и училась в университете, у меня была девушка, — вдруг сказала она. — Мы были вместе около года, когда узнали, что у неё рак яичника, уже довольно запущенный. Мне пришлось оставить учёбу, чтобы заработать на лечение — её семья бы не потянула такую сумму. Почти год я только и делала, что работала и ходила с ней на химиотерапию, смотрела, как она слабеет, лысеет, теряет вес. Но нам повезло, её смогли вылечить. А через пару лет она мне изменила и мы расстались, — Скиннер примолкла. — Жалею ли я, что тогда потратила столько времени и сил на человека, который меня потом разочаровал? Ни капли. Я не представляю, что могла бы поступить иначе. Если бы я этого не сделала, и с ней что-то случилось, я бы до конца своей жизни несла этот груз. — Она снова посмотрела на Какёина и улыбнулась. — Ты упрямый и гордый мальчик, который привык полагаться только на свои силы. Но мир не перевернётся, если ты позволишь кому-то заботиться о себе. Позволь другим людям самим решать, стоит ли им это делать. *** Может быть, она была права. Какёину хотелось, чтобы она была права. И он сдался. Это ненадолго, говорил он себе. Он приложит все силы, чтобы как можно скорее стать самостоятельным. Он не будет обузой. Какёин слишком быстро привык засыпать, прижавшись к тёплой груди, которая мерно вздымалась под его щекой. Замерев в кольце сильных тяжёлых рук. Чувствуя, как щекочет лоб дыхание Джотаро. А ещё Джотаро помогал отвлечься. Какёин мог немного простоять без поддержки, но ходить всё так же не получалось — ноги подкашивались, как от подсечки. Каждая новая неудача подтачивала его волю, едва заметно, но перед каждой тренировкой Какёин был заранее готов к провалу. Сбитые искусанные кулаки вызывали слишком много вопросов, и Какёин нашёл другой способ разрядки. Тело Джотаро оказалось на удивление отзывчивым. Какёин находил всё новые точки, которые можно было гладить, кусать, лизать, царапать — и Куджо глотал воздух, издавая на выдохе низкие, едва слышные стоны. Шуметь было нельзя — вряд ли врачи такое одобрят. Зато можно было любоваться, как Джотаро выгибается, когда с силой проводишь ногтями по спине. Как он жмурится и начинает кусать губы, если долго рисовать пальцами узоры внизу живота. Как резко дышит, если зажать зубами мочку уха. Как восторженно смотрит, когда Какёин прижимает к губам его запястье, вылизывает ладонь, забирает пальцы в рот. Какёину казалось, словно его замотали в толстый слой пузырчатой плёнки — ласковые прикосновения в нём почти не отзывались, доходили только такие, следы от которых потом ныли, если до них дотронуться. Джотаро нравилось всё. Он был согласен на всё. Он пытался дать всё, что только мог, но Какёину нужно было лишь, чтобы он грубо вдавливал его в простыни, навалившись всей тяжестью. Сжимал так, чтобы потом оставались синяки. Размечал его кожу зубами. Только так, почти обездвиженный, беспомощный, беззащитный, он мог почувствовать хоть что-то. Если продержать Джотаро на грани достаточно долго, он зверел. Какёин доводил его до потери самообладания, и тогда Куджо сгребал его волосы, стискивал плечи, вгрызался в губы. Набрасывался так, словно через секунду их растащат в стороны и никогда больше не дадут друг к другу прикоснуться. Потом Какёин со странной гордостью разглядывал россыпь тёмных отметин. Давил на них, наслаждаясь тупой болью. Он заслужил её. Заслужил передышку от той боли, которая разъедала его разум. *** — Тебя тут вообще не кормят, что ли? Польнарефф удивлённо смотрел на Какёина. Тот и правда потерял в весе, но изменения не казались ему настолько заметными, чтобы заострять на них внимание. — Просто аппетита нет. В послеобеденное время в больничном сквере было почти пусто — пациенты предпочитали отлёживаться в палатах, выбираясь на улицу ближе к вечеру. Джотаро вытащил из пачки сигарету, но под укоризненным взглядом Какёина вернул её обратно. — А прилетайте ко мне в гости! У моей тетки знаете, какие блинчики? — Польнарефф ткнул Какёина кулаком в плечо. — Быстро отъешься! — Не слишком удобно путешествовать с этим, — Какёин усмехнулся и похлопал по колёсам коляски. — Ой, да брось. Как будто это на всю жизнь. Вот поправишься, и... — Тогда это и обсудим, — прервал его Какёин. — Хорошо? "А ещё когда я буду в состоянии самостоятельно оплатить хотя бы билеты". Побывать во Франции было бы здорово. Какёин всегда хотел посетить как можно больше стран. Спуститься в Большой каньон, увидеть своими глазами светящиеся в темноте воды у острова Ваадху, отправиться в поход по скандинавским горам, проехаться по Трансфэгэрашскому шоссе и Чуйскому тракту. Получится ли? — На самолёт опоздаешь, — сказал Джотаро. — Вылет через два часа. — И то верно, — Польнарефф встал со скамейки и закинул рюкзак за спину. — Может, проводите? Джотаро повернулся к Какёину. — Я останусь, — улыбнулся тот. — Хочу побыть в тишине. Идите вместе. Джотаро рефлекторно потянулся к нему — поцеловать на прощание. Но вовремя опомнился и лишь коротко похлопал по плечу. Правильно. Незачем всё это афишировать. Когда Джотаро и Польнарефф скрылись из виду, Какёин подумал было вернуться в палату за какой-нибудь книгой, почитать на свежем воздухе, пока не стемнело. — Эй, ты, с колёсами, — раздался вдруг у него за спиной мужской голос. — Прикурить не будет?