Демон. Внутри и снаружи.

      Фоукс тихо появился рядом с Альбусом Дамблдором в ореоле мягкого золотистого свечения. Вернулся, видимо, либо после полёта где-то в синих небесах, либо снова сидел у изголовья эльфийки, оберегая её крайне редкий сон. Из-за усилий главы Хогвартса такое происходило не часто, однако что-то категорично запретить волшебному созданию директор школы магии не мог. Последнее не на шутку беспокоило, ведь договорённость, заключённая с Иллиданом Ярость Бури, напрямую затрагивала состояние его бывшей тюремщицы. Чем оно будет хуже, тем лучше для старого мага.       Профессор Дамблдор неторопливо взял в руки кусок пергамента, на котором он как-то в раздумьях начертил руны с Кубка Огня. Майев на месте не сподобилась объяснить, что именно они значат, но и так понятно, что их действие каким-то образом изменило природу артефакта и заблокировало магию Запретной линии, что не допускала к Кубку никого младше семнадцати лет. Добби не смог выяснить их смысл после расспросов остальных домовиков, да и ответа от библиотекаря до сих пор не было. Стоило признать, что обычный поиск не более чем бессмысленная трата времени. Только двое могут дать ответ на загадку таинственных рун, но один слишком далеко, а вторая предпочла отмолчаться.       Внезапная идея посетила главу Хогварста, отчего он решительно встал с любимого кресла и трансгрессировал прямо к комнате Майев. Громко постучав по двери указанным шифром, маг подождал некоторое время, после чего вошёл.       Песнь Теней встретила незваного посетителя усталым заспанным взглядом. Невероятно долгая жизнь боевого командира дала о себе знать, и на стук в дверь эльфийка среагировала мгновенно, но, как и предполагал глава Хогвартса, до этого момента она спала, убаюканная присутствием феникса. Сделав своё появление намеренно громким, Альбус Дамблдор подождал, пока Майев окончательно проснётся, после чего немного наигранно покачал головой.       — Мне так жаль, что я разбудил тебя. Не знал, что ты, наконец, заснула. Если я не вовремя, то могу уйти.       — Ничего, — хрипло ответила Песнь Теней, принимая сидячее положение на кровати. — Что случилось? Почему ты пришёл, архимаг?       — Надеялся, что ты, сменив гнев на милость, наконец расскажешь, что значат руны, которые мы нашли на Кубке, — привычным жестом директор Хогвартса материализовал рядом с собой стул.       — Хм, я молчала не потому, что не хотела тебе говорить их значение. Вопрос в том: откуда о них узнали и кто их начертил?       — Подозреваю, ты говоришь об Иллидане. Всё указывает на то, что это его руны.       — Ответ на первую часть вопроса достаточно очевидный, — улыбнулся жрица, — но куда как интереснее вторая, не правда ли?       — Он с кем-то контактирует из школы, — директор Хогвартса постарался произнести всё максимально спокойным голосом, но от Песни Теней внутреннее напряжение не скрылось. — Пока я не услышал ничего такого, чего бы ты не могла сообщить сразу.       — Не «с кем-то», а я точно чувствую его, пособника Иллидана. Десять тысяч лет я ловила пропитанных Скверной демонов и их слуг. Это тот странный человек с волшебным глазом.       — Аластор?! — против воли имя вырвалось из уст директора Хогвартса быстрее, чем он успел среагировать, однако взять себя в руки великий маг мог как никто. — Что ж, твоё предположение, возможно, и небеспочвенно, но не до конца верно.       — Вот как? — недовольно свела брови Майев.       — Я могу предположить, где именно и при каких обстоятельствах силы Аластора и Иллидана могли пересекаться. Я как-то упоминал при Блэке, что ввёл Грюма в курс дела, а потому он один из немногих людей, кому тот может доверять. После побега Сириус посетил Аластора и даже пробыл у него какое-то непродолжительное время. Через него магия Иллидана, возможно, как-то попала и на Грюма. Так что, боюсь, здесь ты ошиблась.       Вместо ответа, эльфийка сначала хмыкнула, опустила голову, после чего бросила исподлобья быстрый внимательный взгляд на собеседника и нервно рассмеялась.       — Звучит логично, архимаг, — Песнь Теней поставила руки на кровать чуть дальше спины чтобы опереться, и откинувшись посмотрела на волшебника блуждающим взглядом. — Возможно, в вашем мире мои чувства могут исказиться… а возможно твой друг уже не так надёжен, как тебе хотелось бы. Подумай об этом.        — Хочешь сказать, что ты ничего не говорила, потому что там был Аластор?       — И поэтому тоже, — снова нахмурилась Песнь Теней. — Правда в том, что руна на Кубке — демоническая, а не эльфийская, и её точного предназначения я не знаю. Мы часто встречали подобные на некоторых наших захваченных демонопоклонниками святынях и артефактах. Скорее всего, она как-то должна менять природу вещи. Второй же знак — не руна вовсе.       — Что ты имеешь ввиду?       — Это сокращённое послание. Такой узор часто используют у нас на родине, — отчего-то смутилась Стражница. — Я не знаю, как это называете вы, но у нас есть такие фразы, которые могут означать не совсем то, что имеется ввиду. Я не встречала это понятие в тех книгах, что вы мне приносили.       — Да, у нас есть такое, — качнул головой директор Хогвартса, не углубляясь в особенности языка. — Что же знак означает?       Песнь Теней отчего-то замолкла, слегка закусив губу.       — Если перейти сразу к смыслу, то «встретимся утром».       — Это какая-то угроза?       — Нет, не угроза, — казалось, что щёки Майев заметно потемнели.       — Тогда что?       Вместо ответа Песнь Теней встала с кровати, подошла к окну, жёстко скрестила руки на груди и, слегка съёжившись, начала говорить, не оборачиваясь к профессор Дамблдору.       — Ночные эльфы бодрствуют под ликом луны, а днём спят… Или не спят, если есть с кем. Такие руны рисуют друг другу любовники, тем самым договариваясь о встрече… утром. — она резко развернулась и намного активнее, чем стоило, начала говорить. — Так или иначе — это не самый важный вопрос. У тебя под носом происходят события, над которыми ты не властен. И, если ты желаешь их проигнорировать, кто я такая, чтобы насильно направлять кого-то на путь истинного положения вещей.       — Ты говоришь так, словно вина Аластора очевидна и доказана, — спокойно парировал профессор Дамблдор, стараясь не улыбаться из-за полученной от эльфийки информации и её реакции. — Вместе с тем, ты, кажется, совершенно не желаешь принимать во внимание обстоятельства, о которых я тебе рассказал.       — Неужели ты правда веришь, что сил одного мага хватит, чтобы зачаровать сильнейший артефакт твоего мира? — хмыкнула Майев. — За все века существования Турнира ещё никому не удавалось сбить с толку Кубок, но сейчас вдруг получилось? Почему ты думаешь, что руна, которую могли получить только от Предателя и полная его силы, совершенно никак на это не повлияла?       — Что ж, — директор Хогвартса встал со стула, — ещё раз прошу прощения, что прервал твой сон. Спасибо за помощь и, если тебе от меня что-нибудь будет нужно, всегда помни, что ты можешь воспользоваться моим перстнем.       Командир Стражей кисло улыбнулась одним уголком губ, прекрасно чувствуя, что глава Хогвартса недоволен итогами разговора и торопится уйти.       — Иногда я думаю, что в нашем мире ты был бы достойным могущественным магом, человек, — тихо, вместо прощания, произнесла она, — но потом ты начинаешь делать какие-то совершенно невообразимые вещи, которые бы на Азероте привели, если не к ужасным последствиям, то, как минимум, к твоей глупейшей смерти. Ты не слушаешь меня, предпочитаешь доверять тому человеку со странным глазом, но, самое главное, зачем-то подыгрываешь Иллидану. Поверь, у Предателя много последователей, но ни один из них не остался счастлив от того, что получил в конце за свою верную службу. Ты очень сильно ошибаешься, если думаешь, что тебе с ним повезёт больше, чем тем, другим.       — Я не подыгрываю Иллидану, — покачал головой директор Хогварста. — Я лишь хочу того же, что и он… Чего, кстати, хочешь и ты.       — Вот как?! — Майев, казалось, такой ответ развеселил. — И что же это за таинственная цель, которая нас так сильно объединяет?       — Я хочу, чтобы вы отправились обратно в свой мир.

***

      Маленькое и щуплое тельце Питера Петтигрю каждый раз, когда ему приходилось общаться с пугающим гостем Лорда, становись ещё меньше; и без того неловкие пальцы начинали трястись, рискуя выронить палочку, челюсть постукивала зубами, а слова сбивались, превращаясь в мешанину звуков и междометий. Жуткие зелёные огни вместо глаз стали всё чаще присутствовать в его ночных кошмарах, а глухой стук копыт по пыльному полу мерещился за каждым поворотом. Нахождение рядом с Тёмным Лордом пугало Питера, но подобный страх казался лишь бледной тенью настоящего ужаса. Петтигрю отдал бы всё на свете, чтобы вернуться в тот период жизни, когда в ней не было Его. Жуткий утробный голос всегда настигал в самые неподходящие моменты, а головная боль, вызываемая силой легилименции чужака, грозила разорвать череп на части. Страх настолько прокрался в мозг, что наряду с запрещённым именем господина, у маленького человека появилось ещё одно, которое тот не отваживался произносить, останавливаясь на суеверном «Он».       Он всегда спокоен, но никогда не бывает довольным. Он — бессердечный и саркастичный в отношении слуги Тёмного Лорда. Он ещё более могущественный, чем Лорд, но, что самое страшное, в отличии от Господина, Ему жизнь Питера была не нужна, а значит закончить её каким-нибудь самым жутким способом для Него — не более чем забава.       Тем не менее, всякий раз, как Милорду что-то было нужно от своего таинственного гостя, именно Петтигрю поручалось передавать послание. В такие моменты несчастный маленький человек хотел скончаться от разрыва сердца на месте, лишь бы не выполнять поручение.       Подавив очередной приступ суеверного ужаса, слуга Тёмного Лорда зашёл в комнату Иллидана не постучавшись. Такое поведение не являлось признаком неуважения, просто в подобном жесте не было смысла: Он и так уже знает о маге за дверью и ждёт его, иначе бы страх не отпустил Питера. Об этом Ярость Бури как-то сообщил Петтигрю сам, даже не попытавшись скрыть злорадной улыбки с жуткими клыками.       — Тём-м-м… М-м-м… — на большее волшебника не хватило, челюсть окончательно перестала повиноваться, а рот открываться.       — Глубокая мысль, — сидя в позе транса, саркастично заметил Иллидан. — Гораздо более наполненная смыслом, чем всё то, что ты говорил за всю свою жизнь.       Кое-как поборов себя, Питер Петтигрю продолжил:       — Тёмный Лорд просит пе-пе-передать свою благодарность за по-по-по…       Петтигрю побледнел настолько сильно, что, казалось, скоро окончательно из-за заикания поперхнётся и останется без глотка воздуха. Ярость Бури мага не торопил, но и помогать выйти из положения не порывался.       «Мелкая крыса» — как часто называл своего бывшего школьного товарища Сириус — по мнению охотника на демонов, идеальное описание стоящего перед ним жалкого человечка. Подумать только, из-за такого гнусного создания кто-то умер, а кто-то на треть жизни оказался за решёткой. Ярость Бури искренне презирал волшебника, стоящего перед ним на полусогнутых ногах. В конце концов, самого Иллидана сразили и отправили в клетку сильные противники, с которыми он бился лицом к лицу, в то время как Сириус оказался там из-за поведения подобного существа. Страх и заикание — это ещё малая доля того, что Петтигрю заслуживает, но свернуть негодяю шею эльф не торопился. Это привилегия Блэка, поэтому Ярость Бури постарается, чтобы анимаг смог ей воспользоваться.       Питер Петтигрю наконец справился с заиканием и продолжил:       — …За по-о-мощь в Хогвартсе, — маг нервно повёл плечом. — Тёмный Лорд помнит слова досточтимого гостя о том, что он ника-ка-кому не служит и в очередной раз убедился в искренности и пользе на-на-нашего союза.       Иллидан громко расхохотался. На Земле осквернённый эльф не часто прибегал к громким эффектам, в чём подозревал Тёмного Лорда, но для того, чтобы поддерживать в глазах собеседника тень паники, не торопился умолкать.       — Действительно, даже без видимой на то причины я помог вам, — наконец начал говорить охотник на демонов, — но об обоюдном союзе пока речи даже не идёт. Где оборотни?       Собеседник эльфа пикнул, а его глаза бешено заметались по углам комнаты в поиске правильного ответа.       — Мы ищем… Пра-пра-пра-правда.       Ярость Бури знал об этом и без писклявых заверений. Лёгкое вмешательство в мысли то слуги, то его хозяина показывало, что гнусная парочка действительно пытается искать. Проблема заключалась в том, что в ресурсах этот кусок мяса, громко именующий себя «Тёмным Лордом», был даже ещё более ограничен, чем эльф. Ярость Бури мог невидимой тенью бродить недалеко от людей, чтобы слышать их мысли, а они — нет. Правда, тогда резерв магии Иллидана начал бы активнее истощатся, а на такую ерунду его тратить не хотелось.       Пока охотник на демонов размышлял о том, насколько ему вообще актуально держаться рядом с колдуном, Петтигрю вдруг снова обратил на себя внимание:       — Та-ак же Милорд просит прийти к нему, чтобы… — увидев резко сузившиеся щелки зелёного огня на месте глаз, маг чуть ли не поперхнулся своими же словами.       — За кого же меня принимает твой господин, что думает, будто я пойду к нему по первому зову? — от тона голоса у Питера Петтигрю похолодели руки, а волосы на затылке встали дыбом.       — Я… Мило-о-орд сказал, что информация только для… Даже я ни-ни-ничего не…       Сознание, наконец, смилостивилось над волшебником и покинуло его. Слуга Тёмного Лорда глупо хрипнул, закатил глаза, побледнел больше обычного, хотя казалось, что больше просто некуда, и упал в обморок, громко ударившись об пол головой.       Ярость Бури брезгливо сморщил нос и встряхнул мускулистыми плечами с массивными крыльями. Как же он скучал по хриплому голосу своей тюремщицы, которая, скорее, будет пытаться его проклясть даже с перерезанной глоткой, но никогда не позволит себе упасть так низко. Возможно, конечно, это было связано не только с валяющимся перед эльфом телом. Иллидан давно понял, что хочет от Майев, но ловить себя на мыслях о том, что она ему нужна, было всё ещё непривычно и отчего-то стыдно. Он видел причины вспоминать о Песни Теней то тут, то там, но всё оттягивал следующий шаг. Риск был велик, а в каком именно состоянии жертва, эльф не знал. Как можно дольше он не затрагивал их связь, чтобы в момент, когда та будет нужна, использовать максимально разрушительно. Чего-чего, а времени у калдорай хоть отбавляй и, если понадобится, Ярость Бури веками будет ждать нужного часа. Противостояние бывшего узника и тюремщицы никуда не делось, оно оставалось всё таким же всепоглощающим и опасным как для окружающего мира, так и для них самих. Просто теперь итогом для тюремщицы будет не смерть или пленение, а смирение и покорность. Иллидан так решил и в этом мире, — о ирония! — у него есть все шансы наконец выйти победителем в бесконечно долгой войне.       Он этого хочет, а значит, так и будет.       Задумчиво подняв тело мага одной рукой, Ярость Бури лениво повертел его туда-сюда. Сейчас с человеком можно что-нибудь сделать, тем самым лишив Тёмного Лорда слуги. Ослабнув достаточно, эта жалкая пародия на жизнь в одиночестве долго не протянет. С другой стороны, эльф чувствовал, что тёмный маг не так прост и его секрет продления существования мог бы быть не лишним знанием. Особенным зрением Ярость Бури видел связь змеи и её хозяина, но как именно в столь пустом на магию мире этот шматок мяса ухитрился сделать настолько мощное колдовство — даже для Иллидана было тайной. Как ни странно, именно воспоминания о секрете своего существования ни разу не встречались Ярости Бури в голове колдуна, а спрашивать напрямую он пока не торопился. Охотник на демонов не хотел показывать, что тема ему хоть сколько-то интересна. В глазах сомнительной парочки осквернённый эльф сохранял образ непоколебимого и грозного создания, с которым они смогут договориться лишь на тех условиях, что нужны самому Иллидану, так как никаких зацепок на него не было.       Последняя прочитанная мысль Петтигрю доказывала, что он действительно не знал темы разговора, с которой его послал Тёмный Лорд. Где-то там далее по плану у него шла сотня извинений за то, что господин не может прийти к Иллидану лично, но по техническим причинам высказать их он не успел. Без какого либо сожаления Ярость Бури просто разжал пальцы, отчего Петтигрю снова громко бухнулся на пол, и перешагнул через живое препятствие, направляясь в комнату Волан-де-Морта.       Дверь к нему была слегка приоткрыта. Не обнаружив на излюбленном месте змеи, Иллидан усмехнулся. После случая с камином, Тёмный Лорд больше не рисковал и всегда, когда знал, что охотник на демонов может прийти, выпроваживал любимую зверушку подальше. Умно и глупо одновременно; если бы Ярость Бури хотел, то нашёл бы её за считанные минуты или подловил в те моменты, когда его не ждут.       — То жалкое создание, что ты зовёшь слугой, пыталось мне сообщить о чём-то, — вместо приветствия начал Иллидан, — но так быстро растерял свои невеликие крупицы сознания, что вот я тут и слушаю, что ты хочешь. Но говори покороче и сразу ближе к сути дела.       Последнее условие, как показывала практика, взялось отнюдь не из пустоты. Колдун обожал начинать обо всём сообщать издалека, применять броские эффекты, многозначительные фразы, интригующие паузы и казался падким на зрелищность. В принципе, это не сильно отличалось от слабости магов мира осквернённого эльфа, которые тоже при случаях кичились умениями даже там, где в этом не было особой необходимости. Однако в том состоянии, в котором прозябал Волан-де-Морт, подобное охотнику на демонов казалось минимум — нелепым, максимум — пустыми фарсом и бравадой.       — Хотелось лично поблагодарить за помощь, — словно бы не замечая покровительственного тона Ярости Бури, начал тёмный маг. — Неожиданно, что ты решил помочь нам, ведь говорил, что мои дела тебя не интересуют.       — Мне было скучно, не более того, — лениво отмахнулся Иллидан. — Будем считать, что я просто продемонстрировал малую часть своих возможностей.       — Позволь мне полюбопытствовать, зачем нужны были две руны? — внезапное подобострастие напрягло Иллидана даже больше, чем если бы колдун принялся ему чем-то угрожать. — Запретная линия была лишь барьером возраста, так что я не совсем понимаю, для чего и на ней потребовалось что-то чертить, — красные точки глаз не отрывались от лица эльфа, словно силясь увидеть на нём нечто особенное.       — Перестраховка, ничего более, — пожал плечами Ярость Бури. — Мало ли что старый маг мог придумать, его фантазии стоит отдать должное.       — А не было ли это посланием для твоей соотечественницы? — вдруг выпалил Волан-де-Морт, даже не пытаясь скрыть довольный тон.       Прежде чем ответить, охотник на демонов пристально вгляделся в существо, сидящее перед ним. До последнего момента тёмный маг всеми силами пытался думать о чём угодно, но не о таинственной незнакомке, что совсем не похожа на людей, как её описал слуга Тёмного Лорда в Хогвартсе. Теперь он знал, что Иллидан не демон, ореол таинственности спал, а потому Волан-де-Морт чувствовал себя прекрасно, будто бы выиграл войну. Его злорадное настроение, мастерски скрываемое за маской отстранённости, раздражало легко ощущающего это эльфа.       Иллидан саркастично улыбнулся.       — Твоя «Нагайна» сейчас всего лишь на несколько этажей ниже: сидит в погребе, охотится на мышей и думает, что спряталась от меня, — довольно заметил он. — Никчёмный слуга до сих пор не пришёл в себя и, если я захочу, то меньше чем за пару минут, ты потеряешь их обоих. Думаешь, можешь со мной играть? Надеешься, что раз я не «настоящий» демон, то тебе стало проще? Глупый, надменный человечек. Я — гораздо опаснее многих из них. Я уничтожал солдат Пылающего Легиона сотнями. Пока было ощущение, что ты мне полезен — тебе ничего не угрожало, но вот ты получил крупицу информации и неправильно понял, что с ней надо делать, — быстрее, чем колдун успел среагировать, Иллидана оказалось рядом с ним и выхватил из кресла, лёгким мановение руки вырывая палочку из ручек-культяпок. — Пока твоя польза не доказана, советую трижды думать обо всём, что касается меня. Наш уговор остался в силе, но даю тебе не больше двух недель, чтобы найти оборотней. И только попробуй вести у меня за спиной свою игру: ты даже не успеешь понять, что случилось, когда я разорву тебя на несколько Тёмных Лордиков по-меньше.       Ужас и паника волнами исходили от беззащитного свёртка. Волан-де-Морт молчал, не в силах издать и звука. Раздутая гордость не давала ему просить, а страх за жизнь не отпускал. Иллидан оценил, что, в отличии от своего слуги, маг старался не терять самообладания даже в той ситуации, в которой оказался, лихорадочно ища выход.       — Я сообщил о женщине твоего народа не для того, чтобы шантажировать или вести другую игру, — сказанное было чистой ложью, но Иллидан решил не прерывать, желая послушать, как тёмный маг попытается выкрутиться из положения. — Возможно, если она тебе нужна — я смог бы помочь. Или наоборот, если она опасна — можем постараться вместе её убрать.       Ярость Бури продолжил держать мага навесу, не торопясь с ответом. Наконец он положил его обратно в кресло и зловеще процедил:       — Она опасна настолько, насколько и представить сложно. Тебе никогда не хватит сил, чтобы избавиться от неё. И да, ты угадал, она нужна мне и, снова «да», вторая руна была посланием. Неплохо, человек, очень неплохо. Ты, оказывается, умеешь думать, но всё ещё недостаточно хорошо, чтобы справиться со мной. Лучше бы употребил обнаруженные таланты с пользой. Повторяю, у тебя две недели на поиск оборотней — не больше.       Чувствуя, как в огромном кресле кипит от бессильной злобы Тёмный Лорд, Иллидан задумался. Этот недочеловек может быть опасен. Разумеется, сейчас такой урок он может преподнести колдуну, но как только у того появится возможность, он припомнит эльфу всё. Слишком уж Волан-де-Морт любит нянчить своё больное самолюбие. Не нужно быть великим оракулом, чтобы предречь, что каждая обида или её тень будет требовать мести в душе подобной личности.       Кривая улыбка исказила наполовину перебинтованное лицо. Что ж, пускай этот кулёк злости попробует что-нибудь сделать Ярости Бури. Его потуги на противостояние могут даже показаться интересными какое-то время, пусть и крайне непродолжительное. Ведь даже у такого зародыша есть подобие шеи, которую сильные руки осквернённого эльфа свернут не без удовольствия.