Демон. Внутри и снаружи.

      Внезапно в середине ноября снег сменился на пронизывающий дождь. Так и не укрывшись в белоснежную шубу, земля стала холодной внутри, а сверху вязкой. Понимая, как он будет выглядеть после полнолуния, Римус поёжился. В своём полубезумном состоянии на холод он не обращал внимание, либо просто этого не помнил, но когда ночь проходила, оставаться полностью голым на такой земле было крайне неуютно. Пару раз оборотень даже подхватывал что-то типа простуды, которая не лечилась ни одним магическим средством, но крайне быстро отступала. Видимо, физиология оборотня не позволяла полноценно заболеть, но сам процесс борьбы организма протекал мучительно.       Вообще, всё, связанное с его «болезнью», было мучительным. Про себя Люпин называл это «проклятьем». Его прокляли, отрывая от полноценного детства, общения с другими людьми и оставив без будущего. В обществе оборотней не считали за полноценных личностей и принижали, за что и получали агрессию в ответ. Шансов остаться лояльным к обычным людям почти не было, а сбиваться «в стаи» с себе подобными — единственной возможностью выжить. Постоянный страх, что кто-то раскроет страшный секрет, преследовал неустанно. Раскроют и изгонят. Как с места профессора в Хогвартсе. Как на предыдущих работах. Как пытались это сделать все, кто узнавал о нём больше. Ну, почти все…       Встреча с Мародёрами в детстве для Люпина стало неожиданной наградой. Единственным лучиком счастья и надежды, что не давал опускать руки. Друзья поверили ему и даже решили стать анимагами, чтобы в тяжелые для Римуса ночи находиться рядом. Оборотень до сих пор не верил в своё счастье, но… сколько же бед оно принесло?       Бывший учитель Хогвартса никогда никому не признавался в том, что удача подростковых лет дала слишком много ложных надежд. Теперь, даже вопреки любому здравому смыслу, в душе до последнего теплилась наивная детская мечта, что если его приняли однажды, то может быть когда-нибудь Римусу снова повезёт. Как же больно было возвращаться из мира грёз всякий раз, когда этого не происходило! К тому же, из любви и внутреннего чувства долга перед друзьями, он вечно потворствовал Мародёрам в любых их выходках, насколько бы страшными или жестокими они ни были.       Из неприятных мыслей волшебник вынырнул к не менее отталкивающей реальности. Ночь наступала неуклонно и быстро, совершенно не беря во внимание переживания какого-то там человечка. Законам мироздания было безразлично на существование в них оборотня. Восход полной луны скоро произойдёт. Так или иначе.       Римус медленно начал раздеваться, ёжась от холода. Природная педантичность заставляла аккуратно складывать пожитки, что в лесу было бессмысленно. Из животных никто бы не рискнул прикасаться к вещам, от которых пахло оборотнем, но ветру и осадкам такой страх неведом. Тем не менее, маг упорно загибал штаны по видимому только ему шву, пытаясь унять дрожь в теле. Стыдно признаваться даже самому себе, но теперь, кроме холода, её вызывал ещё и страх.       В прошлый раз встреча с себе подобными во времена Первой Магической войны прошла ужасно. Почему профессор Дамблдор решил ещё раз использовать его, для Люпина было совершенно не ясно. К тому же, он не знал, какая именно стая оборотней обитает в лесу и как они его примут. Всё это, тем не менее, меркло в сравнении с тем, что нужно было выяснить: действительно ли Тёмный Лорд возродился или это просто необоснованные опасения.       «Как я должен задать такой вопрос?» — мучил сам себя волшебник. — «Здравствуйте, Вы тут Того-Кого-Нельзя-Называть не видели?!»       Обычно из всех Мародёров именно Люпин был самым серьёзным, но поставленная задача казалась оборотню неразрешимой, что вызывало бурную реакцию и нервозность. Если даже во времена Первой Магической войны его не признали «своим», хотя в ряды Тёмного Лорда набирали оборотней достаточно открыто, то сейчас, когда это, скорее всего, будут скрывать, как самую сокровенную тайну, мага даже близко к ответу не подпустят. Сидя на своих вещах в бесполезных попытках закутаться в штопано-перештопанную мантию, Римусу казалось, что вся вылазка столь же провальная, как и надежда получить хоть каплю тепла в стоящей ноябрьской ночи.       Постепенно тело начало сильно подёргивать. Оборотень слишком хорошо знал, что это значит — больше дрожь не связана с окружающей погодой, трансформация началась. Раньше способность мыслить у него терялась сразу, но с течением времени маг научился выкраивать несколько мгновений, хватающих хотя бы на то, чтобы не сильно рвать одежду. Скинув старую мантию и отпрыгнув от вещей, оборотень бессильно упал на колени, после чего опустил руки на мерзкую вязкую землю и ещё сильнее задрожал всем телом. Боль от разрастающихся костей, а так же от растягивающихся мышц и внутренних органов затмила сознание. Сравнить её было не с чем, так что в какой-то степени быстро наступающая потеря разума расценивалась как благость.       Через пару секунд весь измазанный в грязи с земли поднялся тёмный, слегка пошатывающийся зверь. От обычного волка он отличался разве что чуть более короткой мордой и кисточкой на конце хвоста. Если бы в этот момент кто-то посмотрел ему в глаза, то обнаружил, что зрачки животного меньше и они более человечные. Но никому в мире не пришло бы в голову интересоваться глазами оборотня во время полнолуния.       Тёмный зверь покачиваясь встряхнулся, после чего поднял голову к равнодушному серому небу и громко завыл.

***

      Всё тело болело, покрытое комьями земли вперемешку с ссадинами и синяками. Ничего неожиданного, Римус знал, что всё будет именно так: отвратительный вкус крови во рту, тошнота, слабость и грязь по всему телу. Люпин свернулся калачиком и попытался сконцентрироваться на дыхании.       Он всегда проделывал одни и те же приёмы, когда приходил в сознание: сначала восстанавливал дыхание, прислушивался к себе, и только потом аккуратно поднимался. Самое главное — быстро найти место с вещами. Было ли это единственной положительной стороной ликантропии, но направление Люпин всегда находил безошибочно и достаточно быстро возвращал себе пожитки. Видимо, что-то из того, что он делал в звериной форме, откладывалось в голове, например, путь, по которому ночью перемещался оборотень.       Ощущение того, что что-то не так, пришло не сразу. Когда же маг наконец понял в чём именно проблема, то едва удержался от удивлённого возгласа: он связан. Грубо сплетённые верёвки опутывали Люпина по рукам и ногам, на манер того, как обычно связывали конечности животным. С помощью палочки такие путы ни на секунду бы не задержали волшебника, вот только она осталась лежать рядом с одеждой, надёжно замотанная в рубашку. Сдерживая панику, Римус начал быстро-быстро смотреть по сторонам, пытаясь снова сконцентрироваться на дыхании.       Получалось крайне скверно, если не больше — липкий страх вызывал холодный пот и сковывал надёжнее, чем путы на руках и ногах. Однако, прежде чем пленник начал елозить и подавать видимые признаки жизни, откуда-то со спины донеслось:       — Эй, ты! Проснулся, наконец!       Голос был женский, пренебрежительный и немного хриплый.       — Я к тебе обращаюсь, человеческий отброс! — продолжила меж тем хозяйка голоса. — Хватит притворяться и развернись, когда к тебе обращаются!       Однако, вопреки требованиям, повернуться Люпину самостоятельно не дали; кто-то больно схватил его за плечо и резко перевернул на спину.       — Да что ты с ним нянчишься?! — прорычал в лицо Римусу худощавый мужчина с седыми редкими волосами, которые из-за длины почти касались сальными кончиками бывшего учителя Хогвартса. — Давайте перережем ему горло и дело с концом! От него воняет людьми!       Ответил незнакомцу третий голос, на этот раз снова женский, но принадлежащий кому-то в возрасте. Он раздался откуда-то из-за головы Люпина, отчего тот не мог увидеть его обладательницу.       — Не торопись. Есть вопросы, что требуют ответы. Прирезать успеем.       — Гр-р, — вместо ответа прорычал мужчин, и резко отошёл от пленника, злобно сверкая глазами.       Люпин присмотрелся к обидчику. Со стороны его нельзя было заподозрить в той физической силе, которую он проявил, пока переворачивал Римуса. Он сжал плечо пленника так, что боль даже не сразу проявилась, запоздало донимая уже после того, как пострадавшее место отпустили. Страх пока не давал в полной мере почувствовать все физические проблемы, но то, что на месте захвата у мага будет большой синяк, не стоило и сомневаться.       — Бессмысленный кусок человеческого мяса! Отброс! — завопила первая девушка, тем самым привлекая к себе внимание мага. — Он не расскажет нам ничего важного!       Возраст вопящей практически не читался. Ей в равной степени могло быть двадцать, а могло быть и все сорок. Её маленькое, круглое личико было достаточно миловидным, но гримаса презрения всё портила. Блёклые волосы говорящей шли спутанными волнами, в них виднелись колтуны с застрявшими хвоинками и грязью.       — Расскажет, — как-то слишком расслабленно и с улыбкой, не сулящей ничего хорошего, добавил седоволосый. — Если не любит боль — то расскажет.       — Я бы позволила вам поиграться с нашим гостем, — с неменяющийся интонацией проговорила хозяйка третьего голоса, — ведь это даст ему понять, что мы не мягкотелые людишки, но, Моран, мне не нравится, что в этом будешь участвовать ты. Опять переусердствуешь. Недоволчёнок нужен живым.       — Я буду аккуратен, как будто он мой первый щенок в помёте, — наигранно ласково прошипел тот, кого назвали Мораном, после чего схватил валяющуюся палку на земле, больше похожую на дубинку, и с невероятной нежностью провёл по ней рукой. — Всё будет в лучшем виде, Мэг, не сомневайся.       Вразвалочку Моран подошёл к связанному Римусу, поигрывая импровизированным оружием.       — Что вам от меня нужно? — хрипло спросил Люпин, не сводя глаз с дубинки. — О каких вопросах вы говорили?       — Вопросах? — кровожадно отозвался седоволосый. — Вопросы будут потом, сейчас же мы просто поиграем.       Моран наотмашь ударил беспомощно лежащего пленника, не скрывая удовольствия на лице. Молодая девица довольно взвизгнула, но Римусу было не до этого. Инстинктивно перед ударом он напряг мышцы, отчего пришедшийся на бедро удар стал ещё болезненнее. Так как палка не была гладкой, кора нещадно разодрала кожу, а ушибленные мышцы свело от напряжения и адской боли. Оборотень выгнулся в своих путах, пытаясь хоть как-то облегчить боль и сквозь зубы застонал.       — Что ты за оборотень, раз до сих пор не привык к боли? — покачал головой Моран, стряхивая кровь с палки. — Это мы так недолго играть будем, ведь Мэг потом захочет послушать твой чудесный голосок. Терпи, человеческий выкидыш, а то я буду разочарован.       Следующий ряд ударов пришёлся по всей поверхности тела. Невольно воспользовавшись советом мучителя, Римус попытался не кричать первые минут двадцать, но потом сдался и заорал, пока сознание, наконец, не покинуло оборотня, погрузив его в спасительную тьму.

***

      Меньше всего Северус Снейп ожидал увидеть комнату Майев пустующей. Словно не доверяя собственным глазам, маг осмотрелся по сторонам, стараясь при поворотах не разлить драгоценное содержимое кубка, который он бережно держал двумя руками. В комнате стоял непроглядный мрак, который тут же захватил Северуса, стоило последним зелёным языкам пламени камина погаснуть. В темноте цвет жидкости в чаше нельзя было сразу распознать, но профессор зельеварения прекрасно знал, что его Напиток Живой Смерти идеального нежно-нежно розового цвета. Как только директор Хогвартса приказал его сделать, профессор Снейп тут же взялся за дело, борясь с желанием спросить, откуда Альбус Дамблдор узнал о его идее с Напитком. Точнее, профессор зельеварения догадался, что о ней рассказала Песнь Теней, поэтому его скорее интересовало содержание их разговора. Однако учитель Хогвартса не обольщался; глава школы ничего ему не расскажет. Любопытство раздирало волшебника изнутри всё то время, пока создавался Напиток, а потом ещё и в течение целого вечера. Будучи деканом, профессор Снейп допускал мысль о том, что до отбоя студенты вверенного ему факультета могут зайти, так что покидать кабинет до ночи не планировал. В конце концов, Альбус Дамблдор не говорил, что дело требует срочности, несколько часов ничего не изменят.       В глубине души Северус хотел доказать самому себе, что может потерпеть и возможность снова увидеться с Майев для него не столь уж важна. Волшебник находил любой предлог, чтобы в собственных глазах оттягивать момент новой встречи, какой бы заветной та ни была. Слишком часто он стал захаживать к Песни Теней, чтобы поговорить практически на любую тему, если только та не касалась каких-то тайн директора Хогвартса. Эта привычка — сам факт её появления — пугал профессора зельеварения. Его реакция на «существо» из другого мира казалась Снейпу ненормальной и противоестественной.       Однако, вот он в её комнате, а хозяйки нигде нет, и ворох переживаний тут же нахлынул на волшебника, сметая на своём пути любые другие мысли. Северус тут же забыл, как пообещал самому себе быть хладнокровным и равнодушным. Его эльфийка пропала, а зная нрав Песни Теней, страшная мысль засела в голове и постепенно захватила всё сознание — Майев могла уйти. Тихо, быстро, ни с кем не попрощавшись и ни о ком не переживая. Странница другого мира попросту пойдёт дальше по своему неимоверно долгому жизненному пути, не обращая внимание на живущих в этом мире. Для неё все их разговоры, которые стали такой важной частью жизни Северуса Снейпа, не более чем мимолётный блик на воде. Его сердце может быть разбито. Снова.       Последняя мысль резко встряхнула мага и вернула в реальность. Одёргивая самого себя и внезапно заползшую в голову дурь, профессор зельеварения внимательнее присмотрелся к комнате, в которой находился. В углу ещё более чёрным пятном, чем окружающая темень, лежал осквернённый доспех эльфийки, а удивительные клинки Иллидана мерцали зеленоватым огнём. Каким же нужно было быть ослом, чтобы не увидеть огромное проклятое оружие, размером почти с рост взрослого мужчины?! Снейп мысленно встряхнулся и покачал головой. Хладнокровие и трезвый ум спасали его в ситуациях гораздо страшнее, чем эта, так что не стоит ни при каких обстоятельствах терять разум! Он же не какой-нибудь студент пятого курса, чтобы сходить с ума от…       Додумывать свою же мысль Северус не решился, а принялся с ещё большим рвением рассуждать на тему, куда бы могла деться Майев. Очевидно, что драгоценные для эльфийки предметы она бы ни за что не оставила, так что её отсутствие временное. В кабинет профессора зельеварения Песнь Теней не перемещалась, ведь именно через него Снейп попал сюда. Осталось лишь одно место — ей зачем-то понадобился директор Хогвартса, а значит, всё в порядке и она скоро вернётся. Элементарные умозаключения, на которые, в лучшем случае, потребовались бы мгновенья, сейчас посетили мага лишь после усиленной умственной работы. Недопустимая и позорная оплошность!       Снейп поставил кубок на стол, сел на ближайший стул и выдохнул. При эльфийке он ни разу не садился; данное наблюдение заставило уголки рта слегка изогнуться. При Майев Северус всегда был собран и сдержан даже больше, чем под пристальным взглядом директора Хогвартса в первые годы своей работы.       В ожидании Стражницы маг наколдовал свет и осмотрелся. Жилым помещением ей служил бывший класс, который профессор Флитвик, преподающий Заклинания, использовал под своеобразный полигон для старшекурсников. Хитростью Альбуса Дамблдора тот стал не то комнатой, не то тюрьмой. Казалось, его нынешняя обладательница не сильно переживала о таком понятие как уют, потому что кроме доспехов, оружия врага и книг, что сам Северус приносил ей для чтения, комната совершенно не изменилась. Единственное, что хоть как-то указывало на то, что помещение обитаемо, была смятая и неубранная постель. Педантичный Снейп не раз отмечал про себя, что несмотря на очевидную дисциплину и некоторую чопорность в суждениях, суровая воительница никогда не заправляла кровать. Подобная деталь немного не укладывалась в её образ. Может, Песнь Теней считает это тратой времени, а может от скуки частенько ею пользуется, но так или иначе, одеяло снова оказалось смято и больше походило на громадную глизень, а простыня исполосована складками. Подавляя в себе нездоровое, по его мнению, желание сесть на кровать и проверить её мягкость, Северус Снейп взял первую попавшуюся под руки книгу. Ею оказался учебник магловедение за четвёртый курс. Наполовину магл, — хоть он и пытался забыть и похоронить в себе эту сторону прошлого, — Снейп считал предмет совершенно бессмысленным. В юные годы Северус презирал в себе немагическую кровь и считал опасным для ученика Слизерина заниматься данной дисциплиной. В более позднем возрасте профессор зельеварения пришёл к выводу, что маглов в Хогвартсе достаточно, чтобы непосредственно у них узнать правду, чем полагаться на странные небылицы в учебнике. Может поэтому некоторые чистокровные волшебники так странно себя вели в магловском мире — слишком верили фактам из школьного курса.       Спустя какое-то время чтиво окончательно перестало справляться с волнением профессора Снейпа. Песни Теней долго не было, неужели у неё с директором Хогвартса какой-то особенно тяжелый разговор? После побега Иллидана Стражница всё никак не могла простить Альбусу Дамблдору прямого в нём участия. Сам Северус был бы рад, если бы проклятый демон наконец получил по заслугам. Однако противопоставить логике и авторитету директору Хогвартса он мало что мог, хоть душой и телом был полностью на стороне бывшей тюремщицы Ярости Бури.       Когда по ощущениям волшебника прошло больше часа, и он уже подумывал о том, чтобы направиться в кабинет директора Хогвартса, дверь комнаты как будто открылась. В ночное время далеко не все коридоры замка хорошо освещались, а петли на дверях были магическими, поэтому никакой полоски света или сильного скрипа не последовало. Лёгкое дуновение воздуха и чуть меньшее сгущение мрака вокруг на короткий миг — вот и всё, что успел уловить человеческий глаз. Не вполне доверяя ощущениям, Снейп встал со стула и направил палочку со светящимся кончиком в сторону выхода. Её тут же выбили из рук, а самого Северуса с силой толкнули. Через секунду маг понял, что оказался на кровати Майев, но прежде чем он успел проникнуться моментом, нападавший неудобно сел на него сверху, передней стороной голени надавливая на грудь и не давая полноценно дышать. Его руки оказались заведены над головой и крепко схвачены. Попытки освободиться ни к чему не привели; сила создания, набросившегося на профессора Хогвартса, оказалась колоссальна. По ощущениям, из-под стального пресса и то выбраться проще.       — Раз ты видишь, что в комнате никого нет, разве не логичнее уйти? — голос Песни Теней раздался прямо над лицом Снейпа и не предвещал ничего хорошего. — Надеюсь, тебе хватило ума не трогать мои вещи?       Северус всегда подозревал, что бывшая тюремщица Иллидана гораздо сильнее обычного человека, но всё же проявление подобной физической силы поражало. О ней можно было бы догадаться ещё тогда, когда Майев демонстрировала нереальные скорость и ловкость в своём глухом латном доспехе. Иллидан называл эльфийку «маленькой тюремщицей», что в равной степени могло относится как к его наигранному пренебрежению к её должности, так и к росту среди соплеменников. Если Песнь Теней так сильна, то какая же мощь должна таиться в жутких демонических мышцах проклятого эльфа, фиолетовыми буграми перекатывающимися под его зелёными светящимися татуировками?       — Ты, вроде, и сам не рад незваным гостям в своей комнате, так почему поступаешь так же? — снова прошипела командир Стражей.       — Хочешь ответы — слезь, — шёпот у Северуса получился вынужденный из-за недостатка воздуха. — Мне нечем дышать, ты давишь на грудь.       Какое-то время ничего не менялось, но вот Майев зашевелилась, соизволив сползти с человека и пересев ниже. Она опустила ногу с другой стороны от мага, отчего он оказался в плену её бёдер. Всё ещё не отпуская его руки, Песнь Теней вдруг как-то озорно фыркнула и сделала то, к чему даже многолетняя практика равнодушия Северуса Снейпа оказалась не готова. Майев игриво повиляла бёдрами, совершенно недвусмысленно потеревшись о мага ниже пояса. Тот чуть не поперхнулся, а снова получаемого полной грудью воздуха вдруг стало резко не хватать.       — Тебе нужна девушка. Найди её или наколдуй, — голос из темноты был всё таким же холодным и даже насмешливым, пусть из него и пропали нотки возмущения. — Ты реагируешь уже на представительницу другого вида. Это ненормально.       Песнь Теней резко вскочила и растворилась во мраке комнаты.       Буря эмоций и физических ощущений захлестнула Снейпа, но сумасшедшее волнение позволило придумать ответ даже быстрее, чем он сам успел его осознать.       — Хочешь помочь мне в этом? — как можно более буднично и чопорно уточнил Северус, словно они с Майев разговаривали о погоде или прошлогоднем матче по квиддичу, а не о том, что вызывало ураган в голове и тяжесть в паху.       — С человеком? Пф-ф!.. — надменность в тоне командира Стражей резанула чувства сильнее, чем если бы она физически попыталась ранить Снейпа своим страшным дисковидным оружием. — Я не настолько себя не ценю, чтобы падать до такого! Человек… Ха!.. Да, проще тогда уж с…       Внезапно Песнь Теней резко осеклась и послышался её резкий вздох, после чего темнота смолкла.       — Вокруг много молодых девушек. Найди себе кого-нибудь, — спокойно произнесла Майев, словно она и не прерывала разговора, — твоего статуса должно хватить.       — Ты про студенток?! С ума сошла?! — шикнул Снейп, ещё более обескураженный предложением Песни Теней, чем даже её поведением до этого. — Совсем не понимаешь, о чём говоришь?!       Маг неловко поднялся с кровати, стараясь мысленно успокоиться и привести в порядок бешено скачущие мысли.       — А что такого? — голос Стражницы звучал всё так же буднично и равнодушно. — Они молодые и им это интересно, а тебе нужно для здоровья. Когда хочется есть, ты же просто достанешь себе еды, не так ли? И, скорее всего, воспользуешься той, что будет поблизости.       — Я не желаю больше выслушивать твои глупые комментарии на тему моей личной жизни, — фраза вышла гораздо более наполненная обидой, чем профессор зельеварения планировал.       Те высокомерие и пренебрежение, какие продемонстрировала Майев, как-то резко отрезвили мага, оставляя во рту чувство горечи. Он и сам понимал, что его мысли странные и безумные, но получить такую унизительную оценку из уст той, кто была причиной всех волнений, оказалось невероятно оскорбительно. Чувство поруганной гордости даже пересилило физическое влечение, и вскоре кроме кипящей злобы в душе Снейпа больше ничего не осталось. Много лет учитель Хогвартса притворялся и носил на лице непроницаемую маску равнодушия. Потребовалось лишь ещё одно мгновение, полное внутренней боли, и вот уже Северус Снейп снова стал самим собой, мастерски пряча бурю за холодностью и отчуждённостью.       — Меня прислал профессор Дамблдор, просил передать это, — учитель Хогвартса наугад ткнул в темноту, где по его ощущениям должен стоять стол с кубком на нём. — Просил как можно скорее принести тебе Напиток Живой Смерти. Думаю, для начала одного глотка должно хватить.       Прежде чем Майев успела что-либо ответить или сделать, волшебник вскочил и резко направился в сторону камина. Когда его руки коснулись каменной кладки, в спину прилетел вопрос:       — Тебя что-то задело в моих словах?       Песнь Теней звучала искренне заинтересованной, как будто она действительно не понимала, что произошло и как сильно она обидела собеседника. Такая наивность лишь больнее кольнула мага.       — Нет, — резко ответил учитель Хогвартса, пригибая голову, чтобы не удариться о камень.       — Насколько не обиделся, что даже о своей палочке забыл?       Руки Северуса резко похолодели. Забыть о своей волшебной палочке… Самым жутким кошмаром для мага была потеря палочки, но вот он сам чуть без неё не ушёл. Спустя столько лет такая чудовищная ошибка! Всё из-за проклятой эльфийки!       Снейп резко развернулся и беспомощно оглядел тёмный пол. Куда она упала? Профессор зельеварения не помнил звука падающего дерева, упустив момент из-за сильного волнения. Близоруко шарить руками во тьме перед Майев было стыдно. Она обязательно наиболее колко прокомментирует увиденное, а к новому удару по самолюбию Северус был не готов.       Лихорадочную скачку мыслей прервала хозяйка комнаты:       — Так она тебе нужна или нет? — саркастичность фразы меркла перед тем, как тут же в грудь волшебнику уткнулся кончик его волшебной палочки.       Могут ли эльфы пользоваться волшебными палочками? Если Майев сейчас произнесёт какое-нибудь заклинание, которое могло ей попасться в той стопке книг, что она читала всё это время, сработает ли оно? Нанесёт ли собственная палочка ему вред? Получится ли у Песни Теней хоть какое-нибудь заклинание с первого раза без практики и какое она предпочтёт на нём попробовать?       Бешеным галопом мысли одна за другой промелькнули в голове мага, пока он не поддался порыву и не попытался схватить палочку. Реакции человека не хватило — эльфийка легко отдёрнула её в последний момент и наградила незадачливого ловца надменным смешком.       — Если бы это был бой, я бы успела тебя убить семь раз, пока ты тянулся за ней, — Стражница была всё также немилосердна с гостем. — Вам крупно повезло, что в вашем мире нет врагов, которые есть у нас.       — Отдай, — холодно потребовал профессор Снейп тоном, которым разговаривал с самыми нелюбимыми студентами.       — Интересно, если я произнесу заклинание, оно сработает? — озвучила один из мысленных вопросов Серевуса Майев, проигнорировав его выпад. — Кстати, в моём мире тоже есть волшебные палочки, правда они называются магическими жезлами, но смысл от этого не меняется.       — Отдай палочку, — процедил профессор зельеварения сквозь зубы.       — Я получила её в бою, по сути, она — мой трофей, — промурлыкала темнота голосом Песни Теней. — Никогда не наставляй на меня оружие: тем самым ты становишься моим врагом, а с ними у меня разговор короткий.       — Ярость Бури твой враг, кажется, — не удержался маг от ехидного замечания, — но с ним ты разговариваешь уже десять тысяч лет.       — Он не мой враг, — неожиданно спокойно ответила эльфийка. — Иллидан — мой узник. Мой долг. Моя ответственность. Моя ошибка. Понимаешь?       Северус Снейп не понимал. Ему казалось, что настигнуть проклятого демона и убить — задача, с которой Майев пришла в этот мир. Когда Ярость Бури оказался схвачен, Песнь Теней даже не пыталась его прикончить, а предпочла сковать. Тогда волшебник посчитал, что она не сделала это для того, чтобы в своём мире устроить демонстративную казнь. Слова, что он сейчас услышал от Стражницы, были неожиданными и неясными.       — Я берегла его десять тысяч лет, — словно говоря сама с собой, продолжила воительница. — Я видела его самые низкие падения и глубины отчаянья. Мне пришлось дорого заплатить, чтобы его разум не погряз в безумие; гораздо дороже, чем он заслуживает, но… пока он жив и гуляет на свободе, я должна схватить его и передать под стражу. Живого и невредимого. Ну… почти невредимого.       С последней фразой Майев снова стала сама собой, серьёзный тон пропал, сменившись привычным пренебрежением. Она опять ткнула в грудь мага его же палочкой, но на этот раз обратной стороной и не попыталась её отдёрнуть, когда тот решился схватить заветный предмет.       — Передай архимагу, чтобы не приходил ко мне, пока действует твоё зелье, — из темноты раздался звук двигаемой чаши о поверхность стола. — У меня нет никакого желания спать в комнате, пока по ней могут гулять странные люди с планами, не включающими мою безопасность.       Снейп ничего не ответил, лишь крепче сжал палочку в руке и решительно шагнул в камин, чтобы через секунду исчезнуть из комнаты, поглощённый зелёным пламенем.