Демон. Внутри и снаружи.

      От услышанного за спиной голоса по позвоночнику Майев пробежали мурашки. Секундное замешательство сменилось резкой паникой. Тысячи лет командир Стражей реагировала на самые неожиданные и внезапные события, была готова увернуться от почти любых магических или физических выпадов, но именно в это мгновение её словно сковала невидимая сила.       До чуткого слуха донеслись звуки шлепающих по каменному полу босых ног, а за спиной стало ощущаться чьё-то тепло. Песнь Теней, не дожидаясь последующих событий, попыталась резко дёрнуться, в надежде оказаться от противника подальше, но тело не сдвинулось с места. Как и в прошлом кошмаре, вызванным Предателем, незримое воздействие довлело над ней, не позволяя даже шелохнуть пальцем. Из-за силы воли оппонента Майев смогла лишь бешено стрелять по сторонам глазами и жадно втягивать носом воздух.       Ощущение тепла стало сильнее. Около правого уха раздался тихий томный голос:       — Я так соскучился.       Песнь Теней ещё раз безуспешно дёрнулась всем телом, чем вызвала лишь лёгкий смешок мучителя.       — Ты такая напряжённая, — продолжал пугающего ласково нашёптывать голос прямо в ухо, щекоча дыханием, — такая уставшая. Разве можно было себя доводить до такого состояния? Твой разум совершенно ослаб… и поэтому я здесь.       Нервное напряжение вместе с ужасом пробежали по позвоночнику Стражницы, однако ей оставалось лишь чуть заметно дрожать из-за сковывающей силы противника.       — Расслабься, — в наигранно-заботливом тоне мучителя явно звучала издёвка.       Сильные мужские руки опустились на плечи эльфийки, проминая напряжённые мышцы. Из-за того, что следовать совету Майев планировала в последнюю очередь, массирующие движения вызывали жуткую сводящую боль в натянутых, как стальные тросы, мышцах. Однако даже в этом случае командир Стражей смогла лишь слегка скривиться и зашипеть, скрипнув зубами.       — Тебе не нравится? Какая жалость, — снова наигранно посетовал собеседник. — Хочешь, я буду нежнее?       Мужская рука постепенно стала двигаться от плечевого сустава эльфийки ниже к предплечью, из-за чего, наконец, попала в поле зрения. Майев чересчур пристально начала в неё всматриваться, не до конца отдавая себе отчёт в том, почему она это делает. Фантазия нарисовала привычные когти и татуировки, поэтому увиденное не сразу смогло пробиться в сознание. Лишь спустя какое-то время новая волна неясного беспокойства захлестнула Песнь Теней, заставляя поперхнуться воздухом.       Рука была обычная.       Без столь привычных зелёных татуировок и слегка гипертрофированных демонических мышц она пугала отчего-то сильнее, как если бы на ней оставались всё те же привычные чёрные когти и шершавая на вид кожа, больше напоминающая шкуру акулы.       Майев нервно сглотнула, растерявшись ещё сильнее.       — Я так давно тебя не видел, — мучитель резко перепрыгнул через борт ванной, поднимая миллионы брызг и разливая литры воды на пол.       Жрица Элуны невольно зажмурилась, спасая глаза от капель, но потом поняла, что не хочет их открывать.       — Посмотри на меня, — тёплая ладонь коснулась её лица, нежно поглаживая большим пальцем щёку.       Майев лишь сильнее зажмурилась и постаралась отдёрнуть лицо, чтобы избавиться от ненавистного прикосновения. Попытка снова не увенчалась успехом, закончившись едва заметным движением головы. Лёгкий смешок пробился сквозь звук затихающего волнения воды в ванне.       — Посмотри мне в глаза.       Повинуясь силе противника, веки Песни Теней против её воли резко распахнулись.       Давным-давно, далёкие десять тысяч лет назад, во времена, которые позже назовут «Войной Древних», Майев не довелось особенно часто пересекаться с Иллиданом. До его предательства и ухода к Легиону она лишь краем уха слышала о маге с золотыми глазами, которого курировал сам Кур’талос Гребень Ворона. Тогда на фронте у неё было полно других забот, ведь она была одной из самых опытных в военном деле сестёр Элуны, поэтому практически всегда была где-то в боях, управляя действиями жриц на передовой. Зато после пленения Ярости Бури командиру Стражей сотни и тысячи раз приходилось смотреть в провалы зелёных огней, не утруждая себя воспоминаниями о том, каким эльф был когда-то. Конечно, ей довелось много общаться с братом-близнецом Иллидана, но у Малфуриона на тот момент был совершенно другой цвет глаз, да и с течением времени колоссальные внешние изменения Верховного друида совершенно вытеснили их с братом молодой образ.       Ни разу в жизни она не боялась жутких очей бывшего узника, бесстрашно смотря в зелёное пламя. Когда другие Стражи испугались его демонического преображения, Майев лишь высокомерно фыркнула, но к тому, что она увидела сейчас, оказалась совершенно не готова. Золотые миндалевидные глаза смотрели на неё перед собой внимательно и слегка насмешливо. Видеть их, спустя столько веков, было странно, непривычно и как-то неправильно.       «Это невозможно!» — мысленно закричала Майев, не в силах пошевелить губами.       Без привычной повязки Ярость Бури казался нереальным. Ласкающая щёку рука передвинулась на затылок, тем самым придвигая её лицо ещё ближе. Только сейчас Песнь Теней поняла, что, как и она сама, Ярость Бури полностью раздет, отчего неясный стыд и волнение на мгновение перебили все другие мысли. Стражница невольно порадовалась тому, что одеревеневшие ноги всё ещё поджаты, а значит хоть немного прикрывают тело.       Выражение лица Иллидана вдруг резко изменилось. Словно прочтя мысли жертвы, он коварно хмыкнул и сощурил снова целые глаза, не предвещая их блеском ничего хорошего. Ярость Бури положил свободную руку на коленку Песни Теней, погладил её, а после раздвинул ей ноги по очереди с лёгкостью, как если бы она сама это сделала. Хищный взгляд беззастенчиво пробежался по обнажённому телу.       «Нет! Не смотри на меня!» — мысленно заорала Майев, содрогаясь от ужаса и стыда.       — Почему ты дрожишь? — притворно посочувствовал Иллидан, даже не пытаясь скрывать то, что смотрит только на её грудь. — Может, мне стоит тебя согреть?       Бесстыдным жестом он схватил Стражницу за ягодицу и потянул под себя, тем самым глубже погружая в воду. Возвышаясь над добычей, Ярость Бури прижался к её телу, впитывая столь неожиданное и приятное чужое тепло. Сияющие холодные глаза были полны страха, что лишь стимулировало желание.       — Кажется, в прошлый раз ты не хотела, чтобы я прикасался к тебе, и даже назвала демоническим выродком, — сощурил золотые глаза Иллидан. — Говорила, что нет такого калдорай, у которого огненные татуировки и глаза. Что же тебя пугает сейчас? Неужели, я тебе не нравлюсь?       Самовлюбленный тон и движения Иллидана вызывали в Майев острое желание выплюнуть ответ прямо в преобразившееся лицо. Однако, вопреки её собственным ожиданиям, «нет» застряло где-то на кончике языка. По меркам калдорай внешность близнецов Ярость Бури не считалась красивой или утончённой, но в подаче Иллидана было что-то невероятно притягательное. С самого детства из-за цвета глаз он привлекал всеобщее внимание и с удовольствием купался в нём. Он любил и умел увлекать за собой, что проявлялась даже после побега из клети Стражей, когда яркая внешность сменилась незабываемым образом Предателя. Однако, после прямого вопроса, Стражница поняла, что мужественные черты лица Иллидана её скорее привлекают.       «Это очередная уловка!» — снова одёрнула саму себя жрица. — «Элуна, молю тебя, помоги!»       — О, нет, Майев! — неожиданно зло шикнул Иллидан. — Никаких демонов, никаких богов! Только ты и я!       Рука на затылке Майев больно дёрнула волосы, заставляя её смотреть прямо в глаза мучителю. Казалось, что немного безумным взглядом Ярость Бури хотел заставить Песнь Теней сконцентрироваться только на нём, отрезая от остального мира. Так же неожиданно, как их дёрнул, он вдруг стал нежно гладить пряди жертвы, удобнее устраиваясь у неё между ног, тем самым создавая всё более пугающую для жрицы ситуацию.       Золотые глаза вдруг озорно блеснули:       — Почему ты сопротивляешься?       Неожиданность вопроса ввела Песнь Теней в такое недоумение, что на мгновение перебило испуг от ещё более близкого контакта с мужским телом.       «Почему я сопротивляюсь насилию?» — если бы могла, Майев выпалила вопрос, но сила соперника всё не отпускала.       Однако и на этот раз Иллидан услышал немой крик, отчего хмыкнул и приблизил лицо, едва уловимо потираясь своей щекой об её.       — В этом поганом пустом мире у нас есть только мы. Как ты не понимаешь? — странная смена настроения Ярости Бури мешала сосредоточиться на страхе и разоружала; в тот момент его можно было назвать нежным. — Все эти люди… они скоро умрут. Затем их дети… потом дети их детей. Рано или поздно, останемся только мы. Ты и я, без помощи богов и демонов. Наша связь лишь крепнет, а мир вокруг всё больше и больше отворачивается. Мы нужны друг другу. Ты и я. Только ты и я. Неужели ты не чувствуешь?       Тепло чужого тела убаюкивало, а спокойный голос заставлял задумываться о том, с чем Песнь Теней ни за что не хотела бы мириться. Тот день, когда она проиграет бывшему узнику, должен стать для неё последним, чтобы потом не переживать последствия поражения. Десять тысяч лет противостоять Ярости Бури было для неё так же естественно, как дышать. Это слишком долго. Она даже уже не понимала, как может быть иначе. Неожиданное обстоятельство, из-за которого именно с ним Майев связывала судьба, было в равной степени унизительно и противоестественно.       Вместе с подобными рассуждениями где-то на самом краюшке сознания затрепетала предательская мысль: «Что, если он прав?». Уже несколько месяцев подряд Стражница заперта в проклятой комнате, без возможности спокойно её покинуть. Что будет дальше? Она продолжит бесцельное пустое существование в ожидании… чего?       Иллидан вынул руку из воды и аккуратно отцепил пальцы Майев, изо всех сил сжимавшие борт ванны, чтобы переложить её ладонь себе на спину. Казалось, что ощущения Ярости Бури, которые Песнь Теней пыталась топить в себе, через тепло его кожи стали проникать ещё сильнее. Чем ближе был Иллидан, тем больше Майев беспомощно растворялась в нём. Золотые глаза снова оказались напротив, чтобы вытеснить собой всё остальное. Блуждающая улыбка и выражение лица эльфа наполнились каким-то детским коварством, как у шаловливого ребёнка перед выходкой.       — Скажи, Майев, сейчас я тебе всё так же противен? — если и был способ быстро увести жрицу от ощущения страха и беспомощности, то это был он.       Как могла, Песнь Теней пыталась с помощью воспоминаний дорисовать нависшему над ней эльфу рога и огромные кожаные крылья за спиной. Веками она видела только перебинтованное лицо, но сейчас не могла вспомнить искажённую внешность. Золотые глаза завораживали, хоть и пугали больше горящих зелёным огнём глазниц. Казалось, если она прямо сейчас потеряет связь с его реальной внешность, то произойдёт что-то непоправимое. Ей нужны были всё пренебрежение и презрение, веками копившиеся в душе, без которых производимое насилие начинало терять оттенок принуждения.       «Я этого не хочу», — напомнила самой себе командир Стражей, цепляясь за мысль что есть силы.       — «Не хочешь»? — довольно заметил бывший узник Песни Теней, всё так же сбивая соперницу столку. — Кажется, это уже не столь категорично, в сравнении с: «Не смей прикасаться ко мне!», не находишь?       Словно это был последний аргумент в его пользу, Иллидан аккуратно прикоснулся к губам Майев своими. Это был даже не поцелуй, настолько касание вышло невесомым и быстрым. Не ощутив презрения и агрессии эльфийки, а получив скорее недоумение и растерянность, он удовлетворённо хмыкнул и поцеловал Песнь Теней по-настоящему.       Вместо вкуса губ Иллидана, Майев неожиданно увлекла слабая уверенность, что она может частично управлять телом. Словно минутная увлечённость Ярости Бури ненамеренно ослабила сковывающую эльфийку силу.       Дёрнув головой, Стражница разорвала поцелуй и с нескрываемым злорадством уточнила:       — А как же Тиранда?       Иллидан посмотрел ей в глаза, полный разочарования и нервозности.       — Как же твоя вечная любовь? — продолжила с сарказмом Песнь Теней. — «Только ты и я». «Только мы». Какие странные слова для того, кто сотню веков бредил о другой.       Ярость Бури снова недовольно ухмыльнулся, не скрывая подступающее раздражение:       — Зачем говорить об этом сейчас? Допустим, десять тысяч лет моё сердце было с ней, но это не твоё дело, во-первых; а во-вторых, теперь мне нужна не она. В разное время нужны разные идеалы. Так же, как и вы с ней — совершенно разные.       Он снова попытался поцеловать Песнь Теней, но она лишь коварнее улыбнулась.       — Здесь ты ошибаешься, Иллидан, — почти касаясь его губ, прошептала Майев, — кое в чём мы с Тирандой очень похожи… Я бы тоже выбрала Малфуриона.       Золотые глаза вмиг вспыхнули, словно снова стали зелёным пламенем, и злобно сощурились. Ярость Бури замер, как хищник, который крался к добыче, а потом резко остановился, когда его ничего не подозревающая жертва подняла голову от травы и начала осматриваться. Восприняв его заминку за добрый знак, Песнь Теней решила продолжать во чтобы то ни стало.       — Рядом с ним так спокойно, так надёжно, — почти мурлыкала жрица Элуны. — Это ты долгие тысячелетия сидел в каменном мешке, а я жила, Иллидан. Решала проблемы, не только свои, но и чужие; переживала, менялась, теряла и находила. Мне часто доводилось общаться с твоим братом. И мне это нравилось, Иллидан. После разговоров с тобой всегда хотелось помыться, столько грязи ты выливал. Малфурион ни разу не позволил себе хотя бы одного грубого слова в мою сторону. И, представь себе, я тоже никогда не хотела его унизить или оскорбить. Понимаю, для тебя это звучит дико, что два взрослых эльфа могут общаться с полным взаимным уважением. Ты же не мог иначе, даже когда я пыталась поговорить с тобой нормально.       После каждой брошенной Майев фразы, Иллидан напрягался всё больше и больше. В груди что-то неприятно потянуло, а навечно потерянные глаза защипало. Он неотрывно смотрел во всё более загорающийся взгляд своей бывшей тюремщицы, как будто принимал наказание.       — Он никогда не ноет, не разбрасывается словами, не кричит на каждом углу о том, как его все бросили и никто не понял. Он думает о тех, о ком заботится, не размениваясь их жизнями во имя таинственного светлого будущего, стараясь сделать прекраснее настоящее, — продолжала наступать командир Стражей, даже не заметив, что ее руки уже могут двигаться и прикрыть, наконец, обнаженную грудь. — Рядом с ним хочется прожить вечность, когда ты интересен лишь на один жаркий день и не более. Его цели не оправдывают самые безумные средства, а поведение красноречивее любых слов. Ты лишь его бледная, завистливая тень.       Ярость Бури недовольно скрипнул зубами, что вызвало у противницы лишь приступ хохота.       — А знаешь, что самое смешное, Иллидан? Ты мог бы получить всё, чего бы ни захотел. Твой Источник, он… прекрасен! Вот только ты не понял одного — он был не в том месте и не в то время. Вокруг бушевала стихия, мы еле-еле пережили войну, что должна была стереть весь наш мир в порошок. Запасов пресной воды почти не было, ведь Источник Вечности разрушал земли и наполнял морской водой всё пространство, а ты наводнил магией единственное уцелевшее озеро! Четыре месяца мы не могли найти новый источник пресной воды. Знаешь, сколько братьев и сестёр мы потеряли тогда, вынужденные своими руками убивать их, чтобы спасти от мук?! Мы пережили нашествие Легиона, но всё равно умирали. Из-за твоей прихоти! Видит Элуна, твоё поведение и до этого не всех радовало; самоуверенностью и эгоизмом ты многих от себя отпугнул, но гибель тех эльфов — лишь твоих рук дело, а потому стало последней каплей! Ты мог спросить; мог подождать. Пару месяцев никого бы не убили. Уже через год ты стал бы великим героем нашего народа, вернувшим нам магию и веру в собственные силы. Да, сначала все ненавидели магов, но без Источника мы бы очень быстро поняли, как несчастны. Ты даровал бы долгожданное спокойствие, затмил славой все прошлые подвиги брата, а распрекрасная Тиранда бросилась бы в твои объятья, ведь, что уж тут таить, их отношения с Малфурионом нельзя назвать счастливыми. Всего-то стоило лишь на секунду представить, что не ты один во всём мире умён и великолепен, а рядом есть другие, кто может оказаться мудрее. Твои гордыня и самовлюбленность посадили тебя за решётку, а не брат с его подругой. Не я охраняла твою клеть все эти годы, а боль нашего народа изгнала тебя и не желала принимать обратно. Даже когда тебя выпустили, ты тут же поддался искушению и разменял саму свою суть ради быстрого и лёгкого величия, без остатка отдаваясь Скверне черепа Гул'Дана. Ты просто жалок, Иллидан. Слаб, глуп и эгоистичен. Ты противен мне. Убирайся прочь. Вон!       Песнь Теней выдохнула и попыталась прикрыться, но неожиданно сила оппонента навалилась на неё с новой силой и вжала в медную стенку ванны. Иллидан, секунду назад напряжённый и злой, внезапно слабо рассмеялся и расслабился под недоумённым взглядом Стражницы.       — Десять тысяч лет, Майев, — криво улыбнулся он, почти нежно потерев рукой её щёку, — я знаю тебя десять тысяч лет. Большую часть времени ты делала что-то такое: словами пыталась разорвать остатки моей души в клочья. Знаешь ли… я привык. Более того, я ожидал чего-то такого. Кстати, на чём мы остановились?       Словно наказывая выплёвывающие оскорбления губы эльфийки, он впился в них, двигаясь грубо и властно. Физическое желание Иллидана захлестнуло Майев, словно оно было её собственным. Ярость Бури обхватил талию партнёрши и резко прижал её к себе. Он всё настойчивее гладил и ласкал её тело, безжалостно сминал сопротивление собственной страстью и наслаждался заветным теплом. Как такового физического контакта не было, эльфы находились за километры друг от друга, но именно таким способом Иллидан предпочёл одурманить сознание противницы. Он передавал своё желание, чтобы одновременно и воплотить его, и получить над Майев контроль. Если она хотя бы на миг воспримет его страсть как свою собственную, пути назад у неё не останется. Он вернул на спину её руку, убранную во время обличительной тирады, всё больше запутывая соперницу, насаждая физическими ощущениями собственное желание.       Мир Майев закружился, после чего резкой острой болью сначала в голове, а потом и во всём теле пронёсся импульс. Сила Отмщения, запертая волей противника, резко сорвалась с надетой на неё цели и попыталась вернуть жрицу обратно в реальный мир, спасая от надвигающихся перемен. Из-за силы Богини чужая страсть стала такой болезненной, что Песнь Теней не то застонала, не то зашипела от наполнивших ощущений. Её бедра сжали тело мужчины одновременно и не пуская его дальше, и не давая отодвинуться от себя, а рука на спине почти до крови впилась в снова уязвимую кожу. Иллидан недовольно шикнул и оторвался от заветных губ, после чего резко выругался, заметив столь ненавистный голубой свет её глаз, характерный для силы Богини. Майев резко и глубоко задышала, пытаясь в какофонии жутких и приятных ощущений найти себя, а не отсветы раздиравших душу сущностей.       Злая усмешка воцарилась на лице бывшего узника. Игнорируя боль от ногтей на спине, Иллидан снова впился в губы жертвы, не желая проигрывать неожиданному противнику. От былой нежности ничего не осталось. Каждая секунда пребывания Майев во сне могла стать для неё катастрофической, а для него победной. Повинуясь слабому порыву, Стражнице удалось второй рукой упереться ему в грудь, неосознанно пытаясь отодвинуть от себя, но силы почти не было, поэтому Ярость Бури не обратил на протест особого внимания.       Он привык к боли. Надо лишь немного потерпеть. Спустя столько веков он выиграет. Она будет его.       Прервав поцелуй, чтобы отдышаться, Иллидан снова остервенело начал блуждать губами по шее и мочке уха эльфийки. Она мучительно застонала, но Ярость Бури ни на секунду не поддался жалости. Ему нужно сделать больше, чем просто поцелуи, чтобы его болезненно жалящая Стражницу страсть преодолела Отмщение. От нестерпимых ощущений Песнь Теней забилась в его руках словно в лихорадке. Сила Богини не церемонилась с существом жрицы, в равной степени противопоставляясь захватывающей власти Ярости Бури. Два огня сжигали её заживо.       — А-а! Хватит! — Майев не была уверена, кому она это кричит.       Она молила прекратить их обоих. Жрица не могла представить, что когда-нибудь Отмщение будет не её опекой и защитой, а истязателем, в то время как ненавистный Предатель станет желанным любовником. Ей хотелось остановить боль и надругательство над самим её существом. Корёжась и сходя с ума, она зациклилась на одной мысли, чтобы всё это прекратилось уже хоть как-нибудь. Пусть даже смертью, но наконец кончилось. К физической боли командир Стражей привыкла в равной степени, что и её бывший узник, но магия крови и сила Богини, столкнувшиеся в ней, разрывали на части и вызывали агонию.       Беспомощные стоны лишь разжигали болезненное самолюбие, веками терзаемое надменной эльфийкой. Да, там, во тьме его клети, Иллидан скорее бы сжёг огнём Скверны самого себя, но не прикоснулся бы к тюремщице с такой целью, но сейчас их близость вызывала ненормальный и злой восторг. Он хотел прямо сейчас крикнуть ей в лицо, что теперь она будет только его, но Ярость Бури лишь довольно оскалился, после чего снова вернул одну из рук на женское бедро, чтобы прижаться к трясущемуся телу плотнее.       Она заслужила и его жгучую страсть, и эту нестерпимо терзающую боль.       Вместе с удовольствием на Ярость Бури обрушились агония и ужас Песни Теней. Усиление уз крови работало в равной степени на обоих. Пока эльфийка погружалась в его похоть, на него нахлынули её муки. Боль возбуждённых частей тела стала столь острой, что Иллидану пришлось резко оторваться от Майев, чтобы ей дать возможность не задохнуться, а себе передышку от шоковых ощущений. Противореча ожиданиям, жрица тут же дёрнулась в его сторону. Она сильно прижалась к эльфу, словно его близость могла спасти от гнева Отмщения. Вряд ли сама Майев отдавала себе отчёт в том, что делает. Её глаза безумно метались, а истерзанный разум рисковал помутиться безвозвратно. Жгучая страсть, что бурлила по венам обоих, начала опалять любовникам каждую часть тела, доставляя вместо эйфории раздирающую боль.       Иллидан зарычал от бессилия. Вмешательство посторонних сил было неожиданным и губительным. Он уничтожит обоих, если прямо сейчас не выпустит беззащитную добычу из рук. Отмщение не пощадит свою хранительницу и спалит её, но не отдаст во власть носителя Скверны.       Борясь с нестерпимым жжением во всём теле, Ярость Бури нежно обнял связанную с ним узами крови женщину и ещё раз аккуратно поцеловал. Как и в случае со своим превосходством, ему хотелось сказать: «Прости», но он снова промолчал. Тяжело вздохнув, он закрыл золотые глаза, чтобы выйти из транса где-то далеко в одинокой комнате, видеть которую он мог лишь с помощью силы Скверны, зелёным огнём пылавшей в глазницах.       Песнь Теней резко вздрогнула в ванне, и открыла глаза. Не понимая, что происходит, она глубоко вдохнула и вода тут же заполнила лёгкие. Во время кошмара эльфийка опустилась слишком глубоко и, обезумевшая, рисковала насмерть захлебнуться из-за потери ориентации. Опалённый воздействием магии крови и силой Отмщения разум не мог полноценно работать, поэтому вместо того, чтобы вынырнуть из воды, Стражница лишь барахталась в ней, захлёбываясь всё сильнее. В какой-то момент ей всё же удалось вынырнуть. Майев так резко выбросилась из ванны, что чувствительно упала на холодный каменный пол. Однако эта боль была ничем в сравнении с той, что раздирала легкие в попытке выкашлять из них воду. Песнь Теней задыхалась, но остановить кашель не могла, отплёвываясь и покрываясь мурашками с холодным потом.       Наконец кашель прекратился и эльфийка обессиленно завалилась на бок, содрогаясь всем телом. Она издавала нездоровые звуки, пытаясь вдыхать ртом воздух. Из-за своего состояния Майев едва ли заметила, как огромная тень Отмщения сгустилась над ней, приставляя к беззащитной шее смертельный клинок. Силе Богини ничего не стоило покарать жрицу, забрав жизнь и оставив окровавленный труп лежать в запертой силой хитроумной магии комнате.       Однако вместо этого теневой клинок, так похожий на верный чакрум самой воительницы, аккуратно поддел цепочку, на которой висел снова появившейся на шее фиал, после чего резко оборвал её. Подвеска с неестественным хрустальным звоном упала на каменную поверхность и откатилась к Отмщению. Сияющие холодным светом глаза тени не мигая смотрели на Майев, после чего сила Богини с силой наступила на фиал, разбивая его на части.