Демон. Внутри и снаружи.

      По ясному голубому небу в сторону старого увитого плющом дома летел одинокий филин. Здание стояло на склоне высокого холма и выглядело не просто заброшенным, но и немного зловещим. Гнетущую атмосферу поддерживало и то, что вокруг особняка всё больше пустела местность. Почти полгода по тем или иным причинам жители Литтл-Хэнглтона начали покидать насиженные поколениями места и перебираться в другие части страны. Кто-то решил, что пора начать жить с чистого листа; кому-то пришлось по работе; а кто-то обнаруживал, что существовать в городе приятнее, чем жить в глуши. Внезапные гости трейлерного лагеря радости не добавляли. По мнению местных, что ещё оставались в деревне, они были более чем подозрительны. Правда, достоверных преступлений за ними не водилось, но собаки рядом с жильцами лагеря сходили с ума, а людям от взглядов неместных становилось не по себе. В единственном на всю окрестность пабе самой популярной по вечерам темой были подозрительные физиономии нахлынувших туристов, что устроили в Литтл-Хэнглтоне не то центр любителей походов, не то бандитский городок. Про последнее сплетничать было, разумеется, интереснее.       Однако, под теплеющим майским солнцем даже серое здание казалось приятнее того, каким оно выглядело обычно. Птица спускалась всё ниже, чтобы, наконец, влететь в тёмное разбитое окно верхнего этажа дома. Миновав полутёмный коридор, она влетела в слабо освещённую комнату с наглухо заколоченными окнами. Проигнорировав маленькую фигурку человека, лежащую на коврике у камина, филин сразу приземлился на повёрнутое спинкой к двери кресло, стоящее по центру. Огромная змея, извивающаяся рядом с всхлипывающим и хрипящем мужчиной, перевела немигающие глаза на новую потенциальную добычу.       — Тебе повезло, Хвост, — раздался ледяной голос из глубины кресла, куда опустился филин. — Очень повезло. Ты сделал грубую ошибку, но всё обошлось. Он мёртв.       — Господин, — с трудом произнёс Питер Петтигрю. — Господин мой, я… Я так рад… Простите…       — Нагайна, — продолжал Волан-де-Морт, — а вот тебе сегодня не повезло. Я пока не позволю тебе пообедать Хвостом. Ну, ничего-ничего, Гарри Поттером полакомишься.       Змея зашипела, вытащив трепещущий язык. Слуга тёмного колдуна, всё ещё лежащий рядом с огромной рептилией, заскулил ещё сильнее. Красные глаза колдуна тут же метнулись в его сторону, чтобы опасно сузиться.       — Вот тебе ещё, Хвост, и помни, больше ошибок я не потерплю.       — Не надо, мой господин, умоляю…       Хладнокровно проигнорировав мольбы, Волан-де-Морт почти прошипел:       — Круцио!       Скрюченное тельце Петтигрю тут же резко выгнулось, он громко заорал от жестокого наказания. Задержав заклинание чуть дольше, чем в прошлый раз, Тёмный Лорд не без удовольствия смотрел, как юродивый слуга снова сбивается в калачик, плача и скуля от боли. Как же он был мерзок в таком состоянии!       Неожиданно из-за кресла раздались громкие, но редкие хлопки. Нагайна у ножек кресла тут же свернулась кольцами и зашипела сильнее, пуская по телу лёгкие вибрации страха. Под глухой цокот копыт к камину подошёл осквернённый эльф, не переставая издевательски похлопывать.       — Поздравляю, — оскалился незваный гость, не скрывая сарказм в голосе, — конец вашей безнадёжной авантюре придёт не сегодня. Вот так планируешь-планируешь захватить весь мир, а потом: пуф, и пленник под полным контролем разума сбегает прямо из-под носа. Хорошо, когда есть, кому спрятать грязное бельё, да?       Если бы в эту секунду у Волан-де-Морта спросили, кого он хочет убить больше: Гарри Поттера или Иллидана Ярости Бури, то он выбрал второго. Как же проклятый демон бесил! Начиная от внешнего вида и заканчивая едкими замечаниями, буквально всё в Ярости Бури вызывало желание запустить Аваду, хотя бы и в спину, лишь бы быть уверенным, что она достигнет цели и возымеет необходимый эффект. Однако чем больше времени Волан-де-Морт проводил с эльфом, тем явственнее замечал, что тот становиться сильнее, а потому всё меньше верил, что даже прямое попадание смертельным заклятием будет решением проблемы имени «Иллидан». То, что он всё больше становился именно проблемой, было очевиднее с каждой новой просьбой эльфа. Ну, как «просьбой»… Это были обычные приказы, без права на провал или ослушание. Им, великим Тёмным Лордом, держащим в страхе целую страну, что даже имя боялись произносить вслух, командовали, как каким-то третьесортным слугой.       — Если бы я сразу убил Крауча-Старшего, то могли появиться ненужные подозрения, — процедил колдун.       — Поэтому ты доверил контроль за разумом отца твоего человек в Хогвартсе… этому? — Ярость Бури лениво указал кончиком копыта на всё ещё лежащего на полу Хвоста. — По нему же сразу видно: это именно тот, кто подходит для подобных поручений.       Очередной презрительный оскал на перебинтованном лице почти пробил железную выдержку тёмного мага.       — Что же, по-твоему, я должен был делать? — не то иронизируя, не то раболепствуя поинтересовался Волан-де-Морт, стараясь не сильно сжимать культяпкой палочку, чтобы не выдать настоящего настроения.       — Разве не очевидно? Конечно же притащить ко мне. Как думаешь, что сложнее: управлять стаями оборотней во время полнолуния или одним магом? — не скрывая самодовольную улыбку, вопросом на вопрос ответил осквернённый эльф.       Тёмный Лорд молчал. Открывать кому бы то ни было тайну существования Иллидана он не желал. Разумеется, в начале он хотел отдать представителя Министерства Ярости Бури, но потом передумал. Вдруг, через Крауча-Старшего эльф найдёт для себя союзника получше? Стоит трезво оценивать ситуацию: оборотни побегут за Иллиданом тут же, абсолютно послушные его воле, а значит, видимых причин оставаться и дальше с тёмным магом у эльфа нет. Да, Ярость Бури пообещал сделать для него обрядовую чашу и лично приготовить зелье, но… Если Иллидан передумает и уйдёт, Волан-де-Морт никак не сможет его остановить. Эта простая истина бесила больше всего. Даже не факт становления чьим-то слугой, а именно безысходность ситуации, в которой судьба мага без эльфа повиснет над пропастью без будущего.       Силой воли заставив голос звучать максимально спокойно, Тёмный Лорд заверил Ярость Бури:       — В следующий раз так и поступлю.       — Следующего раза не будет, — хмыкнул тот. — Теперь ты будешь сидеть тут, пока я не разрешу покинуть особняк. Даже когда возродишься, твои перемещения ограничиваются домом и прилежащими территориями. Каждого, кто подойдёт ближе десяти футов, я буду проверять лично. И сразу молись всем богам, каким веришь, если вздумаешь ослушаться, чтобы они быстро приняли твою душу. Твою, и вот этой милой змейки.       Зловещее предупреждение и недвусмысленное давление оказались полной неожиданностью для колдуна. Да, осквернённый эльф предпочитал его контролировать, и не без основания, но настолько жестких рамок до сих пор ни разу не ставил и, тем более, напрямую не угрожал, если не считать первых недель после нападения Нагайны.       — Что-то случилось? — вместо возмущения сощурил красные глаза Волан-де-Морт.       — Я ждал, что ты не выдержишь и снова пустишься задавать вопросы, — Иллидан скрестил руки на могучей груди и перевёл взгляд на заколоченное окно, словно мог видеть сквозь доски. — Но, знаешь, я им сейчас даже рад. Признаться, я раздумывал, стоит тебя вводить в курс дела или нет. Слушай внимательно, пока я не передумал: недавно в вашем мире обнаружили следы Легиона.       — «Легиона»? — недоумённо пискнул всеми забытый Питер Петтигрю, поспешивший незаметно отползти в угол, пока на него не обращали внимания остальные присутствующие.       — Да, воинство демонов, чьи манеры и отношение к вам, люди, возвели бы меня на пьедестал терпимости и мягкосердечности, — клыкасто улыбнулся Ярость Бури. — Где появился один, может быть и второй, а за ними и парочка ребят, что умеют: во-первых, менять облик; а во-вторых, как и я, работать с разумом получше некоторых.       При последних словах Хвост съёжился ещё сильнее, надеясь, что упоминание о недавней неудаче не вызовет в господине нового приступа насилия. Однако, колдуну было не до судьбы скукожившегося в углу человека:       — Хочешь сказать, они могут к тебе кого-нибудь подослать?       — Разумеется, это будет их первой, а может и единственной целью: найти и узнать, как обстоят мои дела, — качнул рогатой головой эльф, подтверждая предположение. — Так вышло, что сейчас ты — те самые дела, что у меня есть. Из этого следует, что ты одновременно и опасен для них, и мишень. И, знаешь, прежде чем тебе покажется, что переметнуться к ним — хорошая идея, предупреждаю заранее: ты прав, твоё присутствие в моих планах не сильно обязательно, а значит любое сомнение в верности — и ты не более, чем обугленный искорёженный труп. Я спалю тебя сразу же, без громких вступлений и пафосных монологов. Мы поняли друг друга?       В конце речи огни под повязкой зловеще запылали. Из голоса эльфа пропали все нотки привычного снисхождения и покровительственного веселья, Ярости Бури не скрывал серьёзности намерений.       С самого начала, как только он попал в этот мир, охотник на демонов был нацелен покинуть его как можно скорее. Отныне у эльфа появился дополнительный стимул: теперь угроза касалась не только его, то и той, чья судьба зависела от его решений и поступков. Нет, Иллидан не врал Майев, что готов остаться здесь, если такой будет цена её изменений, однако и напрасно рисковать жизнями не хотел. В Запределье отбить атаку Пылающего Легиона шансов гораздо больше; в крайнем случае, оттуда можно сбежать в Азерот. Здесь же они в ловушке, и для Ярости Бури было истинным кошмаром представлять, что случиться с несгибаемой Песней Теней в руках Легиона. Она принципиально не сломается, не прогнётся и не поклонится, из-за чего пыткам и насилию не будет конца и края. Если у самого эльфа ещё существовал весьма призрачный шанс, что он сможет сделать вид, будто бы полезен демонам, то она не пойдёт даже на такой компромисс, тем самым обрекая себя на нечто похуже, чем просто смерть.       Из-за повязки уверенно определить выражение лица осквернённого эльфа всегда было сложно. Сейчас же колдун и вовсе внутренне недоумевал, что творится в рогатой голове собеседника. Иллидана словно заколдовали, изменив отношение к окружающим и даже манеру общения.       — Разумеется, поняли, — послушно кивнул Волан-де-Морт. — Как я уже и говорил, мне не нужны подачки, ведь если ещё какая-то сила захватит этот мир, то меня, с моими планами, долго держать не будут. Я хочу быть первым, а не следующим.       — Рад, что ты так быстро сложил два и два, — без привычной ухмылки кивнул Ярость Бури. — Кстати, чаша готова. Теперь нужны ингредиенты. Не затягивай, времени осталось не так много, а для эликсира оно необходимо. Так же потребуется твоё периодическое присутствие, чтобы я правильно использовал дозы, ведь вещи вашего мира отличаются от моего.       — Я, конечно же… — начал тёмный колдун, но эльф его перебил.       — «Конечно же, конечно же». Я понял. Мне пора, не подведи сам себя.       Слегка взмахнув громадными крыльями, Ярость Бури удалился в облаке поднятой пыли. Иллидану не нужно было лезть в сознание мага, чтобы узнать, какие жгучие чувства того одолевают. Кусок мяса становился всё опаснее, однако эльф планировал придерживаться данного им обещания. Он выполнит условие архимага и поможет возрождению его противника, чтобы в будущем иметь на главу Хогвартса рычаги воздействия. Всё больше Ярость Бури предпочитал проводить время не в комнате на первом этаже, а на чердаке, периодически бросая взгляды на подоконник. К тому же, пространство помещения по удивительному стечению обстоятельств было идеального размера.       Ровно десять шагов.       Иллидан начал выхаживать в привычном ритме из угла в угол, слегка царапая стены большими загнутыми рогами и задевая громоздкими крыльями.       Десять шагов.       Стоит уточнить про гончую. В принципе, и так всё ясно: Сириус приманил к себе подопытную псину, на которой эредары не стеснялись проводить опыты по измерению расстояния, вычислению трат маны и прочее. Но…       Десять шагов.       …Это такой заманчивый повод снова установить связь. Может быть, почувствовав дремоту, Песнь Теней, ставившая дисциплину и безопасность во главу угла, сама поймёт, что её зовут по важному вопросу.       Десять шагов.       А вдруг она испугается, что Ярость Бури снова позволит себе лишнее? В прошлый раз связь была в её руках, поэтому эльфийка решилась на ответный шаг. В этот раз связующей частицы души нет.       Десять шагов.       Даже в клети Хиджала она иногда оставляла с ним светлячка, так почему было не сделать это сейчас? Почему?!       От злости Иллидан схватил кресло-близнец того, что стояло в комнате тёмного мага, и швырнул в стену, где оно с грохотом ударилось и разлетелось на мелкие кусочки, повредив облицовку. Самому эльфу хотелось взреветь. Пустота, оставшаяся после исчезновения мерцающей совы, была сравнима с той, что образовалась после их попытки близости, прерванной Отмщением.       Майев сказала, что Дар Элуны покинул её. Эта мысль успокаивала. Какой бы сильной ни была Скверна, Отмщение не раз преподносило осквернённому эльфу неприятные сюрпризы. За это он даже готов был простить разбитый фиал…       Ярость Бури много размышлял о потерянной кровной связи с Песней Теней. После последнего разговора было видно, что она сама жива и здорова, а значит дело не в её состоянии. Можно было бы предположить, что архимаг придумал какой-то способ обезопасить эльфийку, но Иллидан в этом сомневался. Аккуратный старый маг не будет рисковать их договорённостью, а значит Майев либо сама разбила подвеску, либо это могло сделать нечто, обладающее властью справиться с магией Кель’Таса. Так как Отмщение покинуло рьяную носительницу, то второе, пусть и не наверняка, но вероятнее всего.       Коварный оскал вернулся на перебинтованное лицо. Да, он начал менять взаимоотношения с Майев, но это не мешает воспользоваться её слабостями. Пойманная в ловушку собственной совести, ведь разбитый фиал — это проблема для возвращения, эльфийка подспудно будет готова идти на некоторые уступки.       Такого Иллидан упустить не мог.

***

      Нервно перечитывая письмо крестника, Сириус в какой-то момент вскочил со стула и начал ходить туда сюда.       Десять шагов.       На этот раз мужчина не заметил этого факта, а продолжил маятник от стены к стене.       Сообщение сына Джеймса будоражили. Он встретил Барти-Крауча в невменяемом состоянии, после чего тот исчез. Конечно, сам анимаг тут же послал сообщение, в котором наказал мальчику сидеть в гостиной факультета, да и появившийся на месте событий директор Хогвартса, о котором упоминал Гарри в письме, скорее всего, предпринял всё возможное, но на душе было неспокойно.       Дополнительным неприятным оттенком служило облегчение, ведь такие переживания были куда приятнее, чем те, что снедали анимага последние недели. Хотя слово «приятнее» было совсем неподходящим, ведь сердце Блэка билось как бешеное при одной только мысли, что крестнику могла грозить опасность. Скорее, было «легче» переживать искренне о другом, чем снедать самого себя.       После пробуждения Люпина жуткая тюремщица никуда не делась. Она продолжала жить в одном доме с магами, периодически проводя ритуалы излечения Римуса, ведь проблемы оборотня не кончились. По ночам ему становилось не по себе. Он начинал шептать слова на неясном языке, смотря на Майев остекленевшими глазами. Что означают фразы сам Люпин не знал, а Песнь Теней не объясняла. Она ещё больше закрылась в себе после обличительной речи об Иллидане, периодически пряча обеспокоенное выражение лица за высокомерием.       Рассердившись на самого себя, что в такое важное для крестника время он снова думает не о том, Сириус вернулся к столу, чтобы перечитать послание. Возможно, стоило рассказать крестнику, что он уже не сидит у Чёрного озера в гроте, а находится на несколько сотен миль дальше, почти в центре Лондона, но Блэк молчал. Даже без предупреждений директора Хогвартса было ясно, что в дела эльфов Гарри лучше не впутывать. У него и без ушастых полно проблем.       За размышлениями Сириус переключился на второе письмо от сына Джеймса, прилетевшее чуть позже первого. В нём он подробно описывал, как побывал в кабинете директора Хогвартса. Там Гарри наткнулся на Омут памяти, в котором увидел воспоминания директора Хогвартса, в основном касающиеся событий Первой Магической Войны. И кое-что из увиденного возмущало крестника и крёстного одинаково: доверие к Снейпу со стороны профессора Дамблдора. Причин такого снисходительного отношения к очевидному Пожирателю Смерти Сириус не понимал. Нюнчик оставался на свободе и издевался над Гарри в Хогвартсе, пока он сам сидел в Азкабане! Несправедливо!       В разгар душевной бури, что, наконец, погасила пламя противоречий к осквернённому эльфу, в Гриммо двенадцать наведался гость. Поговори о дьяволе и вот, Альбус Дамблдор у порога твоего дома собственной персоной. Все обитатели родового гнезда благороднейшего семейства Блэков тут же собрались в гостиной, куда старый маг перенёс их несколько месяцев назад. Причём, как о появлении профессора Дамблдора узнала Песнь Теней, которую никто не информировал, для анимага осталось загадкой.       — Приветствую вас, друзья мои, — мягко, но устало улыбнулся глава волшебной школы. — Римус, как ты себя чувствуешь?       — Лучше, — повёл плечом оборотень. — Спасибо стараниям Майев.       Песнь Теней приподняла уголок рта, но не одарила оборотня привычной надменной улыбкой. Буквально все в чёртовом доме находили с ней общий язык, кроме хозяина. Удивлению Сириуса не было предела, когда в одном из разговоров с другом выяснилось, что эльфийка сменила гнев, если не на милость по отношению к пациенту, то на подобие терпимости, периодически отвечая на вопросы и перестав сыпать оскорблениями. Когда же Люпин признался, что она извинилась перед ним за «новоприбывшую псину», то разум анимага вообще сделал финт Вронского. Эта высокомерная гадюка способна перед кем-то извиняться?!       — Знаешь, она неплохая, — как-то признался оборотень Блэку. — Я отрывисто помню Иллидана, но, думаю, ему в какой-то степени повезло с… Ну, с ней. Могло быть хуже.       Что «могло быть хуже» десяти тысяч лет неволи и унижений, Сириус, чуть не сошедший с ума в камере после двенадцати, понимать категорически отказывался.       — Я рад это слышать, — тем временем кивнул старый маг. — Майев, если Римус больше не в критическом состоянии, то не пора ли мне отплатить за твои доброту и заботу?       От последних слов у Блэка чуть не свело челюсть. Это массовое помешательство? В Великобритании начался период цветения какого-то растения, отбивающий у людей способность замечать очевидное? Или только Сириус видит, что проклятая эльфийка и «доброта с заботой» совершенно несовместимые между собой вещи?       — Неужели я уберусь из этого «поганого местечка»? — фыркнула Песнь Теней.       Вслед за ней хмыкнули профессор Дамблдор и даже Люпин. Реакция последнего была особенно обидной.       — Следи за языком, — на автомате шикнул анимаг, расстроенный оскорблением жилища, которое и сам не жаловал.       Никто из присутствующих на комментарий анимага не ответил. Эльфийка устало вздохнула, а люди переглянулись, но, видимо, решили не распалять атмосферу. Да что происходит? Они все сговорились?!       — Как же я устала от него за эти месяцы, — закатила глаза Майев, говоря о Сириусе так, словно его самого рядом нет. — Бешеную же псинку взял себе в подружки Предатель.       — Он, хотя бы, заводит друзей, с тобой же невозможно общаться ни одному нормальному человеку, — почти рыкнул анимаг.       — Не хватало ещё, чтобы со мной «нормальные люди» типа тебя общались, — брезгливо повела плечами Песнь Теней. — На твою перекошенную рожу, что ты почему-то называешь лицом, я насмотрелась на всю оставшуюся жизнь.       — Как будто сама красавица, — тут же парировал маг. — Слышал, ты и по меркам своего народа… Ну, знаешь, не особо.       — Больше верь всему, что тебе нашёптывает Предатель, — против воли, голос Стражницы прозвучал злее, чем она хотела показать.       Нащупав слабое место, Блэк тут же попытался больнее ударить оппонентку:       — Что, задел за живое? Как же её зовут-то… Тира… Тиранда, вроде. Иллидан говорил, что она прекраснее тебя и нормально общается с окружающими. Может, именно поэтому она стала главной, а тебя отправили в подземелье. Видимо, чтобы твоей вечно недовольной «рожи» не видеть.       — О, да! — злобная улыбочка промелькнула на лице Песни Теней. — Такая она вся хорошая и красивая, что собственный муж предпочитает вековой сон брачному долгу… Или, подожди, Малфурион и Тиранда ещё даже официально не супруги, вот насколько он восхищается распрекрасной подружкой.       — У тебя и такого не было! — не унимался Сириус.       — Откуда ты знаешь, что и с кем у меня было? Опять Иллидан рассказал? Он, сидя в клети, конечно же был в курсе, что у меня происходило в спальне, — прыснула Майев.       — Ты просто врёшь и увиливаешь, чтобы не смотреть правде в глаза, — показательно рассмеялся Блэк.       — Нет, это ты веришь всей ерунде, какой тебя потчует Предатель.       — Смотрю, это твой любимый последний аргумент, когда сказать больше нечего.       — Хм, а знаешь что… возьми это! — фыркнула Стражница, после чего достала из кармана что-то маленькое.       На поверку, вещью Майев оказался Камень Возвращения, который принёс с собой проклятый Иллиданом Римус.       — Мне, знаешь ли, хватит ума не пользоваться этой штукой, а вот ты… Можешь напрямую спросить у Предателя, что в моих словах ложь, а что — нет, — с пренебрежительной улыбкой бросила Песнь Теней, после чего безжалостно закончила. — Только сильно не разбивай сердечко, если твой герой будет не таким, каким его рисовали твои влажные мечты. Слышала, у вас, людей, так принято.       — Да, как ты… — выпалил Сириус, скидывая руку с палочкой.       — Майев, прошу, хотя бы ты угомонись, — вмешался в разговор профессор Дамблдор, порядком уставший слушать перебранку. — Оскорбления всех подряд тебя не красят. Тем более, это последний раз, когда вы видитесь, поэтому просто отвернитесь друг от друга и забудьте.       В ответ на выпад Альбуса Дамблдора, Песнь Теней ещё раз высокомерно фыркнула и неопределённо повела плечами, показывая наигранное безразличие к ситуации. Блэк, с всё ещё наставленной на эльфийку палочкой, аккуратно подошёл к столу, но брать руну не торопился.       — Думаю, на этом тёплое прощание можем считать оконченным, — серьёзно резюмировал глава Хогвартса. — Римус, Сириус, я ещё появлюсь. Майев, ты готова?       — Всегда готова, — показательное спокойствие воцарилось на лице Стражницы, превращая его в безжизненную маску.       — Хорошо, тогда возьми меня за руку. Я перенесу нас прямо в Хогвартс, чтобы ты могла проследить за перемещением клинков Иллидана. Джентльмены, до скорых встреч.       Альбус Дамблдор со своей спутницей мгновенно исчезли, погрузив гостиную в тяжёлую тишину.       — Слушай, — наконец подал голос Люпин, всё это время предпочитавший стоять в углу комнаты, никак не влияя на разворачивающиеся перед ним события, — не бери в голову её слова. Вам обоим полезно забыть друг о друге, как и посоветовал профессор Дамблдор.       — Да, конечно. Уже забыл, — поспешнее, чем следовало, выпалил Блэк.       Внутри два чувства раздирали анимага на куски. С одной стороны, тот факт, что жуткой тюремщицы Иллидана больше нет, безмерно радовал. Казалось, что кроме оскорблений и унижений, из её поганого рта ничего не могло выйти по определению. Однако второе чувство было непонятно даже самому Сириусу. Снова что-то другое, глубоко внутри, горько выло о потере. Блэку казалось, что Песнь Теней у него буквально украли на глазах, отчего хотелось закричать и крушить предметы. Чем больше злость и ревность накатывали на волшебника, тем больше он ощущал их неестественность.       Это были не его чувства.       Сомнения, как в день пробуждения Люпина, начали болезненной судорогой охватывать тело. Неуверенно протянув руку, анимаг аккуратно взял Камень Возвращения со стола, мысленно осознавая, что воспользоваться им просто не в состоянии. Неужели проклятая эльфийка снова одолела его? Хватит ли Сириусу сил спросить обо всём Иллидана в лицо? И если да, то готов ли он услышать ответы, которые, возможно, сам уже не первый день упрямо топит в сознании?