Часть 1. Глава 6. Новая тюрьма
8 ноября 2019 г. в 03:34
Клод подошёл к ней и подхватил на руки: она была без чувств. Он бережно отнёс её наверх и положил на кровать, не отказав себе в удовольствии прикоснуться губами к её лбу. В комнате было душно, а открыть окна не представлялось возможным. Он бросил взгляд на её платье и, немного повозившись со шнуровкой, освободил Эсмеральду от неё. Дышать Эсмеральда стала легче, но в себя ещё не пришла. Он схватил простынь, лежавшую у неё в ногах, и принялся её обмахивать.
— Феб… — тихо простонала Эсмеральда, заставив Клода заскрежетать зубами от ярости при звуке этого имени.
Прошло ещё несколько мгновений, прежде чем она очнулась; ему эти мгновения показались вечностью.
— О, снова вы… Почему я обречена видеть вас, а не Феба? — сказала Эсмеральда, отворачиваясь.
Клод со злостью бросил простынь и вышел из комнаты, резко хлопнув дверью. «Всегда Феб! Даже когда его нет! Она увидит его венчание, — думал он, спускаясь по лестнице. — Может, у неё ещё осталась хоть капля её гордости… И она не пожелает на самом деле стать его любовницей…» Гордость… Что осталось от его гордости, когда он ползал перед ней на коленях в темнице, когда унижался на Гревской площади? И это чувство… Клод не знал ему названия, но это была она — ревность. Этот червь, грызущий его изнутри, когда он видел, как Квазимодо смотрит на неё и как она смотрит в ответ без страха и презрения, когда он слышал имя этого капитана, которое она произносила своими устами, а его память возвращала его в тот вечер, когда она готова была подарить себя ему, и он снова видел её, трепещущую под его поцелуями, в его руках — такую, какой она никогда не была рядом с ним. Его самого она только боится. И ненавидит. Кто бы знал, какое из этих чувств сильнее.
Он методично, по какой-то только ему ведомой траектории, мерил шагами первый этаж дома, упорядочивая спутавшиеся мысли и эмоции. Она не поверила даже Квазимодо. «Уму непостижимо!» На это он делал главную ставку: всё же горбуну она доверяла, особенно после той ночи в келье. Постыдная несдержанность! О, как это возможно! Столько лет быть в состоянии держать себя в руках, не давая себе опуститься не то, что до греховных желаний, даже до мыслей об этом, а тут из-за неё всё пошло прахом. Чёртов свисток! Как знать, быть может она уже была бы его. Куда ей было идти? А он бы увёз её далеко отсюда. К чёрту поместья, Париж и сан!
Клод прислонился к стене. Как же всё это надоело!.. Несколько месяцев в такой гонке, без возможности передохнуть. Он чувствовал, что постарел душой, не только внешне. Жаль, нет зеркала, чтобы взглянуть на себя. Может и не удивительно, что Эсмеральда боится его больше, чем Квазимодо?!
Он оставил её одну.
Клод подумал об этом и взлетел вверх по лестнице, остановившись у двери в её комнату и прислушавшись — тишина. Он медленно и тихо открыл дверь и вошёл внутрь. Эсмеральда не оделась: она лежала так же, как он её оставил — в расшнурованном платье. Клод неслышными шагами подошёл к ней — она спала, забившись к стене. Он слышал её ровное дыхание. Он дрожащими руками снял сутану, бросив тут же на пол, задул свечу и, оставшись в одной расстёгнутой котте, осторожно лёг рядом с ней.
Когда Эсмеральда проснулась по утру, то почувствовала непонятную тяжесть на своей талии; она тихонько повернулась и, увидев лицо архидьякона, вскрикнула от ужаса. От этого крика Фролло проснулся, резко открыв глаза, и увидел Эсмеральду, в ужасе прикрывающую рот рукой; его рука всё ещё лежала у неё на талии, и убирать её он вовсе не собирался. Эсмеральда попробовала скинуть её с себя, но он напряг её так, что проще было сдвинуть Собор с места. Тогда она попробовала столкнуть его самого на пол, упершись ему в грудь, но всё было тщетно. Он безэмоционально следил за её попытками, пока она не попробовала скользнуть в изножье, тогда он перехватил её и рывком вернул обратно на подушку. Она с ловкостью змеи отодвинулась, прижалась к стене и, состроив гримаску, обратилась к нему:
— Что же вы просто лежите? В келье собора вы были решительнее!..
— Ты хочешь этого? Я предупреждал, что в следующий раз я не буду сдерживаться, — Эсмеральда закусила губу.
— Нет. Что вы тут вообще делаете?
— Спал, пока ты не начала кричать.
— И всё? Просто спали? — недоверчиво покосилась она.
— Да, просто спал. В конце концов, это не требовало от тебя ровно ничего, — Клод перевернулся на спину, убрав, наконец, руку с её талии.
— Вы… Вы не можете! Я запрещаю вам!
— Почему? Чем я так уж хуже Шатопера?
— Он меня спас, а из-за вас я чуть не погибла!
— Да, я сделал многое, чтобы ты попала в эту ситуацию, а он не сделал ничего, чтобы тебе помочь. Неужели это намного лучше? Если он так любит тебя, как ты говоришь.
— Он был ранен! Вами!
— Он был в седле уже через неделю! И не соизволил прийти в суд! — Клод повернулся к Эсмеральде, оперевшись на руку, и после непродолжительной паузы продолжил: — Почему каждый раз, когда мы с тобой разговариваем, я начинаю кричать? — этот вопрос он адресовал скорее себе, чем ей. — Я не кричал никогда даже на Жеана, а он говорил вещи и похуже… Но только с тобой я… Это невыносимо.
Клод встал и вновь обернулся к ней:
— Зачем ты каждый раз выводишь меня из себя? Неужели это такое интересное зрелище?
— Мне это не нужно, как и вы сами, — хмыкнула она. — И не смейте больше приближаться ко мне!
— Даже и не подумаю тебя слушать. Довольно, — отрезал Клод. — Ты достаточно забавлялась. Уж не знаю, что ты вообразила себе, но теперь с этим будет покончено. Следующее твоё упоминание о той ночи будет мной расценено как твоё желание стать моей во всех возможных смыслах этого слова, — он бросил на неё взгляд, по которому она поняла, что сейчас он действительно серьёзен. — Мне больно вспоминать ту ночь. До сих пор не могу понять, что на меня нашло. Если ты будешь постоянно напоминать мне об этом, то я могу не выдержать. Эсмеральда! Посмотри на меня! Я не каменное чудовище со стен собора, а живой человек! Не стоит ради развлечения бередить кровоточащую рану раскалённым клинком.
Она отвернулась, не выдержав его тяжёлого взгляда. А Клод продолжал смотреть на неё, её плечи под рубашкой, спутавшиеся волосы, вытянутую шею… Нет, нельзя, нельзя… Эти дни, что она была здесь одна и уже чуть меньше его пугалась и, может, даже чуть меньше ненавидела, не должны пройти даром. Клод сжал руки, не в силах отвести от неё глаз, а в воображении вновь возникла та сцена у старухи Фалурдель. И снова треклятый капитан. Везде он!
— Ты голодна? — зачем-то спросил Фролло, и так зная ответ.
— Да, — Эсмеральда подняла голову — они встретились взглядами, и ни один не собирался уступать в этой импровизированной схватке. Его взгляд, исполненный едва сдерживаемой страсти и злости, противостоял её — страху, приправленному дерзостью. Отвели глаза они почти синхронно. Клод резким движением поднял сутану с пола и вышел, на ходу застёгивая котту.
Эсмеральда дождалась, пока захлопнется входная дверь и послышится уже почти привычный звук проворота ключа; только тогда она соскользнула с кровати, стянула с себя старое платье, оставшись в одной рубашке, доходившей ей почти до щиколоток, и надела зелёный киртл. Внизу лежала оставшаяся со вчерашнего дня еда, уже изрядно заветрившаяся, но выбирать не приходилось.
Сколько дней прошло? Кажется, три или, может, даже четыре, а по ощущениям — чуть меньше вечности. Слишком много всего произошло… Гревская площадь, виселица… Дважды она избежала её: сначала Квазимодо, потом этот ужасный священник. «Интересно, это и есть та его берлога?..» — думала Эсмеральда. И ещё эта странная перемена в его поведении этим утром. В очередной раз вспомнилась та ночная сцена на полу кельи: Эсмеральда с ужасом подумала, что если бы не свисток, то она не могла бы ему помешать. Она даже не смогла сдвинуть его с места сегодня утром! От этой мысли по спине пробежал холодок. Эти два дня, что она уже пробыла здесь, прошли в таком эмоциональном сумбуре, что только сейчас Эсмеральда в полной мере смогла оценить масштабы своего удручающего положения. Она вновь осмотрелась, в надежде найти хотя бы крохотную, но лазейку. Но всё было впустую. Не приходилось надеяться на то, что её кто-нибудь услышит: дом был поставлен добротно, за эти дни она ни разу не слышала соседей, а дверь была такой толстой и тяжёлой, что и этот путь был заказан. Про окна Эсмеральда, разумеется, помнила, что они заколочены снаружи. Новая тюрьма была закрыта, как тот каменный мешок во Дворце Правосудия, не в пример Собору.
А Феб где-то там, на улице, на свободе, и она не может его увидеть. А они оба лгут: и священник, и даже Квазимодо. Он точно подговорил горбуна солгать ей, чтобы она предала Феба, предала вновь, как будто того предательства, что она не устояла перед пытками, было мало. Нет, это всё гнусная коварная ложь! Феб любит её, только её одну, а его свадьба… О, даже если это не очередная выдумка священника, то, должно быть, его женят против воли, а его невеста — непременно некрасивая и может даже старая, и Феб, её Феб, он, должно быть, так несчастен от этого! Ведь любит-то он её, Эсмеральду! А она даже не может сказать ему, что она здесь! Ох, как бы дождаться воскресенья, чтобы хоть издали увидеть его. А может, он увидит её и… позабудет про невесту и увезёт её далеко-далеко, где их не найдёт этот ужасный священник. Только бы дождаться воскресенья!..