Тайны парижских будней

      Время за учёбой пролетало быстро. Тем временем на улице уже стемнело. Клод захлопнул книгу, и Эсмеральда вздрогнула от громкого звука.       — На сегодня достаточно. Нам пора собираться, — Фролло вышел из-за стола и принялся застёгивать сутану. — Иди одевайся, нужно успеть до того, как двери Собора закроют на ночь.       Только мысль, что завтра она увидит капитана, грела её, особенно на фоне ещё более ледяного, чем всегда, голоса архидьякона. Эсмеральда спустилась вниз и в стопке вещей нашла рукава и крохотный свёрток с булавками. И что с этим делать? Такой её и застал Фролло, спустившийся вниз. Наконец, она обернулась к нему:       — И как мне это носить? — Эсмеральда по обыкновению состроила ту очаровательную гримаску, заставив его улыбнуться самым краешком губ.       — Насколько я знаю, они прикалываются булавками.       Она промолчала и, немного повозившись, всё же натянула рукава:       — И вообще, во всей этой одежде я выгляжу глупо.       — Во всяком случае, это лучше рубища осуждённой, не так ли?       Упоминание той предсмертной одежды, в которую её одели перед тем, как повезти каяться у Собора с верёвкой на шее, пробудило эти воспоминания, и цыганка недовольно хмыкнула: как бы ни хотелось признавать, но священник был прав — после дней, проведённых в этом хмуром доме, воспоминания о виселице и страхе перед смертью несколько стёрлись, и больше не хотелось умереть, как тогда на Гревской площади.       — Ты выглядишь как обычная горожанка, ничего необычного. Идём.       Он завязал свой плащ и другой накинул Эсмеральде на плечи:       — Надень капюшон и укутайся получше. Помни, что весь Париж ищет тебя.       В другой раз она бы крикнула ему в лицо, что и пусть ищет, она предпочтёт смерть, но сейчас она идёт, чтобы завтра увидеть Феба, и потому нужно быть осторожной. Поэтому она с готовностью и даже поспешностью замоталась в плащ. Клод схватил её за руку и запер дверь дома. Оглядевшись по сторонам, точно преступник, он быстрыми шагами, петляя по улицам, шёл в сторону Сены. Эсмеральда еле поспевала за ним. По бокам узких улочек теснились дома, такие же, как тот, в который Фролло упрятал её. Сейчас она не могла бы отличить один от другого; кроме того, Эсмеральда совсем сбилась, пытаясь понять, где они. Наконец, блеснула река. Они недолго шли по берегу, прежде чем нашли сговорчивого лодочника.       Мысли о Фебе уступили окончательно место страху, так что она с небывалым трепетом разглядывала краснеющие башни и стены Собора. Завтра здесь, в этом проклятом месте она увидит своё солнце, своего бравого капитана. Она не сомневалась, что герой её снов и грёз будет несчастен, ведь он женится на нелюбимой. Когда она представляла, что её милый капитан стоит там, рядом с другой женщиной, которую он, конечно, не любит, и его лицо — грустное, даже печальное, то и сама она становилась печальной, а из груди вырывался тяжёлый вздох.       Наконец, они причалили к берегу у южного портала Собора.       Клод взял её за руку и так же быстро, как и полчаса назад в Городе, пошёл в Собор.       Солнце меж тем уже совсем скрылось за горизонтом, и Париж накрыла густая темнота.       Путники вошли в Собор, не привлекая внимания. От его внутреннего убранства, а точнее, от воспоминаний обо всех событиях, что произошли здесь, от всего, чему это огромное здание было свидетелем, цыганку передёрнуло. И её осенила мысль: ночь, монастырь, келья… Снова и снова, раз за разом возвращалось проклятое видение, вновь она видела своего молчаливого спутника, сжимавшего до боли её руку, нависающим над ней, лежащей на тонком соломенном тюфяке в той мрачной келье. О, почему она? Почему, провидение, почему именно она привлекла его внимание? Что такого ужасного она совершила, что высшие силы наказали её этим священником, постоянно вторгающимся в её жизнь, пугающим её, бросившим её на съедение судьям и палачам?       Эсмеральда заметила замешательство на лице священника, внезапную задумчивость, пришедшую на смену решительности, и силилась понять, что явилось тому причиной. Несколько долгих секунд они стояли на месте, пока наконец Фролло не дёрнул её за руку и не поволок в другую сторону. Он схватил какой-то ключ и вновь потащил её за собой. Они оказались в каком-то жилом квартале. Священник, озираясь, точно сбежавший преступник, шёл в тени домов.       Он отпер дверь одного из домов и резким движением руки едва не забросил Эсмеральду внутрь. Чудом она удержалась на ногах и, окинув быстрым взглядом помещение, поспешила отбежать в дальний угол, вызвав усмешку у Фролло. Он запер дверь и повесил ключ на пояс, потом так же спокойно подошёл к Эсмеральде и, вновь схватив её за руку, потащил на второй этаж. Там оказалась маленькая комнатка с самой скудной обстановкой, которую только можно себе вообразить. И всего с одной кроватью.       — Здесь мы в безопасности. Уже поздно, а мне рано нужно быть на службе. Снимай одежду и ложись.       Он повесил плащ на крюк у двери и принялся расстёгивать сутану, не отрывая взгляда от Распятия. Сутана отправилась на крюк рядом с плащом, обувь Клод закинул под своё монашеское ложе, которое впервые предстояло делить с женщиной, пусть это и будет просто сон.       Эсмеральда развязала плащ и наблюдала за Фролло, отведя взгляд, только когда он остался в рубашке. Впервые она позволила себе смотреть на него почти обнажённого. Она видела его в рубашке, но до этого в таком виде он был ужасно близко с ней, и она видела только его лицо и шею. Сейчас она видела его всего. И поймала себя на мысли, что реальность оказалась не такой страшной, как она себе намалевала. Она искренне верила, что под сутаной скрывается тщедушное тело старика, хоть это и не вязалось с теми проявлениями его природной силы, что ей уже приходилось на себе испытать. Эсмеральда не слишком заботилась о том, чтобы мысли и наблюдения не противоречили друг другу, стараясь вообще как можно меньше думать об архидьяконе. Он даже был немного выше Феба. Её Феба…       — Ты собираешься спать? Зазвонят рано. — Его голос, поставленный, отточенный за долгие годы службы, вывел её из сладостного оцепенения.       — Я не буду спать сегодня.       — Это ещё почему? — опешил Фролло.       — Вы… опять попытаетесь… — дрожащим голосом сказала Эсмеральда. — Думаете, я забыла?       — Мы договаривались, как я помню.       — Я вас боюсь! Ничто не изменит этого! Вы постоянно пугаете меня!       — Чем я пугаю тебя сейчас?       — Тем, что вы здесь.       — Неужели? Боюсь, тебе придётся это пережить: я не намерен ночевать на полу в коридоре. Но я всё ещё могу отвести тебя в дом на Правом берегу. Ты, конечно, не увидишь завтра своего солдафона — зато меня не будет рядом. Насколько же ты хочешь увидеть его? Решай.       — О мой Феб, — простонала она, опускаясь на пол. — Что ж, тогда я буду спать на полу.       Фролло побагровел.       Он и подошёл к ней и попытался поднять за плечо, но она дёрнулась. Тогда он наклонился и сгрёб её в охапку. Она пыталась ударить его, но он с такой силой прижал её к себе, что она не могла даже рукой пошевелить, и сказал, глядя ей в глаза:       — Хватит со мной играть. Я сдерживаю себя, не доводи меня до того, чтобы я прекратил это делать.       От его стального голоса Эсмеральда оторопела. Тогда он поставил её, уже более смирную, на пол и приказным тоном велел снимать одежду и ложиться спать. Всё ещё будучи в оцепенении, она подчинилась. Но когда на ней остался только расшнурованный киртл, она замерла на месте, с тревогой глядя на узкую кровать. Она была даже у́же кровати в доме на Правом берегу.       — Ложись.       — Я не буду спать у стены, — Эсмеральда замотала головой. — Я лягу с краю.       — Нет. Ложись. Я устал. Просто ляг и спи.       Нехотя она легла и почти вжалась в стену. Клод наблюдал за ней с улыбкой. Когда она зажмурила глаза и выдохнула, он осторожно положил руку ей на плечо, прислушиваясь не то к своим ощущениям, не то к её реакции. Она молчала, но он чувствовал, что она вся сжалась в один комок. Он провёл рукой по её предплечью, сжав его. И опустился рядом с кроватью.       — Я тебя пугаю. Я тебе ненавистен. За что мне это, Эсмеральда? Чем я заслужил это в своей жизни? Я избрал путь священнослужителя и не сворачивал с него столько лет! Так за что Бог наказывает меня?       — За что меня наказывают вами? Я спрашивала себя об этом, пока вы тащили меня по Собору. Я только пела и танцевала, я не делала никому зла. А потом в моей жизни появились вы. Начали меня прогонять, называть колдуньей… Из-за вас я попала в тюрьму, из-за вас меня пытали и хотели казнить. За что мне это?       — Ты могла бы простить меня когда-нибудь? — спросил он упавшим голосом. — Не полюбить, простить.       — Нет. Нет, никогда!       — Ты могла бы, я знаю, у тебя доброе сердце. Ты была прекрасна, ты плясала так, будто ты не земная девушка, а ангел, спустившийся на землю. Мой ангел, мой тёмный ангел, — Фролло поднялся, отошёл к противоположной стене, опёрся на неё спиной и в упор посмотрел на Эсмеральду. — Ты появилась в моей жизни, и всё пошло прахом. Или это произошло до тебя? Я не знаю. Я знаю, что после того, как я впервые увидел тебя, я уже не был прежним. Ты спрашиваешь «за что?». Я хотел бы ответить на этот вопрос, но не знаю ответа. Я знаю, что это было неспроста. Кем ты послана: Богом или Дьяволом? Откуда мне знать, что ты не искушение, посланное испытать мою веру? Если так, то я давно проиграл.       Она лежала, не произнося ни звука, потом резко обернулась и сказала:       — Тогда оставьте меня. Отпустите меня. Я хочу на свободу, а вы раз за разом запираете меня в тюрьме.       — Нет. Стоит мне выпустить тебя, как тебя казнят. Этого не произойдёт. Ты зря пытаешься: мой ответ будет неизменен.       — К чему мне жизнь в клетке? В Соборе, в вашем доме я похоронена заживо!..       — О нет, ты всё ещё жива, хочешь ты или нет. Похоронена! Ты увидишь повешение. Я не показал тебе казнь бродяг, тех, что уцелели после нападения на Собор, увидишь другую. Кажется, через две недели.       — О, зачем же вы мучаете меня? Снова и снова? Знаете ли вы, как я страдаю все эти долгие месяцы, всё это время, с того момента, как вы вторглись в мою жизнь? Никто не знает, как мне было плохо и страшно от проклятий, которыми вы осыпали меня на площади, но что плохого я делала? Я танцевала и пела!       — Ты оскверняла Собор. Своими танцами ты смущала благочестивых прихожан, ты селила в их головах грешные мысли!..       — Я… Я была счастлива, пока не встретились вы. Это ведь вы приказали Квазимодо похитить меня? Он сам не сделал бы этого, он слишком добрый, в отличие от вас.       — И я был счастлив до нашей встречи. Пока я впервые не увидел твой танец и не услышал твоё пение. Оно было даже прекраснее танцев. Твой чистый голос… Что ты сделала со мной? — Фролло медленно сполз по стене на пол. — Посмотри, во что я превратился! Я больше не тот архидьякон, которого боятся и чтят, перед кем расступаются на улице. Когда я иду по улице, я чувствую, что надо мной смеются. Нет, я больше не тот. Я сломлен, я истерзан. И я прошу, молю тебя только об одном добром слове.       — Вы не заслуживаете его. Вы достойны только презрения.       Клод лёг на кровать и прижался к спине Эсмеральды, отвернувшейся к стене. Его рука обхватила её плечо, а лицом он уткнулся ей в шею. Она не кричала и не вырывалась, до его слуха донёсся тихий всхлип:       — Пожалуйста, не надо… Оставьте меня…       — Не надо что? — Клод развернул её к себе; Эсмеральда отводила взгляд, отворачиваясь от его цепкого взгляда. — Или ты уже считаешь меня мужчиной?       — Феб — мужчина, а вы нет! Вы гнусный старый монах!       Пелена забытья накрыла его с головой; не существовало ни Собора, ни сана вместе с треклятой сутаной, ни рыданий и прерывистого шёпота цыганки. Он в одно движение уложил её на спину, нависнув над ней. Всё повторялось, как и в предыдущую ночь: она то закрывала лицо руками, то пыталась отстранить его от себя, но она была бессильна ему помешать. А он самозабвенно покрывал свободные участки её тела множеством резких поцелуев. Насытившись тем, что ему было открыто сейчас, он попробовал порвать ткань платья, но плотная шерсть выдержала его попытки. Тогда он стянул его до самых бёдер. Тонкий хлопок камизы же сдался почти без боя, треща под его пальцами.       Эсмеральда заходилась в рыданиях. Пытки и страшная ночь в подвалах Дворца Правосудия показались ей милосерднее, чем то, что он делал сейчас, а путешествие к Собору в рубище и с верёвкой на шее — это, она полагала, было намного лучше того, что он собирался с ней сотворить. Его руки сжимали её тело, пока он покрывал её поцелуями. Наконец он стянул платье и рубашку до конца. Под его взглядом она чувствовала себя более отвратительно, чем если бы её изваляли в грязи и приковали к позорному столбу. Он, переводя дух, несколько мгновений смотрел на неё безотрывно и легко касался кончиками пальцев её бёдер, пока Эсмеральда, не осознав, что он немного отдалился, не натянула одеяло до подбородка и не отвернулась к стене. Она с удовольствием слилась бы с ней в эту ночь.       Слёзы кончились. На смену злости и ярости пришло отупение. Она вглядывалась в серые камни возле её глаз. Кончились силы, чтобы сопротивляться и чтобы страдать. Эсмеральда была близка к забытью, а, может, и к тому, чтобы лишиться чувств. Фролло аккуратно стянул одеяло почти до пояса и прислонился губами к обнажённому плечу, пробудив её от этого странного состояния. Она дёрнулась, обернулась и высвободившейся, наконец, рукой влепила ему пощёчину. Он не шелохнулся, и Эсмеральда растерялась.       — Скажи, что ты не захочешь принадлежать Шатоперу после его свадьбы, — шептал Клод, склонившись над ней. — Скажи, что ты не захочешь, чтобы он владел тобой, наплевав на жену!       — Я была бы счастлива, натирая его шпоры, — невозмутимо ответила Эсмеральда.       — Ты готова так низко пасть? Превратиться в обычную потаскуху?       — Я не превращусь в..! Я буду любима, я буду рядом с тем, кого люблю!       — Сейчас особенно жаль, что мой брат погиб. Иначе он рассказал бы тебе много интересных историй о приключениях бравого капитана де Шатопера.       — Ваш брат? Откуда он знал Феба?       — Так ты не знаешь? Они были закадычными друзьями, а если по правде, то просто собутыльниками. Помнишь тот вечер, когда Шатопер… О чём я говорю? Ты могла бы забыть всё, что угодно, но не тот вечер… Я долго следовал за ним. С того самого момента, как мой брат повстречался с ним, и они пошли пропивать мои деньги. У Шатопера не осталось ни обола, пришлось одолжить ему, чтобы ваше свидание состоялось, — продолжал Фролло. — За ту скромную сумму, что Шатопер уплатил старухе-сводне, он позволил мне наблюдать за вами. Пьяная беспечность!       — Вы… Вы… Зачем вы говорите мне все эти ужасные вещи? — Эсмеральда закрыла лицо руками.       — Нет, не смей убиваться по этому ничтожеству. Ты не веришь мне? Поверишь ли ты ему, когда он принесёт клятву верности своей жене перед лицом Бога?       — Он может клясться ей в чём угодно, но его сердце принадлежит мне!       — До того, как получит от тебя, чего хочет, — Клод вздохнул, сев на кровати и обхватив голову руками. — Спи. Спи, до утра мало времени.       Эсмеральда, не отпуская одеяла, принялась шарить по кровати в поисках одежды.       — Я дам тебе другую рубашку утром.       — Мне всегда говорили, что нельзя желать человеку зла, но… Будь ты проклят!       — Чего ты от меня хочешь? Кроме того, чтоб я выпустил тебя навстречу смерти.       — Кроме свободы? Мне ничего другого не надо.       Он лёг рядом, ощущая каждый изгиб её тела, его руки скользили по нему, пока Эсмеральда, извернувшись, не укусила его. Он одёрнул руку и положил ей на талию, вцепившись мёртвой хваткой.       На улице потемнело так, что не было видно ни зги. Значит, скоро уже рассвет.       Клод крепко спал, не выпуская её даже во сне из своих рук. Эсмеральда то засыпала беспокойным сном, то просыпалась, с ужасом озираясь вокруг себя.       Когда она не спала, то думала только о Фебе. Простит ли он её? Простит ли он ей эти ночи, проведённые в объятиях мерзкого священника? Простит ли ей, что не устояла перед пытками? Эти мысли, крутившиеся в голове в тысячный раз, не давали ей покоя, даже во сне, рисуя то радостные картины воссоединения с Фебом, где он отказывался от жены и женился на ней, Эсмеральде, то ужасные сцены, где капитан с отвращением отвергал её, говоря, что более она недостойна даже его ночной горшок выносить.       Так совершенно по-разному они встретили утро, начавшееся с перелива колоколов. Под самое утро Эсмеральда, видимо, окончательно измучившись, уснула чуть крепче, чем до того. Клод провёл рукой, покоившейся до этого на её талии, вверх, до шеи, скользнув по груди. Эсмеральда откликнулась едва слышным стоном:       — Феб…       Фролло сорвался с постели, упав на колени перед Распятием. Его голоса и не было слышно: губы что-то беззвучно шептали, можно только догадываться, о чём он молил Бога.       Эсмеральда проснулась только от последнего, прощального удара колокола. Вид коленопреклонённого священника не заинтересовал её; она закуталась в простынь и одеяло и только после этого, дождавшись, пока он закончит молитву, обратилась к нему:       — Вы обещали мне новую рубашку.       Клод порывистым движением выудил её из сундука, бросил в Эсмеральду, даже не взглянув на неё, и вновь упал на колени перед Распятием. Она же, воспользовавшись тем, что он не видит её, быстро натянула одежду, принявшись зашнуровывать киртл. Фролло обернулся:       — Уже оделась? Прекрасно, — процедил он.       — Что? Что случилось? — спросила Эсмеральда, недоумевающе глядя на него, но поняла, что только что разворошила улей.       — Проклятье! Даже во сне! Даже когда я тебя касаюсь, ты шепчешь его имя! Лучше бы ему и вовсе было не рождаться на этот свет!       Эсмеральда, ободрённая ночным успехом, подлетела к нему и было замахнулась, чтобы отвесить новую пощёчину, но священник перехватил её руку.       — Не говорите так! Он намного лучше вас! Он любит меня, а я его!       — Тогда почему он не пожелал жениться на тебе, а вот на дворянке с богатым приданым и поместьем в придачу — сам прибежал, упрашивал, чтоб я их обвенчал, потому что его невеста так хочет? Ведь он такой благородный!       Эсмеральда не знала, что ответить. Ей самой капитан говорил, что это неважно… Но сейчас она чувствовала, — хоть ей и противно было признаться — что священник прав. Снова! С этой стороны она не задумывалась над браком Феба и над тем, почему он не пожелал обвенчаться с ней. Было ужасно и просто преступно предположить, что архидьякон был прав насчёт её Солнца.       Архидьякон уже заканчивал одеваться, пока цыганка предавалась размышлениям. Застегнув последний крючок, он обратился к ней:       — Я скоро вернусь с едой, даже не думай покинуть дом. Собор больше не убежище для тебя.       Он вышел, заперев дверь.       Тогда Эсмеральда смогла, наконец, осмотреть своё прибежище на ближайший день. Обычная серая комната, более обжитая, чем та, в которой она ютилась не так давно, но очень неуютная. Впрочем, она ведь принадлежала этому мерзкому священнику, а значит, иной быть и не могла. Бесхитростная мебель в виде узкой кровати, стол со стулом, сундук и Распятие на стене — вот и всё убранство.       Она увидит его. Пусть на его свадьбе, пусть с ним рядом будет другая женщина — всё это неважно, она увидит его, её солнце, её Феба, её храброго капитана. Последний раз она видела его так давно… Квазимодо тогда не привёл его к ней. И сейчас он говорит, что капитан отказался. Можно ли ему верить?..       Священник вернулся быстро. В руках была корзина с яблоками, виноградом, каким-то пирогом, а в другой руке он держал бутылку вина. В корзине лежал только один стакан.       Клод отломил часть пирога и подал его Эсмеральде, а сам сел за стол. Она брезгливо отбросила еду на пол, гордо отвернувшись, но внутри себя боялась той реакции, которая может последовать. Но Фролло молчал. В конце концов она не выдержала гнетущего молчания и, обернувшись к нему, воскликнула:       — Не молчите! Лучше кричите на меня, чем так пытать меня тишиной.       Клод медленно перевёл на неё взгляд:       — Я и не думал вас пытать. Всего лишь не хотел опять напугать. Вы ведь так меня боитесь, — он испытующе посмотрел на неё. — Но мне уже пора, нужно всё проверить к свадьбе Шатопера. Он и сам должен скоро уже прийти.       — Он скоро будет здесь? — Эсмеральда с надеждой посмотрела на него.       — Да, он скоро придёт отчитаться, — процедил Клод. — Впрочем, я не сомневаюсь в этом: ему слишком нужны деньги его невесты.       — Когда я смогу его увидеть?       — Когда все соберутся на венчание. Я сам спрячу тебя в укромном месте. И не смей оттуда выходить. Я боюсь, что сегодня могут пожаловать разные гости, вроде судей из Дворца Правосудия, — при упоминании этого жуткого места Эсмеральда с ужасом посмотрела на архидьякона. — Как ты понимаешь, тебе лучше не попадаться им на глаза. Пока побудешь здесь.       Клод вышел, заперев дверь. Уже в соборе он распорядился, чтобы капитана де Шатопера проводили в определённую исповедальню, как только он придёт. Ждать его долго не пришлось — прошло не больше получаса, прежде чем Шатопер вошёл в Собор, и его тут же проводили, согласно распоряжению архидьякона.       Капитан не оплошал: он действительно ходил во Дворец Правосудия. Хоть их и поразило его появление спустя столько времени, Шатопер легко объяснил это голосом совести, проснувшимся после долгих молитв и исповедей. Не без опасений его показания приняли, несколько раз уточнив, не проделки ли это всё ещё той колдуньи. Но у капитана был хорошо подвешен язык, и он ловко отбил все атаки судей. Первоначальные показания Феб не моргнув списал на болезнь: из-за неё он не понимал, что подписывает и с чем соглашается.       Клод не выдал себя ни малейшим изменением тона голоса, хотя внутри него всё кипело: это ничтожество всё же нашло в себе крохи благородства, а может, и совести. Но это неважно: он исполнил поручение, его послушали, теперь, возможно, Эсмеральду оправдают. Пусть бы так… Колдовство, покушение на жизнь капитана королевских стрелков — с неё могут снять обвинения! Останется обвинение в проституции, но это обычно наказывается штрафом, этого он добьётся. Её жизнь может быть спасена!       Сохраняя внешнее спокойствие, медленными тихими шагами он покинул незамеченным исповедальню. Повсюду суетились, проверяя, всё ли готово для церемонии. Клод вернулся обратно в дом. Эсмеральда всё так же сидела на кровати, доедая брошенный ею прежде кусок пирога.       — Одевайся, только скорее.       — Он там?       — Да. Быстрее, прошу.       Эсмеральда, окрылённая его скупым ответом, с быстро забившимся от предчувствия сердцем, зашнуровывала киртл, завязывала шнурки на сюрко и плаще. Наконец, она была готова. Она едва не забывала дышать от волнения в предвкушении пусть и странной, но всё же встречи с Фебом. Клод взял её за руку и, оглядываясь на каждом шагу, повёл её в собор, поднялся на трибуны и там, в небольшой закуток, он и поместил Эсмеральду, вновь напомнив, какие несчастья она может навлечь на себя, если выдаст своё присутствие. Но она, казалось, его не слышала: всё её внимание было приковано к нижнему этажу, где сновали дьяконы, чтецы, певчие… Фролло спешил. В сакристии его уже ждали, а он ещё хотел зайти к Квазимодо.       Звонаря он нашёл на колокольне, любовно поглаживающим Большую Мари. Знаком Клод показал ему следовать за ним. Горбун безмолвно подчинился, и они вошли в келью звонаря.       — Она здесь. Я обещал ей показать свадьбу капитана. Когда закончишь, то найдёшь её на верхних трибунах, я спрятал её в закутке. Приведи её потом в мою келью. Будь осторожен. Меня не было несколько дней, сегодня может пожаловать епископ. Или члены духовного суда из Дворца Правосудия, которые приговорили её. Будь осторожен.       Квазимодо хмурился, выслушивая своего господина. Эти злые люди, что посмели приговорить Эсмеральду к смерти, могут прийти. Они могут снова её отправить на казнь, и он не сможет им помешать. Нужно сделать всё, как велит господин. Они не получат её.       — Квазимодо, ты понял меня? — нетерпеливо спросил священник.       — Да, господин. Они не получат её. Я всё сделаю, господин.       — Возвращайся к колоколам. Мне пора. Пусть Большая Мари сегодня поёт на славу.       Квазимодо похромал обратно в свою обитель.       Эсмеральда разглядывала с небывалым любопытством собиравшихся гостей, которые сменили в центральном нефе снующих дьяконов. Наконец, всё затихло, и недолгую тишину сменило звучание голосов певчих, им на смену вышли священники, читавшие какие-то тексты на латыни. Эсмеральда не отводила взгляда от невысокого каменного сооружения в противоположной стороне от входа. Наконец, там она увидела своего Феба. Она хотела крикнуть ему что-то, но голос ей изменил, она не могла сказать ни слова — только молча наблюдать за ним, в том самом парадном мундире, начищенном до блеска, в натёртых сапогах со шпорами, всякий раз приводивших её в неописуемый восторг. Он же стоял не оборачиваясь, смотря на витражи перед собой. И тут Эсмеральда увидела, как по центру собора шла молодая девушка в роскошном красном платье с золотым шитьём. По мере того, как красавица-дворянка приближалась к Фебу, мрачнело лицо цыганки.       И тут она впервые увидела архидьякона. Первый раз за всё время, что Эсмеральда знала его, она увидела его в роли священника. Впервые она слышала его низкий мощный голос, вмиг наполнивший до самой крыши здание Собора. Он продолжал творить над женихом и невестой молитву, пока не пришло время главных вопросов, на которые они оба три раза ответили «Да». Вновь зазвучали гимны, а архидьякон бросил незамеченный никем взгляд наверх, на мгновение встретившись со взглядом цыганки.       Эсмеральда смотрела на Феба, а в её глазах стояли слёзы. Трижды он ответил «Да» — скоро всё будет кончено, он навсегда станет принадлежать другой. Цыганка всмотрелась в лицо этой девушки и с ужасом поняла, что это и правда та самая белокурая девица, в чей дом её позвал танцевать Феб, с кем он стоял тогда, нежно обнявшись, на балконе того дома. Цыганка старалась не замечать эту красавицу в красном платье. Кто она рядом с ней? Обычная оборванка, нищая, недостойная даже прислуживать таким, как эти двое. Она вспомнила своё платье, подвязанное обычно каким-нибудь старым платком. И на фоне осознания своей ничтожности Эсмеральде был нанесён последний, решающий удар: она увидела, как Феб, её Феб радостно улыбается, целуя эту девушку.       Цыганка лишилась чувств.       Под звуки Большой Мари свадебная процессия покинула Собор. Квазимодо, едва закончив, слетел по лестнице и, ковыляя, побежал на верхние галереи. Он недолго искал Эсмеральду, а когда нашёл её, бывшую ещё без чувств, то аккуратно укрыл её плащом и, скрыв под капюшоном её лицо, взял её на руки и, озираясь, пошёл в сторону кельи Фролло. Он едва не попался на глаза каким-то священникам, спускавшимся по лестнице, но успел укрыться. Его появление недалеко от кельи архидьякона не привлекло их внимания: впервые впечатление о нём как о слабоумном дурачке сыграло ему на руку — его странности не вызывали никакого интереса; он был чем-то вроде домашнего пса, которому отказывали даже в малейшем наличии ума все, кроме его господина.       Итак, они добрались до кельи. Квазимодо опустил Эсмеральду в кресло и запер дверь.       — Квазимодо? — обратилась она к нему, но вспомнила, что звонарь был глух. Она попыталась встать, чтобы дотронуться до него, как тут он сам повернулся к ней.       — О, госпожа, пожалуйста, не вставайте. Господин придёт, когда закончит. Вы хотите пить?       — Что со мной случилось? — она обхватила голову руками. — Голова так болит. Пить, да! Дай мне воды!       Горбун подал ей стакан, и она дотронулась до его пальцев своими, отчего он поднял на неё единственный свой глаз, полный такого счастья, что на земле не хватило бы слов его описать.       — Спасибо, Квазимодо.       — Я нашёл вас без чувств.       Она оторвалась от стакана и посмотрела на горбуна, закрыв тут же глаза, наполнившиеся слезами.       — Он… ты и твой господин… Вы были правы. Я видела, как он поцеловал эту девушку. Значит, она ему не сестра! О, как же жестоко я обманывалась! О мой Феб! Как он жесток ко мне!       — Пожалуйста, Эсмеральда… Госпожа, не плачьте!       — За что он так обошёлся со мной? Он ведь клялся мне в любви! О, за что мне эти страдания?       — Прошу, Эсмеральда… Вы так прекрасны, вы не должны плакать.       — Я просто нищенка, я недостойна его. Что же я возомнила о себе? Решила, что достойна его! Достойна быть его женой, его любовницей! О, как же я несчастна!       Она закрыла лицо руками и зарыдала с новой силой. Квазимодо сидел подле неё на полу, но вдруг он вышел из кельи.       Фролло, уже без литургического облачения, шёл по коридору Собора, нервно сжимая и разжимая руки — едва закончилось венчание и он снял облачение, как ему сообщили, что члены духовного суда пришли и ждут его. Архидьякон мысленно улыбнулся: капитан на самом деле ходил туда, иначе с чего им искать его с такой спешкой? Не показывая волнения, он привычным ровным голосом распорядился, чтобы его ждали, и не торопясь покинул сакристию.