Тайны парижских будней

      Следующие несколько недель прошли всё в том же аду. Она иногда по несколько дней не видела его, а когда он приходил, то обычно требовал себе еды и непременно бутылку вина и покрепче, после чего засыпал, где придётся, и слугам и Флёр-де-Лис приходилось раздевать его, мыть и укладывать его спать. Слёз, которые она выплакала за это время, хватило бы на пару кувшинов. И, в довершение ко всему, она была одна. Подруги и кузины потихоньку оставили её после свадьбы, увидев, в каком состоянии были и она сама, и их дом. А сама Флёр-де-Лис была слишком уставшей, чтобы привечать друзей и родственников. Итак, она осталась одна с вечно пьяным и злым мужем, которого видела не слишком часто.       А его злоба росла с каждым днём подобно снежному кому, стремительно увеличиваясь, когда он видел её грустное лицо с покрасневшими глазами. Несколько раз, заявляясь то под утро, то поздней ночью, он даже бил посуду и вообще всё, что только подворачивалось ему под руку. Тогда она отбегала к стенке и испуганно следила за ним одними только глазами: да где же, где же её Феб, её прекрасное Солнце? И где же её гордость?.. Она осталась там, за порогом собора, когда Флёр-де-Лис вошла внутрь, чтобы стать навеки его женой.       Одним осенним вечером, когда его вновь едва ли не внесли в дом собутыльники, она, набравшись смелости, решительно шагнула ему навстречу.       — Вы… Вы опять пьяны, Феб! Уйдите! Оставьте меня в покое! — от былой храбрости при виде звереющего на глазах мужа не осталось и следа: всё её существо заполонил первобытный животный страх. Она отступила к стене, чувствуя, как глаза против воли наполняются слезами.       Сидящий в кресле Феб медленно поднял на неё глаза:       — Мадам, — процедил он сквозь зубы, сжимая руками подлокотники, — вы забываетесь! Я ваш муж, а не ребёнок и не собачка, чтобы вы мне указывали. Поэтому закройте свой рот и возвращайтесь к своему обычному занятию. Кроме как рыдать, вы больше ни на что не годны.       Флёр-де-Лис закрыла лицо руками, часто дыша. Феб, как же ты можешь…       Постепенно к ней возвратился голос, а страх… Разве она уже не в худшем Аду из всех, что могла себе вообразить?       — Вы правы, месье, вы мой муж, — с удивительной решительностью произнесла она. — Муж, которого я или не вижу вовсе, или вижу мертвецки пьяным. И у нас нет ребёнка, чтобы я могла его воспитывать, месье, ведь я не Дева Мария!       Феб подскочил с кресла, отбросив его при этом к стене, и в несколько шагов вплотную приблизился к жене, прижав её за шею к стене:       — Я уже говорил вам, мадам: я предпочитаю иных девушек, не таких… — он презрительно оглядел её, — как вы. Возвращайтесь в свои покои. И найдите себе, наконец, занятие, а меня оставьте в покое!       Опираясь на стену, она нащупала рукой двери и выбежала из комнаты, едва не упав, запутавшись в подоле халата и рубашки. Это какой-то дурной сон. Всего этого не может, просто не может быть в самом деле! Они же были так счастливы эти месяцы до свадьбы… И теперь он так относится к ней, говорит ей эти ужасные вещи, не желает ночевать с ней рядом, не то, что… Забыв обо всём, она выбежала на балкон и просидела там, не сводя глаз с собора Богоматери.