Тайны парижских будней

Comment ressentir d`la haine Pour un être que l`on aime Plus fort que soi?»        «Как можно испытывать ненависть К существу, которое любишь Больше, чем самого себя?

       Мюзикл «La Légende du roi Arthur: Quand l`amour change le cours de l`histoire» («Легенда о короле Артуре: когда любовь меняет ход истории») — «Auprès d`un autre» («Рядом с другим»)                     Дни шли за днями. Капитан отнюдь не горел желанием встречаться с женой, совершенно уверенный в том, что обязательно застанет её плачущей. А это было не то, что он хотел видеть по окончании очередного дня. Красотки с улицы Глатиньи отлично справлялись со своими обязанностями. Когда-то, после той неприятной истории с цыганкой и монахом-привидением, он пресытился доступными девицами и только радовался возможности вернуться наконец в Париж, к благородной невесте, видеть вновь её роскошные волосы, нежную кожу и шёлковые платья.       Но день свадьбы перечеркнул это. После свадьбы он видел её либо плачущей, либо с опухшими и покрасневшими от слёз глазами. Капитан ощущал себя в её компании так, словно он присутствовал на панихиде. Шлюхи хотя бы старательно делали вид, что рады ему.       За несколько недель Флёр-де-Лис не передала ему ни единой просьбы. Он не видел и не слышал, чтобы она покидала свои покои. Но это на руку. Хоть не придётся снова бегать за ней по всему городу, рискуя выставить себя посмешищем. Этого он ей ещё не простил. Он слишком много лет рыл пальцами землю, пытаясь продвинуться по службе. Это воздалось с лихвой: ему ещё только будет тридцать лет в будущем году, а он уже дослужился до чина капитана. Это немалого стоит, учитывая его не самое высокое происхождение. И теперь позволить этой избалованной капризной девчонке, которой с первых дней жизни всё преподносилось на кружевах, разрушить его жизнь какими-то глупыми выходками?!       Флёр-де-Лис заперлась в покоях. Она и злилась на мужа, и опасалась его, но, несмотря на всё произошедшее, продолжала его любить. Несколько лет нежных ухаживаний, предшествовавших свадьбе, оказалось невозможно перечеркнуть даже таким его отношением.       Когда она смотрелась в зеркальце, ей отчаянно хотелось расколотить его. Останавливало только то, что все деньги теперь в руках Феба, а он вряд ли позволит ей такое дорогостоящее приобретение. И она аккуратно опускала его на столик.       Кажется, он сказал, что ему нравятся брюнетки? Она возненавидела свои белокурые локоны. Брюнетки… Как та цыганка. Флёр-де-Лис со злостью думала о ней, полагая, что именно она явилась причиной всех их бед. Что это из-за неё он так холоден с ней, с его законной женой. Она вспомнила тот яркий летний полдень, когда та цыганка выкрикнула его имя, стоя на коленях на паперти собора. Это она, эта мерзкая цыганка, отвернула его от неё, она действительно колдунья. Как хорошо, что она теперь мертва.       Флёр-де-Лис не подозревала, что незадолго до их свадьбы её муж гонялся за этой черноволосой колдуньей по всему Парижу именно потому, что девчонка пропала, когда назначили новую дату казни и постановили извлечь её из собора.       О, если бы она могла… Она бы с радостью обменяла свои волосы на чёрные кудри, лишь бы он вернулся к ней! Она бы сделала что угодно, лишь бы он вновь смотрел на неё, как раньше. Она засыпала и просыпалась с молитвой на устах, чтобы он вошёл в её двери. Но шли недели, а он и не думал навещать жену.       Лишь спустя почти три месяца они, наконец, встретились в столовой вечером. Она не ожидала увидеть мужа так рано. Он же был настолько измотан, что просто рухнул в кресло, молча кивнув ей в знак приветствия. От этого нехитрого знака её сердечко затрепетало. Забыв обо всём, Флёр-де-Лис буквально влетела в кухню, сбивчиво приказала быстро подать ужин её мужу, и, наполнив бокал вином, вернулась с ним в столовую.       Когда она отдавала его Фебу, они коснулись пальцами друг друга, и она моментально покраснела, одёрнув руку.       — Вам сейчас принесут ужин, месье. Признаться, я… мы не ждали вас так рано, — тихо сказала она. — Я сейчас поднимусь к себе, месье.       Феб устало закрыл глаза и отпил вино.       — Не стоит, мадам. Оставайтесь, сколько хотите.       Наконец-то он может просто спокойно посидеть в тишине. Больше не нужно понукать своих бездельников. Денёк у капитана выдался на редкость выматывающим, ещё и этот чёртов ветер. Тот самый редкий день, когда не хотелось даже идти в кабак или развлекаться со шлюхами.       Флёр-де-Лис, осторожно ступая, вернулась к столу. Почти сразу же после этого в столовую вошла служанка, неся ужин и неизменную бутылку вина.       Остаток ужина прошёл в молчании. Флёр-де-Лис позволяла себе только изредка бросать на мужа взгляды. Кто знает, что его разозлит? Да, он трезв, но он такой… он может взорваться в любую минуту. Она предпочла ничего не говорить и ничего не спрашивать, чтобы случайным словом не разбудить задремавший вулкан. А кроме прочего, она поймала себя на том, что старается есть как можно медленнее. Такой шанс побыть с мужем наедине, пусть и в тишине, упускать грешно. За последнее время дни, когда он реагировал на неё спокойно, можно сосчитать по пальцам.       Феб выглядел измотанным. Пожалуй, таким она видела его впервые после тех нескольких дней после дня Святой Анны, когда они поженились. Этот Феб значительно отличался от того бравого красавца-капитана, всякий раз представавшего перед ней, когда они были только помолвлены. Теперь она стала свидетелем его обычной жизни, прежде скрытой от неё. Да и могла ли она что-то знать? Алоиза овдовела, будучи беременной. Смерть настигла Франсуа-Ксавье Жерара Флориана де Гонделорье в городе Женап, что в Бургундии. Девочка оказалась лишь на попечении собственной матери, которая так и осталась до нынешних дней очарованной военными. А раз так, то никого иного она в мужьях Флёр-де-Лис не видела. Феб оказался идеалом не только для невесты, но и для тёщи. Именно таким она и видела своего зятя. В отличие от дочери, она мало хлебнула житья с солдатом, а потому не понимала, что придётся изведать Флёр-де-Лис. Настоящее воплощение мечтаний: высокий статный темноволосый красавец с пышными усами и в сверкающих доспехах. Можно ли желать большего? Мадам Алоиза ни секунды не сомневалась, что Флёр-де-Лис будет с ним счастлива.       И всё же не настолько устал Феб, чтобы не заметить, как взволнованно на него поглядывает жена. Его это даже не злило, он просто не понимал, что в нём сейчас такого интересного, что она так на него смотрит. Про себя он не без удовольствия отметил, что когда она не плачет, то всё ещё выглядит относительно привлекательно. Чувствовать на себе её заинтересованный взгляд, хоть и тревожный, куда отраднее привычного, сдобренного слезами.       — Доброй ночи, Феб, — всё так же тихо проговорила она, разворачиваясь к двери и надеясь, что он попросит её остаться.       — Доброй ночи, мадам, — глухо ответил он, всё ещё погружённый в свои невесёлые размышления.       Людовику не сиделось просто так в Плесси-ле-Тур. Помешавшийся на собственной безопасности и с обострившейся подозрительностью, он принялся изводить войска — и свои, и наёмников — бесконечными походами, карательными экспедициями, посылая их в различные провинции. Даже умирая, старый паук не желал расслабить свою паутину. Напротив, предчувствуя кончину, которая могла настать почти в любой момент, он принялся за интриги с утроенной силой. А Шатоперу и прочим военным только и оставалось, что скакать десятки лье по малейшей его прихоти, даже если на то не было веских оснований.       Но это всё ещё только будет. Пока что всё ограничивалось предместьями.       После этого вечера в сердце Флёр-де-Лис поселилась призрачная надежда, что между ней и Фебом всё ещё наладится. Пусть и не сразу, но всё же. Окрылённая этими грёзами, она уснула с улыбкой на лице.       Впрочем, солнце показалось из-за туч лишь на краткий миг. Не прошло и двух дней, как тот мужчина, чьё имя она узнала несколько недель назад, вновь приволок её мертвецки пьяного мужа. Когда же месье Бернар собрался уходить, Флёр-де-Лис, собрав всё мужество, попросила его остаться ненадолго.       Слуги давно спали, так что она могла не опасаться слухов. Этот разговор остался в тайне.       Предложив ему вина, она мялась на месте, сцепив руки в замок и судорожно подбирая слова. Мысли путались и не желали складываться в предложения. И всё же, спустя какое-то время, ей это удалось. Покрасневшая, она сидела на самом краешке стула, потупив глаза, и тщетно пыталась исторгнуть из своих уст хоть одно слово.       Видя её состояние, он взял инициативу в свои руки.       — Вы хотели что-то спросить о вашем муже, мадам?       Флёр-де-Лис вздрогнула и подняла голову. Смущение сквозило в каждом её скудном жесте.       — Вы правы, месье Бернар. Увы, я лишь смутно догадываюсь… Скажите… О, это так мучительно! — она ещё сильнее сжала руки и прерывисто вздохнула. — Мой муж… Когда он вечером… В тех местах… С кем он…       Он остановил её жестом руки:       — Не мучайте себя, я понял вас, мадам. Это… Как бы вам объяснить? — он задумчиво потёр подбородок. — Это довольно… вульгарные девицы. Полная вам противоположность.       — Они ему… нравятся?       — Этого я не могу сказать. Я знаю лишь то, что он частенько захаживает туда. Простите, что говорю эти вещи…       — Всё в порядке, — крепясь, ответила она, — ведь я сама спросила вас. Вам не за что извиняться, месье Бернар. Благодарю вас, что… Что ответили на мои вопросы.       — Доброй ночи, мадам. И ещё раз прошу у вас прощения, что принёс вам такие грустные вести.       — Доброй ночи, месье.       Так значит, вот про каких красоток он говорил ей в их первую брачную ночь, так вот, какие девицы ему нравятся. Вульгарные. Наверное, такие же, как та цыганка. А что, если эта ведьма выжила, и он вновь попал под её чары? Даже если и нет, то… что же ей делать теперь? «Полные противоположности». Будь это кто-то из их окружения, она бы стойко снесла это оскорбление. Но изменять ей с такими девицами!.. Это худший плевок ей в лицо из всех, что можно представить.       Подождав несколько дней, чтобы не бросить тень на месье Бернара, так любезно поведавшего ей эту информацию, и дождавшись благоприятного дня, когда Феб вернётся домой трезвым и не поздно ночью, она решилась на разговор с мужем.       Это уже третий вечер, когда, начиная с четырёх часов, она сидела, как на иголках, то и дело следя за часами. Наконец, после того, как пробило семь раз, её муж появился дома. Она точно не знала, в каком состоянии и во сколько он вернётся, и где-то внутри себя надеялась, что он вновь будет не способен что-то обсуждать, и тогда разговор можно отложить.       Но Феб явился не слишком поздно и от него не разило привычно дешёвым вином.       Собравшись с духом, она покинула будуар и вошла в гостиную, где капитан привычно растянулся в кресле перед камином.       — Вы позволите, месье? — спросила она, подойдя к нему. Феб махнул рукой на второе кресло; она села на самый краешек.       — Вы что-то хотели, мадам? — безэмоционально спросил он.       — Я… да… Я хотела… поговорить с вами, Феб.       — Поговорить? — он заметно оживился и повернулся к ней. — О чём же?       — О… нас. О вас и обо мне.       Капитан устало вздохнул. Он так ждал вечера, потому что это означало выходной день, а теперь ему целый вечер придётся слушать стенания жены. И всё же он кивнул в ответ:       — Говорите. Я вас слушаю.       Флёр-де-Лис сжала юбку в руках. Как к нему подступиться так, чтобы это не повлекло за собой ничего… неприятного? Все слова, что она тщательно обдумывала последние дни, испарились из головы.       — Я не нравлюсь вам больше? Да, Феб, именно так. Я ведь помню, как вы смотрели на меня до нашей свадьбы! А потом… Вас словно подменили. Я больше не нравлюсь вам? Вам больше нравятся эти девицы, с которыми… — она закрыла лицо руками. Жуткий стыд жёг её изнутри при одной только мысли, каких девушек он касался на той улице.       — К чему этот разговор, мадам? Я сказал вам об этом ещё в первую ночь. Что же вам не нравится в вашей жизни? Кажется, я ни в чём вас не стеснял. Конечно, до вашей глупой выходки. И всё равно вас что-то не устраивает.       — О, как вы жестоки, Феб! Но за что вы так жестоки ко мне? Неужели они любят вас сильнее меня? Это правда? Вы больше не любите меня?       — Не говорите глупостей, мадам. Это совершенно разные вещи. Я иду к ним не за любовью. Уж точно не за той, о которой поют менестрели, — проворчал Феб.       От его слов к лицу вновь прилила краска.       — Но отчего… отчего вы не идёте за… такой любовью… ко мне? Феб, я ведь ваша жена, разве мы не должны…       — Я бы предпочёл закончить этот разговор, мадам. Возможно от вас ускользнуло то, что я чертовски устал. Я хочу отдохнуть в тишине, а не попусту трепаться. Можете остаться здесь, но перед этим вы мне пообещаете, что мы больше не вернёмся к этому вашему вопросу, — он откинулся обратно на спинку кресла.       — Доброй ночи, месье, — всхлипнула Флёр-де-Лис, выходя из гостиной.       Она права. Он больше её не любит. Как же сильно та мерзкая цыганка околдовала его, раз он предпочитает ей общество таких, как эта колдунья.       А может, он просто её разлюбил. Страшно подумать, сколько лет они уже знают друг друга. Мог ли он ею пресытиться за всё это время?       Но ведь он сказал, что он идёт к ним за… другим. Не за той любовью, о которой она грезила ночами, представляя их будущую жизнь. И всё же: почему он идёт к ним, а не к ней? Какое чудовищное унижение! Предпочесть ей такую грязь. Как же он может…       Ей казалось, что она выплакала все слёзы. Тот нервный всхлип около недели назад стал последним порывом. На смену терзающим день и ночь вопросам, боли от предательства, унижения, убийственному чувству ненужности от осознания того, что ею пренебрегли, пришло успокаивающее чувство отупения. Апатия. Она могла поклясться, что больше не чувствовала ничего. Она стала походить на тень самой себя. Через пару дней после их последнего разговора Феб сказал, что позволяет ей выходить на улицу. Но какой в этом толк? Куда ей идти? Кажется, она сухо кивнула и пробормотала что-то в ответ. Вряд ли он её слушал.       Покинутая мужем, она решила искать утешения в другом. Мать её деликатно удалилась в поместье, а огромный дом требовал хозяйской руки. Купаясь в боли, она позабыла на эти месяцы о своих новых обязанностях. Она с готовностью погрузилась в это занятие.       Хотел Феб того или нет, но от него не ускользнули внезапные изменения в супруге. Из привлекательной девушки она превратилась в какой-то призрак, живущий в их доме. Она совершенно неслышно ступала по полу, она почти не попадалась ему на глаза, он не слышал от неё ни звука, он не видел следов того, что она жила в этом доме бок о бок с ним: ни вышивок в гостиной, ни оставленной книги у камина, ни оброненного платка — ничего. Будто Флёр-де-Лис и вовсе перестала существовать. Ощущение, что с тобой в доме живёт привидение, было неприятно даже для такого человека, равно далёкого и от религии, и от суеверий, как Феб де Шатопер.       Так прошло и Рождество. Хотя в эту святую ночь он всё же её увидел. Сначала они вместе посетили мессу в соборе, а уже дома, с деланной улыбкой, она поздравила его вечером, после чего удалилась к себе, оставив мужа в недоумении.       Эти внезапные перемены его скорее пугали, чем расстраивали. Он даже стал возвращаться всё чаще домой. Чем это вызвано, он не мог бы точно объяснить, но какое-то странное чувство тревоги не отпускало его. Расспросив однажды слуг, он выяснил, что несколько раз его жена куда-то надолго удалялась. Куда именно — никто не мог точно сказать.