***
Засыпаю я на каком-то диване. Морфин действует быстро и безотказно, боли я почти не чувствую и даже оказываюсь в состоянии сама дойти до места сна. Чувствую, как где-то рядом постоянно находится Хигучи. Заговорить со мной не пытается, да и я не спешу начинать разговор. Во-первых, слишком хочется спать, во-вторых, не вижу в этом смысла. Ей вряд ли есть за что передо мной извиняться или испытывать чувство вины, не она же меня пытала. В любом случае, поговорить с ней, наверное, придётся. Но не сейчас, ведь я засыпаю буквально закрыв глаза. Сегодня не снится ничего. Даже моему воспалённому сознанию нужен отдых. Или это просто действует обезболивающее, кто знает. Просыпаюсь быстро, хоть и не хочу этого. Ну разумеется, будить меня, не пиная при этом ногой, Акутагава не станет. Когда я отмахиваюсь от него, получаю ещё один тычок ногой. Тогда уже понимаю, что вставать надо. Мори всё же дал четыре часа на отдых, не стоит заставлять его ждать. Хоть и хочется невероятно. А вот тут небольшой сюрприз от организма. Когда немного приподнимаюсь, тут же начинаю кашлять. Прикрываю ладонь рукой, а потом вижу, что на ней остаются следы от кровавого кашля. Командир, кажется, совершенно не удивлён, и спокойным голосом сообщает, что у меня всего лишь внутреннее кровотечение. Чудно. Всего лишь внутреннее кровотечение, ничего такого, действительно. После морфина действительно не ощущается боли. Я даже опираюсь на левую руку, забыв о том, что пальцы сломаны. Вовремя вспоминаю о том, что поломанным конечностям, наверное, не очень прикольно, когда чувствую приглушённую боль и принимаю сидячее положение. Мори всё так же сидит в своём кресле. Мне кажется, он просто в нём живёт. На этот раз иду я к нему одна. Когда захожу, босс читает какую-то книгу. Неловко топчусь в дверях, не зная как бы начать разговор. — Итак. Что от меня… требуется? — кажется, Огай намеренно меня игнорирует, ждёт, пока я заговорю первая. Он лениво поднимает на меня взгляд, нажимает на какую-то кнопку под столом и панорамные окна закрывают полностью чёрные жалюзи. Какая невероятная конспирация. — Найти определённого человека, зная только его имя. Я смеюсь. Нет, я умная, конечно, но определённо не до такой степени. Нет таких гениев, которые зная только имя человека, и ничего больше, смогут определить его местоположение. Они живут только в нереалистических детективных романах, в реальности же таких просто не существует. — Я польщена тем, насколько умной вы меня считаете, но это физически невозможно, как бы вам этого не хотелось. — Разве ты не способна найти собственного отца? Хочу нагло завалиться на диван, но останавливаюсь. Собственного кого, блять? — Ну да. Очень смешно. Он мёртв. Уже восемь лет как. — Мори откровенно наслаждается моей реакцией. Кажется, вот-вот ржать начнёт. Я же совершенно ничего не понимаю. От истерического приступа меня сдерживает только то, что морфин очень даже хорошо справляется со своей задачей, мозг почему-то не разрешает упасть на пол и начать кричать. Не может быть он живым. Просто, блять не может. «Ты как, солнышко?» Мама стоит в дверном проёме, сложив руки на груди. Лежу на кровати, испуганно сжимаю одеяло в руках. Стараюсь не дрожать слишком явно. Опять он. Снова. Как и каждую ночь, отец снится мне. Управляет мною, говорит своим до ужаса спокойным голосом, от которого хочется кричать, биться головой об стенку, рвать на себе волосы, только бы не слышать его. Самое ужасное, что проснуться самостоятельно я в таких снах не могу никак. Иногда начинает казаться, что это не сон. Что мы до сих пор живём вместе с ним, в той отвратительной развалине без света. Живём в абсолютном страхе и зависимости от его настроения. «Всё хорошо, мам.» Я всегда ей так отвечаю. Не хочу лишний раз заставлять её наигранно волноваться или же просто зря сотрясать воздух. «Сегодня ты кричала громче обычного.» Рядом с матерью появляется Акира-сан. Прекрасный человек, честное слово. Хоть я и не особо доверяю ему (как и не доверяю никому в принципе), но мама, кажется, счастлива жить с ним. Я не особо верю после отца в то, что человек, живущий со мной под одной крышей, способен относиться ко мне нормально, поэтому я просто стараюсь держать дистанцию. Нейтральная вежливость, только и всего. «Всё хорошо.» Я повторяю эту фразу постоянно. И обычно помогает, вообще-то. Вот прямо как сегодня. Мать кивает, улыбается мне и закрывает дверь в комнату. Кажется, они уходят на кухню и начинают что-то тихо обсуждать. Их разговоры меня не волнуют совершенно, я судорожно вздыхаю и накрываюсь одеялом с головой. Не хочу снова засыпать. Не могу, поэтому и не буду. Просто лежу с закрытыми глазами до утра. На следующую ночь всё повторяется. И ещё раз, и ещё раз. Так проходит месяц, второй, третий. Мне иногда даже стыдно за то, что я тревожу мать и Акиру-сана, иногда даже мелких своими ночными криками подрываю с постели. Как-то раз меня поймали на том, что я пыталась связать себе кляп из тряпки. Чтобы кричать не так громко. «Солнышко, у меня для тебя новость.» Я сижу с книгой на кровати, когда мать заходит в мою комнату, принимаясь неловко топтаться на пороге. Удивлённо смотрю на неё, обычно она не приходит просто так. И какие-то новости не рассказывает уж точно. «Знаешь, я считаю, что ты должна это знать. Думаю, от этого тебе станет легче. Нет, от этого тебе точно станет легче!» Всё ещё не понимаю, чего она от меня хочет, даже книгу откладываю. Сижу вся во внимании, а мать всё мнётся. «Твой отец мёртв. Умер в какой-то уличной драке.» Она говорит что-то ещё. Кажется, рассказывает о том, как ей жаль или что-то вроде того. Но дальше я не слушаю. Эти слова впечатываются мне прямо в мозг, их будто раскалённым клеймом выжигают в подсознании. Мёртв. Он мёртв. Наверное, такое поведение ужасно для двенадцатилетнего ребёнка после новости о смерти родственника, но я начинаю смеяться. Искренне, от души. А потом встаю с кровати и обнимаю мать. Она теряется, рассеянно гладит меня по голове, даже улыбается, заглядывая мне в глаза. Больше он мне не снится. — Вы ездили к моей матери? — знаете, а я даже не удивлена. С неё станется, просто напиздеть мне, чтобы не морочить себе голову. Вполне в её стиле. И никаких проблем ведь, ей действительно стоило просто сказать мне, что он мёртв, и я поверила. Ведь доверчивому ребёнку не нужны доказательства, я просто проглотила предложенную таблетку и порадовалась эффекту, не зная, что это плацебо. — В точку. — Мори сцепляет руки в замок. — А теперь, позволь рассказать тебе небольшую тайну твоего родителя. За креслом босса появляются изображения. Отцовские, блять, фотографии, и какие-то документы. — Хироко Ясуо. Был в отряде личных телохранителей старого босса. Пропал без вести в ночь его смерти, до сегодняшнего дня считался мёртвым. — я таки падаю на диван. Именно падаю, зарываюсь правой рукой в волосы и прикрываю глаза. Не могу начать истерить, как-то вообще не получается. Вероятно, заслуга морфина. Делаю глубокий вдох и снова поднимаю глаза на Мори. Ну что же, рассказывай дальше, дед, давай, раз уж у нас сегодня день хуёвых новостей. — Про его семью, родных или простых друзей известно ничего не было. Был на хорошем счету у старого босса, поэтому личную информацию никто не вынюхивал. Улики в его квартире явно указывали на его убийство, про него просто забыли. И вспомнили только сегодня. Просто решили проверить каждое твоё слово, подняли архивы, увидели одинаковые фамилии, одинаковые способности. Вот и наведались в гости к твоей семье. Я продолжаю молчать. Просто смотрю на изображения за спиной босса и чувствую, как внутри меня собирается клубок из страха. А ведь он распутался так давно, и всё это время я чувствовала себя замечательно. — Вы её убили? Мою мать. — уже по лицу Огая понимаю, что ответ отрицательный. — Очень жаль, было бы здорово знать, что хоть кто-то из моего цирка уродов всё же мёртв. — вижу, как руки начинают дрожать. Нет, обезболивающее всё ещё действует, но нервы шалить начинают. Ещё минута, и сорвусь, начнётся истерика точно, а её хуй остановишь, я ведь себя знаю. — У вас есть ещё морфин? Не стоит тратить сейчас время на медиков, а раны опять болеть начинают. Это немного отвлекает от логических рассуждений. Нагло вру, и Мори это определённо знает. Он ведь хирург, насколько я помню. Но его это, кажется, не волнует, босс достаёт из ящика стола словно заранее заготовленный флакон, жгут и шприц. Вкалывает на этот раз он, приняв умное решение не смотреть на мои жалкие попытки колоть обезболивающее одной рукой. Я киваю в знак благодарности. На этот раз руку даже продезинфицировали, вот это, конечно, ничего себе. Пока смотрю на то, как босс колет мне морфин, в голове начинает выстраиваться логическая цепочка. Вспомнить психотип и характер отца труда не составляет, его образ постоянно держался у меня в голове. — Вам просто нужно знать, где он сейчас скрывается, так? — кивок в ответ. Как мило, мне даже налепили розовый блестящий пластырь. Не буду интересоваться, какого хуя, конечно, но смешно всё равно. Хотя точно, у него же, как я помню, дочь есть. Для неё и такие пластыри, всё логично. — Вы говорили про квартиру. Можно узнать адрес? — Её уже проверили и обыскали, если принимаешь мафию за идиотов. — на экране у него за спиной появляется изображение с точкой на карте. Нет. Явно не тот район, даже близко не он. — Прежде, чем я начну выливать на вас потоки информации, хочу сказать, что с конфиденциальностью у Портовых всё очень плохо. И у вас крыса в организации, может даже не одна. — Это ещё почему? — Вы не против, если я сделаю вот так? — я ложусь на диван. Ну а что, так думать явно удобнее. Очередная доза морфина приятным теплом разливается по телу, а связь с реальностью будто застилает собой приятная пелена. Я будто прохожу квест в какой-то игре. — Думаю, нет, потому что лично мне поебать. Итак, а теперь слушайте. Он был… нет, он продолжает быть умелым манипулятором, знаете, крыса ещё та. Из мафии-то он может и сбежал, но друзей тут, которые будут держать в курсе событий, оставил. И вряд ли без их помощи узнал бы расположение всех его целей. Выбирал, скорее всего, случайным образом. Ему было всё равно: взрывать склад, лабораторию или базу дочерней организации Портовых. Единственная цель этого всего — нагадить мне в ботинки. — говорю удивительно спокойно. Как же хорош, чёрт возьми, морфин. — Из этого и явно подставные абсолютно левые люди, состояние которых прямо-таки кричало о том, что это я использовала их для подрывов. — И для чего ему это? — Знаете, у нас весьма… интересные, скажем так, отношения. Раз уж всё это время ему было на меня плевать, сейчас отец на что-то очень разозлился. На то, что я пошла в мафию, надо полагать. И об этом ему тоже нашептали птички из мафии, это уж точно. Он так своё недовольство показывает, только и всего, пусть это недовольство и могло стоить мне жизни. — босс почти виновато улыбается, но я вижу, как ему откровенно похуй. — А теперь поговорим о местоположении. Он тварь самоуверенная и абсолютно ненавидящая перемены. Он точно знает о том, что меня схватили, но вы ведь не предавали большой огласке факт того, что меня выпустили на свободу? — Вот ещё, больно много чести. Об этом знаешь только ты, Акутагава и его помощница. — отлично. Просто отлично, значит, он не сбежит, испуганно поджав хвост. — Получается, дружки ещё не нашептали ему на ушко о том, какая жопа его ждёт. Отлично. Он на сто процентов уверен в успехе, думает, что уже победил. Нет, знаете что будет ещё лучше? Если вы пустите слух о том, что меня запытали до смерти, чтобы уж точно его не спугнуть. Он не любит ничего менять в своей жизни, и уж точно не поменяет своё убежище. Он слишком уверен в себе и своей способности, а значит… я знаю его место обитания с точностью до дома. С точностью до того самого дома, в котором я провела одиннадцать лет своей жизни. Нет, он определённо оттуда не съехал. Такая ленивая и уверенная в себе тварь навсегда засядет в своём гадюшнике и не будет из него выползать. И если Мори сейчас выслушает мой план, то убить этого урода возможно до конца дня.VIII
24 ноября 2019 г. в 03:34
— Ты так и будешь корчить из себя труп или наконец встанешь? Босс целый день ждать не будет. — слышу недовольный голос где-то рядом. Пошёл нахуй, Акутагава, не тебя тут держали без еды и сна хуй его знает сколько дней.
И всё же, вставать надо. А то ведь так и обратно прицепить могут, кто этих псов портовых знает. Первая попытка оказывается провальной. Я пытаюсь встать на ноги, но стоит мне опереться левой рукой об землю, как я снова падаю. Два пальца же сломаны, точно. Не уверена, нормально ли это, что они пробыли… даже не знаю, сколько дней без гипса. Вообще произойдёт чудо, если у меня ни один след от паяльника не воспалится. И будем надеяться, что ожоги после кипятка исчезнут хоть когда-то. Ну что же, на ближайший месяц минимум, пантенол — мой лучший друг. А вместе с ним обезболивающее и снотворное. Сейчас соблазн подсесть на опиаты невероятно велик, но я стараюсь закинуть эту мысль куда подальше. Нет уж, не для того я тут корчилась, чтобы подсесть на иглу и покатить свою жизнь в окончательную пизду.
— А давай я посплю часов двенадцать прямо здесь, а потом пойду куда угодно?
— А давай я убью тебя прямо здесь, и ты уже никуда не пойдёшь?
Какое же ты чмо, Рюноске, нет слов. Очередная попытка подняться тоже проваливается. Не могу я встать. Вообще никак, всё, без дозы сна и еды мой организм функционировать оказывается. Я остаюсь удивительно спокойной, пока что ни орать, ни злиться не хочется. Ещё не отошла от шока, наверное, стоит мне только немного оклематься, как пизда будет всем вокруг. Ну и горло надо пожалеть, вообще-то, если не хочу лишиться голоса. И так вряд ли смогу говорить без боли неделю так точно.
— Знаешь, не хочу ныть, но у меня тут поломаны пальцы, мне прижгли паяльником вообще всё, что можно, а ещё я хуеву тучу дней не ела и столько же не спала. Честное слово, сейчас не до передвижений.
Ответом мне служит молчание. Вовремя вспоминаю о том, что теперь моё зрение никто ограничивать не станет. Тянусь к повязке на глазах правой рукой, получается стащить её раза с пятого. Холодный свет лампы слепит ужасно. Ну разумеется, не видеть ничего, кроме абсолютной темноты несколько дней, а потом охуеть от того, что свет, вообще-то, существует. Пока чувствую себя слепым котёнком, меня кто-то поднимает и закидывает, кажется, через плечо. Отлично, трансфер в кабинет Мори. Ожоги, правда, болят от любых прикосновений, но я не жалуюсь. Лучше так, чем я бы умирала на полу, пытаясь подняться на ноги. Наконец, более-менее нормально вижу, хоть и до сих пор морщусь от света. Поднял меня, оказывается, Акутагава, и я искренне надеюсь, что не только ради того, чтобы скинуть с лестницы. В любом случае, возникать и возмущаться не собираюсь, просто тихо матерюсь себе под нос.
Взгляд фокусируется на руках. Лучше бы я даже не смотрела в их сторону, потому что выглядят они ужасно. Покрасневшие от ожогов, местами покрытые волдырями, все прижжённые. О футболках стоит забыть надолго. А ещё я не уверена, нормально ли то, что пальцы левой руки стрёмно посиневшие, не знаю, что это означает, но явно ничего хорошего. Сообщаю об этом Рюноске, на что он говорит не ныть, или я буду идти сама. Ладно, думаю, про медицинскую помощь я поговорю с кем-то более склонным к эмпатии.
— К врачу тебя сплавят, как только поговоришь с боссом. — ох, а вот за это спасибо, от души. Даже думаю поблагодарить его, но хорошо, что не делаю этого. — Можешь не дёргаться, кусок жира?
— Говна въебал, анорексичка? Не особо удобно висеть на тебе сосиской с кучей ожогов. — нет, я ошиблась, посчитав его нормальным человеком.
— Виси молча или пойдёшь сейчас на своих двоих.
Тут уже решаю не спорить, действительно ведь скинуть на пол может. Когда заходим в лифт, оба как по команде замолкаем. Я рассматриваю свои стрёмные руки, замечаю, что их вид мне даже нравится немного. Не признаюсь в этом даже сама себе, но выглядит очень даже ничего. Нет, всё же несколько дней без таблеток дают о себе знать. А ещё, мне бы покурить. И выпить. И сделать ещё миллион тех бытовых мелочей, которые я делаю ежедневно и принимаю за норму.
Двери лифта открываются. Акутагава просто молча скидывает меня на диван как ненужный груз, я же шиплю и тихо его матерю. Вот бы мне сейчас обезбола или чего-то подобного. Мозг как-то невовремя напоминает о том, что героин обладает отличными болеутоляющими свойствами. Стараюсь об этом не думать и напоминаю, что боль со временем пройдёт сама по себе, а зависимость останется вместе со мной. Живи потом с этим пиздецом и либо умирай от передоза, либо вешайся.
Мори как был пафосной сукой, так и остался. Сидит повёрнутый к окну в своём кресле и даже не думает разворачиваться.
— Наверное, в первую очередь стоит извиниться. — наконец говорит босс мафии, всё ещё смотря в окно. — Очень неловко вышло.
— Неловко? —выразительно моргаю и набираю воздуха в лёгкие. Они превратили меня в мешок ожогов и боли, а ему неловко. — Этот тотальный проёб можно описать как угодно, но точно не «неловко».
Получаю тычок в спину от Акутагавы. Ох, ну да, он ведь всё ещё мой босс, я не имею права так с ним говорить. Но и в трудовом договоре про пытки и допросы тоже ничего не было. Как не было и самого трудового договора. А ещё я сейчас в абсолютном неадеквате и уж точно не соображаю, что несу. Имею право воспользоваться ситуацией.
— Понимаю твоё недовольство. — Мори с удивительно спокойным выражением лица прокручивается в кресле. — И всё же, ты тоже доставила мафии некие неудобства, поэтому будем считать, что мы в расчёте. Акутагава, напомни, сколько членов организации ты убил под действием её способности?
— Девять. — голос командира натянутый, но предельно вежливый. Вроде и бесится, но показывать этого совершенно не хочет. Ведёт себя подобно верной псине.
— Девять. — повторяет Огай. — Не такое большое число в масштабах мафии, но огромное для их отрядов и семей.
Ясно, пытается надавить мне на жалость. Неплохое контейнирование эмоций. Было бы, не будь я сейчас в настолько отвратном и похуистическом состоянии, что просто пропускаю его слова мимо ушей.
— И что именно послужило вам доказательством моей невиновности?
— Об этом мы поговорим позже. — он кладёт обе руки на стол. — Сейчас нам нужны твои здраво соображающие мозги. — Мори кивает на столик передо мной. На нём флакон с неизвестной мне жидкостью, жгут для инъекций и шприц. — Сама разберёшься или помощь нужна?
Интересный цирк получается. Нормально лечить меня не собираются и в больницу, очевидно, не отпустят. Ещё и требуют что-то. Нет, конечно, очень даже хорошо, что в итоге я живая, но мне сейчас хочется послать всё куда подальше и заснуть часов на двенадцать уж точно.
— Что это? — беру здоровой (хоть и прижжённой) рукой флакон. — Знаете, мне бы сейчас здорового сна, а не притупления боли наркотическими обезболами.
— Морфин. — спокойно сообщает Мори и прокручивается в кресле вокруг своей оси. Потом окидывает меня оценивающим взглядом и поджимают губы. — Допустим, над тобой действительно неплохо поработали. Да, определённо, мне нужна здраво соображающая ищейка, за пять суток ты вряд ли смогла поспать.
Сначала думаю восхититься такой невероятной щедростью, но лишь открываю и закрываю рот. За пять суток? Меня, блять, держали в камере пыток пять суток? Вместо возмущений, истерически смеюсь. Даже не смеюсь, хихикаю, параллельно набирая морфин из флакона. Использовать полторы руки — не очень удобно. Собственно, наверное из-за этого Рюноске, всё ещё стоящий сзади меня, раздражённо отбирает шприц и заполняет его самостоятельно. Так же раздражённо возвращает мне готовую к использованию иглу. Вот прям от души, я даже благодарю его, на что получаю саркастический смешок.
Проверяю содержимое шприца на наличие воздуха. Не хочется лохануться с воздушной эмболией просто потому, что Акутагава криворукая мразь. Но нет, пузырьков воздуха не обнаруживается, поэтому я с лицом престарелого наркомана затягиваю жгут на левой руке чуть выше локтя. Зубами и правой рукой. Неудобно, но я справляюсь.
Честное слово, я даже спиной чувствую определённо точно удивлённый взгляд сзади. Нащупываю вену, часто сжимаю и разжимаю ладонь. Ну же, покажись, зараза, сил моих больше нет, рука уже болит. Отлично. Теперь бы не промахнуться и сделать всё это одной рукой.
— Дай сюда, сил моих нет на это убожество смотреть. — Рюноске снова отбирает у меня шприц, и я даже удивляюсь такому аттракциону невиданной щедрости. Пытается показать перед боссом как хорошо он обращается с подчинёнными, не иначе.
— Проткнёшь мне вену — ебало откушу. — а вот я наглым образом пользуюсь тем, что при Мори он псина менее дикая, чем обычно. В лифте, правда, он выполнит мою угрозу первым, но волнует ли это меня? Нет, абсолютно.
Вообще-то, руку бы надо спиртом обработать, но никого из нас двоих это, очевидно, не волнует. Ладно, меня, возможно, совсем немного. Но про заражение я сейчас думаю намного меньше, чем про дозу обезболивающего, поэтому в этом доме мы надеемся на удачу.
— Чем, кстати, вы меня изначально накачали? — рискую поинтересоваться у Акутагавы. Он же отвечать не спешит, специально слишком резко выкручивает мне руку под удобным ему углом. Шиплю от резкой боли, начинаю кашлять.
— Кетамином, чем же ещё. — встревает с интересом наблюдающий за происходящим Мори.
Я даже не удивлена. Это охуеть, конечно, и не встать, но на месте мафии я бы поступила так же. Да и потом, кетамин вроде на собаках используют, так что чувствую в этом лёгкую иронию.
Удивительно, но вену насквозь мне не прокалывают. Получается, конечно, не «лёгкий укус комарика», как у весёлой медсестры в детской больнице, но и вкалывает мне Рюноске препарат явно для детей не предназначенный, так что возмущаться не смею.
— У тебя четыре часа на отдых. — сообщает Мори, когда я уже зажимаю рукой внутреннюю сторону локтя. Будет чудом, если я не умру от заражения крови. — Но из здания мафии ты не выйдешь.