***
Валяться на мягком диване в кабинете психотерапевта — как раз то, чего мне не хватало всё это время. С доктором Мацумае мне пришлось попрощаться. Врачебная тайна — штука, конечно, хорошая, но я не доверяю ни врачам, ни их умению хранить тайны. Благо, в мафии, оказывается, есть штатный психотерапевт. Иногда мне кажется, что эта организация всегда готова к концу света, и даже если всё человечество, кроме них самих, вымрет, они смогут прекрасно жить и дальше, не ощущая при этом никаких изменений. Эта женщина мне понравилась сразу. Как минимум из-за того, что она очень высоко оценила мою отвратительно розовую шубу, сказав, что мне очень идёт. А ещё она разрешает мне курить у себя в кабинете, мало того, курит вместе со мной и просит называть её просто Риоко, без всех этих конченных «доктор». Мне, одним словом, нравится всё. Ну и теперь можно не думать лишний раз, о чём я говорю. Просто говорю напрямую, ведь точно уверена, что психотерапевтом у Портовых вряд ли поставили кого-то, кто любит трепать языком. — Итак, после произошедшего с тобой, есть три варианта исхода событий, — конкретно сейчас мы с ней обсуждаем мой прекрасный пятидневный сеанс пыток. С ней почему-то про них говорить легко. — Первый — стокгольмский синдром. Но его мы откидываем сразу. — Потому, что я убила его сразу же, как только появилась возможность? — отстранённо интересуюсь, рассматривая свои ладони. — Именно, за что тебя поблагодарит не один член мафии. Ямори многих порядком достал. — она усмехается и поднимает ноги на журнальный столик. — Второй вариант — посттравматическое стрессовое расстройство, в народе ПТСР. И это, скорее всего, как раз наш случай. — поворачиваю голову в её сторону. Такими терминами бросаться — пиздец конечно, будто я каждый диагноз знаю. — «Вьетнамский синдром» ещё называется, не слышала? Мне, вообще-то, должно быть стыдно даже. Всё же столько умных психологических книг прочитала, а про эту дрянь слышу впервые. Мало того, мне его ещё и диагностируют. Отрицательно мотаю головой и жду дальнейших объяснений. — Тревожность, ночные кошмары, избегание, флэшбэки, постоянное мысленное возвращение к событию, которое повлекло за собой травму. Обычно начинает, как бы так сказать, плющить, под воздействием какого-то катализатора. У бывших военных это может быть плач, крик или какой-то резкий хлопок. Звук, который напомнит про травматические события. — Как много умных слов, Риоко, не находите? — давлю смешок, а внутри меня нарастает тревога. Катализатор. То, что будет напоминать про «травматические события». Музыка. Та сраная песня. Я до сих пор помню, как сильно меня разнесло в машине Хигучи, когда у неё играла та дрянь. — И как же оно лечится? Или всё, мне с этим жить? — Вылечим. — уверенно говорит женщина. — Терапией, если надо будет, то таблетками. Кстати про них, ты ведь принимаешь сейчас что-то, верно? Этот вопрос ставит меня в тупик, и я даже смотрю на Риоко непонимающе несколько секунд. Принимаю. Откуда она знает, что я что-то принимаю, неужели так сильно в глаза бросается? Стоп, она ведь говорит про таблетки, ну разумеется, тупица. Начинаю активно кивать и лезу за ними в сумку. Вместе с пластмассовой банкой достаю пачку сигарет. Женщина крутит упаковку в руках, с серьёзным лицом читает состав. — Пиздец какой хернёй ты травишься, дорогая. — авторитетно заявляет она. Ах, вот что мне ещё в ней нравится. Отсутствие этой абсолютно вылизанной, самой идеальной речи, присущей каждому психотерапевту в каждой клинике. — Знаете, все мои терапевты говорят почти то же самое и назначают мне новые таблетки. — я делаю затяжку и закрываю глаза. Всё ещё считаю, что курить лёжа — самое кинематографичное, что могло придумать человечество. — Нет, это серьёзно хуйня, ты хоть состав читала? — лениво мотаю головой из стороны в сторону. — Это плацебо. Для чего тебе его вообще приписали? — Не помню даже, —не удивляюсь, что в итоге они оказались пустышкой. Хотя мне казалось, эти таблетки помогают. Просто казалось, очевидно, — вроде как от нервов. Не помню уже точно, мне их просто приписали и сказали, что теперь я пью это. — Пока не будешь пить ничего. — наблюдаю за полётом банки с таблетками в мусорное ведро. Ну и замечательно. Теперь, правда, будет нечем давиться, когда я буду переживать или давиться от страха и тревоги, но с этим я как-нибудь свыкнусь. — Вы говорили про какой-то третий вариант. — как бы невзначай напоминаю я. Вижу, что Риоко не понимает, о чём я говорю. — Стокгольмский синдром, ПТСР и… что ещё? — Ах, ты об этом. — она отмахивается. — Это точно не твоя ситуация, но раз ты просишь — расскажу. Редко, но после подобных травм может развиться социопатия. — Она разве не врождённая? — чувствую себя невероятной тупицей. — Не путай с психопатией. Но опять же, это, как я уже сказала, не твой случай. — женщина смотрит на наручные часы. — Так, докуривай давай, и на сегодня у нас всё. Жду тебя через неделю. Домой возвращаюсь позже, чем хотелось бы. Фюрер точно будет выть под дверью. Но тут уж ничего не поделаешь, потому что возвращаясь от Риоко я забегаю в бар, и уж слишком долго обсуждаю с Нацуми и Киримой формочки для льда. Удивительно, но ожидает меня не собачья туша, развалившаяся в коридоре. Собачья туша меня в принципе не встречает, в квартире как-то подозрительно тихо. Инстинктивно напрягаюсь. Как-то ненароком всплывает в памяти факт того, что примерно так же всё выглядело, когда меня схватила мафия с ложными обвинениями. — Ты долго будешь топтаться или зайдёшь наконец? — это Гин, я слышу её хихиканье. Зараза такая, как же напугала меня, это пиздец просто. Судя по звуку, она опять валяется на моей кровати. Я-то не против, просто какого хуя? Когда захожу в спальню, думаю гавкнуть на неё за то, что решила явиться вот так, даже не предупредив. Я же сейчас ещё более параноидальная, чем обычно, и Гин это знает уж точно. Забываю, что хотела сказать, когда захожу в спальню. Подруга лежит на животе и перекидывает из одной руки в другую пакет с белым порошком. Ух, как неловко вышло. Акутагава, урод такой, точно нажаловался сестре на меня. Так вот кто тут главная крыса. — Разговора об этом ты уже избежать не сможешь, дорогая. Понять не могу, злится она или нет. Да вроде нет, лицо спокойное. И с чего ей вообще на меня злиться? Я ведь себя героином травлю, а не её. — О чём конкретно ты хочешь поговорить? — мой голос спокойный, я даже улыбаюсь ей, когда сажусь на кресло. — Для начала, о том, как это, — подруга трясёт пакетиком с героином, — произошло. — Ох, ну даже не знаю. Возможно, я просто не хочу чувствовать боль при каждом движении. Или пугаться каждого звука. Или вспоминать об этом. — оттягиваю высокий воротник свитера, демонстрируя раны. — Ещё есть вариант, что я просто хочу очень изощрённо сдохнуть, чтобы ваша мафия больше никогда не ебала мне мозги. — я говорю с полуулыбкой, как-то чересчур спокойно. А ещё понятия не имею, для чего всё это ей рассказываю. Я и сама не до конца понимаю, какого хуя подсела на иглу. И заниматься самокопанием в мои планы не входило, вроде как. Подруга молчит. Поджимает губы и тяжело вздыхает. Понимания от неё я не жду, разумеется, я же не тупая. Вообще будет чудом, если она сейчас не кинет в меня что-то. — Почему не морфин? — хороший вопрос, на самом деле. У них ведь даже состав практически одинаковый. — Морфиновая зависимость тоже вырабатывается со временем. Да и потом, мне нужно было что-то тяжёлое. Отключающее мозги и любое проявление эмоций. — Ты могла бы… — она мнётся, не знает, что сказать, пытается придумать на ходу. Я бы тоже не знала, на самом деле, — ты бы могла поговорить об этом со мной. Но ты постоянно говорила, что всё в порядке. Что с тобой всё нормально, всё отлично. А потом ты колешься героином и закуриваешь его травой. — да, Акутагава определённо побежал ныть сестре о том, какая я хуёвая. Смеюсь. Мне действительно весело, эта ситуация меня забавляет. — Я бы могла поговорить с тобой об этом. О, мне бы определённо стало легче! — хихикаю и сразу делаю серьёзное лицо. Медленный вдох. — Знаешь, всё было бы намного легче, если бы пустой трёп действительно помогал. Но нет, стоит мне даже подумать про сраную камеру пыток, как меня начинает, блять, трясти и плющить. — Гин трёт переносицу пальцами. — Героин не решит твоих проблем. — я закатываю глаза и откидываю голову на спинку кресла. Чувствую себя сейчас сраной королевой драмы, но похуй как-то. — Он может сделать хоть что-то. Меня это устраивает, и мне не нужно твоё разрешение. Подруга садится на кровати и смотрит на меня как-то грустно. Я бы на её месте не пыталась пробить эту глухую стену. Нет, серьёзно, словами упросить ей меня не удастся, контролировать она меня не сможет никак. Тогда к чему этот пустой разговор? — Колоться ты больше не будешь. — уверенно говорит она, смотря мне в глаза. Я снова начинаю смеяться. — Хорошо, мамочка больше не буду. — я продолжаю смеяться, и звучит это скорее как истерический приступ, чем смех. — Ещё курить мне запрети. — Я буду тебя контролировать. — не смотря на моё абсолютно несерьёзное поведение продолжает говорить Гин. — Спать буду на диване. — она поднимает указательный палец, когда видит, как вытягивается моё лицо. — Отказы не принимаются, солнышко, я не позволю тебе загнуться. А знаете что? Хуй с ней. Я не хочу с ней ругаться, выяснять отношения или вести долгие разговоры о том, что наркотики — плохо. Я это и без неё знаю, только вот это не помогает, даже веселит как-то. Да и потом, я не тупая и понимаю, что однажды завязать придётся. Только вот когда до моей склонной к саморазрушению задницы это дойдёт, рядом уже может никого не отказаться. — Хорошо. Я просто буду воспринимать это как затянувшуюся ночёвку. Как в тот раз, когда ты жила у меня две недели прошлым летом. — наконец, успокаиваюсь. Ладно, это должно быть довольно… весело? Если не думать о том, что теперь она вряд ли спустит с меня глаз, я буду кататься по полу от ломки и, вполне возможно, трястись в ванной с пеной у рта. Но зато я смогу чувствовать себя менее одинокой, наверное. — Чай будешь? — вопрос чисто из вежливости. Она в этом доме делает что пожелает, хотела бы выпить странный отвар из странных листьев (честное слово, никогда не понимала, в чём прикол чая). — Нет, подруга. — она улыбается. Значит, по её мнению, эти «переговоры» прошли для неё успешно. — И у тебя закончились яйца. — вот же змеюка. — Кстати про яйца, босс просил тебя явиться к нему завтра с утра. Сначала я собираюсь начать ржать, но останавливаю себя, дослушав предложение до конца. Мори, старый ты чмошник, оставь меня в покое хотя бы на один день. А ещё меня вот что волнует: куда Гин дела пакетик с героином? Я как-то упустила этот момент, пока была невероятно занята истерическим смехом.***
Сегодня погода на удивление мерзкая. Удивительно подходит под моё настроение. Ещё бы, подруга буквально прыгнула на меня в шесть утра, заявив, что мы идём гулять с Фюрером. Пёсель, кстати, тоже не особо рад такому раскладу. Гин вообще ведьма сраная, потому что мы разошлись спать часа в три ночи, а она бодренько скачет возле меня, рассказывая о том, как полезно вставать рано. Я эти ранние подъёмы в рот ебала, поэтому просто со скептическим видом слушаю её, стряхивая пепел с сигареты на асфальт. Ещё невероятно хочется принять дозу героина. Ещё бы, четыре дня подряд моё утро начиналось не с кофе, а с нагревания столовой ложки, поэтому сейчас я чувствую себя немного… странно, что ли. Будто забыла про какое-то важное дело. Если это и есть та самая ломка, которой меня пугала добрая половина моих знакомых, сидящих на игле, я даже разочарована. Хотя нет, подсознание мне подсказывает, что худшее ещё впереди. В штаб мафии подруга меня буквально выпирает. Мне будто снова шестнадцать, и мама безуспешно пытается выкинуть меня в старшую школу. Да, я была довольно… проблемной дочерью, но за это мне не стыдно, потому что мать тоже та ещё сука. Перед кабинетом Мори я уже не топчусь в неуверенности как в первый раз. Захожу даже как-то слишком уверенно, чуть ли не с ноги двери открываю. Наверное, надо вы уважительно поклониться боссу или что-то вроде того, но я слишком быдловатая для этого, поэтому пошёл Огай нахуй. — Ты хорошо играешь в покер? — вместо приветствия спрашивает босс. И вам, блять, хорошего дня. — Судя по вашей интонации, вопрос риторический. — складываю руки на груди. — От Портовых вообще ничего нельзя скрыть, верно? — Мори как-то неловко улыбается. — Вы вытащили меня из дому, чтобы сыграть в Техасский Холдем* или вам нужно что-то конкретное? — Тебе когда-нибудь приходилось слышать название «Коса Ностра»? Я давлюсь от смеха, но тут же беру себя в руки. Нет, Итори, уж постарайся лишний раз не бесить босса. Однако, его такая реакция не удивляет, даже веселит. — Когда смотрела «Крёстного отца». Сицилийская мафия, серьёзно? Какое отношение они вообще имеют к покеру? — Один из их консильери весьма азартный и самоуверенный человек. И для того, чтобы потешить своё самолюбие, ежегодно устраивает покерные турниры. — так, это уже стрёмно, звучит как очень сомнительное занятие, в котором я принимать участие отказываюсь. — Его ставка всегда неизменна: линкор в полной боевой готовности. — тут я уже не сдерживаюсь и чуть ли не пополам перегибаюсь от смеха. — Позвольте уточнить, — тру выступившие от смеха слёзы, — вы хотите сказать, что даёте мне задание выиграть в покере линкор у консильери сицилийской мафии? — Именно. — с невозмутимым лицом заявляет Огай. — Мы обычно оставались сторонними наблюдателями в этих играх. Но теперь, когда среди пешек организации появилась ты, — «среди пешек». Неудивительно, конечно, я и сама знаю, что в мафии я никто и зовут меня никак, но обидно всё равно, — с отличными навыками игры и удобной способностью, прямо-таки неудобно стоять в стороне. — Это всё хорошо, конечно, но… ставки делают все участники игры. Что можно поставить против сраного военного корабля во всеоружии? — У тебя ведь есть бар, верно? — чувствую, как моё лицо начинает вытягиваться. Нихуёвые приколы, конечно. — Размер ставки для него не важен, главное — факт того, что она сделана. — То есть, вы предлагаете поставить мне свой бар в игре против человека, который настолько уверен в своей победе, что устраивает ежегодные турниры и, как я понимаю, ещё не проигрывал ни разу? — Я не предлагаю. — ох, а я уже думала, он этого не сделает. Огай делает круг вокруг своей оси в кресле. — Это мой прямой приказ. У тебя месяц на подготовку, игра проводится за день до католического Рождества. Отправишься на зимние каникулы в Италию. — босс улыбается и кладёт подбородок на кисти рук. — Можешь идти.