Cagan sketching story

      Есть ли жизнь после смерти? Ниган не был одним из тех, кто верит в подобные сказки. Но одно он знал наверняка — в этом уродском мире после смерти [особенно от его руки] жизни нет точно. Ей приходит конец, как и всему тому дерьму, которым она у каждого человека непременно наполнена.       После смерти нет жизни — это было то, во что верил Ниган, на что надеялся и чего так отчаянно желал в свободное от бесконечного прокручивания воспоминаний время.       Память мучила его уже чёртовых полтора года.       После смерти Люсиль такого не было, после смерти Люсиль нужно было не просто идти по жизни вперёд — нужно было бежать, ни на кого не оглядываясь. Но теперь… Без возможности двигаться дальше, он мог лишь тонуть в воспоминаниях, до краёв наполняющих уже не только его голову, но всю эту камеру.       « — Ты видишь его? Здесь в этой клетке?       — Я вижу его повсюду».       Порой он смотрел на Рика, непрестанно пыщащего оптимизмом, рассказывающего о прекрасном будущем, которое они наверху дружно создают… Ниган смотрел на Рика и не мог понять: этот человек действительно забыл о том, что то самое будущее, о котором он говорит, закопано на его заднем дворе? Или Рик просто бежит от прошлого настолько быстро и отчаянно, что у него просто нет времени обернуться назад и увидеть там полуторагодовалую пустоту, осознать, что самое дорогое никогда уже не вернуть и ни на какое «прекрасное будущее» не заменить?       Порой Ниган думал, будь он на свободе, смог ли и на этот раз сбежать от воспоминаний и чувства нестерпимой потери, которое, как он был уверен, после смерти Люсиль не испытает больше никогда?       Подумать только: полтора года...       Полтора сводящих с ума года и всего несколько жалких попыток прекратить эту пытку. Полтора года и одна единственная надежда на то, что у девушки, чью судьбу он безжалостно искалечил однажды [и которую он помнил], окажется больше желания мести и ненависти, чем у него самого — мужества уйти из этого мира.       И вот этот день настал.       Слов, доносящихся из-за двери, было почти не слышно, и Нигану лишь оставалось надеяться, что доводов у приехавшей мстить окажется больше.       «Прошло уже полтора года, Мишон, — я НЕ МОГУ забыть!»       Но эту фразу Ниган не только отчётливо слышит. Эта фраза, проникнув в камеру, бьётся о стены; проникая под кожу, начинает стучать в висках, сливается с биением сердца Нигана. Даёт ответ на его вопрос: он никогда не сможет забыть мальчишку, в котором горел самый яркий огонь; мальчишку, которого он…       Звон ключей и скрип тяжёлой двери прерывают мысли Нигана, наконец принося ему кратковременный покой, позволяют сосредоточиться на самой важной задаче.       — У Мишон был меч, но у тебя — злость. Я ставил на тебя…       — Встань на колени.       — Знаешь, я помню, как ты кричала тогда на поляне…       — Встань на колени!       — Я думал [надеялся], что ты сделаешь это раньше.       Провокация за провокацией, слово за словом, боль от которых Ниган видит у девушки во взгляде, как и бесконечную злость, ненависть и желание совершить месть, не откладывая больше её ни на минуту. Ниган доволен: теперь она точно готова. После его слов должна быть. Как и готов он сам.       — Убей меня, оно того стоило.       Он опускается на колени, а Мэгги не двигается с места. Её взгляд прожигает насквозь даже в полумраке камеры. Мэгги молчит, а сам Ниган начинает ощущать в себе несвойственное ему желание начать умолять. Так же, как молили всегда о пощаде его жертвы.       — Выйди на свет.       — Ну же. Убей меня!       — Выйди на чёртов свет!..       Удар о стену словно разрушает те остатки самоконтроля, удерживающие его чувства внутри. И теперь, наконец ощутив свободу, они вырвались наружу потоками слёз и слов, которые Ниган никогда бы не позволил себе произнести прежде; потоками слов, которые чудом получилось изменить, прежде, чем они сорвались с языка: на то, что подумают о лично о нём, Нигану было уже всё равно, но Карл… Ниган словно боялся очернить память о нём, словно считал, что не достоин испытывать и демонстрировать настолько сильную скорбь по мальчишке, который по сути никем ему не являлся, но при этом по какой-то причине стал всем. Стал будущим, в которое Ниган изначально даже не верил. Будущим, о котором после встречи с этим мальчишкой не переставал грезить помимо своей воли ни на минуту.       — Я хочу быть с Люсиль, — произнеся имя жены, Ниган лишь мысленно может надеяться на её прощение за очередную ложь, — Я хочу умереть... Умереть вместе с будущим.       Ожидая удара, который бы лишил наконец его жизни, Ниган впервые ощутил в себе не просто надежду — веру в жизнь после смерти. В жизнь в том мире, где будущее, о котором он грезил, было бы действительно возможным. Где всё было бы иначе.       Но удара не последовало — лишь слова, направленные задеть за живое, но не попавшие в цель: ничего живого, казалось, в нём уже не осталось. Скорбь полностью захватила Нигана, словно отняв способность ощущать, помимо неё, хоть что-то. Оставив его способным лишь раз за разом повторять одну и ту же болезненную, разъедающую душу правду:       — Так не должно было быть. Всё должно было быть иначе…