Сынок, 0:23 Не жди меня. Со мной всё нормально.
Он не пишет «со мной всё хорошо», потому что с ним не всё хорошо. С ним всё плохо. Он самый ужасный человек во всем этом грёбаном мире. Он унижал того, кто превозносил его, он бил того, кто любил его. Осознание собственной никчёмности приходит как-то сразу, не заставляя себя ждать. Арсений вдруг понимает, что он мудак. Попов не знает, что делать и как быть, но вот одно он решает для себя точно — нужно срочно извиниться перед Антоном. Парень вскакивает с места и тут же несётся чёрти куда, не замечая прохожих вокруг и машин на проезжей части. Пересекая пару кварталов, Арсений не замечает, как замёрзшие ноги приводят его во двор парня, который не заслужил унижений. Взгляд быстро скользит по окнам многоэтажки в поисках нужного. Но это всё так бессмысленно. Ему стыдно, очень стыдно. А ещё он ненавидит себя, но ничего кроме как стоять и смотреть на дом, не может. Арсений Попов вдыхает холодный воздух и выпускает наружу теплый пар. Он хочет почувствовать всю ту боль, что чувствовал Антон. Арсений готов перенести любые мучения, только бы заслужить прощение Шастуна. Арс чуть ёжится от холода, не подозревая, что не он один заставляет родителей волноваться. На крыше дома, что за спиной Арса, стоит парень в темной толстовке. Он подносит к пухлым губам сигарету, затягиваясь, и стряхивает пепел в низ. Едкий дым вырывается из лёгких, заполняя всё вокруг, но быстро развеиваясь. Подросток наблюдает за человеком внизу: интересно, что он сделает дальше? Но такой маленький Арсений ничего не делает — просто стоит, задрав голову, и изредка глядит по сторонам. Парень на крыше выкидывает сигарету и усмехается, но улыбка быстро пропадает — в голове мелькает больничная кровать, механический звук приборов и близкий друг в бессознательном состоянии. Дима сжимает кулаки и еле слышно шепчет: — Ублюдок. Арсений вдруг трогается с места, уходя прочь от серого здания. Звуки живого города исчезают из Попова, и теперь в нем абсолютная тишина, которая разрезается голосом пацана. «Я люблю тебя» — бьёт набатом в голове Арса. Его тошнит от самого себя. Он торопится, набирая скорость. Куда? Да хрен его знает. Куда-нибудь. Подальше от этого дома, от себя, от своих мыслей. Но куда бы Арс не бежал сейчас, он понимает — не сбежать. Перед глазами проносятся высотки, неоновые вывески магазинов, люди, машины. Всё сливается в единую пеструю массу, от вида которой мутит. Попов заворачивает за угол и прислоняется к холодному бетону. Сердце бьётся с бешенной скоростью, а его хозяин пытается привести дыхание в норму. Он впечатывает кулак в стену и тихо стонет. — Чёрт, — шепот и удар, — чёрт, чёрт, чёрт! — удар за ударом, и голос срывается. — Попов, ты такой мудак. Ненавижу тебя, — вот Арсений и сошёл с ума: сам с собой разговаривает. Рука уже в крови. И пусть! Антону же тоже больно. Парень разворачивается и сползает по стене, оседая на ледяной, мокрый асфальт апреля. Солёный вкус на губах — плачет? Да. Себя ему сложно понять, очень сложно. Презирает себя, жалеет Антона. Обидно за этого страдающего паренька, который ничего плохого не сделал, в общем-то. Попову надоело принимать себя таким, какой он есть: принимать со своей проблемой, которая только жизнь портит, при чем не только самому Арсу. Кровь и слёзы — если первое Арсений себе позволял, то второе было чем-то запретным: плакал только в одиночестве и всего три раза. Хорошо, что этого никто не видел.***
В школу Арсений приходит с бинтом на правой руке и с мешками под глазами. Явился домой в пятом часу, мать спала, поэтому он, обработав руку, просто завалился на кровать и до семи утра смотрел на потолок. Почему-то уснуть не смог, хотя хотел. Из головы всё никак не шёл Антон, а точней, перед глазами всплывала картинка бурных поцелуев и того засоса. Откуда он у Шастуна? Кто его поставил? Больше всего Арсу было непонятно, почему синяк именно в том месте, которое он сам лично прикусывал и втягивал во сне. Странно всё это. Может просто совпадение? Да, конечно, случайность. Попов принимает решение — поговорить в школе с Антоном, попросить прощение, хоть такое и не прощают. Но сколько бы Арс не пытался найти двухметрового человека с зелёными глазами, всё было тщетно. И за четыре урока он его так и не встретил. Чёрт! Это из-за меня он не пришёл. Не придёт теперь. Я бы на его месте в другую школу перевелся. Чёрт! Из мыслей его выдернул Позов, пригвоздив к стене коридора. Его рука тяжело давила на грудь Попова, не давая нормально дышать. Разъяренные глаза в очках смотрят, а шершавый голос кидает горькие слова: — Чё, хорошо тебе? Урод, — сильней сжимает кулак. Вокруг уже собрались зрители, один идиот, в предвкушении чего-то зрелищного, даже камеру врубил на телефоне. — Он столько времени просил меня не лезть, но ты перешёл все границы, и тут я уж не буду сдерживаться. Так и делает. Без капли сомнения бьёт, попадая прямо в скулу. Под шум толпы Арс шипит от боли и тянется к ссадине, но Дима не даёт прикоснуться — одергивает руку. Арсению хочется уйти отсюда, только бы не видеть эти глаза наполненные ненавистью и презрением. — Почему, блять, не ты сейчас там, а он? — Антон? Где он? Звонок заставляет школьников разбрестись по кабинетам, только эти двое стоят и сверлят друг друга взглядами. Дима уже отпустил Арса, но тот и с места не сдвинулся. Теперь он уж точно не хочет убегать: надо понять, где Антон. Позов долго молча сверлит дыру в башке парня, а потом выдыхает: — Последний шанс, Попов. Индустриальная, 19. Уходит. Оставшийся Арсений с двадцать секунд бездумно стоит, а потом всё же сбегает вниз по лестнице.***
И чем он только думал, когда сел в маршрутку, уточнив у женщины на остановке, идёт ли автобус по Индустриальной улице, когда тупо поехал по неизвестному адресу. Думал, как бы поговорить с Антоном, как бы попросить прощения — сделать это нужно во что бы то ни стало. Хотел, торопился, прибыл — и что теперь? Он стоит перед крыльцом четырехэтажного здания, в третий раз читает табличку и тут же отворачивается, ёжась. Он предполагал, что «мальчик ягодный бабл-гам» (именно так Арс всегда хотел назвать Антона) находится в больнице, но желание увидеть его было сильней. Поэтому Арсений как-то упустил одну мало-гигантскую деталь. Он боится. У него нозокомефобия — боязнь больниц. Надо взять себя в руки. Это последний шанс, Попов. Соберись! Вдох — выдох. Ручка. Дверь. Коридор. Сестринский пост. Медсестра. — Подскажите, пожалуйста, — запинается, в горле пересохло, — в какой палате находится Антон Шастун? Страшно. Запах медикаментов, женщина в белом, тусклый свет от ламп холодного свечения — и голова кружится, хочется поскорее уйти отсюда. Но не имеет Арс права уйти. Будет еще большим уродом и мудаком. Какими только матами он себя не крыл, чувство вины не уменьшалось, а только росло в геометрической прогрессии. Один взгляд на больничное помещение, и в сознание вклиниваются внезапно пришедшие воспоминания. Он проносится по крыльцу, рывком открывая дверь и практически залетая в приёмное отделение. Сердце бешено колотится, норовя выпрыгнуть из грудной клетки. Парнишка врезается в мужчину, вскрикивая. — Где она? Что с ней? — подросток хватается за плечи врача, крепко сжимая халат. — Не молчите! Ну же! Где она? Почти детский крик проносится по старой больнице. Встревоженные родители следом вбегают в полуосвещенное помещение и замирают. Лица их полны беспокойства. Отец оттаскивает сына от мужчины в белом и кивком приносит ему извинения. Юноша дрожит в руках матери, что переняла его у мужа и теперь гладит по спине, успокаивая. Отец перехватывает инициативу сына. — Скажите, пожалуйста, что с Надеждой Луновской? Можно ли её увидеть? — произносит он, поправляя очки. — К сожалению, сейчас это невозможно. Она в реанимации. Размеренный женский голос выдергивает из воспоминаний, и Арсений тут же трясет головой. — Простите, что? — Я говорю, он в реанимации, к нему сейчас нельзя. Попов нервно сглатывает, смачивая пересохшее горло. — А… — явная неопределённость в голосе, — могу ли я поговорить с его лечащим врачом? С явным безразличием девушка провожает Арсения в нужный кабинет, в котором всё аккуратно обставленно мебелью, и то, что это больница, выдаёт только лишь средних лет мужчина в таком же белом одеянии, что и человек из прошлого. После предложения присесть, Попов проходит внутрь комнатки и с нескрываемой осторожностью садится напротив доктора. — Юрий Михайлович, — он протягивает руку, которую Арс тут же жмет, называя своё имя. — Так по какому вы ко мне вопросу? — Я бы хотел узнать о состоянии вашего пациента — Антона Шастуна. — А вы, простите, собственно, кем ему приходитесь? И почему я должен посвящать вас в историю его болезни? Вот ты Арс и попал. Кем ты ему приходишься? Избивателем? Унижателем? Болью и страданием. Главным страхом. Дьяволом во плоти. «Любимым Арсением», — ответил бы сам Шаст. Надо срочно что-то придумать, а то так и выставят куда подальше. — Я его близкий друг, который волнуется за него. — Хм. Приходил тут один друг уже, всё прорывался к парнишке, — Юрий Михайлович, который до этого всё время смерял Попова взглядом, теперь встал с привычного места и подошел к «гостю», который тоже поднялся на ноги. — Ладно. Он поступил к нам в бессознательном состоянии. Вовремя его к нам привезли. У него было внутреннее кровотечение, которое мы остановили. Обследование показало, что у парня также трещина в ребре. К тому же всё тело в синяках и ссадинах. Сейчас он в реанимации, к вечеру переведем его в обычную палату. От одного осознания, что парнишка мог умереть из-за Арсовых фобий и предрассудков, Попову снова плохеет и он просит встречу с Антоном. — Каким другом вы бы не были, я не могу вас пустить к пациенту. Это реанимация в конце концов, могу пустить только родственников и то в экстренном случае. Вы сможете навестить Шастуна сегодня вечером. Номер палаты узнаете у медсестры, что вас привела сюда. А теперь ступайте. Арсений слушается и выходит, оказываясь опять в этом дурацком коридоре, в котором жутко пахнет хлоркой. «…могу пустить только родственников…» — а ты н и к т о. Смирись и расслабься. Ну уж нет. Теперь нет. Попов присаживается на старую лавку, облокачиваясь на холодную стену. Он надевает наушники и, тыкая в первый попавшийся трек, прикрывает глаза. Пожалуйста, не умирай, или мне придется тоже. Ты, конечно, сразу в рай. А я — не думаю, что тоже. Голос Земфиры льется в уши, засыпающему Арсению. Ему опять снится Антон. Юноша идёт по коридору какой-то квартиры, но вдруг его резко хватают за запястье, разворачивая. Зелёные глаза встречаются с голубыми. Пожар между ними слишком очевиден. И кто-то должен стать пожарным. — Арсений? Брюнет припадает губами к губам Антона, но взаимности не находит, увы. Тот бездвижно замирает, прикладывая все усилия, чтобы не ответить на поцелуй. Попов отстраняется, тут же хватая парня за руку. В кармане вдруг обнаруживается обрывок листочка, который Арс тут же пихает Антону в ладонь, охватывая своей рукой длинные холодные пальцы и сжимая их в кулак.