Оказывается, я сумасшедший.

Несмотря на то, что движение было очень интенсивным, им посчастливилось добраться до места полета. Чэнь Цяньцин начинал немного уставать после нескольких часов сидения в машине, поэтому сразу же заснул, как только сел в самолет. До тех пор, пока они не достигли своей цели, и Лу Чжэнфэй не начал его будить. Лу Чжэнфэй сказал: «Цяньцин, проснись, мы уже прилетели». Чэнь Цяньцин зевнул и медленно начал расстегивать ремень безопасности, прежде чем отправиться с Лу Чжэнфэй, чтобы забрать их багаж. Лу Чжэнфэй взял с собой много сумок с подарками для матери Чэнь Цяньцина, но у него самого была только одна сумка, полная предметов первой необходимости, хотя, казалось, он испытывал трудности, пытаясь удержать все его дары. Чэнь Цяньцин сделал вид, что не видит жалкое положение Лу Чжэнфэя. В то время Лу Чжэнфэй никогда не получал такого хорошего обращения, с сияющей улыбкой, которую он получил от Лю Хуамэй сейчас, все, что она дала ему в прошлом, было простым словом: «Убирайся». Лю Хуамэй хотела забрать Чэнь Цяньцина в аэропорту, но Чэнь Цяньцин отклонил ее предложение, таким образом, теперь они могли поймать только такси за пределами аэропорта. Это были праздники Национального дня, поэтому все здесь было переполнено людьми. Лу Чжэнфэй и Чэнь Цяньцину потребовалось много усилий, чтобы поймать такси, когда они это сделали, было почти двенадцать часов ночи. Единственной вещью, которой они могли быть довольны, был тот факт, что моросящий дождь начал капать, как только они сели в машину. После того, как они отъехали, Лу Чжэнфэй и Чэнь Цяньцин начали небольшой разговор, чтобы скоротать время. Все, о чем они говорили, были неважные вопросы, такие как погода, каждый из них молча, избегал поднимать определенные темы. К двенадцати часам они наконец-то добрались до дома. Выйдя из машины, он взял на себя инициативу, в то время как Лу Чжэнфэй боролся со своей большой кучей подарков. Хотя он держал невозмутимое лицо, можно было смутно видеть выражение беспокойства в его глазах, он выглядел как глупый маленький дурак, который был здесь, чтобы посетить родственников. Лю Хуамэй бросилась к двери, когда услышала звонок: «Наконец-то вы прибыли, и мне вот было интересно, попали ли вы в пробку». Сняв обувь, Чэнь Цяньцин сказал: «Движение здесь было немного интенсивным, но сейчас все не так плохо». Когда Чэнь Цяньцин наклонился, Лю Хуамэй, наконец, заметила Лу Чжэнфэя, который стоял прямо за ним. Она быстро сказала: «Господи, ты должен позволить Сяо Лу пройти первым, если ты приехал с ним, но ты просто занят своей собственной обувью. Приходи, заходи, ты можешь использовать эти тапочки». Лу Чжэнфэй слабо улыбнулся ей: «Спасибо, тетушка». Лю Хуамэй радостно прищурилась. В глубине души она, вероятно, думала: «Боже, какой воспитанный ребенок». Чэнь Цяньцин проигнорировал ее. Он был недоволен тем, что позволил Лу Чжэнфэю прийти прямо сейчас. Чем больше Лю Хуамэй нравился Лу Чжэнфэй, тем больше он был недоволен - и в этом недовольстве были его неудовлетворенность необходимостью подвергнуться грубому обращению в прошлом, когда этот парень получил приветливую улыбку. Лу Чжэнфэй переобулся в тапочки и занес кучу подарков внутрь. Как только она увидела то, что принес Лу Чжэнфэй, Лю Хуамэй снова начала: «Ты мог бы просто прийти, не необходимости в подарках. Я еще даже не поблагодарила тебя за помощь Цяньцину, когда у него была сломана нога». Безобидная улыбка Лу Чжэнфэя все еще была на его лице: «Это всего лишь маленькая демонстрация моей искренности, тетушка, пожалуйста, если вы действительно принимаете меня как друга Цяньцина, я надеюсь, что вы сможете принять и это». Не было никакой возможности, чтобы женщина средних лет не наслаждалась сладкими речами молодого человека. Когда Лю Хуамэй говорила с Лу Чжэнфэй, улыбка на ее лице была настолько широкой, что ее глаза были на грани исчезновения. Она была даже близко к тому, чтобы забыть, что ее сын был рядом с ней. Видя, что Лу Чжэнфэй и Лю Хуамэй не остановятся в ближайшее время, он тихо вздрогнул: «Мама, я голоден». Услышав это, Лю Хуамэй быстро ответила: «О, дорогой, я совершенно забыла, что вы двое еще не поужинали. Подождите здесь, я приготовила немного еды, но она, наверное, уже остыла, я пойду ее разогрею». - Сказав это, она бросилась прямо на кухню. Видя, что Лю Хуамэй уходит, Лу Чжэнфэй прошептал: «Цяньцин, посмотри, как сильно твоя мама любит меня». Чэнь Цяньцин с негодованием посмотрел на Лу Чжэнфэя: «Почему ты тогда не преследуешь ее?» Лу Чжэнфэй: «……» С тех пор, как он сел в самолет, Чэнь Цяньцин был не очень воодушевлен. Он начал думать, что, возможно, устал, но подумав об этом, он понял, что на самом деле он просто болен - в то время оригинальный Чэнь Цяньцин никогда не говорил ему об этой проблеме. Без общения с самого начала многие вещи уже обречены на трагический конец. Поскольку Чэнь Цяньцин чувствовал себя не очень хорошо, ему не хотелось говорить, и Лу Чжэнфэй тоже не собирался его беспокоить. Они, молча, смотрели скучные рекламные объявления по телевизору, но атмосфера между ними не казалась неловкой. Это была сцена, которую увидела Лю Хуамэй, когда вышла из кухни после разогрева еды. Ее сын сидел на диване, держа одну руку на подбородке, и смотрел телевизор с холодным выражением на лице. Тем временем Лу Чжэнфэй сидел рядом с Чэнь Цяньцином, глядя на мужчину, этот взгляд был наполнен такой нежностью, что на мгновение ошеломил Лю Хуамэй. Но в следующую секунду глаза Лу Чжэнфэй оторвались от него. Казалось, что это была иллюзия. Она не знала, почему, но на мгновение Лю Хуамэй почувствовала, что что-то не так. Но это чувство было мимолетным. Лю Хуамэй быстро пришла в себя и крикнула им: «Еда разогрета, идите кушать». Чэнь Цяньцин и Лу Чжэнфэй встали вместе, чтобы направиться к столовой. «Цяньцин, почему ты ешь там мало? Еда не по вкусу?» - Лю Хуамэй взяла кусок рыбы и положила его в миску Чэнь Цяньцина: « Вот, это тушеный карп, который я сделала специально для тебя, попробуй». Кусок, который Лю Хуамэй выбрала для Чэнь Цяньцина, был из нежной плоти живота рыбы. Чэнь Цяньцин взял его и положил в рот. «Сяо Лу». - Лю Хуамэй повернулась к нему: «Попробуй этот молочный оладий, это одна из моих лучших закусок, и она всегда была любимой из блюд Цяньцина». Лу Чжэнфэй получил доброту Лю Хуамэй с улыбкой. Скорость еды Чэнь Цяньцина замедлилась еще больше. У него уже был плохой аппетит, но, услышав, что сказала Лю Хуамэй, ему стало еще труднее проглотить пищу. Первоначально, он думал, что он тот из прошлого, который сделал так много плохого, должен был сделать что-то, чем стоит гордиться, и это была любовь, которую он испытывал к Чэнь Цяньцину. Однако… Теперь он понял, когда посмотрел на добрую улыбку Лю Хуамэй, что даже его любовь была ничем. Он не знал, что Чэнь Цяньцин должен был подвергнуться критике, издевательствам, которые он пережил, его воздушной болезни и даже его любимым закускам …… «Цяньцин, что не так?» - Лю Хуамэй положила руку на лоб Чэнь Цяньцина, чтобы проверить его температуру: «Ты выглядишь не очень хорошо». Чэнь Цяньцин ответил: «Ничего, я просто устал». Лю Хуамэй: «Тогда ты должен быстро закончить есть. Я уже сменила простыни. Сяо Лу, ты будешь спать в гостевой комнате или с Цяньцином?» Лу Чжэнфэй мгновенно ответил: «Я посплю с Цяньцином!» Чэнь Цяньцин: «……» Лю Хуамэй усмехнулась: «Хорошо, я принесу тебе еще одно одеяло». Лу Чжэнфэй улыбнулся с удовольствием, но для Чэнь Цяньцина эта улыбка была исключительно отвратительной. Он даже почувствовал желание ударить Лу Чжэнфея головой, когда увидел это. Лю Хуамэй сказала: «Цяньцин, ты должен принять душ, когда закончишь кушать. Вы, должно быть, устали после полета, поэтому вам следует отдохнуть сегодня вечером». Чэнь Цяньцин согласился и направился в свою комнату, чтобы найти сменную одежду. Честно говоря, это был не первый раз, когда Чэнь Цяньцин пришел в этот дом, но это был первый раз, когда его приветствовали здесь. Когда он вспомнил выражение ненависти и обиды в глазах Лю Хуамэй и сравнил ее с любящей улыбкой, которая у нее была сейчас, Чэнь Цяньцин только вздохнул. Поскольку Чэнь Цяньцин долгое время не жил здесь, в его гардеробе было не так много одежды. Когда Чэнь Цяньцин нашел свою пижаму, он на мгновение был ошеломлен. Он не мог быть более знаком с этой пижамой. Это была та самая пижама, которую носил оригинальный Чэнь Цяньцин, когда они впервые спали на одной кровати. В то время он еще не протянул свои руки к Чэнь Цяньцину, так что можно даже сказать, что они были лучшими братьями в то время. Надев эту самую пижаму, Чэнь Цяньцин лежал с ним в постели, и они начали говорить. Они говорили о многих, многих вещах, пока они вдвоем, наконец, не уснули. После долгих колебаний Чэнь Цяньцин все же решил не брать эту пижаму. Он уткнулся лицом в нее и глубоко вздохнул, затем убрал ее и положил обратно в гардероб. Он взял другую и вошел в ванную. Теплая вода лилась ему на голову, подавляя чувства, которые он испытывал в своем сердце. Чэнь Цяньцин мылся более сорока минут и не выходил, пока Лю Хуамэй не постучала и не спросила, почему он так долго. Он вытер воду со своего тела и вышел. Чэнь Цяньцин взял сухое полотенце и пошел в свою комнату, пока сушил волосы. Затем, когда он мягко толкнул дверь, он вновь был потрясен увиденным. Лу Чжэнфэй сидел на кровати - но это было не главное. Суть в том, что он держал в руках пижаму, которую Чэнь Цяньцин только что положил в гардероб с благочестием, и он зарылся своим лицом в нее словно в состоянии опьянения. Чэнь Цяньцин: «……………………» - История всегда, повторяется с шокирующим сходством. Лу Чжэнфэй услышал как открылась дверь и увидел Чэнь Цяньцина, когда поднял голову. В его выражении была нить беспокойства, но оно быстро пришло в норму. С серьезным лицом он сказал Чэнь Цяньцину: «Цяньцин, ты закончил?» Чэнь Цяньцин: «…… Мм» Лу Чжэнфэй: «Тогда я пойду приму душ, могу ли я надеть ее?» - Сказав это, он схватил одежду в свои объятия. Чэнь Цяньцин: «Нет» Лу Чжэнфэй почувствовал, что выражение лица Чэнь Цяньцина было немного странным, но, вспоминая, что Чэнь Цяньцин только что увидел, какой он идиот, он решил, что, возможно, Чэнь Цяньцин был недоволен. И, он спросил: «…… Почему?» Чэнь Цяньцин: «Мне очень нравится эта пижама, я никогда не дам ее тебе». Лу Чжэнфэй: «……» - Хм, как ты узнал, о чем я думаю? Чэнь Цяньцин снова серьезно повторил: «Лу Чжэнфэй, мне очень нравится эта пижама, и я никогда не дам ее тебе, понимаешь?» Лу Чжэнфэй кивнул. Чэнь Цяньцин подумал, что наконец-то сможет расслабиться, но услышал, как Лу Чжэнфэй продолжил: «Тогда я могу просто украсть ее, если ты не собираешься дать ее мне?» Чэнь Цяньцин: «……» - Хе, как он мог не знать, что он может так просто выпалить такие бесстыдные вещи?