Нещадно палящее солнце и милостивая тьма

Ланан проснулся от странного ощущения. В районе груди было некомфортно, странное тянущее чувство не давало покоя, и он лениво завилял хвостом, показывая свое недовольство. Устало разлепил свои глаза, и со стоном увидел, как солнце снова вставало из-за горизонта. Чертово светило! Лучше бы оно и вовсе погасло! В районе груди послышалось просящее мяуканье, и совершенно не выспавшийся Ланан, коротко рыкнул, отчего грудь прошлась вибрацией. Мяуканье сначала прекратилось, а потом, спустя несколько мгновений превратилось с детский плачь. Вполне человеческие рыдания, захлебывающего собственными слезами ребенка. Рахан вскочил, выпуская когти и клыки, которые были намного длиннее чем у Лана, и начал озираться по сторонам, топорща шерсть на загривке. Но когда понял, что никто не собирается их убивать, уже спокойна начал искать источник плача. Ламиль был настойчив, но Ланан слишком устал, что бы реагировать на него. Рахан свернулся клубочком вокруг котенка, начиная вылизывать соленую от слез мордочку, задевая глаза, покрытые еще детской пленочкой, которая рассосется к первому году жизни. Но котенок не успокаивался, а, казалось, наоборот, начинал заливаться еще сильнее, уже будя своих сородичей. Те смотрели на заливающегося ребенка с тоской и тихой болью. Все всё прекрасно понимали. Рахан еще раз ткнулся носом тому в живот, проходясь следом шершавым языком, но котенок все равно не успокоился. Начиналась паника. Если он не успокоиться, то придет охрана, а Рахан слишком слаб, что бы защитить кого-то еще кроме себя и Ланана. Он совершенно спокойно отдаст за них жизнь, но легче никому из них не станет. Вспомнив, что обычно по утрам котята так заливаются от голода, они всегда быстро успокаивались у груди родителя. Взгляд темно-синих глаз скосился к оголенной груди партнера, который все еще неподвижно лежал на боку, выставляя напоказ два набухших после сна соска. Потом перевел взгляд на котенка, у которого еще даже клыки не прорезались, и решил, что попробовать стоит. Осторожно поддерживая худое тельце, которое практически полностью умещалось в его двух ладонях, он ткнул лицом Ламиля в твердую грудь Ланана. Тот не почувствовал запаха молока и провел носом, в поисках знакомого запаха. Но нигде его не почувствовал, и снова жалобно замяукал, начиная ронять соленые слезы. Рахан приподнял брови. Что опять не так? Прижал котенка снова к груди и размашисто лизнул сосок, показывая, что надо делать. Этот малыш видимо совсем не понимал его, пытаясь осознать зачем этот мужчина лижет его папу. Рахан, решив, что тот, видимо не понял с первого раза, еще раз лизнул затвердевший сосок, в ответ на что его больно схватили за острое ухо. Мужчина сдавленно зашипел, хватаясь за столь чувствительную часть тела, начиная жалобно мяукать не хуже котенка, отчего его же сородичи сдавленно захихикали. На Рахана уставилась пара сонных, но не менее злых глаз, горящих в еще утренней темноте. -Ты что творишь, распутник?-шипит Ланан, косясь на сородичей, который понимающе смотрят на них так, будто они молодые родители, которые учатся обращаться с детьми. -Он есть хочет...Я думал, может так хотя бы перебьет аппетит...-говорит он, все еще держась за чувствительное ухо. Светло-голубые глаза смотрят сначала непонимающе, переводя взгляд с мужчины на котенка, все еще тихо пищащего, а потом на свою грудь, пытаясь понять связь. Он все еще не мог понять, как может накормить Ламиля, если у него молока нет. Что вообще Рахан пытался сделать? Ламиль слепо тычется в красную от ожогов грудь, орошая ее слезами, из-за чего Ланан морщиться. Соленая влага разъедает раны, делая их свежими. Он посмотрел на караул. Им можно поспать еще часа 4 точно, надо использовать это время, неизвестно, когда они снова сумеют перевести дух, неизвестно, выживут ли они вообще. Ланан отпускает покрасневшее от жесткой хватки острое ухо и падает обратно на бок, прижимая когтистой рукой ребенка к себе за спину. Тот еще тихо хнычет, и парень страдальчески закатывает глаза. Аккуратно берет котенка за щеки, которые были намного больше и полнее в лесах, и от которых остались лишь впалые ямочки, и тыкает губки-бантики в сосок, снова закрывая глаза. Котенок сначала непонятливо мычит, пытаясь понять, что именно ему дали на растерзание, а потом чувствует родной запах и тихое мурчание, которое позволяет себе Ланан на несколько мгновений. По истерзанной солнцем спине проходятся мурашки, когда он чувствует, как малыш начинает сосать. Это совершенно иное чувство. Чувство полной любви и понимания, что в твоих руках целая жизнь-хрупкая и слабая, которая полностью зависит от тебя. Это совершенно не то чувство, когда Рахан ласкал его грудь, даря поцелуи и укусы. Это что-то совершенно другое. Что-то тайное, что не дозволено больше видеть никому. Видеть то, как он кормит своего котенка. От одной этой мысли низ живота сводит судорогой. Когда-нибудь,возможно, если он виживет, у него тоже будет котенок, и он точно так же будет кормить его, давая вместе со своим молоком силу и ловкость его предков, давая со своим молоком всю свою любовь. Маленькая ручка ребенка упирается в грудь, непроизвольно выпуская маленькие коготки, которые и поцарапать толком не могут. Разносится довольное сопение, но Ланан чувствует, как изредка малыш посасывает его сосок, будто проверяя, не оторвали ли его от груди. Вдруг Ланана окатывает волной несдерживаемой любви, и он трется о темную макушку, одновременно ласкаясь и метя своим запахом, показывая, кто здесь его родитель. Проходиться длинными мазками языка по коротким волосикам, смешно топорща их назад и посильнее прижимается к ребенку. Снова накатывает усталость, и Ланан лишь на секунду закрывает глаза, чувствуя, как довольно рычит Рахан, смотря, как его пара кормит котенка, как он трепетно вылизывает малыша, и он сам зализывает чувствительно место у Ланана за острым ухом. Тот сладко стонет и недовольно махает хвостом. Он хочет поспать. Но не успевает он и на секунду отдаться сну и спокойствию, как рядом раздаются тяжелые шаги спускающегося тела прямо с их стороны, и Ланан на инстинктах подбирается, скаля в миг заостренные клыки в темноту, с просони не видя врага. Он прижимает котенка сильнее к себе, накрывая того хвостом и подтягивая ноги так, чтобы его максимально не было видно. Рахан точно так же подпрыгивает и скалиться, на ходу выпуская когти и становясь впереди своей пары, защищая. Рыжеволосый солдат, выглядевший намного моложе своих товарищей, даже немного ниже их, примирительно поднял руки, показывая, что нет оружия. Рахан не собирался отступать и предупреждающе рыкнул. Он, в отличие от Лана не знал язык этих варваров, да и не считал нужным знать, потому что с ними было не о чем говорить. Рыжий не отступал, но и Рахан стоял на месте, гневно виляя хвостом из стороны в сторону. -Я воды...У вас ребенок...Ему воды надо...Да и тот кормит грудью...вроде...-смято и скомкано говорит он, будто и сам не был уверен в своих словах. Ланан поудобнее перехватывает Ламиля, все еще не отнимая от груди. Котенок чувствуя, что что-то происходит, взволнованно засосал, пуская слюнки и начиная чмокать , будто боясь, что его могут оторвать от родителя. Ланан поднимается окончательно на ноги, все еще держа ребенка, и подходит к своему партнеру, у которого уже глаза бешено горят от одного лишь созерцания этого рыжего, а когти опасно блестят металлическим блеском. -Он предлагает нам воду.-спокойно говорит он, смотря на Рахана. Тот дергает ухом, тем самым показывая, что услышал, но все еще не сводит взгляда синих глаз с рыжего. -А вдруг она отравлена? Нельзя брать.-котенок от громкого, рычащего голоса второго родителя сдавленно начинает плакать и выпускает изо рта распухший сосок. -Он хочет пить.-спокойно говорит Ланан, пытаясь своим монотонным и безэмоциональным голосом успокоить и Рахана, но тот уже давно не котенок, с ним такое не пройдет. -Выпей сначала ты.-кивает головой Ланан, и Рыжий удивленно смотрит на рысь. Он и сам не знает, откуда пошло столь интересное их прозвище, но они называли их только так. Все оскорбления не в счет. Удивило и то, как спокойно и уверенно говорил этот крысеныш на из языке. Услышь он его в толпе, то и не подумал бы, что его владелец из сумеречного леса. Он медленно достает флягу, стараясь не провоцировать лишний раз врага, готового разорвать его горло в знамена империи. Уверенно делает маленький глоток и облизывает оставшуюся влагу на губах. Рахан немного успокаивается, но Ланана близко не пускает, сам забирая флягу из рук ребенка солнца. Раздается оглушающий крик, и Рахан в один момент думает, что этот рыжий все таки насмехается над ними. Но в овраг спускается тот самый генерал, целенаправленно двигаясь в сторону застывшего Рахана, не сводя взгляд пылающих глаз с обычно фляги солдата. Ланан опоминается в последний момент, и когда генералу до них остается 3 полных шага, хватает флягу и максимально много набирает в рот воды, разворачивается к генералу, который уже злобно смотрит в его спину, и с усмешкой, выливает остатки, которых на удивление очень много, на кожаные сапоги генерала армии, сделанные на заказ в императорском дворце. Аловолосый застывает, смотря на эту рысь, как на душевнобольного. Тот разворачивается и забирает ребенка из рук партнера, накрывая маленькие губки своими, передавая живительную влагу. Малыш мурчит в ответ, и кладет маленькую ручку на впалые щеки Ланана, будто благодаря. Черноволосый прижимает ребенка к своей груди, облизывая мокрые губы. Ему и этого хватит. Генерал смотрит пылающим гневом глазами, а волосы развивает ветер пустыни, делая его образ еще страшнее. Но только в глазах сослуживцев, но никак не в глазах Ланана или Рахана. Их глаза полны гнева и силы, которая появилась в тот момент, когда лицо командующего армией исказилось в шоке и негодовании. Они не рабы. Генерал смотрит на этого крысеныша, мечтая схватить это бледное горло двумя руками и стереть эту надменную улыбку с дьявольского лица, глаза которого горят в утренней мгле. Он видит, что все пленные стали живой стеной перед этой крысой, закрывая собственными телами, защищая и единственного выжившего ребенка их племени. Темно-зеленые глаза окинули все это "представление". Он бы мог отдать приказ и их бы перебили за несколько минут. Но они слишком дороги на рынке. За них дадут немало золота. А ему надо просто остыть. Месть подают холодной. И он ее несомненно подаст. Причем во всей ее красе. -Генерал поворачивается на этого изменника, который посмел отдать свою походную флягу пленному, да причем тому, которому он отказал лично. Он даже представить себе не может, как опустил генерала в глаза подчиненных. -Высечь! 15 ударов ! Сейчас же!-кричит тот караульным, и те подхватывают не сопротивляющегося товарища, оттаскивая на верх оврага. Тот уверен, что поступил правильно, и никакие 15 ударов не переубедят его в другом. Генерал снова поворачивается в сторону рычащей толпы и быстро отыскивает взглядом ненавистное лицо. Его глаза горят ярче других. Их просто невозможно не увидеть. Но почему он напоил ребенка? Он вполне мог успеть выпить хоть всю флягу, но вместо этого напоил ребенка, который был на грани...Глупое животное! У них напрочь отсутствует инстинкт самосохранения, из-за чего тела многих из них уже гниют в их любимом лесу. Его учили с детства, что если есть что-то, что он может взять сам, пусть силой, пусть мечом и кровью, он должен взять это. Должен быть в роскоши и славе, должен иметь то, что не дозволено другим. А этот крысеныш позволяет себе вылить воду, которую ему великодушно дали. Причем так гордо и самоуверенно, будто и в правду знает значения этих слов. Но сейчас, стоя с еле дышащим дитем на руках, смотря своими глазами, которые во тьме походили на два ярких огня факелов, он напоминал больше Богиню Аварат, несущую свое благородное дитя на землю, нежели на загнанного демона со своим отродьем. Усмешка снова воцарилась на губах, на которых осел легкий слой песка. Это будет интересно, смотреть, как "Бог" превращается в раба, моля о милости. Он уже видит это заплаканное лицо, и сердце заводиться в бешеном темпе. Прекрасное зрелище.

***

Их снова выстраивают длинным рядом, связывая руки и присоединяя к одной общей веревке, которая объединяла всех рабов.Солнце только-только входило во свои владения, но самый холод уже миновал, и можно было спокойно выдвигаться. Рахан, долго думая, размашисто лизнул Ланана от щеки к острому уху, потом проводя по влажной полосе носом. Быстро коснулся языком губ и коротко лизнул и их, вкладывая в эти незамысловатые действия всю печаль, будто предчувствуя, что вряд ли они будут уже вместе, когда войдут в горд Солнца. Ланан чувствовал похожее. Он прижался головой к широкой груди, выше он не доставал. Черноволосая макушка уткнулась в подбородок мужчины, и Ланан сдавленное замурчал, даря своему первому возлюбленному всю свою боль, любовь и печаль. Солдаты уже двигались и к ним. Ланан в последний раз обвил хвостом ногу любимого, коротко касаясь его хвоста, который отозвался легким трепетом. Генерал уже рассматривал каждого, думая куда лучше продать того или другого, но почти все были одинаковы и в комплекции, и в силе, и в выносливости. Поэтому генерал пользовался методом "нравится-не нравится". Тех, кто выпускал когти и клыки, шипя на подходящего главу армии, он отправлял на тяжелые работы, в шахты, где добывался оселин, и на работы полей, где труд был по-настоящему адским: сутками находиться под палящим солнцем не могли даже дети солнца, а для надменных наследников сумерек это самое то. Двое вояк оторвали Рахана от Ланана и подвели к господину на "оценку". Взгляд его был совершенно отстраненным, а мысли все еще крутились вокруг возлюбленного, думая, что в любой другой ситуации они бы уже обустроили свое гнездо, завели большой выводок... Генерал смотрел на эту рысь с еще большей внимательностью. Именно этот терся рядом с эти крысенышем, обжимался и облизывался. Они явно были любовниками...Но отправлять такое сильное тело на шахты или поля было бы самой настоящей глупостью. Он был вдвое выше крысеныша, и на полголовы самого генерала. Размах плеч был огромным, а мускулы бугрились под упругой кожей, говоря о прекрасной подготовке и силе. Его он заберет в казармы, что бы тренировать молодых. Он будет примером силы врага. С ним будут сражаться вооруженные новички, пока эта рысь не умрет от ран. Ему даже не нужно было смотреть на обладателя пронзительных голубых глаз. Он без обсуждений будет во дворце, как трофей Его Высочеству. Тот был известен своей хладнокровностью и жестокостью, а также прославился в народе как персона, падкая на развлечения, в которых страдают невиновные жертвы. Это тело прекрасно подходила для истязаний и увечий. Генерал уже видел, как ровной полосой ложатся на эту спину кнут, виднеются порезы от обеденного ножа и горит кожа от "нечаянно пролитого огненного напитка". Несмотря на маленького ребенка на руках, который постоянно жалобно мяукал и плакал, Ланану завязали руки. Перетягивая грубой веревкой так, что казалось он их уже не чувствовал, пара солдатов раздались веселым смехом, давя его в себе, когда ловили взгляд глаз, цвет которых никогда еще не видели в своей жизни. Убитый, бледно-голубой, резал острее мечей, и воины спешили уйти от этого взгляда. Обычно такой цвет имели слепца, пророчующие будущее, но эти глаза точно видели все и каждого. Колонна снова двинулась на восток, а генерал не сводил взгляда каре-зеленых глаз с ровной и гордой походки одной из рыси, нежно прижимающей к своей груди ребенка.