Дурная кровь

      Они вышли из Западной Гавани ранним утром второго уктара. Задержавшееся лето наконец отступило, в воздухе пахло близким дождем, холодом, сырой пылью, только вот любимого Дэйгуном пряного аромата гниющих листьев не было слышно — все они, вызывающе зеленые, по-прежнему трепетали на ветках. Дэйгун передал теплую сонную Тамирис Ретте — девочка даже не открыла глаз, переходя с рук на руки, и позволила Дункану чмокнуть ее в розовую со сна щеку — и двинулся вперед, не дожидаясь брата. Идти было приятно — за месяц затворничества он позабыл ощущение, как с каждым шагом расходится по телу застоявшаяся кровь, как возвращается сила и гибкость в одеревенелые мышцы. Он бы мог прошагать так многие мили, но все же пришлось остановиться, услышав оклик Дункана.       — Ну и рванул ты! Я уж испугался, что только под Невервинтером тебя нагоню, — сообщил брат, немного запыхавшись, и добавил немного погодя. — Может, тебе и впрямь взять Тами да и уйти подальше отсюда? В мире найдется немало мест потеплее и поприятнее этого.       Дэйгун только покачал головой: есть ли смысл в бегстве, когда нельзя оставить позади самого себя?       — Мое место в Западной Гавани.       Они отшагали двенадцать миль, лишь однажды остановившись перекусить, потом сердобольный фермер подвез их до Лейлона на своей телеге, через который они, не сговариваясь, прошли, даже не думая об отдыхе, и разбили лагерь где-то в полях, когда иссякли последние силы. Но впервые за месяц Дэйгун спал спокойно и глубоко, вместе с Лейлоном будто оставив позади весь груз проступков и ошибок, делавший его Дэйгуном Фарлонгом.       Он проснулся от запаха ячменной каши с грудинкой — почти как в прежние времена, но сейчас Дункан не стал сыпать в котелок экзотических специй или сладких ягод. В несвойственной ему задумчивости он помешивал кашу, словно ведьмино варево, и едва прикоснулся к своей порции, когда Дэйгун принялся за трапезу.       — Почти как в прежние времена, правда?       Это было странно — наяву услышать фразу, только что прозвучавшую в его голове.       — Вряд ли. Сегодня ты не испортил еду.       Дункан хмыкнул.       — А мне-то казалось, я неплохо кормил вас с Тами!       — Но это было не так, как в прежние времена.       Эти слова вырвались у него сами собой, и Дэйгун напрягся, не уверенный, что брату не почудится в них фальшь, приправленная лживой сентиментальностью, — много ли добрых воспоминаний принесли им общие странствия? Но Дункан, однако, не пустился в разглагольствования. Держа на весу ложку, он разглядывал свои изуродованные пальцы — выглядели они куда лучше, в лунках пробивались зачатки новых ногтей. Шайла потрудилась над ними на славу.       Дэйгун опустил взгляд в свою миску, уверенный, что не сможет проглотить больше ни ложки, но это было неблагоразумно — дальний путь требовал полного желудка. В молчании они опустошили котелок.       К счастью, сама дорога не располагала к праздным разговорам. Чем дальше отходили они от Лейлона, тем страшнее становились картины разрушений. Поля были вытоптаны, селения разорены, на горизонте виднелись опустевшие сторожевые башни, над которыми больше не трепетали невервинтерские флаги. Хватало ферм, которых некому было восстанавливать, где сама черная растрескавшаяся земля напоминала о чудовищных ожогах, которые не исцеляются, а лишь рубцуются со временем.       Не преувеличила молва и разрушения, причиненные Хайклиффу. Одни воспоминания остались о прибрежном городке с мощенными булыжником улочками, тавернами, в которых подавали лучшую на Побережье Мечей жареную камбалу, и маленьким замком на утесе, — ничто не пережило демонической орды. После бойни этот удобный маленький порт не обезлюдел, но восстановили тут только пристань и пакгаузы, а уцелевшие жители и бесчисленные беженцы ютились в погребах разрушенных домов и землянках. Казалось, никто не собирался задерживаться здесь надолго: одни торопились доставить грузы, другие — их забрать, третьи — бежать из Хайклиффа морем, прочь от призрака голодной зимы, встающего над некогда плодородным краем. Место, где все знали друг друга, превратилось в сборище чужаков: никто не мог рассказать Дэйгуну о судьбе шхуны «Двуглавый орел» и ее капитана Флинна. Дункан предложил отыскать капитана над портом, но Дэйгун отказался: не было смысла терять еще больше времени, им и так с огромным трудом удалось найти два места на отходившем в Невервинтер корабле.       Кроме того, он не знал, как справиться с любым известием о Флинне: в последнее время каждого чувства для него было слишком много, и радость опустошала не меньше скорби. Думать только о серебряных осколках было легче — правда о них не могла принести больше горя или заронить надежду на возвращение утраченного. Все зло, которое они могли причинить, они уже причинили.              Так легко было посчитать, что война обошла Невервинтер стороной: по-прежнему горели в ранних осенних сумерках фонари, фонтаны выбрасывали в небо сверкающие водяные струи, и музыка звучала в тавернах, — после притихшего Лейлона и неузнаваемого Хайклиффа это казалось странным, почти вызывающим. Но, приглядевшись, можно было заметить истрепанные непогодой темные ленты на дверных ручках и траурные гагатовые амулеты на уличных алтарях. Прибавилось темных окон, облезлых стен, чужеземцев, надевших цвета Невервинтера, и бродяг, просивших подаяния. Словно какая-то муть поднялась со дна, затемняя привычный Дэйгуну облик города, зато Дункан чувствовал себя рыбой в этой мутной воде: даже его ноздри трепетали, обоняя запахи бесчисленных возможностей — к кому-то прибиться, повыгоднее продать свой меч. Он не произнес ни единого слова о своем будущем, но Дэйгун понимал, что вернется в Западную Гавань один.       Они проходили улицу за улицей, площадь за площадью, вышли почти к самым стенам замка Невер, где располагались самые богатые лавки Сердца города. Волшебный магазинчик Дэйгун заметил издалека: в его стены, выкрашенные в антрацитово-черный цвет, были вмурованы витые колбы, наполненные вихрящейся синей субстанцией; вывеска оповещала, что здесь располагаются «Дивные товары Сэнда». Остановившись под ней, Дункан демонстративно развел руками, точно предлагая подивиться в первую очередь тому, что лусканская крыса укрылась в столь роскошной норе, но Дэйгун просто потянул на себя дверь. От знакомца брата трудно было ожидать чего-то иного.       Зазвенел колокольчик, и Дэйгун почувствовал, как на голову опускается невесомая душистая смесь. Запахло чем-то пряным, фруктовым, экзотическим.       — Желаете что-нибудь приобрести? — проговорил бархатный мужской голос, но его обладатель едва ли мог быть пресловутым Сэндом — разве что его имя предлагалось понимать буквально.       Дэйгуну и раньше доводилось встречать продавцов-элементалей, но эта работа была самой искусной из всех им виденных: не обрывайся фигура ниже колен россыпью плящущих в воздухе пылинок, этого песчаного элементаля можно было принять за живого эльфа, забавы ради обсыпавшегося золотистой крупитчатой пудрой: можно было рассмотреть каждый волосок, каждую морщинку, даже в глазницы были вставлены движущиеся самоцветные глаза.       — Желаете что-нибудь приобрести? — повторил, приятно улыбаясь, элементаль, но Дункан панибратски хлопнул его по плечу, подняв облачко блестящей пыли.       — Нет, приятель, нам бы увидеть твоего хозяина.       — Мастер Сэнд предается трудам в своем кабинете. Он настоятельно просил...       — Мы его и не потревожим.       Дункан без сомнений шагнул вперед, за бархатную портьеру, разделявшую лавку на две половины, и Дэйгун последовал за ним, мельком подумав про охранных големов или монстров, которыми владелец лавки мог встречать нежеланных гостей, — но ничего не произошло.       Кабинет неожиданно оказался лишенным всякой вычурности: книги, алхимические реагенты и реторты стояли на самых простых стеллажах вдоль голых каменных стен, а хозяин, крошечного роста лунный эльф, работал за верстаком, по виду ничем не отличающимся от столярного. При виде посетителей он скривился и поспешно набросил ткань на ряд каких-то вытянутых темно-розовых предметов, лежавших перед ним.       Дункан ухмыльнулся.       — Что, Сэнд, все еще зачаровываешь дилдаки для борделей?       — А у тебя по-прежнему все мысли только о них? Как предсказуемо! Печально, что даже в тюрьме тебе не хватило мужского внимания.       — Ба, да разве я осуждаю тебя, дружище? — Дункан попытался приподнять ткань, но заработал злобный взгляд хозяина, немедля прикрывшего свои труды руками. — Каждый разрабатывает ту серебряную жилу, которая ему по силам! Особенно если для этого не нужно отправляться на рудники.       — Если ты, прикрываясь моим существующим лишь в твоем бедном воображении моральным долгом перед тобой, снова намерен поклянчить денег, хоть медяк, хоть половинку медяка, хоть понюхать тарелочку, на которой деньги лежали...       Волшебник говорил высоким резким голосом, почему-то казавшимся знакомым, и наконец Дэйгун понял, что смотрит на кривое зеркало встретившего их элементаля: если песчаный торговец разговаривал размеренно и плавно, а его черты дышали спокойствием и достоинством, то Сэнд выплевывал слова одно за другим и морщил нос, словно постоянно принюхиваясь к чему-то отвратительному.       — Я заплачу, сколько потребуется, — перебил его Дэйгун, прежде чем безобразная перепалка продолжилась, — если вы скажете, что это такое.       Без малейшего интереса Сэнд скользнул взглядом по вытряхнутым на верстак осколкам и еще яростнее задвигал носом.       — Топи Мертвецов, — заявил он безапелляционно. — Центральная их часть. О Мистра, вы когда-нибудь стираете одежду в проточной воде? Самой обыкновенной проточной воде, а не в этих затхлых... Там же сражение было, верно?       Сэнд замолчал неожиданно, словно его ударили по губам. Взгляд метнулся к лицу Дэйгуна, что-то выискивая, и тот напрягся, предчувствуя всплеск бесцеремонного любопытства, но тут вмешался Дункан.       — По-моему, тебе ясно сказали, на что надо смотреть. Или нам лучше поискать более понятливого мага?       — Я с удовольствием — и даже бесплатно — посмотрел бы, как твой рот открывается не для того, чтобы исторгнуть очередную глупость. Но увы, вероятность этого настолько мала, что тут бессильны все мои познания в прорицании. Сто золотых. Вперед. Стандартная плата за опознание!       Последние слова он произнес с особенным напором, явно ожидая возражений и торга, но Дэйгун просто кивнул. Все с тем же брюзгливым видом Сэнд сунул мешочек с деньгами в карман и склонился над осколками. Только движение ладоней и едва заметное дрожание воздуха выдавали, что заклинание действительно творится, — выражение лица волшебника не менялось. Наконец он выпрямился и вернул осколки Дэйгуну, по-прежнему не говоря ни слова.       — Да ладно, Сэнд, хорош корчить козью морду! — Первым, конечно же, не выдержал Дункан. — Признайся, ты в жизни ничего подобного не видел!       — Поскольку мой кругозор не ограничен донышком кувшина с элем, вынужден тебя разочаровать: мне доводилось видеть куда более интересные вещи, чем два совершенно заурядных куска серебра.       — Вот это ты называешь совершенно заурядным?! Может, это с твоим кругозором что-то не так?       Сейчас Дэйгун был готов согласиться с братом. Он собственными глазами видел рябь на серебряной поверхности, ловил краем глаза слабое движение, словно осколки тянулись друг к другу, пытаясь слиться, вновь стать единым целым.       — Я вижу очень слабый след чар или, может быть, демонического огня, — сухо сказал Сэнд. — Точнее сказать невозможно, он пропадает, как аромат ландыша на кухне, где жарят селедку. Обрати внимание, Дункан: я говорю «невозможно», а не «я не могу», потому что другие маги, к которым ты пригрозишь пойти после того, как назовешь меня шарлатаном, не скажут тебе даже этого! Так что не дери больше глотку — о словах благодарности я даже не прошу.       — Но ведь они даже не похожи на заурядные куски серебра, — заметил Дэйгун.       — Естественно, ведь когда-то осколки являлись частью единого целого, а единое целое подверглось воздействию магии! Надеюсь, вы не считаете, что клочок бумаги, на которую пролили волшебное зелье, обретет его свойства, а не просто покоробится?       Сэнд вновь начинал злиться, но не отводил глаз, не суетился, пытаясь раздражением прикрыть собственное невежество, — похоже, его искренне возмущала их наивность.       — Благодарю вас, — пробормотал Дэйгун, и тут же услышал за спиной злое восклицание брата. Еще через мгновение с грохотом закрылась входная дверь, элементаль что-то пропел вслед несостоявшемуся покупателю, а Сэнд громко хмыкнул и, по-птичьи склонив голову, взглянул на Дэйгуна, точно предлагая разделить свое недоумение.       Происходящее вдруг показалось Дэйгуну донельзя абсурдным, словно нелепый сон оборвался, но выбросил в еще более нелепую реальность, где он в самом деле возложил столько надежд на какие-то осколки и дошел с ними до Невервинтера. Он повернулся, чтобы уйти, но Сэнд окликнул его:       — Так все-таки, это осколки с места сражения?       — Да.       — Тогда считайте версию о демоническом огне приоритетной. Не то что бы это могло чем-то помочь, конечно... Но если предмет, который разорвало на эти осколки, попал на Абер-Торил с другого плана, это прекрасно объясняет его так называемые «странности». Другие планы — другие правила.       Волшебник умолк, всем своим видом показывая, что на сей раз потратил весь отведенный на слушателя запас мудрости, но теперь уже Дэйгун не смог не заговорить:       — В Западной Гавани погибла... одна женщина... Я так и не понял, отчего. Не было ни ран, ни признаков удушья, ни хоть чего-нибудь. Она просто выглядела очень бледной... и спокойной... как будто уснула. Это тоже могло быть связано с существами из других планов?       Сэнд открыл рот — и, как показалось Дэйгуну, произнес не то, что собирался:       — А нежить рядом видели? Теней, теневую копию этой женщины?       — Нет.       — Любопытно... Это характерно для нападения теней, они как будто высасывают жертву, оставляя пустую оболочку, — метафорически выражаясь, конечно же. Вам же не надо объяснять слово «метафорически»?       — Нет.       — В жертвах просто не остается ни капли жизненной энергии. Но обычно в таком случае они сами становятся тенями... В самом деле, интересный прецедент: все говорят о Короле Теней, но никто не упоминает нежить!.. — Лицо волшебника засветилось от интеллектуального удовольствия. — Хотя, возможно, всему виной невежество, отсутствие образования как такого, замешанная на непонятной любви к бабкиным сказкам. Стоит одному вытащить монстра из-под кровати и дать ему кличку, как все остальные начинают ее повторять, не утруждая себя малейшим критическим осмыслением...       — Спасибо, — тихо сказал Дэйгун.       Он вновь хотел уйти, и вновь его нагнал оклик Сэнда.       — Эй, уважаемый, постойте! Знаете, сто золотых — это честная цена, в нее входит стоимость компонентов для опознания и оплата потраченного времени, но в исключительных случаях я предусматриваю возврат десяти... то есть пяти... процентов. Вот, возьмите!       Словно боясь передумать, он кинул на верстак пять золотых, и первым порывом Дэйгуна было отказаться — такими нелепыми казались и эти расчеты. Но потом он подумал о Дункане, которому наверняка придется снова дать денег, забрал монеты и наконец-то покинул душную пахучую лавку.       Дункан сидел прямо на мостовой, развлекаясь метанием камешков в канализационный сток. Увидев Дэйгуна, он тут же вскочил на ноги.       — Ты же не поверил этому говнюку? Думает, что если первым завопить: «Шарлатан!», никто его за руку не поймает! А мы так и сделаем: найдем другого мага, который может зарабатывать не только игрушками для клиентов мадам Офалы, и...       — Нет. Думаю, Сэнд не лгал. Кроме того, у меня больше нет денег.       — Не лгал? О том, что это самые обычные кусочки серебра?       — Возможно, они родом с другого плана, что делает их...       — Уже поэтому далеко не обычными! Сиськи Бешабы, Дэйг, ты же сам настаивал на том, что нужно узнать правду об осколках? И теперь ты так просто сдаешься?!       — Это бессмысленно. Я не могу бесконечно скитаться в поисках ответов только потому, что полученный меня не устраивает.       С мрачным видом Дункан надвинулся на него.       — Тогда этим я могу заняться. Просто дай мне один осколок.       Зная брата, Дэйгун без труда мог предположить, что серебро очень скоро окажется в закладе, но без возражений протянул ему меньший осколок и возвращенные Сэндом монеты. Дункан непонимающе взглянул на них.       — А это зачем?       — Едва ли ты сможешь начать поиски, не зная, чем заплатить за миску супа в таверне. Наверное, нам надо прощаться?       — Прощаться? — повторил Дункан как-то неуверенно.       — Ты ведь остаешься в Невервинтере, не так ли?       — Ну, у меня была такая мысль, но...       — Этот день не хуже и не лучше любого другого.       Дэйгун видел на лице брата самые разные чувства: удивление, недоумение, сомнение, даже обиду, но в конце концов тот схватил оба дара.       — Спасибо, — буркнул Дункан, глядя куда-то в сторону. — Но вообще, я тут подумал, что мы могли бы заглянуть в дом Эсме. Не думаю, что друиды из тех ребят, которые прикарманивают чужое имущество, так что...       — Ты хочешь забрать ее вещи?       — Для Тами. Это вещи ее матери, единственная память об Эсме! Тами ведь такая маленькая...       Дэйгун подумал о собственной матери. Он не взял из хижины ничего, даже книги любимых стихов Азиль, заложенной шелковой закладкой с лазурными и алыми птицами, которая так очаровывала его в детстве, — к чему, если воспоминания и так всегда были с ним, а вид золотой розы ранил больнее, чем настоящий меч? Приносит ли память об ушедших что-то кроме вечной тоски и сожалений?       — Кроме того, это наследство Тами, — с несвойственным ему прагматизмом заявил Дункан. — Ну же, Дэйг, подумай сам! По-твоему, Эсме не захотела бы дать ей все, чем владела сама?       — Она отдала Тамирис саму свою жизнь, — отрезал он.       И все же Дункан не унимался; в конце концов, не желая продолжать эти пререкания, вновь и вновь слышать имя Эсмерель, Дэйгун согласился. Они вновь двинулись в путь, но теперь Дункан рыскал из стороны в сторону, как охотничья собака, что-то высматривая.       — Подожди-ка минутку! — радостно выкрикнул он и скрылся за дверью непримечательной лавчонки с потемневшей от дождей вывеской.       Дэйгун послушно остановился. Странное нетерпение, владевшее им все эти дни, ушло, он снова чувствовал усталость. Невыносимо было думать о долгом обратном пути до Западной Гавани — зачем вообще он ее покинул? Он узнал причину смерти Шайлы, но это лишь породило новые вопросы, и не ему было по силам отыскать и на них ответ.       Дункан вернулся, сунул ему в руки набитый непонятными угловатыми предметами сверток. Не без опаски отогнув уголок, Дэйгун встретился взглядом с глазками-бусинками какого-то игрушечного зверька из валяной шерсти.       — Мячик, кубарь, медведь-марионетка, — весь сияя, перечислил Дункан. — Я думаю, Тами должно понравиться? Мама мне всегда здесь игрушки покупала...       Он запнулся, неуверенно взглянул на Дэйгуна, и какое-то время они шли молча.       — Слушай, Дэйг, я ведь понимаю, что папаша наверняка тем еще говнюком был...       — Это не имеет уже никакого значения. В конце концов, он твой отец.       — И твой тоже! Ты ведь очень на него похож. На лицо, в смысле. Аж жутко порой...       Дэйгун промолчал, проглатывая бессмысленное яростное «нет!»       — Просто странно, что мы как-то даже никогда и не говорили об этом...       На это Дэйгун тоже не стал отвечать.