Дурная кровь

      Осень стояла теплая — даже вечерами еще не холодало. Когда топилась плита, в кухне было нечем дышать, и Дэйгуну пришлось открыть окна. Теперь он слышал болтовню и смех молодежи в саду: хотя из деревни еще доносились взвизги скрипки и лютневые напевы, Тамирис, как и обещала, вернулась домой на закате, а вслед за ней увязались Бивил и Эми. Теперь они втроем разглядывали ярко-зеленый плащ Чемпиона Жатвы.       — Да бери его себе, Тами, он как раз подходит под твои глаза.       — Может, будем носить его по очереди?       — Разрежем на три части!       — Повесим, как знамя нашей победы над Моссфелдами!       — Ну уж нет, на флагштоке я хочу видеть кальсоны Уилла Моссфелда!       — Ты правда думаешь, что он их стирает?       — Ты правда думаешь, что он их носит?       — Эй-эй, я не хочу столько думать про чужие кальсоны!       — Ты первый про них вспомнил!       Не удержавшись, Дэйгун выглянул в сад. Эми и Тамирис сидели на скамье, Бивил, подбоченясь, стоял над ними. Несмотря на глупые разговоры, все трое выглядели слишком взрослыми. В широком румяном лице Бивила еще угадывалось что-то мальчишеское — или, может быть, неразумное, как у неуклюжего щенка-переростка, а вот Эми в новом синем платье, с уложенными на затылке пшеничными косами, только хрупкостью напоминала маленькую сироту из дома Тармаса. Тамирис была одета скромнее подруги, но, подражая ей во всем, тоже старалась не горбиться, не жестикулировать и не хохотать во все горло.       Дэйгун нахмурился — больше из нежелания считать, чем вдруг запамятовав возраст приемной дочери. Двадцать один год. Возраст, в котором большинство человеческих девушек становятся женами и матерями или ищут свой путь вдали от родительского дома. Тамирис все чаще заговаривала про Невервинтерскую академию, где могла бы учиться магии вместе с Эми, но Дэйгун отмалчивался. Ни у него, ни у Тармаса не было таких денег: впервые за много лет дела в Западной Гавани шли действительно плохо. Напитанная влагой земля оставалась бесплодной, а дичь откочевывала к югу — но люди желали праздновать Жатву, будто не замечая пустых закромов.       Чувствуя, как нарастает бессмысленное раздражение, Дэйгун отошел от окна. Есть расхотелось, но Тамирис после деревенских празднеств наверняка была сыта, и не он ли только что осуждал людей за расточительность в нелегкие времена? Он заставил себя проглотить немного рагу и поднялся в комнату с ощущением каменной тяжести в желудке.       Лишняя ли еда была тому виной или доносившиеся из сада голоса, но спал Дэйгун плохо и проснулся еще до полуночи, весь в поту и с мокрым от слез лицом.       Ему никогда не снилась Шайла, пусть даже он по-прежнему мог увидеть ее лицо, как наяву, просто закрыв глаза, почувствовать запах волос и тела. Но во сне он никогда не помнил ее смерть, всегда возвращался из темных болот в ярко освещенный дом, полный радости и покоя, — чтобы проснуться, так и не переступив порога.       Дэйгун поднялся, чтобы умыться и глотнуть воды, вылил ее остатки из кувшина себе на голову и долго стоял, чувствуя, как наконец-то прохладный ночной воздух холодит намокшие волосы.       Смирение — разве не об этом он просил Сильвануса и Келемвора все эти годы? Он не надеялся на покой или, тем паче, счастье, но перестать думать о Шайле всякий раз, видя зацветающую сирень или зеленые атласные ленты, вздрагивать, случайно увидев рыжевато-каштановые косы или слыша голос, чем-то напомнивший тот, давно отзвучавший...       Он оделся и выскользнул в сад, после недолгого колебания захватив с собой оружие. Давно прошли времена, когда можно было ходить к иллефарнским развалинам, думая лишь о красоте ночи. Пропитания в Топях теперь недоставало не только людям — племя людоящеров вышло из болот и поселилось в руинах. Подобраться ближе к Западной Гавани они не пытались, поэтому не стоило их дразнить, нарушая границы охотничьих угодий, и все же Дэйгун пошел знакомой тропой.       Он решил проделать часть некогда привычного пути, всегда дарившего ему успокоение, но не прошагал и двух миль, когда услышал над головой мягкий шорох крыльев. Большой ястреб пролетел над ним и опустился на закачавшуюся ветку. Эта птица не могла охотиться в темноте и смотрела на Дэйгуна слишком пристально, словно меряясь взглядами, — похоже, она была чьим-то спутником.       — Эльхиар?       Как только имя всплыло из глубин памяти, за спиной послышался смутно знакомый голос:       — Дэйгун Фарлонг, полный секретами, словно коробочка мака — семенами?       Дэйгун обернулся. Вспомнив ястреба, он мог назвать и его хозяина, но вот узнал его далеко не с той легкостью, с которой предполагал.       Девятнадцать лет — ничтожный срок в жизни эльфа, и все же Дэйгуну показалось, что Вашнэ изменился. Он и тогда был болезненно худ, сейчас же почти ничем не отличался от умертвий, с которыми они сражались у Лейлона, — Дэйгун даже пригляделся, поднимается ли при вдохе грудь друида. Черты лица чудовищно заострились, кожа стала пергаментной — Вашнэ или давно голодал, или был тяжело болен. И все же его глаза смотрели с прежней остротой.       — Едва ли у меня может быть больше секретов, чем у тех, кто выпытывает их среди ночи, — ответил Дэйгун.       — Тогда зачем ты идешь туда? — Вашнэ указал в сторону руин. — Проверить то, что спрятал?       Дэйгун почувствовал рядом еще чье-то присутствие. Девушка-эльфийка. За эти годы она так и не научилась прятаться по-настоящему хорошо. Неужели они собирались на него напасть? Эта мысль вдруг до крайности позабавила Дэйгуна.       — Странно, что вы еще не перекопали все Топи в попытках найти это чудо, — сказал он, глядя прямо на скрытый магической тенью силуэт; девушка обескураженно отступила.       — Ты думаешь, это потеха? — Костлявые пальцы Вашнэ с необыкновенной быстротой сомкнулись на запястье Дэйгуна. — Упиваешься возможностью в одиночку владеть секретами Эсмерель? Посмотри вокруг! Неужели себялюбие настолько застит твой взгляд, что ты не видишь очевидного?       — Ты безумен.       Дэйгуну не удалось скрыть своего отвращения, но друид едва ли обратил на это внимание: он заговорил горячо и сбивчиво, со свистом заглатывая воздух:       — Ты в самом деле не замечаешь, как изменились Топи? Они молчат! Плодородная почва умирает, перерождается в пустую грязь, гниль! Живые уже бегут отсюда, а скоро попытаются уйти и мертвые — но хозяин вновь призовет их на службу! То, что ты видел двадцать лет назад, покажется мелкой стычкой в сравнении с тем, что будет, когда Король Теней вновь заявит права на эти земли!       Дэйгун брезгливо высвободил руку.       — Что ты несешь? Ты сам был в Лейлоне. Там не было никаких теней, только поднявшаяся из болот нежить. Твой «Король Теней» — всего лишь жадный до власти чернокнижник, и это единственный секрет, которым я могу с тобой поделиться!       К его удивлению, на лице Вашнэ мелькнула улыбка.       — Возможно, я смогу убедить тебя поделиться и остальными?.. Все верно, силы Короля Теней разделились. Он был злейшим врагом Иллефарна, чья столица когда-то располагалась на месте Уотердипа. Нападение на Лейлон было обманкой: в то время как войска Союза лордов пытались защитить подступы к Невервинтеру, тени шли на Уотердип через Западную Гавань! Ты ведь не знал об этом... или знал?       В глазах Вашнэ Дэйгун не видел ни проблеска разума. Еще в Лейлоне воображаемые секреты Арфистов волновали его — теперь, похоже, друид совсем потерялся на извилистых тропах своих фантазии. В любой другой день Дэйгун попытался бы отыскать в себе хоть каплю жалости к сумасшедшему, объяснить, что видел демонов и адские порталы собственными глазами, что будь сказанное Вашнэ правдой, то Шайла и все убитые в тот день сами превратились бы в нежить... Но сейчас гнев, тлевший в нем весь праздник Жатвы, разгорался и требовал выхода.       — Убирайся, — чудом Дэйгуну удалось ограничиться одним этим словом. — Убирайся!       Он прошел мимо Вашнэ, готовый к потоку брани, но тот не попытался его остановить.       — Ты сам выбрал молчать, Дэйгун Фарлонг, — в голосе друида прозвучала едва ли не жалость. — Вспомни об этом, когда тебе придется попросить о помощи.       Две пары крыльев прошелестели над головой Дэйгуна, мелькнула и пропала в лесу стройная четырехногая тень — и он остался на лесной тропе один. Он по-прежнему ничего не понимал, но угроза была недвусмысленной, отдающей кислым привкусом страха во рту. Страха не за себя — перед тем, что мог сотворить безумный друид, не добившись нужного ему ответа.       Дэйгун повернул назад, к деревне, и побежал так быстро, сколько хватало дыхания и сил. Он не боялся показаться смешным — только вновь вернуться в Западную Гавань слишком поздно.              Как и девятнадцать лет назад, Дэйгун увидел за деревьями розоватое зарево. Что-то горело в деревне, слишком далеко, чтобы он мог рассмотреть, но не было слышно ни набата, ни криков.       Калитка в его собственный сад была закрыта на веревочную петлю, как он ее и оставил, на листьях блестела нетронутая роса, а над могилами Эсмерель и Шайлы позвякивали колокольчики, повешенные Тамирис прошлым утром, но многое изменилось и здесь. Дом был пуст — это Дэйгун знал с такой же уверенностью, словно уже пронесся по притихшим комнатам, безуспешно выкрикивая имя приемной дочери, — и от него тянуло смертью.       Кухонные окна так и были распахнуты. Дэйгун заглянул внутрь, еще явственнее обоняя металлический запах крови, и увидел за перевернутым креслом чьи-то короткие ноги в грубых сапогах. Он подтянулся, скользнул в окно и склонился над трупом.       Он совершенно не ожидал увидеть дуэргара и даже коснулся холодного лица, проверяя, слетит ли маскировка. Но ничего не изменилось: серокожий мертвец по-прежнему скалил зубы в предсмертной судороге, а на его бороде и бровях блестел нетающий магический иней. Второе тело грузно осело на пол возле входной двери — этому дуэргару раскроили топором череп. Топор так и валялся рядом, в растекшейся под телом кровавой луже, а на стене виднелись потеки желчи — кого-то стошнило.       Переступив через ноги мертвеца, Дэйгун шагнул на крыльцо. В мягкой земле он явственно различал маленькие глубокие следы дуэргаров — двое пришли в его дом и оба в нем остались — и три цепочки удалявшихся человеческих следов: мужские башмаки и две пары женских туфель. Бивил. Эми. Тамирис.       Они быстро шли, почти бежали в сторону мостков, соединявших дом Дэйгуна с деревней, — всего четыреста ярдов широкой тропы по заросшему ивняком берегу. Тут Дэйгун наткнулся на третье тело: удар вилами в спину настиг странное существо, подобного которому он никогда не видел. Худощавым сложением и острыми ушами оно напоминало эльфа, но темная кожа отливала металлическим блеском и была покрыта множеством острых, как колючки, наростов.       Возле реки недавно разыгралось сражение. Земля была истоптана, изрыта множеством ног; полдесятка дуэргаров остались лежать на мостках, еще два тела плавали у берега. Пока что Дэйгун не видел ни одного убитого селянина; приглядевшись, он заметил то здесь, то там зеленоватые чешуйки целебного мха — похоже, тут перевязывали или выводили раненых из деревни. Множество следов, в том числе женских и детских, уходило в лес, но Дэйгун оставил их без внимания. Едва ли спасшиеся ушли далеко, но все, о чем они могли ему рассказать, было проще увидеть своими глазами.       Он по-прежнему не слышал в деревне ни единого звука, кроме треска огня, пожиравшего усадьбу Бакмэнов и домик Пирсонов, — к счастью, погода была безветренная, и стояли они далеко от других строений, — и быстро понял, почему. Трупы собак, свиней, даже кур валялись среди куч выброшенного из домов скарба, под обвисшими на веревках разноцветными флажками и праздничными гирляндами. Увидел Дэйгун и тело старого пьяницы Льюи Джонса, в смерти обнявшего чахлого борова, словно любимую жену, но не остановился.       Следы оборвались на лужайке перед домом Тармаса — взрыхленном разрушительными заклинаниями пятне земли, посреди которого лежало то, что недавно было женщиной, — хотя понять это можно было лишь по уцелевшим башмачкам. Омерзительное, противоестественно облегчение захлестнуло Дэйгуна с головой: это могла быть только Эми, почерневший костяк был слишком мал и изящен для Тамирис.       Кровь застучала в висках так, что он едва не упал; пытаясь сохранить равновесие, Дэйгун выпрямился — и тут заметил шевеление в ивняке. Промедление могло стоить жизни ему, но вместо этого спасло жизнь шестнадцатилетней Кейди Пирсон.       — Не стреляйте, господин Фарлонг, именем Шантии за-за-заклинаю!.. — Стуча зубами, она выбралась из кустов. — ...Вы куда?       Дэйгун просто не мог позволить себе тратить время: пепел Эми еще не успел остыть.       — Искать остальных, — бросил он и с неудовольствием отметил, что Кейди бежит за ним, словно собачонка.       — Вы знаете, что произошло, господин Фарлонг?       — Я думал, это должна знать ты.       — Они просто выпрыгнули откуда-то, как демоны из Бездны! Я только слышала... а потом Эми... Кто-то да остался жив, господин Фарлонг, ведь правда?       — Кто-то да остался, — машинально повторил Дэйгун.       Следы вновь привели его к телам: Вере Хаддс, недалеко убежавшей от собственного дома, ее дочери, чьи разметавшиеся волосы желтым пятном выделялись на грядке среди тыкв, и мужу, успевшему пустить стрелу в глотку одному дуэргару, прежде чем другой размозжил ему голову молотом. Дэйгун услышал, как за его спиной Кейди громко булькнула горлом, но все же наклонилась подобрать рассыпанные рядом с Хаддсом стрелы и лук. Возможно, она была не безнадежна.       Тамирис и Бивил долго топтались возле убитого дуэргара, прежде чем сорваться с места. В том же направлении шла целая толпа: люди, дуэргары и обладатели узких, странно вытянутых ступней — должно быть, те существа с металлической кожей. Все спешили на юг, прочь от деревни...       К водяной мельнице.       Теперь Дэйгун понимал замысел Георга Редфелла: мельница была единственным каменным строением Западной Гавани, возвышавшимся, словно башня, над сжатыми пшеничными полями. Ее камни выглядели древними; возможно, во времена Иллефарна она в самом деле служила дозорной башней, а теперь осталась единственным местом, где можно было обороняться.       ...Налетчики кружили возле мельницы, словно волки вокруг овчарни, — прорваться внутрь через единственную дверь у них пока не получалось. Несколько тел валялось на земле, и столь бессмысленное упорство представлялось Дэйгуну довольно странным, — но делало дуэргаров легкими целями.       — Ты видишь их? — на всякий случай спросил он у Кейди; для него звездная ночь мало отличалась от дня, но он не мог быть уверен в зоркости человеческого глаза.       Девчонка помотала головой; на побелевшем лице веснушки казались черными.       Дэйгун вздохнул. Шепча молитву Сильванусу о даровании ночного зрения, накрыл ее глаза ладонью — Кейди вздрогнула, но вытерпела, — потом коснулся колчанов, и оперение стрел на мгновение вспыхнуло синим.       — Расходуй разумно, — велел он, — каждая должна попасть в цель.       Сам он прицелился и спустил тетиву; существо с металлической кожей захрипело и рухнуло ничком, не успев дотянуться до пробившей шею стрелы; рядом с ним рухнуло второе. Кейди поразила еще одну тварь, но следующая стрела не смогла пробить броню дуэргара. Дэйгун принял это к сведению и взял выше, посылая стрелу прямо в оскаленный рот врага.       Их заметили. Конечно же.       — Господин Фарлонг! — шепнула Кейди.       На что она надеялась? Что они перестреляют две дюжины разбойников, едва моргнув?       Еще один дуэргар. Еще. Еще. Но они приближались.       — Беги, — велел Дэйгун, пока тянулся за очередной стрелой.       Кейди выстрелила.       Дверь мельницы распахнулись; люди посыпались на поле, как горох из разорванного мешка. Дэйгун даже не представлял, что Георг Редфелл может вопить, как рашеменский берсерк, но это было кстати. Все, что могло отвлечь дуэргаров, сейчас было кстати. У Дэйгуна еще оставался десяток стрел, но он не успевал их потратить; из другого оружия при нем был только охотничий нож.       Дуэргар уже заносил для удара молот, когда искрящаяся петля обвила его ногу. Он взвыл, но магическое лассо дернуло его вверх; запахло паленым мясом, тело рухнуло на стерню, и тут же чьи-то вилы пригвоздили его к земле.       — Отец! — кричал кто-то, но Дэйгун не слушал; он не мог позволить себе слышать, пока был жив хоть один враг.