Дурная кровь

      — Ты живой, отец, ты живой!       Тамирис трогала его плечи, дергала за рукава, и Дэйгуну казалось, что она вот-вот вцепится ему в одежду и начнет трясти, как всегда делала в детстве, привлекая внимание. Ее землистое после бессонной ночи лицо мелькало перед ним — припухшие веки, белая корка на губах, засохшая грязь на щеке, — и, глядя на этот смазанный черный след, похожий на ласточкин хвост, Дэйгун наконец понял, что могло случиться.       В проклятый богами праздник Жатвы, в проклятой богами Западной Гавани, он мог найти ее, изрубленную, на кухне или в саду, заметить на мелководье потемневшую русую косу, ползать на коленях среди пепла и костей, закрыть ей глаза на поле боя. Он проделал через деревню путь, каждый шаг которого был устлан мертвым телом приемной дочери, и теперь проклятый приступ слабости, каких он не испытывал долгие годы, грозил свалить его с ног. Дэйгун собрал жалкие остатки сил, пытаясь устоять прямо, и Тамирис неуверенно отвела руку от его закаменевшего плеча.       — Мы искали тебя и не могли нигде найти... Мы... — Она запнулась, точно впервые осознав, каким ужасающе коротким стало это слово, больше не вмещавшее ее подругу.       — Я знаю про Эми. Жаль. Она могла стать хорошим магом, — даже короткие слова давались ему с трудом, таким тяжелым и неповоротливым стал язык.       Тамирис отвернулась, теребя разлохматившийся кончик косы, и это дало ему передышку. Дэйгун до крови закусил щеку, отвлекаясь на боль, и тут заметил, что Тамирис не переплетает растрепавшиеся волосы, а только дергает и разрывает безо всякого милосердия. Ее плечи уже подрагивали; еще немного — она расплачется, а потом начнет рыдать, пока не свалится такая же обессиленная и ни на что не способная, как он.       — Сейчас не время для бесполезной скорби.       Он никогда не смог бы дать ей пощечину, даже чтобы привести в чувство, но слова годились для отрезвления не хуже.       — А для чего тогда?! — выкрикнула Тамирис истерично, но вместо слез на ее щеках появились алые пятна гнева.       — Ты думаешь, этой ночью в Гавани больше не найдется дел? — Дэйгун обвел взглядом опустевшее поле недавнего боя: ополченцы, один за другим, потянулись в разоренную деревню, унося с собой раненых и трупы товарищей. — Слезы сейчас — это роскошь, а не прихоть. Расскажи мне, что произошло. Это не выглядит как нападение разбойников.       Тамирис молча смотрела на него, и Дэйгун вдруг подумал, может ли она его ударить, — что ж, это позволило бы ему без ущерба для собственной гордости рухнуть на землю, — но она просто сунула руки под мышки, точно ночная свежесть выдула последнее тепло из ее тела.       — Они появились откуда-то среди ночи, — начала Тамирис так же, как Кейди, — вопили как сумасшедшие, крушили все, что им под руку попадалось. Видели курицу — убивали курицу, видели человека — тоже...       — Я заметил не так уж много тел по дороге сюда.       — Бивил говорит, многие еще не спали, когда началось... это. Может быть, они сумели сбежать, пока дуэргары гонялись за курами. И брат Мерринг вывел всех, кого смог, на болота.       — Больше ты никого не видела?       — Кого?       — Кого-нибудь... — Дэйгун подумал о Вашнэ, — ...странного. Заклинателя.       Тамирис крепче зажала ладони под мышками.       — Был маг... серолицый, плосконосый... Он сжег Эми, а потом просто ушел через портал. Брат Мерринг сказал, что вот эти, с металлической кожей, называются блейдлингами, и что они не от мира сего — то есть по-настоящему, они не отсюда. Тот маг был на них похож немного, но вообще совсем другой.       Описания никогда не были ее сильной стороной, но и Дэйгун, как ни напрягал память, ничего не мог вспомнить о блейдлингах или сколько-нибудь похожих на них существах. Знал он одно — их не было в Гавани девятнадцать лет назад. Все его догадки рассыпались в прах.       Неожиданно для него Тамирис продолжила:       — Они серебро искали, представляешь? Искали и найти не могли! Маг кричал, что его здесь нет, потом дуэргар один... но этот, наверное, бредил... Он хрипел уже, когда мы на него наткнулись. Мы с Бивилом! — уточнила она с проснувшейся на мгновение злостью. — Говорил, что от деревни даже камешка не останется, когда они найдут серебро. Они растерзали Гавань просто для того, чтобы нас ограбить!       Возможно, ей хотелось верить в это, как во что-то хоть сколько-то понятное, но Дэйгун мог сказать с уверенностью: дуэргары и блейдлинги не могли прийти за церковной утварью брата Мерринга, столовым серебром Бакмэнов или, тем паче, кольцами и сережками деревенских девушек.       Он снова взглянул на Тамирис. Ночная рубаха торчала из-под наспех натянутого платья, с испачканным в грязи и крови подолом, за пазухой бугрился комок — Эльма, чья усатая мордочка осторожно высовывалась наружу. Обычно Тамирис с придирчивой тщательностью относилась к чистоте тела и одежды, но сейчас даже не поднимала руки, чтобы оттереть засохшую грязь. Она выглядела измученной и наверняка растратила все магические силы — и все же Дэйгун не мог дать ей отдыха.       — Я хочу, чтобы ты пошла в иллефарнские развалины за деревней и забрала оттуда одну вещь.       — Что?..       — Боюсь, я знаю, какое серебро искали эти существа. Нельзя, чтобы оно попало им в руки, — он продолжил громче и быстрее, не давая ей вмешаться. — Возьми Бивила. Это важное дело, очень важное, которое я не могу доверить больше никому. Возможно, жизни всех жителей Гавани сейчас в твоих руках.       — А ты не можешь пойти с нами? Там же людоящеры...       Дэйгун почти наяву услышал испуганный голосок ребенка, лепечущего: «Но там же индюки!» Тогда он бросился к Тамирис, хотя грозившая ей опасность была ничтожна, сейчас же ничего не мог поделать, как бы ни желал обратного: жалкое тело отказывалось ему повиноваться.       — Слишком многие пострадали сегодня. Брату Меррингу не обойтись без помощи. Я нужен здесь.       Это была самая жалкая ложь, когда-либо вылетавшая из его рта, но Тамирис понуро кивнула. Дэйгун быстро огляделся, но не заметил ни одного излишне любопытного живого существа или друида во плоти.       — У людоящеров тоже есть законы чести — почтительностью и уважением можно добиться большего, чем мечом и магией. Во всяком случае, будьте готовы сражаться, но не угрожайте им первыми... То, что тебе нужно, находится в зале на северо-востоке, выложенном зеленой и синей плиткой с узором в виде павлиньих перьев. Ищи пятую колонну слева, ту, которая устояла, но выщерблена с южной стороны; отсчитай оттуда семь плиток вниз и одну влево. Я надежно закрепил ее раствором, поэтому скажи Бивилу, чтобы взял с собой лом. Под плиткой будет щебень; в него я закопал шкатулку.       — С могущественным артефактом?       Теперь лицо Тамирис осветилось надеждой, но неужели он собирался лгать еще и об этом?       — Достаточно вопросов. Чем быстрее ты достанешь шкатулку, тем больше времени мы выиграем. Не открывай ее и не говори о ней даже с Бивилом. Ступай.       Если бы она оглянулась, как тогда, уходя за «лепериной», Дэйгун не смог бы сохранить лицо, но чему-то Тамирис да научилась от него за эти годы.              Чудом ему удалось добрести до мельницы и только там свалиться, подобно еще одному кулю с мукой, вдали от любопытных глаз. В блаженной неподвижности Дэйгун просидел четверть часа, давая отдых телу, пока вслед за ним не отказал и разум. Уступка малодушию принесла свои плоды — он думал о былом и настоящем и наконец понял, что должен сделать, с той же ясностью, как будто обдумывал это не один месяц.       Конечно, если только он не послал Тамирис на верную гибель... но эту мысль он смел в сторону, точно паутину. Она выживет, если постарается сама, а он достаточно навредил ей излишней заботой; к настоящей жизни невозможно подготовить, погружая в нее бережно и осторожно, словно младенца — в теплую воду с чередой.       Возможно, оставались считанные часы, чтобы подготовить задуманное, и все же Дэйгун вернулся в деревню, а не к себе домой. Еще одна пара рук для брата Мерринга не могла стать лишней: семь тел лежало в ряд на деревенской площади, прикрытые рогожами, а общинный дом был переполнен стонущими, истекающими кровью людьми. Похоже, налетчики предпочитали не добивать селян, наслаждаясь их ужасом и болью, раны были тяжелы, и Дэйгун не сомневался, что еще до заката не одна пара глаз закроется навечно, как бы горячо ни молился жрец.       Сам он до зари трудился, в меру своих скромных сил врачуя, но большей частью вливая между сжатых зубов или посиневших губ укрепляющие и одурманивающие отвары, когда возле дверей столкнулся с Орленом. С угрюмым видом старый фермер вертел в руках свежий пласт целебного мха, будто не видя, как разлетаются во все стороны его частицы. Прежде чем Дэйгун сделал замечание, что неразумно так обращаться с растением, которое может спасти чью-то жизнь, Орлен спросил:       — А твои-то травы действуют, Дэйгун?       — Отчего бы им не действовать? — Дэйгун в недоумении взглянул на опустевшую чашку, и старик шумно вздохнул:       — Дай-ка угадаю: ты их не в этом году собирал?       — Да, у меня остались старые запасы. В этом году много растений было больно или попорчено паразитами.       — Я тебе больше скажу: даже те, которые выглядят здоровыми, утратили свои свойства, — в сердцах Орлен швырнул кусок мха поверх пропитанной кровью ветоши. — Мох больше не останавливает кровь, сусло плоти не затягивает раны! Сдается мне, даже если я заварю сегодня смородиновые ветки, моча ударит в голову вместо того, чтобы выйти!       Ворчливый и бесцеремонный, старый Орлен тем не менее был единственным из селян, кто мог бы не просто возносить молитвы Шантии, но по-настоящему служить ей, столь велики были его познания во всем, что растет на земле. Насколько знал Дэйгун, Орлен был единственным, кого не чуждались проходившие через Топи друиды, — и как было не воспользоваться этим знанием?       — Что если злая магия лишает силы наши земли? Не стоит ли предупредить об этом Круг Топей?       — Предупредить!.. — мрачно повторил Орлен. — Раньше они меня предупреждали еще до того, как я вообще замечал, что дело неладно, а теперь, гляди, и носа не кажут! Уж и не знаю, чем это я так перед своим знакомцем провинился...       — Его зовут не Вашнэ?       — Нет, Калайл... Хотел сделать из меня друида, когда я сам еще был мальцом, — и вот поди же ты, вся дружба врозь!.. Говорят, у вашего народа долгая память; может, только сейчас он и обиделся на меня за отказ, а, Дэйгун?       Значит, как и обещал Вашнэ, Круг Топей бросил Западную Гавань на произвол судьбы; едва ли стоило удивляться этому, вспоминая, как высокомерны и неприветливы они были и как считали «испорченной городами» даже Эсмерель, но неужели они были готовы оставить на погибель целую деревню из-за серебряного осколка?.. Дэйгун раздумывал об этом, пока шел, щурясь от утреннего света, в свой разоренный дом. Гора свалилась у него с плеч, когда он вновь услышал голоса в саду — только теперь они звучали приглушенно, не слышалось смеха и шуток. Привалившись спиной к боку Бивила, Тамирис вытянула ноги на скамье и о чем-то тихо говорила, теребя пояс платья.       — Почему вы не идете в дом? — слишком громко, пытаясь заглушить невольную радость, произнес Дэйгун, и Тамирис торопливо выпрямилась.       — Там же... ну... трупы?       — После того, что случилось этой ночью, ты не можешь вынести вида мертвых врагов?       — Может быть, после того, что случилось этой ночью, мертвых врагов — и друзей — с нас достаточно, — Бивил глядел на него волком, и Дэйгун понял, что еще не раз пожалеет о том, что не мог отправить Тамирис в руины одну.       — Тогда помоги мне выкинуть мертвецов за порог и очистить жилище от их скверны, — сказал он спокойно, глядя юнцу в глаза, и тот неохотно поднялся.       Вдвоем они отволокли и выбросили дуэргаров на тропу, где их могла бы забрать похоронная команда, — ни малейшего желания закапывать в саду эту падаль Дэйгун не чувствовал, — в то время как Тамирис, вооружившись ведром и тряпкой, замыла следы сражения и подняла опрокинутую мебель. Кухня стала выглядеть почти прежней, но ни для кого из них возврата к прошлому уже быть не могло.       — Это было очень любезно с твоей стороны, Бивил. Теперь, возможно, тебе стоит вернуться к семье?       — Что?! Это вы меня выставляете, что ли, да? И я даже не увижу то, ради чего вы погнали нас прямо в пасть ящерам?       В этот раз Дэйгуну стоило немалого труда перебороть раздражение. Как и Тамирис, Бивил выглядел серым от усталости и пропах тиной, однако на обоих Дэйгун не заметил следов своей или чужой крови.       — Не разбрасывайся словами так легко, юноша. Солнце встало для тебя сегодня. Если у тебя достаточно сил, чтобы высказывать свое неудовольствие, лучше используй их, чтобы тоже помочь брату Меррингу.       В свою очередь, Бивил попытался смерить взглядом его, но Дэйгун не собирался играть в глупые детские игры. Он поднял ведро, чтобы выплеснуть грязную воду подальше от дома, и услышал за спиной отрывистый сердитый шепот: «Мурашки по спине от твоего папаши... и как ты его выдерживаешь!», за которым последовал дробный перестук каблуков по доскам крыльца.       Тамирис осталась стоять на пороге.       — Зачем ты с ним так?       Похоже, у нее тоже было достаточно сил для враждебности.       — Что ж, он понял сам, что его присутствие здесь нежелательно.       — Значит, в руинах с ящерами он был желателен, а в нашем доме — уже нет?       — Зайди в дом, Тамирис. Ты разговариваешь слишком громко.       На ее щеках вспыхнул густой алый румянец, но она молча повиновалась. Очень аккуратно отодвинула стул, села, положила перед собой шкатулку и замерла, держа на коленях руки, словно происходящее ни в коей мере ее не касалось, — и воспоминание, как столь же церемонно, на том же самом месте, сидел Дункан после давнего скверного разговора, отозвалось горечью во рту. Уже мягче Дэйгун добавил:       — Я не осуждаю тебя за лояльность другу детства, но есть вещи, говорить о которых стоит без свидетелей. Бивилу не стоит знать о том, что в этой шкатулке. Никому в Западной Гавани не стоит — для их же собственной безопасности.       Он поддел ножом крышку, и Тамирис недоверчиво взглянула на него:       — О кусочке серебра?       — Многие, как видишь, отдали жизнь за него сегодня.       Осколок ничуть не потемнел за годы, проведенные под землей, напротив, странное текучее серебро блестело еще ярче; казалось, если оставить шкатулку в темноте, она засветится изнутри. Не решаясь прикоснуться к осколку, Тамирис вытянула шею, чтобы лучше его рассмотреть, и Дэйгун отвел взгляд — наблюдать за этим простодушным любопытством было слишком тяжело. Она даже не подозревала, что этот бритвенно острый осколок насквозь пробил тело Эсмерель и почти достал до ее собственного сердца.       — Он переполнен магией!.. — завороженно выдохнула Тамирис, и Дэйгун удержал уже готовое сорваться с губ предостережение, что не стоило бы предаваться мечтам о «могущественном артефакте»: в конце концов, магия текла в ее собственных жилах.       — Возможно, — ответил он нейтрально. — Это напоминание о самом черном дне Западной Гавани, когда погибла твоя мать и... много других достойных людей. Почти двадцать лет назад я показал осколки магу из Невервинтера, и он обнаружил только слабый след чар или демонического огня. Но для кого-то, как видишь, оказалось достаточно и этого следа, чтобы пойти по нему.       — Осколки? Их было несколько?       — Два. Во всяком случае, тех, которые видел я. Один остался у меня, другой — у Дункана...       — Моего дяди, да?       Не было нужды ломать голову над тем, кто рассказал ей об этом, — Старлинги, конечно же. Их было слишком много в жизни Тамирис.       — Можно сказать и так, но лучше назвать его моим единокровным братом.       — Так он жив? А какой он?       Дэйгун поднял руку, пытаясь остановить поток вопросов.       — Жив, здравствует и держит портовую таверну в Невервинтере. Насколько мне известно, эта «Утонувшая фляга» — не самое респектабельное место, но, думаю, тебе вполне безопасно будет пожить там хотя бы первое время.       — Что?       — У Дункана немало недостатков; не советую тебе полагаться на него и, тем паче, считать частью семьи, но передо мной у него есть обязательства. Он не сможет отказать тебе в помощи.       — Отец! Погоди, ну погоди же! Что значит «пожить там первое время»?       Дэйгун поднялся, отошел к окну. Залитый солнцем безмятежный сад ничем не напоминал о событиях прошлой ночи, и Дэйгуну вдруг нестерпимо захотелось, чтобы погода испортилась, дождь застучал по навсегда опустевшей скамье, запахло холодом и мокрой пылью, — как в день его собственного последнего путешествия в Невервинтер.       — Осколок нельзя оставлять в Западной Гавани. Кто-то уже посчитал его настолько ценным, что готов разрушить деревню, лишь бы его отыскать; значит, иномирные твари могут вернуться. Мы обязательно должны узнать, что это такое. Забери у Дункана второй осколок и найти мага, которому сможешь доверять... — Он заговорил быстрее, чтобы Тамирис не смогла его перебить. — Главное — уйти из Гавани сегодня же, пока никто не успел тебя хватиться. Завтра я скажу в деревне, что ты отправилась в Уотердип; если Тимора будет благосклонна, мы выиграем время, а твое путешествие будет легким и недолгим. Тебе нужно добраться до Хайклиффа. Я дам тебе письмо к Флинну, капитану шхуны «Двуглавый орел», но если его не будет в городе, — садись на любой корабль, идущий в Невервинтер...       Она все-таки перекрикнула его:       — То есть как, ты скажешь всем, что я сбежала из Гавани, ни с кем не попрощалась и даже похорон Эми не дождалась? Да и зачем мне в Уотердип?!       — Я пущу слух, что в той шкатулке были деньги, которые я копил на черный день; на них я отправил тебя в богатое безопасное место.       — Ты? Пустишь слух? Думаешь, в это кто-нибудь поверит? Да Бивил точно решит, что ты размозжил мне голову и утопил в болоте!       Тамирис прижала руку ко рту, точно испугавшись вылетевших слов, и Дэйгун кивнул, воспользовавшись паузой:       — Что ж, это тоже хорошая версия.       У Тамирис покраснели даже кончики ушей и шея. Она вновь принялась теребить косу.       — Прости, отец, — пробормотала она, не поднимая глаз.       — Я понимаю, тебе горько покидать место, которое ты считаешь своим домом, даже ни с кем не попрощавшись, но безопасность Западной Гавани сейчас превыше всего. Кроме того, ты всегда хотела учиться в Невервинтерской академии, не так ли? Теперь у тебя появится шанс.       Тамирис по-прежнему сидела, не глядя на него. Несколько раз она открывала рот, но, так и не решившись ничего сказать, снова перебирала прядки волос, пока Дэйгун не высвободил истерзанную косу.       — Тебе еще надо собрать вещи.