Ветер перемен
Дует прямо в лицо времени
Подобно буре, что звонит в колокол свободы
Ради спокойствия духа
Пусть твоя балалайка споет о том,
Что хочет сказать моя гитара
Лист хрупкий, вот-вот рассыпется пылью, прямо как и его надежды на лучшую жизнь и справедливость. Нет в мире справедливости, и эти надежды были грязью под сапогом "победителей". Почему же он не послушался отца?.. Бинты на руках зудят. Так и хочется их сорвать. Но в этот раз никто его не спасет, он один. Помнится, в тот раз он зашел далеко и скорее всего перешел бы черту. Но вместо литературной темноты и невесомости, он почувствовал лишь руки вытаскивающие его из заполненого розового моря ванны. А после он забылся спокойным тяжелым сном, без сноведений. А дальше палата, врачи капельница, разговоры для галочки с каким-то психологом и ссылка. Нет, назвали это конечно не ссылкой, а оздоровительным отдыхом на природе в загородной резиденции. А что, вроде неплохо устроился - живет себе на даче, бумаг не заполняет, Москва приезжает каждые три дня привозит еды, передает письма от Укропа, пару раз заезжала Белка. Они классно провели время. Пообщались. Каждый день приезжает кто-нибудь из городов. Проверить, нет, скорее проследить, чтобы не нашел ножей. Глупые, он уже не хочет этого делать. Но за внимание и за искреннее участие спасибо, но где же вы были до этого? Лист смяли, изломали, перемололи в труху. Бинты не окрасились в алый. Может они уже заросли, и его смогут выпустить? Росс сильнее закутывается в колючий плед. Скорее всего, когда он встретится с Укропом, тот его поколотит не смотря на грозный взгляд сестры, прямо как и обещал в записках. - Привет, сосед!- из-за покосившего забора выглянул небритый мужчина, в старой рубашке. У него был отвисший пивной живот, вываливающийся из задрипанных спортивных штанов. В глазах все плыло, сосредоточится на его лице было сложно. Россия кивнул, вновь отвернулся. -Я думал, здесь уже никто давно не живет. А, помню время, здесь раньше один папаня, у него детишек было трое или четверо? Не помню, но как не загляну - полный дом ребят... А сейчас он вроде помер, долго не появляется... А ты здесь, чего? Новый хозяин? Так тот все же помер? Эх, хороший человек был наверное... Он по-хозяйски открыл скрипучую калитку, шел к беседке. Сил возмущаться или прогонять его не было. - Петр Алексеевич Иванов. У него была крепкая мозолистая рука. Рука самого России по сравнению с ней казалась девичьей. Но хватка у Росса была сильной. - Иван, просто Иван. - Ух, силы у тебя что надо, а по виду не скажешь - тощий как черт! Росс приподнимает уголки губ в тоскливой улыбке. Надо быть сильным, нельзя разочаровывать своих детей. - Я чего пришел-то, у тебя соль есть? Вот жена решила что-то засоливать, а соли и нет! Парень привстал на негнущихся цыплячих ногах. Мужчина с живучим интересом и сочувствием смотрел на это. - Совсем не можешь ходить? Ладно давай ты просто скажешь, где она лежит, а я сам зайду. Я не боись, не буду бедного больного студеньтика грабить... - Там, на столе возле печи лежит... Он ушел. "Нечего там грабить" Быть воплощением очень странно, не объяснимо по человеческим меркам. Носить тысячу имен, знать обо всех мыслях своих детей, слышать тысячи голосов. Страной быть сложно, сложно не потерять себя среди множества людей, сохранить свою личность и не потерять невидимую ниточку, связывающую с душой его детей. Например, вот этот вот Петр Алексеевич. Его дети уехали жить в Израиль, он бы сам туда уехал с женой Анюшкой, как он её сам называет, да только детки забыли про своих престарелых родителях. "Такому человеку как вы несправедливо достались такие дети как они" - проносится в мыслях, когда Петр Алексеевич, прощаясь, приглашает на чай после выздоровления. Россия грустно, будто умирающий, улыбается и соглашается. И также быстро проносится: "и вы не заслужили такую хреновую страну как я" *** Они сидят на кухне, за окном шумит город. Ветерок из открытого окна шевелит листики декоративного бамбука. Ноги уже устали, занимели от неудобной позы. На стуле было бы удобнее, но Чи категорически против. На низком круглом столике из темного дерева лежит фарфоровое блюдечко с черникой, темные ягоды темными разводами оставляют сок на губах азиата. Смотреть на сие действо верный способ получить эстетическое удовольствте. Вся фигура Китая: этот свободный алый халат с золотыми разводами гибких тел драконов, спускающийся струями шелка, эти темные, почти черные волосы струящиеся водопадом, огибающие шею и скрывающиеся сзади, эти теплые глаза, будто раскаленное пустынное солнце, эти изгибы сильного тела - так и пышут величием. Для полноты картины не хватает лишь крыльев... - Злодеев никто не любит… И правда на что я надеялся – на каплю признания! Правда, это было глупо?..- Росс неловко отвел взгляд и начал греть резко озябшие руки о чашку с чаем. Непростительно большую чашку чая, разрушающую всю идиллию чайной церемонии; русский слишком упрям. - И зачем я только это тебе рассказываю?.. Китай перехватил взгляд и ласково, по-доброму, как старший брат улыбнулся. - Друзья должны друг-другу рассказывать о наболевшем, разве нет, диди? Росс попытался улыбнуться; получилось плохо. - Значит, у меня не было друзей... Ты считаешь меня своим другом? Я думаю не слишком хорош в этом… А Китай все улыбался как болванчик, прищурившись, но России не казалось это чем-то раздражающим. Напротив эта улыбка казалась искренней, как бы глупо не звучало. Она успокаивала, дарила ласку, как бесконечное, бескрайнее море, где в глубине таится загадочный добрый Лун - ван. Нечета европейским злобным драконам, несущих смерть и похищающих красавиц. Глупое, глупое сердце! Нельзя, глупое сердце, любить, ты уже однажды обожглось, не нужно тебе больше любви, не нужна она тебе, окрыляющая любовь, тебе и здесь, на земле, хорошо. Здесь тебе всегда быть, не полюбит тебя никто так зачем же так глупо лелеять надежду? Злодеев не любят… Парень отвел взгляд, прятался от этих приятных чувств и улыбки за кружкой. Кружкой чая с тремя ложками сахара, что казалось Чи кощунством и издевательством. Таким же издевательством, как и эта глупость русского о нереальности симпатии к нему. - Я думаю мы больше чем друзья. Мы можем стать чем-то больше чем друзья, разве нет? Росс резко испуганно поднял взгляд от крошечных чаинок, мелодично, как гадалки, нашептывающих его будущее. Чи такой странный, опасный, но парень все равно зарделся. - Знаешь, Руру, меня тоже считают не самой приятной личностью, считают меня тираном, ищут в моих поступках второе дно… Русский хмыкнул: «будто это не так…» - Хи-хи-хи, да это так, но я и не стараюсь им угодить, нельзя нравится всем, но я хочу просто сделать этот мир чуточку чище, благороднее. Я верю, что мы можем все жить в мире, каждый может жить в согласии с другими, но мир принимает мои попытки за буффонаду или противостояние с… , не хочу даже начинать говорить об этом идиоте. - Лжеце. Лицемере. Тиране. Всеобщем светиле. - Да. Россия хочет саркастично закатить глаза, но КНР наглым образом перехватывает его ладонь. Слишком много прикосновений. Слишком много молчаливых взглядов. Слишком много недосказанностей, скрывающих ложь, страх и боль. Слишком много моментов, вгоняющих Росса в краску. Слишком много еще чего… Слишком много Китая! Он плотным клубком опутал, заполнив собой все пространство широкой души, не смотря на крик холодного разума об опасности. Воздух стремится в то место, где меньше всего давление и создается вихрь, буря, холодный арктический циклон.. Поэтому когда Чи поддается вперед и касается губ, Россия не отпрянет, не будет едко шутить. Да возможно это все лишь фальш, и это все игра Китая, но Росс чувствует эту ярко красную нить, привязавшую его к потомку древних драконов. Черт, снова красный! Сердце дрогнуло. Надо же, у Китая такие нежные губы, прямо как и его руки. Китай удивленно вскинул брови и сверкнул глазами расплавленного золота на зажмурившегося русского. Где-то в бочонке ребер стало так тепло. Это и есть окрыление любовью? Что ж, это действительно приятно, думается Чи. Россия тот еще лжец. Славянин все - таки что-то чувствует к нему. Когда он отпрянет, он предложит Руру прийти на собрание их маленького клуба по интересам. Тогда Руру посмотрит на него как на дурака, покрутит пальцем у виска, но согласится, искря едкими замечаниями. Потом они захотят продолжить их робкий поцелуй. Ну а пока… У Чи на губах осталась черника, что он так хотел скормить России. Все таки скормил.