Ступени к вершине

Первое сентября выдалось погожим — редкие облака, плывущие по небу, не походили на предвестники дождя, — что, в общем, было неплохо. Волшебники не удосужились ни выложить камнем, ни тем более заасфальтировать дорогу от перрона к замку, так что в ненастье пришлось бы шлёпать до карет по колено в грязи. Мелькор то и дело ловил на себе заинтересованные взгляды из толпы студентов, а Драко, должно быть, получивший инструкции от отца, следовал за ним по пятам. Впрочем, сейчас внимание окружающих вписывалось в замыслы Мелькора, да и, чего скрывать, просто было приятным. Всё было так, как и должно, — разве что раздражающая головная боль, которая преследовала Мелькора с самого лондонского вокзала, после выхода из поезда на свежий вечерний воздух против всех ожиданий только усилилась. Пока студенты рассаживались по каретам — дело тормозила свойственная человеческим детям неорганизованность, — Мелькор задержался, чтобы поближе рассмотреть необычных зверей в упряжи. Ещё при отъезде на летние каникулы он заподозрил — а теперь убедился, — что студенты в большинстве своём не видят этих странных коней и считают, что кареты движутся сами по себе. Сам Мелькор в реальности зверей не сомневался: чем-чем, а галлюцинациями он никогда не страдал — даже во время долгих столетий заключения в Чертогах Мандоса. Крылатые кони были лишены шерсти и неестественно худы — настолько, что напоминали обтянутые кожей скелеты. Но, помимо внешности, что-то ещё притягивало к ним взгляд. Странное чувство на границе сознания... волшебные звери словно были предзнаменованием — знать бы ещё, чего. — На что глазеешь, Поттер? — насмешливо поинтересовался Драко откуда-то из-за спины Мелькора. Тот равнодушно обернулся. Раздражающе неумелые попытки Драко задирать нос, подражая своему отцу, только подтверждали, что он всего лишь избалованный и слабохарактерный ребёнок, делать из которого полноценного союзника не стоит ни времени, ни усилий. Другое дело — Люциус Малфой, занимающий не последнее место в иерархии волшебников. Познакомился Мелькор с ним почти случайно: придя в книжный магазин в день, когда шансы встретить кого-нибудь интересного — и остаться не замеченным толпой — особенно велики. В коротком разговоре Люциус показал себя в меру проницательным, хотя и безосновательно самолюбивым; впрочем, было бы опрометчиво ждать большего от человека. Подозрительно осторожное поведение Люциуса — и неожиданно отчётливое интуитивное знание, всплывшее при взгляде в его глаза — подсказали Мелькору, что отец Драко пришёл во «Флориш и Блоттс» вовсе не из праздного любопытства. Мелкие интриги чистокровных волшебников Мелькора совершенно не занимали, но наблюдать за тем, как прославленный лорд Малфой оправдывается перед мальчишкой, которому едва стукнуло двенадцать, было забавно и, к тому же, познавательно. В своё время Люциус охотно последовал за Волдемортом — о сомнительном прошлом родителей слизеринцев предпочитали не говорить открыто даже в факультетской гостиной, но приверженность Малфоев взглядам Пожирателей Смерти была очевидна — а значит, законность не была его первейшим приоритетом. Но главное, что теперь Мелькор гораздо лучше видел слабости Люциуса, на которых можно сыграть в будущем. Да, если эта небольшая комбинация удастся, Люциус ещё поможет осуществить некоторые задумки Мелькора. А, стало быть, поспешно разрывать отношения с его сыном незачем. — На животных, запряжённых в кареты, — словно объясняя маленькому ребёнку очевидное, сообщил Мелькор; насмешки над Драко — причём заслуженные — были одним из немногих безобидных развлечений, доступных ему в осточертевшей школе. — Как обычно, издеваешься? — недовольно протянул Драко. — Всем известно, что кареты заколдованы, чтобы ехать самим. — Ты заблуждаешься, — спокойно возразил Мелькор. — Кареты везут кони, просто ты, как и остальные, их не видишь. Интересно знать, отчего. — Хочешь, чтобы я поверил в твой глупый розыгрыш? — фыркнул Драко. — Можешь потрогать и убедиться, — лукаво улыбнувшись, Мелькор указал на ближайшего коня, уверенный в его осязаемости. — Ты выставляешь меня идиотом, — тихо прошипел Драко, но не сдержал любопытства и подошёл ближе; медленно проведя пальцами по чёрной коже коня, он поражённо выдохнул: — Так ты не шутил. Значит, в кареты запряжены невидимые лошади? Тогда как ты можешь их видеть? Прежде чем Мелькор успел выдумать неопределённо-загадочный ответ, в разговор вмешался старшекурсник, на мантии которого красовалась эмблема Рейвенкло: — Любуетесь тестралами? Значит, ты, — старшекурсник кивнул в сторону Мелькора, — их видишь? Мальчик-Который-Выжил... и почему я не удивлён? — невесело усмехнулся он и, отвечая на невысказанный вопрос, пояснил: — Дело в том, что тестралы невидимы для всех, кроме волшебников, которые видели и осознали смерть. — Вот оно что, — безо всякого выражения отозвался Мелькор. Объяснение звучало разумно: большинство студентов никогда не были свидетелями смерти. В отличие от Мелькора, который — даже если проигнорировать гибель Квиррелла в июне — видел столько смертей, что и не вспомнить, сам будучи причиной многих из них. — Подожди-ка, когда это ты успел?.. — стоило старшекурснику отойти, спросил Драко и напряжённо нахмурился, размышляя. — Так вот что случилось с Квирреллом! — шёпотом воскликнул он. — Но не мог же ты в самом деле... — озвучить окончание страшной догадки о причине исчезновения Квиррелла в конце учебного года он не осмелился. — Чего только не случается в волшебном мире, — уклончиво ответил Мелькор. Публично — подслушать разговор мог любой студент — признаваться в убийстве, пусть и совершённом из самозащиты, Мелькор, естественно, не намеревался. Но и отрицать всё не хотелось бы. Если Люциус, которому Драко непременно напишет о своих предположениях, посчитает Мальчика-Который-Выжил хладнокровным убийцей, это лишь продвинет планы Мелькора на его счёт. Остаток дороги до замка обошёлся без происшествий, однако Драко ещё долго косился на Мелькора с подозрением. Мелькора же интересовали более насущные проблемы. Например, Локхарт, который — как и анонсировалось на встрече с поклонниками во «Флориш и Блоттс» — занимал за столом преподавателей место почившего Квиррелла; на его лице то и дело мелькала глуповатая лучезарная улыбка. Уроки Защиты от Тёмных Искусств обещали стать тем ещё испытанием. С безмерно самовлюблённым человеком вроде Локхарта было неприятно просто находиться в одном помещении, не то что с ним взаимодействовать — а, учитывая, что его невозможно даже осадить каким-нибудь особенно болезненным проклятием, неприятно вдвойне. Тем временем настырная головная боль никак не отступала. Проклиная очередную слабость человеческого тела, Мелькор тщетно пытался отстраниться от гомона факультетских столов. — Может, хотя бы скажешь, что за дела у тебя с моим отцом? — капризно попросил Драко. Мелькор хмыкнул и повернулся к нему. Настроение к беседам не располагало, но всё лучше, чем наблюдать за выкрутасами Локхарта или вслушиваться в шумную болтовню студентов. — Разве он тебе не рассказал? — с откровенно фальшивым недоумением полюбопытствовал Мелькор. — Тогда, пожалуй, и мне не стоит. — То есть ты не отрицаешь, что вы знакомы. — Больше того, мы познакомились при тебе: в книжном магазине на Косой аллее — но ты, видимо, был слишком увлечён общением с Уизли, чтобы это заметить. А что касается твоего первого вопроса, — добавил Мелькор, как бы вознаграждая Драко за внимательность, — это была наша единственная встреча, так что никаких дел с твоим отцом я не веду... пока. — Опять говоришь загадками, — недовольно буркнул Драко. — Если тебе интересно моё мнение, то ты слишком много хитришь — даже по слизеринским меркам. — Ничуть не интересно, — беззаботно отозвался Мелькор. Он по привычке потянулся к переносице, чтобы поправить очки, но нащупал лишь воздух: контактные линзы, ещё одно полезное маггловское изобретение, оказались подходящим — хотя, разумеется, временным — решением проблемы со зрением. Мелькор рассеянно встретился с Драко взглядом и на мгновение опешил. Драко и не скрывал недовольство, но Мелькор ощутил его эмоции гораздо глубже и точнее — словно зрительный контакт позволил ненадолго заглянуть в разум собеседника. Незнакомое ощущение чем-то напоминало осанвэ. Так неужели?.. Сосредоточившись, Мелькор с удивлением обнаружил, что надоевшая головная боль отступила, а образ, читающийся в сознании Драко, напротив, стал отчётливее. Драко растерянно моргнул — почувствовал вторжение в сознание? — и Мелькор торопливо отвернулся, чтобы приступить к ужину. Ему было о чём поразмыслить. *** Чтобы поймать Гарри между занятиями, Гермионе понадобилось несколько дней. Он то куда-то спешил, то вступал в оживлённый разговор с однокурсниками — а вмешиваться в беседы слизеринцев было последним, чего Гермиона хотела, — то просто исчезал из виду. Достаточно было смотреть на Гарри издали, чтобы заметить, как он изменился за каникулы. Недавняя мрачность бесследно испарилась из его поведения, и, хотя Гарри по обыкновению держал дистанцию от собеседников, в общении он выглядел как никогда живым. Гермиона даже засомневалась, стоит ли спрашивать его о конце прошлого учебного года, напоминая о пережитом, но желание докопаться до истины оказалось сильнее. — О чём ты хотела поговорить? — осведомился Гарри, когда Гермиона позвала его в сторону от скопления студентов возле класса Заклинаний. Заинтригованным Гарри, правда, не казался. Впервые за два месяца оказавшись от него на расстоянии вытянутой руки, Гермиона поразилась, насколько иначе теперь ощущалось его присутствие. Если раньше Гарри был подчёркнуто отчуждённым и закрытым, то сейчас от него исходила спокойная уверенность — только его чувство собственного превосходства и извечная холодность остались неизменными. — Хотела спросить, как у тебя дела, — неловко пожала плечами Гермиона, не понимая, как подступиться к настоящей причине разговора. — Неплохо. — Гарри еле заметно улыбнулся каким-то своим мыслям. — Как... — Гермиона понизила тон, — твои руки? Она — как и вся школа — знала, что Гарри носит перчатки, не снимая. — Как всегда, — сдержанно отозвался он. — Могло быть хуже. — Можешь рассказать, что произошло, когда ты пошёл за Философским камнем? — наконец выпалила Гермиона. — Ты же знаешь: я... — смутилась она, — ничего помню, даже если там и была. — Ничего такого, что бы тебя касалось, — бросил Гарри, отворачиваясь к окну. — Что значит не касалось? — возмутилась Гермиона. — Я имею право знать хотя бы о том, что случилось со мной. — Уверен, что тебе передали мой рассказ об этом ещё в июне. — Гарри задумчиво выглянул из окна, словно высматривая что-то на сырой и холодной осенней земле под стенами замка. — Что до остального... Как говорят магглы, многие знания — многие печали. — Магглы... — повторила Гермиона, услышав в голосе Гарри тень пренебрежения. — Значит, противопоставляешь их волшебникам, как и остальные слизеринцы? — Я не испытываю к ним ненависти, если ты об этом. Но они другие. Этого ты не можешь отрицать. — Гарри снова повернулся к Гермионе, и взгляд его оказался настолько острым, что ей внезапно захотелось опустить глаза — прежде такого никогда не было. — Бесспорно, что волшебники недооценивают их технический прогресс, но дело в ином. Мы способны освоить технику магглов, тогда как наша магия навсегда останется для них недоступна. — И это ставит магглов на ступень ниже волшебников? — уточнила Гермиона, сузив глаза. — В некотором роде, — не стал отпираться Гарри. — Вот, значит, как, — бесцветно сказала Гермиона. — А что насчёт магглорождённых? — Вопросы происхождения волшебников меня не волнуют — я от своих слов не отступаюсь. — Ладно, я тебя поняла. — Гермиона не знала, что ещё сказать и как пробиться сквозь стену, неожиданно вставшую между ней и Гарри. — Тогда, наверное... увидимся? — Конечно. — Гарри кивнул ей напоследок, прежде чем уйти. *** Тишину в директорском кабинете прерывало лишь мерное бряцание отдельных магических инструментов из их множества, заполонившего полки и шкафы. Гарри стоял у дальней стены; он смотрел на сидящего за столом Альбуса неотрывно и очень настороженно — как будто рассматривал того как потенциального противника и пытался просчитать, чего от него ждать. Такое отношение было ожидаемо, но всё-таки не нравилось Альбусу. Он не оспаривал права Гарри — как взрослого человека, каковым, тот, без сомнения, являлся — хранить свои тайны и тем не менее считал, что Гарри проявляет в этом вопросе излишнее рвение. Что возвращало к неприятному вопросу о том, стал ли бы невинный человек так опасаться раскрытия своих прошлых дел и нынешних планов. Однако Альбусу оставалось лишь верить — во имя всей магической Британии, — что причина в банальном природном недоверии к людям. — Как думаешь, зачем я тебя позвал? — прервал затянувшуюся паузу Альбус, надеясь хоть как-то наладить контакт с Гарри. — Понятия не имею, — бесстрастно ответил Гарри. — Профессор Снейп ничего объяснять не стал, только сказал, что вы хотите меня видеть. Неудивительно: Северус предсказуемо воспротивился идее Альбуса, как только о ней узнал. Однако решение об этом разговоре было принято ещё в начале лета — после происшествия с Философским камнем, — и менять его Альбус не намеревался. — Скажи, тебе известно что-нибудь о пророчествах? — спросил Альбус, вставая из-за стола. Да, пришло время для Гарри узнать, что именно предначертало его противостояния с Томом: было бы неправильно утаивать от него сведения, напрямую затрагивающие его будущее. Единственная причина, по которой этот разговор был отложен до осени, — желание Альбуса дать Гарри передышку после серьёзной — даже по меркам волшебного мира — травмы. А Гарри, заслышав о пророчестве, подобрался, и его напряжённая отстранённость мгновенно сменилась сосредоточенностью. — Ничего, кроме факта их существования, — медленно произнёс Гарри, хотя его поведение однозначно говорило об обратном. — Ты веришь в судьбу? — попробовал прощупать почву Альбус. — Мне нет нужды верить, — снисходительно покачал головой Гарри. — Я знаю. Обычно он избегал демонстративно заявлять о своём превосходстве в присутствии старших волшебников, но, похоже, Гарри заинтересовался предметом обсуждения настолько, что его самообладание дало трещину. — Да, жизни некоторых из нас, — продолжил Гарри, очевидно, имея в виду себя, — отчасти, скажем так, подчинены предназначению. Впрочем, о том, верно ли это для вашего народа, — добавил он, смотря куда-то вдаль — будто за пределы не то что замковых стен, а всего мира, — мне неизвестно. Любопытно знать, кого Гарри подразумевал под народом, забывшись и не причислив к нему себя. Волшебников в целом? Если так, то куда он относил самого себя? — Заметь, я говорю не о предопределённости событий, — добавил Альбус. — Всего лишь о том, что в отдельных из них есть доля неизбежности. Причём в каких именно, нередко поддаётся широкому толкованию: даже истинное прорицание в конечном итоге остаётся самой неточной магической наукой. — Верно, — одобрительно сказал Гарри и сделал пару быстрых шагов к столу. — В знании о будущих событиях почти всегда есть элемент выбора. Например, то, как именно воплотить в жизнь пророчество — и стоит ли вообще способствовать его исполнению. Иногда предметом предсказания становится сама суть выбора, но не то, каким он будет... Зачем, в конце концов, нужны пророчества, если не для возможности обратить неизбежные события себе на пользу? Только что увиденное и услышанное необычайно подстегнуло интерес Альбуса к прошлой жизни Гарри. Тот, несомненно, был выдающимся человеком, но в чём именно? — Многие волшебники искали выгоду в пророчествах о собственной судьбе, — предостерёг Альбус, — но большинство из них потеряли куда больше, чем приобрели. И к пророчеству, содержанием которого я хотел бы сегодня с тобой поделиться, это относится в полной мере. — Пророчество... обо мне? — прищурившись, уточнил Гарри. — В том числе. — Альбус махнул рукой в сторону выставленной на стол чаши. — Это Омут памяти, который — помимо прочего — позволяет волшебнику при должном умении демонстрировать свои воспоминания. С его помощью я покажу, как много лет назад стал свидетелем этого самого пророчества. Гарри только молча кивнул. — Ты не спрашиваешь, откуда мне знать, что пророчество настоящее, — заметил Альбус с искренним любопытством. — Это я отличу и на слух, не беспокойтесь, — самоуверенно отмахнулся Гарри. — Пророчество, о котором идёт речь, произнесла Сибилла Трелони. Ты с ней, вероятно, пока не знаком: она преподаёт в Хогвартсе Прорицания, но редко покидает свою башню. По взмаху палочки Альбуса над Омутом памяти из воздуха соткалась полупрозрачная фигура Сибиллы Трелони, погружённой в провидческий транс, и заговорила: — Близится тот, у кого хватит силы победить Тёмного лорда... рождённый на исходе седьмого месяца теми, кто трижды ему противостоял... и Тёмный лорд отметит его как равного себе, но он будет обладать силой, неизвестной Тёмному лорду... и одному из них должно пасть от руки другого, ибо ни один из них не сможет жить, пока жив другой. Призрачная Трелони, подчиняясь жесту Альбуса, растаяла. — Лорд Волдеморт знал только часть пророчества, — добавил Альбус. — Он решил, что ты — тот, кто способен его победить. Именно поэтому он пытался убить тебя в младенчестве — и именно поэтому не оставит попыток сделать этого и теперь. Гарри молчал, то ли осмысляя услышанное, то ли сомневаясь, как много может сказать. — Значит, величайший Тёмный лорд действовал и продолжает действовать, руководствуясь половиной пророчества? — с ядовитой и какой-то хищной насмешкой переспросил он. — Не стоит оценивать его угрозу на одном лишь этом основании, — покачал головой Альбус. — Многие проявляют удивительную недальновидность, когда речь заходит о самых ценных для них вещах. Так, Волдеморт больше всего на свете боится смерти и не смог пройти мимо пророчества, которое предрекало её возможность. Гарри скептически хмыкнул. — Хорошо, что вы мне это показали, — наконец заключил он. — Очень хорошо. Я, знаете ли, привык быть хозяином своей судьбы.